Очки
Брайан Эвенсон

Брайан Эвенсон – автор более десятка художественных книг, совсем недавно вышел сборник его рассказов A Collapse of Horses («Павшие кони»). Трижды был финалистом премии Ширли Джексон. Его роман Last Days («Последние дни») удостоен премии Американской библиотечной ассоциации как лучший роман ужасов 2009 года. Роман The Open Curtain («Открытый занавес») стал финалистом премии Эдгар и премии Международной гильдии ужасов. Трижды отмечался призами О’Генри, получал творческую стипендию Национального фонда поддержки искусств. Живет в Валенсии, штат Калифорния, работает в Калифорнийском институте искусств.

Гейр никогда не носила очков, никогда в них нужды не было, а потом вдруг, в сорок лет, понадобились. Не во всякое время и не на каждый день, не для всего, но точно – для чтения. И стоило только обзавестись очками, как она надивиться не могла, как прежде ухитрялась читать без них.

Поначалу у нее от очков слегка кружилась голова, мир под оправой, казалось, двигался иной поступью. Гейр надевала очки, снимала их, укладывала в футляр и вновь вынимала их из него. Однако попозже мозг ее приноровился и попросту перестал обращать внимание на то, каков окружающий мир, да и Гейр перестала уже замечать особую разницу. Через некоторое время стало легче оставаться в очках, а когда нужды в них не было, взирать на мир поверх стекол.

– Могла бы бифокальные купить, – говорил ее муж. – Или с линзами-прогрессивками. – Сам он бифокальные не носил: делал то же, что и она, стряхивал очки на кончик носа и смотрел поверх них, – и она говорила ему то же самое бессчетное число раз. Поначалу Гейр считала, что муж поддразнивает ее, но потом решила: нет, похоже, действительно думает, что у него на языке то же, что и на уме.

– Просто я эти купила, – отвечала она ему всякий раз точно так же, как и он ей. – Может, когда понадобится новая пара, куплю прогрессивки.

Гейр считала себя либералкой, хотя, попроси ее кто объяснить, что именно она подразумевает под этим, то ответ пришлось бы из нее клещами тащить. Она ходила голосовать, поддерживала всякие обоснованные идеи, проявляла заботу о мире, в котором жила.

Как раз для поддержания одной из таких идей, требования отставки мэра, проглядевшего в своем городе отравление водопровода промышленными стоками, она и оказалась в поезде, направляясь на митинг. Муж поехать не смог, был по работе занят, однако и он тоже считал себя либералом: непременно поехал бы, если б не работа.

Итак, она ехала одна. Поездка рисовалась ей эдаким дружеским пикником в поезде, полном таких же, как она, людей. На деле же поезд оказался почти пустым. В одном вагоне несколько пожилых мужчин, сидя друг против друга, разыгрывали в карты какую-то непостижимую вариацию в джин-рамми. В другом сидели два бизнесмена: один в голове вагона, другой в хвосте, – одинаково одетые и читавшие ту же газету, даже страницы переворачивали, казалось, синхронно.

Гейр переходила из вагона в вагон, над плечом у нее торчал плакат, однако она была единственной пассажиркой с плакатом. Может, все остальные митингующие в складчину на машинах добирались?

В конце концов она обратилась к проводнику. Тот лишь снял свою фуражку, почесал макушку и, наконец, спросил:

– Что еще за митинг? – И, выслушав ее объяснения, поинтересовался: – Леди, как, по-вашему, вы на какой поезд сели?

Гейр села не на тот поезд. Она нетерпеливо ждала у дверей, пока поезд доберется до следующей станции, где она выйдет, сядет на поезд в обратную сторону и попробует еще раз.

Однако когда они наконец-то подкатили к следующей станции, был почти полдень, и Гейр поняла, что ей уже слишком поздно возвращаться, чтобы принять хоть какое-то участие в митинге. А когда поезд остановился, она убедилась, что находится в вагоне, на который не хватает платформы, слишком уж далеко она прошла поезду в хвост. Пришлось бросить плакат и кинуться через проходы между вагонами… она едва-едва успела выпрыгнуть из уже закрывавшихся дверей, и очки, соскочив у нее с носа, упали на рельсы.

Как только поезд отошел, Гейр спустилась и осмотрела то, что осталось от очков. Поправлять уже было нечего. Следующий поезд, как возвещало расписание, размещенное на щите рядом с брошенной будкой билетной кассы, не прибудет до двух часов дня. Гейр решила дожидаться его. Книжка у нее была, зато не было очков. Попробовала читать, но, даже держа книжку на расстоянии вытянутой руки, ей чаще приходилось догадываться, что за слова у нее перед глазами. Вздохнув, она сунула книжку обратно в сумку и пошла поискать, где бы перекусить.

Городок оказался мал и пылен, похоже, состоял он не более чем из единственной улицы, все здания которой были сложены из одинакового бледно-красного кирпича. Единственным местом перекусить оказалась буфетная стойка в уголке аптеки, где продавали лишь молоко, яблочный сок и сэндвичи с тунцом в пластиковой упаковке – все это доставалось из небольшого квадратного холодильника. Хозяин аптеки, тощий пожилой джентльмен, носил очки с толстенными стеклами и был, казалось, удивлен, увидев посетительницу.

Гейр взяла стакан молока и сэндвич с тунцом. Ни то, ни другое изыском не отличались, однако и то, и другое было съедобно. Хозяин стоял у стойки и всякий раз, стоило крошке упасть мимо тарелочки, тут же смахивал ее. То, что стоял он рядом, нервировало Гейр настолько, что ей пришлось вступить в разговор с ним.

– Меня зовут Гейр, – произнесла она и протянула руку, ту, в которой не держала сэндвич.

– Гейр, – повторил хозяин старческим и дрожащим голосом, в котором угадывался иностранный акцент. – Гейр. А это не мужское имя?

– Разве? – откликнулась она. Она и сама не знала. Ей только то и было известно, что это – ее имя.

Хозяин кивнул. И заметил:

– Вероятно, в больнице ошиблись, что-то вроде подмены младенцев какой-нибудь злыдней-медсестрой. – Выговорил он это все так обыденно и благожелательно, едва ли не как шутку, что ей расстроиться-то было трудно. Гейр просто пожала плечами.

Перекусив, она расплатилась и направилась к выходу. По пути обратила внимание, что одна стена аптеки увешана очками. Подойдя поближе, стала разглядывать их, сощурившись, убедилась, что цены поразительно низкие, и еще убедилась, что ни в одной оправе нет стекол.

– Вы линзы по рецептам вставляете? – спросила.

– У вас какой рецепт? – спросил он и, когда она сообщила, кивнул. – Очки для чтения. Не во все разновидности оправ. – И тут же прибавил: – Но во многие из них.

Она выбрала какие-то оправы и принесла их хозяину. Тот внимательно их осмотрел, потом кивнул.

– Очки для чтения, – повторил он еще раз.

Повинуясь какому-то позыву, она возразила:

– Не для чтения, прогрессивки.

Хозяин покачал головой:

– Прогрессивок нет.

– Тогда бифокалы, – сказала Гейр.

Рука хозяина, тянувшаяся к коробке, замерла в воздухе.

– Биофокальные, – произнес он, добавляя лишнюю гласную.

– Бифокальные, – поправила она его.

Однако он, похоже, уже не слышал ее.

– Вам нужны биофокальные? – заговорил хозяин. – Вы уверены, что вам нужны биофокальные?

А поскольку у Гейр была бабушка, которая всегда выговаривала «веритолет», имея в виду «вертолет», не замечая никакой разницы, когда ее поправляли, то Гейр попросту ответила: да.

Пожилой джентльмен за стойкой стал рыться, бормоча сам с собой:

– Биофокалы, она говорит, ей нужны биофокалы, но нужны ли ей они на самом деле? – Он поднял голову и вперил в Гейр пронзительный взгляд. – Женщина с именем мужчины, – произнес он, – я сделаю вам очки для чтения.

– Нет, – упрямо возразила Гейр, – бифокалы.

Старик покачал головой, свел губы в трубочку и воззрился на нее. Однако, когда Гейр взгляд отводить и не подумала, он в конце концов глянул в сторону, пожал плечами и исчез за дверью рядом со стеной с очками.

Какое-то время Гейр полагала, что он ушел совсем, предпочел попросту уйти и больше не появляться, чем сладить ей бифокальные очки. Она то и дело поглядывала на часы. Прошлась по аптеке, но ничто не привлекло ее внимания. Уже совсем было собралась уходить, когда вновь появился хозяин с коробочкой в руке.

– Вот, пожалуйста, – сказал он. – Биофокалы.

Однако когда она попробовала взять очки, хозяин по-прежнему удерживал коробочку, говоря:

– Вы обязаны знать: вы будете видеть, но и вас также будет видно. Возможно, лучше все же очки для чтения? – Но потом выпустил коробочку из рук, она схватила очки и поспешила на платформу, чтобы успеть на поезд. И только после того, как поезд уже тронулся, сообразила, что так и не заплатила за эти очки, дивясь тому, что хозяин аптеки не попытался ее остановить.

В отличие от предыдущего, этот поезд был набит битком. Все места были заняты, и в проходах топталось полно людей, державших равновесие тем, что хватались за спинки сидений.

Поскольку сидеть и читать она не могла, Гейр оставила коробочку с очками в сумке. Езда обратно в толкотне и духоте, если честно, выматывала чертовски, и к моменту возвращения на станцию своего родного городка, Гейр понимала: даже если бы у нее доставало сил продолжить путь и вовремя добраться до места митинга, она этого не сделала бы. Вымоталась вконец.

Сойдя с поезда, она добралась до своей квартиры. Время почти четыре часа. Муж придет домой только через час.

Гейр легла на кровать, закрыла глаза, просто на минуточку, на секундочку передохнуть.

Когда она пробудилась, у кровати над нею стоял ее муж, повторяя ее имя.

– Гейр, – звал он, – Гейр, Гейр!

– А это не мужское имя? – спросонья спросила она, а потом вспомнила, что это ее имя. Какое-то время лицо его было лишено всякого выражения, потом он произнес:

– А ну-ка, давай шутки в сторону. Ты хочешь приготовить настоящий ужин или мне открыть банку с супом?

Она выбрала, чтобы он приготовил суп. Встала, потянулась и пошла к раскладному дивану. Извлекла из сумки коробочку с очками, а заодно и книжку и устроилась читать.

Однако, раскрыв коробочку, обратила внимание: какие-то эти очки странные. Они не были в той оправе, какую она выбирала, а в какой-то чуть более витиеватой, вычурной. Когда она очки поворачивала, линзы как-то странно сверкали, словно были выложены почти невидимыми прозрачными чешуйками. Сбоку на дужке оправы было отштамповано слово «биофокалы» – с лишней гласной «о». Название бренда, может? Может, поэтому старик, у кого она купила их, все время говорил «био-» вместо «би-»?

Повертев очки в руках, Гейр надела их. Кажется, подошли отлично. Увеличение четкое. Может, расплывчато немножко, но вполне сгодятся, во всяком случае, пока она другую пару не купит. Однако очки точно не были бифокальными. Увеличение было одинаковым, в каком месте она сквозь них ни глядела б.

Она прочитала странички полторы, когда уловила какое-то мимолетное движение, и глянула поверх очков, ожидая увидеть мужа. Однако то не был ее муж, никого вообще не было. Однако, когда Гейр вновь опустила взгляд на книгу, – вот оно опять. Глянула вверх и поверх. Нет. Вновь глянула вниз. Да. Что-то такое, что она могла разглядеть только в очках. А значит, что-то попало ей на стекла.

Сняв очки, Гейр протерла стекла полой рубашки. Поверхность линз не была идеально гладкой, а просто слегка неровной. Видимо, это и придавало стеклам чешуйчатую видимость. Гейр опять надела очки. Ничего такого. Она вернулась к чтению.

Абзац одолела – опять, будто промелькнуло, призрачное движение по верхнему сектору того, что взор охватывал. На этот раз вместо того, чтобы просто поднять взгляд и посмотреть поверх очков, она, вскинув голову, глянула через очки.

Что-то такое виделось. Или нет, ничего не было. Просто как отпечаток чего-то, странность какая-то в воздухе, вроде кляксы или пятна. Что это? Она обвела взглядом комнату и заметила нечто похожее в нескольких других местах, какое-то обесцвеченное пятно плавало в воздухе, словно бы что-то почти было там, но – не было. Она вернулась к первоначальной странности, всмотрелась тщательно, но так и не сумела сделать ее для себя хоть на капельку менее странной. Может, вообще ничего, может, просто с линзами что-то, неровность стекла дает о себе знать при определенном освещении.

Она вглядывалась, щурилась, голову немного набок склоняла, и так получалось, будто что-то вдруг, наваливаясь, вырисовывалось из ниоткуда. Гейр резко откинулась на спинку кресла, книга упала на пол. Что ей привиделось? Нечто большое и бесформенное, очень темное, как чернила. Желеподобное и беззвучное, двигавшееся так, что можно бы счесть это живым, и, когда она точно повернула голову, как нужно, словно бы пеной, сочащейся из прорехи на ткани мира сего. Было похоже на то, когда, зайдя за угол, вдруг видишь такое, чего быть там никак не могло.

Однако не это взбудоражило Гейр – хотя бы всего лишь частично. То, что взбудоражило ее по-настоящему, находилось прямо у нее за спиной, нечто, лишь мимолетный проблеск чего всего на секунду попал в поле ее зрения. Ведь там, где первое нечто больше напоминало аморфное облако, здесь оно было скорее тенью, длинной и очень темной, до того темной, что было бы похоже, будто она в дырку смотрит, если бы не два громадных провала зияли там, где полагалось бы быть глазам. Сквозь эти провалы Гейр были видны части ее собственной гостиной. Нечто было в грубом приближении гуманоидом по форме, с похожими на человеческие конечностями, если не считать пальцев, бывших вдвое длиннее того, что пальцам положено, и шевелившихся во все стороны. На голове тоже было нечто, что Гейр поначалу приняла за что-то вроде бороды, однако, когда нечто повернулось, она поняла, что подобной бороды в жизни не видела. Казалось, ее образовывала извивающаяся масса каких-то выростков, отростков, щупальцев: точно сказать она, мельком видевшая один лишь силуэт, была не в силах.

Все это перепугало ее. Однако больше всего ее напугало другое: если облакообразное нечто, по всему судя, не замечало ее, Гейр, присутствия, то это – замечало. Когда женщина вздрогнула, поразившись, что видит это нечто, оно тоже вздрогнуло, поразившись тому, что видит ее.

Предоставив очкам лежать на коленях, Гейр разглядывала их, понемногу убеждая себя, что она вовсе ничего не видела. Устала, целый день моталась туда-сюда, вот глаза и преподносят ей фокусы.

Через некоторое время она уверилась в этом. И снова надела очки.

И вот оно опять! На этот раз четче, словно бы мозг уже приучился видеть через новые очки. Не излучающее света тело, очень тощее, очень высокое, с дыроподобными глазами, которые теперь придвинулись к ней и вправду очень близко. Это нечто находилось прямо перед ней, оно склонилось, разглядывая ее. Не успела Гейр предпринять что-нибудь, как оно согнулось и слегка стукнуло ей по очкам.

Гейр прошила дрожь, она смахнула очки, отбросив их на диван. Она почувствовала это. Даже не то чтобы почувствовала, а как будто некая непонятная энергия пробежала сквозь нее. Она уставилась на очки, раздумывая, что ей теперь делать с ними.

И тут вдруг очки пропали. Секунду назад были тут, а теперь исчезли. Не сводя глаз с места, где они лежали, Гейр, вытянув руку, ощупала его, но там ничего не было.

Однако минуту спустя очки опять вернулись. Потянувшись, она коснулась их, и – снова дрожь прошила. Очки были влажные, липкие, слегка теплые, словно бы у кого во рту побывали.

Трясущимися руками Гейр взяла их – по стеклышку в каждую руку. И была уже готова сломать оправу, когда услышала голос мужа:

– Ты что делаешь?

Она застыла. Стала объяснять:

– Очки эти, с ними что-то не так.

– Это еще не повод их корежить, – сказал муж. – Можешь просто отнести обратно и заменить. А что с ними не так? – Пошел к ней, протягивая руку: – Дай-ка их сюда.

Нехотя она отдала ему очки. Увидела, как он, прищурившись, глянул на них, нахмурился, сказал:

– А они тяжелые. Отчего это они мокрые?

– Я… – начала Гейр, но муж развел дужки и поднял очки к лицу. – Не надо… – только и успела она сказать, а очки уже сидели у мужа на носу, глаза его смотрели в линзы, брови по-прежнему были нахмурены.

– Что же с ними не так? – спросил муж. – Насколько могу судить…

И на этих словах его из воздуха будто корова языком слизала, он просто пропал, не издав ни звука.

Гейр ждала. Не знала, что еще могла бы делать, как не попросту ждать. Кому ей было рассказать об этом? Никто бы не поверил. Раньше очки опять вернулись, может, и муж тоже вернется, влажный и теплый, но по-прежнему живой.

Однако он не вернулся. Свет померк, а она все сидела в удлиняющейся темени, просто ждала. Когда ей стало что-то чудиться в тенях, она встала и включила свет, от которого стало меньше теней, в каких ей могло что-то почудиться.

Раздалось легкое звяканье. Опять появились очки – на полу на этот раз. Обе их дужки были перекручены и погнуты, а на одном из стекол запеклась капелька крови.

Но больше никто никогда не видел ее мужа. То есть никто, кроме Гейр, ведь и она опростоволосилась, почти неосознанно поднеся очки к глазам: посмотреть, что сталось с мужем. Ее тоже больше никому никогда не увидеть.