Глава 17
По следам дедушки Ихтиандра
Рыбак рыбака видит издалека.
Галилео Галилей
Томительное ожидание закончилось только в одиннадцать вечера, когда прятавшееся за облаками солнце, наконец, уползло за горизонт и стало темнеть. Дождь к этому времени начался вновь, а в придачу задул западный ветер, сильный и необычайно холодный.
– Думаю, нас уже не разглядят на фоне берега, – сказала Ангелика. – Можно двигать.
Мы навьючили на себя рюкзаки, выбрались из пещеры и принялись спускаться туда, где волны с шумом облизывали блестящие валуны. Спуск, хоть и затянулся, прошел благополучно, а внизу удалось отыскать среди скал довольно ровный пятачок, где мы и расположились.
Из обычных рюкзаков извлекли другие, водонепроницаемые, которыми пользуются дайверы. Набили их взрывчаткой, одеждой и прочим барахлом, что обязательно пригодится на острове.
Облачились в гидрокостюмы, ласты и маски, обвешали себя всякими хреновинами.
– Ну, вперед, – сказала Ангелика, оглядывая наши геройские, хотя и слегка посиневшие от холода рожи. – Держитесь прямо за мной. Я время от времени буду подсвечивать фонарем.
И она первой вошла в ледяную даже на вид воду.
Накатившая волна едва не сбила меня с ног, вторая только качнула, а затем я понял, что уже достаточно глубоко, и опрокинулся на спину. Перевернулся, продул трубку и проверил, как функционируют баллоны. Когда выяснилось, что все в порядке, я зашевелил ластами и вслед за нашей шпионкой устремился в глубину.
Рядом оказался Бартоломью, а Харальд даже вырвался вперед.
Под водой царила тьма, но фонарик в руке Ангелики время от времени помаргивал, и мы ориентировались на него. Проблема состояла исключительно в том, чтобы белокурая бестия сама не сбилась с курса.
А потом я неожиданно понял, что вокруг становится светло.
Мягкое изумрудное свечение поднималось снизу, будто исполинские вьющиеся пряди полупрозрачных водорослей. Толща воды начинала играть зелеными искорками, и заполнявший ее мрак отступал все дальше и дальше.
Глянув вниз, я обнаружил, что дно фьорда покрыто настоящими развалинами: торчали обломки колонн, тянулись отрезки уцелевших стен, груды кирпича вздымались на месте полностью разрушенных зданий, виднелись постаменты из черного камня, а рядом – некогда стоявшие на них статуи.
Иные были разбиты вдребезги, другие представляли собой мешанину фрагментов, третьи сохранились в целости.
На человеческий взгляд они выглядели жутко – перекошенные мешкообразные страшилища, переплетения щупалец и жил, бесстыдно торчащие отростки, рога, когти и зубы. Одни напоминали лягушоидов, с коими мы имели дело в Кракове и около Бергена, другие вовсе ни на что не походили, и один вид их вызывал тошноту и отвращение.
Улицы, вдоль которых выстроились руины, тянулись в глубь моря, и там угадывались очертания громадных сооружений, смахивавших на склоненные и искривленные многоэтажные дома. Составлявшие их исполинские каменные глыбы казались нетронутыми, и из глубоких впадин, овальных и круглых, мало похожих на окна, глядела злобная, алчная тьма.
Мне вспомнилось видение, где я едва не оглох от жуткого вопля: «Хтул-лу!», изданного тысячами призрачных глоток, и голос, произнесший: «Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет».
Неужели это он, «мерзостный город Р’лайх, что ныне погружен в бездну моря», о коем говорил Ицхак бен Шломо? Бывшие владения Пожирателя Душ, Великого Кхтул-лу, в центре которых лежит его гробница?
Но почему никто не наткнулся на них раньше, никто не заметил во время промеров дна?
На мгновение подумалось, что у меня вновь начались галлюцинации, что древний город вижу я один. Но нет, вот Ангелика приостановилась, вот коллега вздрогнул и перестал шевелить ногами, Антон повернул голову, и мне стали видны его удивленные, вытаращенные глаза.
Наша шпионка развернулась, облаком взвихрились в воде ее светлые волосы.
Я указал вверх – поднимаемся?
Она помотала головой и махнула рукой, предлагая следовать за собой.
Харальд вздрогнул еще раз, а затем повернулся и устремился в глубину, туда, где на перекрестке валялись остатки статуи, изображавшей нечто вроде помеси паука с осьминогом.
Что за ерунда? Куда это он?
В следующий момент я понял, что слышу негромкий, но сладостный зов. Он проникал в мозг не только через уши, а через все тело, и тянул туда, вниз, к чудесам и тайнам. Смущал, сбивал с толку и зачаровывал, говорил, что можно сорвать эту глупую маску, сбросить баллоны.
Твою мать, это не просто развалины, а громадная ловушка!
Я повернулся к Бартоломью и увидел, что удивление на его физиономии сменяется экстазом, и что он тянет руку к лицу с очевидным намерением избавиться от маски.
Сделать стремительный рывок в воде не так легко, но у меня это получилось, и я схватил Антона за запястье. Худред взглянул на меня с недоумением и гневом, и мне пришлось сцапать его и за вторую руку. Нас развернуло, и я обнаружил, что Ангелика догнала Харальда и потащила его вверх.
Коллега брыкался, но это мешало белокурой бестии так же, как дорожному катку – нитка.
Я поймал взгляд Ангелики, и она решительно ткнула вверх – давай на поверхность, там разберемся. Я приобнял Бартоломью, чтобы он не мог шевельнуться, и заработал ластами.
Шепчущий зов ослабел, сияние померкло, и мы вынырнули во мраке, среди волн. Возносящийся в небо темный утес берега обнаружился позади, а впереди – огоньки на Фьярое.
– Антон! – рявкнул я, выплюнув загубник. – Очнись, дурилка картонная! Или тебе в морду дать?
– Я в порядке. Да… ай-яй-яй, – пробулькал он, и по голосу я понял, что наш худред-фотокор на самом деле пришел в себя. – Мне показалось, что я слышу… сирен, они звали меня поиграть, поплавать…
Соседняя волна с плеском разбилась, и из нее появились две головы.
– Как он? – спросил я, подгребая к Ангелике.
– Сопротивляться перестал, и это уже хорошо, – ответила она. – Что это за ерунда там, внизу? Тут не должно быть никаких развалин! Это все нам мерещится? Какие-нибудь заклинания?
– Не думаю, – я потряс головой. – Это Р’лайх, и нам «повезло» увидеть его вживую.
Харальд избавился от загубника и залопотал по-норвежски, и только через пару фраз перешел на английский:
– Что это? Почему мы наверху?
– А ты ничего не помнишь? Зачем ты ко дну двинулся? – осведомилась наша шпионка.
Коллега замолк, а затем принялся бормотать что-то о колоннах из света и о чудесных вратах, за которые обязательно нужно заглянуть.
– Вот что, братцы и сестрицы, – прервал я его. – Эта древняя хрень, что под нами, источает злобу и ложь, как цветок – сладкий запах. Вы увидите еще не то, и не только увидите, но и услышите, и почувствуете. Но постарайтесь держаться и просто плыть вперед.
– Я попробую не поддаваться, – сказал Бартоломью, а Харальд буркнул: «Ага».
– Ну все, двинулись. Не тратим время, – Ангелика привела амуницию в порядок и нырнула.
И вновь, едва мы погрузились метра на три, из глубины пошел мерцающий свет. Проявились из мрака руины, покосившиеся стены, покрытые трещинами фундаменты, грандиозные, но рухнувшие изваяния. Зашептал в голове сладкий голос, призывая отдаться желаниям, обнажить тело и душу.
Видения обрушились на меня сверкающим водоворотом – бронированные акулы ринулись со всех сторон, превратились в прекрасных девушек, со дна забили разноцветные фонтаны.
«Хрен вам», – злорадно подумал я, продолжая упорно одолевать метр за метром.
В один момент Антона накрыло, и он замер на месте, раскинув руки и ноги, точно изображая морскую звезду. Но справился на этот раз сам и даже успокаивающе махнул мне – мол, все в порядке.
Когда внизу, в развалинах грандиозного здания, шевельнулось нечто темное, большое и продолговатое, я решил, что это очередной глюк. Но шевеление повторилось, тварь, похожая на громадного рака с человеческой головой, выползла на открытое место, и я с ужасом понял, что она вполне реальна.
Что-то в ней было общее с тем монстром, что выходил на берег в Голландии: ужасающее сочетание несовместимого, искаженные пропорции и разумная злоба в глазищах.
Я попытался нашарить карман джинсов с Печатью, но в гидрокостюме его не оказалось.
Вполне человеческая физиономия чудовища исказилась в жуткой ухмылке, оно вытянуло клешни размером с оглоблю и неспешно двинулось вверх. И тут же из-за черной, утыканной колоннами пирамиды выдвинулась еще одна тварь – круглая, вся в щупальцах.
Ангелика развернулась, в руках ее оказался «Вулкан», способный стрелять и под водой. Глухие хлопки ударили по ушам, окутанные серебристыми пузырьками «пули» устремились к цели.
На мгновение мне показалось, что начиненные отравой ампулы светятся, как та нить из звездочек, которая жаркой хайфской ночью не дала мне сгинуть в пучине жутких видений. А затем очередь поразила цель, и ракочеловек задергался, приостановился, из дыр в его плоти ударили темно-бурые струи.
Второго монстра встретил соединенный огонь трех автоматов, и страшилище сочло за благо ретироваться.
«По тому уроду мы палили-палили, и без толку, – подумал я, глядя, как чудище с рачьими клешнями опускается на дно, как судорожно щелкают его конечности. – А сейчас все по-иному».
Не иначе как старый ребе из Цфата опять помянул нас в молитвах.
Больше никто на нас напасть не посмел, а вскоре дно начало подниматься, развалины закончились, и зеленый свет померк. Белокурая бестия вновь пустила в ход фонарик, и, ориентируясь на него, мы одолели последние метров тридцать.
Приподняв голову над водой, я обнаружил берег в дюжине шагов, и не просто берег, а довольно крутой откос, закрывающий нас от обзора со стороны домов.
– Прибыли, – сказала вынырнувшая рядом Ангелика. – Действуем согласно плану.
Оказавшись на суше, мы переоделись, а затем замаскировали барахло для подводного плавания в зарослях кустарника. Заменили обоймы в «Вулканах», разделили брикеты «смеси» и разошлись в разные стороны. Бартоломью и Ангелика двинулись к трансформаторной подстанции, а мы с Харальдом – к причалам.
– Слушай, – прошептал норвежец, когда мы свернули от берега в глубь острова, – а что за существа встретились нам там, под водой?
– Галлюцинации, – ответил я. – Позитивная наука существование таких тварей отвергает.
Видно было хреново, мешала не только темнота, но и дождь, и приходилось напрягаться, выбирая, куда поставить ногу. Отвлекаться на посторонний разговор мне не хотелось, но упорный скандинавский коллега не отставал:
– Но откуда они взялись? Мутации из-за сваленных в океан радиоактивных отходов?
– Тихо! – цыкнул я, поскольку мы взобрались на откос, и открылась обитаемая часть Фьяроя.
Справа виднелась скупо освещенная гавань с причалами, торчавший около нее пункт связи напоминал гриб. Дальше от моря горели огни в домах, и на вершине небольшого холма сиял особняк Шоррота.
Охраны видно не было, но мы знали, что в светлое время патрули обходят территорию «исследовательского центра» каждые пятнадцать минут. Ночью, скорее всего, действует особый график, но как он отличается от дневного, возможности узнать у нас не имелось.
– И все же откуда… – продолжил гундосить Харальд.
– Тихо ты, потом поговорим, – одернул я его. – Сейчас у нас есть цели для минирования. Или ты забыл?
Коллега пристыженно умолк, и мы зашагали дальше, но вскоре были вынуждены шлепнуться на сырые камни, поскольку около причалов показались двое охранников в блестящих дождевиках. Поводив фонариками по сторонам, они перекинулись несколькими фразами – до нас донесся взрыв хохота, – обогнули пункт связи и двинулись в сторону жилых домов.
– Отлично, давай дальше, – буркнул я и вскочил на ноги, не обращая внимания на боль в разбитом локте.
Ушибы считать потом будем, как и вертеть дырки для орденов.
Сделав еще рывок, мы залегли около самой гавани, за большим камнем, и принялись разглядывать наши цели – причалы и пункт связи. Уничтожим первые – прервем сообщение Фьяроя с материком, ликвидируем второй – лишим Шоррота возможности вызвать помощь. А если еще и Ангелика с Антоном преуспеют у вертолетного ангара, ветряков и подстанции, тогда остров вообще окажется без коммуникаций и электричества.
– Вроде никого, – сказал Харальд.
Дождь тихо сыпался в лужи, рокотали волны, слегка покачивались пришвартованные катера – два «Протектора» и два прогулочных, белых, вроде «Полариса», только еще понтовее.
– Да, – согласился я. – Ну что, я к пункту связи, ты прикрываешь. Готов?
– Готов.
Я несколько раз глубоко вздохнул, поднялся и побежал к утыканному антеннами грибообразному строению. Стараясь не особенно шуметь, преодолел освещенный участок и прижался к стене под одним из окон.
Оно светилось, изнутри доносился приглушенный бубнеж – работал телевизор, а смотрел его наверняка дежурный связист или оператор, отвечающий за управление патрульными суденышками.
Вытащив брусок смеси, я прилепил его на уровне земли, воткнул взрыватель и раздавил кончик.
Ну, вот и все, пора возвращаться к валуну, за которым ждет Харальд.
Басистый голос, прозвучавший, как показалось, над самым ухом, заставил меня вздрогнуть и вцепиться в автомат. Я уловил шлепающие шаги, а затем и второй голос, более мягкий и тихий.
Двое парней в куртках и кепках показались на дорожке, ведущей от домов к причалам.
Они оживленно обсуждали что-то, по сторонам не глядели и только поэтому меня не заметили. А я, молясь всем богам, включая Кхтул-лу, чтобы у коллеги выдержали нервы, заполз за угол пункта связи и там затаился.
Шаги загромыхали по причалу, звякнуло, голоса затихли, чтобы тут же зазвучать вновь. Обладатели курток и кепок, похоже, просто забыли что-то на катере, потому и пришли. Они вновь прошагали мимо, и я, выглянув из-за угла, обнаружил удаляющиеся силуэты.
Выждав еще несколько минут, я вернулся за валун.
– Все получилось? – спросил Харальд.
– А то, – ответил я немного самодовольно. – Хорошо, что ты не начал палить.
– А я и не собирался, – признался коллега, настоящий образец скандинавской выдержки. – Вот если бы они тебя заметили…
После небольшой паузы мы заминировали катера, и тут все прошло гладко, как по маслу. Четыре суденышка получили по незапланированному проектом «довеску», и мы направились обратно.
Глянув на часы, я обнаружил, что время подходит к двум ночи.
Еще минут шестьдесят, и начнет светать. Хотя над Фьяроем рассветет даже раньше, когда к небу поднимутся огненные столбы взрывов.
– И все же откуда взялись эти твари? – поднял коллега так и не закрытую тему.
– Откуда я знаю? Я не биолог, – ответил я немного раздраженно. – Хотя тут и биолог не поможет. Нужен какой-нибудь шизанутый специалист широкого профиля, читавший «Некрономикон» и разбирающийся в палеонтологии и генетике.
В бухточке, где мы высаживались, никого не оказалось, но это меня не удивило и не встревожило – маршрут у Ангелики более длинный, хотя и менее опасный, плюс «хвост» в виде Бартоломью. Так что подождем, покурим, поплюем в потолок, позволим себе немножко расслабиться.
Белокурая бестия и худред, волей судьбы ставший фотокором, объявились через десять минут.
– Вот и мы, – сказала Ангелика, бесшумно возникая из мрака. – Как у вас дела?
– Все сделано, – доложил я. – Как Антон, не посрамил славное имя советской журналистики?
– Нет… – Она резко повернулась, и я тоже уловил донесшийся сверху, с откоса, шорох.
Болезненно яркий свет ударил с нескольких сторон, и я на мгновение ослеп. Дернулся было, намереваясь укрыться в том кустарнике, где мы спрятали снаряжение, но передумал.
Вряд ли парни, застукавшие нас, вооружены только фонариками и уйти просто так мне не дадут.
– Не стоит делать резких движений! – насмешливо произнес по-английски гулкий мощный голос, тот самый, что я слышал один раз, в московском офисе ЦСВ, но запомнил навсегда. – Вы под прицелом и деваться вам некуда.
Глаза привыкли, и я определил, что светят на нас сверху, с откоса, а также с обоих флангов. Да, следовало признать, что мы попались, будто та мышка, что польстилась на запах сыра.
– Любопытно было понаблюдать за вашими метаниями по острову, – продолжал наш лысый «друг». – Посмотреть, какой именно план вы изберете, чтобы навредить мне. План оказался неплох, и мне даже жаль, что вам не удастся воплотить его в жизнь. А теперь положите оружие на землю.
Харальд заговорил по-норвежски, громко и горячо.
– Браво, мистер Иверсен, – сказал Шоррот, когда коллега замолк. – Из вас вышел бы неплохой агитатор. Какие фразы! Какая экспрессия! «Знаете ли вы, кому служите? На его руках кровь десятков жертв! Опомнитесь». Я впечатлен. С обычными людьми это могло сработать, но здесь только те, кто всем сердцем предан Церкви Святой Воды и мне лично. Бросайте оружие!
В голосе прижучившего нас засранца звякнул металл.
Я поймал взгляд Ангелики, удивленный, но вовсе не растерянный. Она едва заметно кивнула. Следуя примеру шпионки, очень медленно снял с шеи «Вулкан» и положил его наземь.
– Замечательно, – произнес Шоррот, когда Харальд повторил наш маневр. – Ларс, заберите оружие и обыщите их!
Люди с фонарями задвигались, двое оказались рядом со мной. Один подобрал автомат, другой охлопал меня от шеи до лодыжек. Спрятанную в кармане Печать он не обнаружил, да и вообще ничего интересного не нашел.
– Эй, куда?! Это фотоаппарат! – воскликнул Антон, с шеи которого сняли его «Никон».
– Теперь это наш военный трофей, мистер Бартлов, – судя по тону, перешедший на русский Шоррот улыбался. – Не бойтесь, мы не причиним ему вреда и с большим удовольствием посмотрим сделанные вами снимки.
«Ему не причините, – подумал я. – А вот нас прямо тут и кокнете».
– Все чисто, оружия больше нет, – на английском доложил один из типов с фонарями.
– Прекрасно. Ведите их в комнату для собеседований. – Наш лысый «друг» сделал паузу и добавил: – Да, чтобы не оставалось никаких недомолвок. Установленные вами мины мы обезвредили. Замысел ваш был неплох, и сработал бы, охраняйся Фьярой только обычными, человеческими средствами.
И что будешь делать с этим гнусным колдуном?
Чтобы попасть в комнату для собеседований, нам пришлось пройти около пятисот метров до ближайшего входа в подземелье, расположенного рядом с ВПП, затем спуститься по узкой, слабо освещенной лестнице и миновать коридор, более похожий на щель.
Когда металлическая дверь со скрипом открылась и вспыхнула лампочка под потолком, я понял, какого рода собеседования нам предстоят. Блики заиграли на вмурованных в стену цепях с кольцами наручников, забегали по дверцам шкафов, на полках которых лежала всякая металлическая дрянь вроде сверл и тисков.
– Ну, я в такие игры не играю, – буркнул я, когда меня деловито и быстро приковали к стене.
Руки распялены, ноги зафиксированы, только голова свободна.
– Об этом надо было подумать раньше, мистер Патриарших, – сказал вошедший в комнату Шоррот. – В тот день, когда вы только решили перейти мне дорогу или хотя бы в тот, когда вы поняли, кто я.
Вместе с лысым дедуганом явился запах – чудовищная и отвратительная смесь дорогого одеколона и тошнотворной вони. Мне вспомнились слова пана Твардовского: «Где и как он получил Печать на плоти, я не знаю, но теперь Джаван не таков, как обычные люди».
Парфюмом наш «друг» пытался замаскировать смрад, источаемый его плотью, которая претерпела некие странные изменения. Получалось это у него, честно скажем, не особенно хорошо.
Уловившая «аромат» белокурая бестия нахмурилась, Бартоломью побледнел, и даже невозмутимый Харальд нервно икнул.
– Ничего, придется потерпеть, – прошипел заметивший нашу реакцию Шоррот, и черные глаза его сузились. – Уж очень я хочу с вами побеседовать, исключительно сильно жажду пополнить свои знания.
– Пытать будете? – спросил я, глядя, как двое крепких парней приковывают Ангелику напротив меня.
«Парковочных мест» тут имелось шесть штук, так что хватало на всех.
– Нет. Зачем? – покачал он головой. – Вы мне все сами скажете. Вообще-то, нужно бы расспрашивать каждого из вас поодиночке, дабы вы не знали, что говорят другие, но я выше этих условностей.
– Готово, – доложил тот же парень, что говорил на берегу, похоже, тот самый Ларс.
– Отлично, идите. – Шоррот выждал, пока закроется дверь, и повернулся к нам. – Что ж, начнем.
Сделав два шага, он остановился напротив Харальда и посмотрел ему в лицо. Коллега, сильный и стойкий мужик, задрожал, как нервная барышня при виде змеи, на лбу его выступил пот.
– Вы не более чем пешка, мистер Иверсен, – Шоррот покачал головой и развернулся к Антону.
Я напрягся, ощущая, что сейчас с нашим худредом произойдет нечто страшное – мозг вытечет через уши или вырастут рога. Но Бартоломью только засопел, да еще покраснел, точно его застигли за подглядыванием в женской бане.
– Тут всего много, да только понимания мало, – прокомментировал наш «друг» и занялся Ангеликой.
Железная леди версии джуниор выдержала его взгляд бестрепетно.
Шоррот улыбнулся ей почти сладострастно, после чего настала моя очередь. Черные и в то же время светящиеся пронзительные глаза уставились мне в лицо. Я честно попытался не думать ни о чем, выключить мысли, но от этого они только сильнее затрепыхались.
– Как и следовало ожидать, – Шоррот глубоко вздохнул. – Ну что, мистер Пат, лучше расскажите все сами. Я могу высосать ваш разум силой, опустошить его, но мне не хотелось бы этого делать.
– Готов поведать вам много интересного, – заявил я. – Вот помню, мы с одной девицей, Маша ее звали, как-то залезли на телебашню. Грудь у нее еще была замечательная такая, у барышни, не у башни…
Предводителя дворянства, в смысле сектантства, аж перекосило от злости.
– Не надо корчить из себя дурака! – рявкнул он. – Я хочу знать, чего вы хотели добиться, мешая мне?
– Разве это не очевидно? – я посмотрел на него добрым взглядом учительницы, объясняющей правила арифметики безнадежному дебилу. – Чтобы древние мертвые уроды, которым ты поклоняешься, так и продолжали оставаться мертвыми. Чтобы Кхтул-лу видел приятные эротические сновидения, а не пытался выстроить Нью-Р’лайх где-нибудь в Китае или Канаде.
Я ожидал чего угодно – холодного равнодушия, злобы, гнева, но никак не смеха.
Шоррот же не просто захихикал, он захохотал, сотрясаясь всем телом и сгибаясь в поясе.
– От общения с тобой, Пат, даже рехнувшийся древний колдун еще раз с ума сойдет, – осуждающе сказала Ангелика.
– Я не виноват, все случайно вышло… – принялся оправдываться я.
Глава Церкви Святой Воды наконец успокоился и посмотрел на меня.
– Я богат, обладаю властью, причем эта власть постоянно растет, могущество и знания мои увеличиваются, – начал он разливаться соловьем. – Я надеюсь прожить еще не одну сотню лет и получить от жизни массу удовольствия. А если Древние вернутся, воссядут на своих тронах в ледяном Кадафе, представляешь, что тогда будет?
При одной мысли о том, что произойдет в этом случае, хотелось немедленно удавиться на месте: очень большое количество крови, миллионы трупов и крушение привычного мира.
– Вижу, что представляешь, – кивнул Шоррот. – Если Властители Древности восстанут, я потеряю очень многое, в первую очередь – свободу, и стану лишь высокопоставленным слугой, одним из тех, кто будет стоять у подножия ониксового престола! Поэтому я вовсе не собирался будить Пожирателя Душ!
Вот тут-то моя челюсть со стуком упала на пол, Ангелика нахмурилась, а Бартоломью стал выглядеть так, словно его ударили по затылку очень тяжелым пыльным мешком.
– Но как же?.. Жертвы и все такое… Э? – заблеял я.
– Жертвы нужны, чтобы не дать Кхтул-лу проснуться. Великий Жрец в последнее время шевелится, и все признаки указывают, что он готов восстать. Мы кормили его детей, кхтулоидов, живой кровью и плотью, дабы они успокоили родителя, – предводитель сектантства мрачно усмехнулся. – Но вы, идиоты, сорвали самый последний, наиболее важный обряд в Схевенингене!
«Бум!» – метафорический пыльный мешок шарахнул и меня по макушке.
Неужели все это правда? Неужто убийства производились для того, чтобы утихомирить Древнего, всунуть в его щупальцеватый рот таблетку снотворного? А мы, возникая на пути адептов ЦСВ, вставляли им палки в колеса и тем самым вели к тому, что Великий Кхтул-лу все же очнется?
Нет, невозможно…
Но зачем Шорроту врать нам сейчас, когда мы в полной его власти?
– Что еще за кхтулоиды такие? – спросила Ангелика совершенно спокойно. – Первый раз слышу.
– Неудивительно, о них мало кто знает, – в голосе нашего «друга» прорезались самодовольные нотки. – Спящий в гробнице хозяин Р’лайха незадолго до пробуждения начинает эманировать, испускать во внешний мир частицы себя, обретающие плоть и жажду действия…
Я не слушал, пытаясь уместить в мозгу чудовищную истину – если древний бог поднимется со дна моря, то виноват в этом будет вовсе не вонючий старикан с лысой макушкой, а я, Александр Патриарших, любимец женщин, нашего дорогого шефа и читателей журнала «Вспыш. Ка».
Как выражалась героиня одного молодежного сериала – «полный пипец!».
– Еще лет пятьдесят назад моя попытка усыпить начавшего пробуждаться Пожирателя Душ не имела бы успеха, – рассказывал тем временем Шоррот. – Обитавшие в подводных городах твари из его бывших подданных ждали своего повелителя, готовили ему радостную встречу. Но после того, как в океан начали сливать радиоактивные отходы, – он издал сухой смешок, – эти уроды почти все вымерли, оставшиеся несколько десятков деградировали до уровня примитивных дикарей.
Вот откуда взялись лягушоиды, явившиеся на испускаемый Печатью «запах».
– Так что у меня были неплохие шансы, – предводитель сектантства смерил меня презрительным взглядом. – И они до сих пор остаются. Но только вас придется убить, принести в жертву Кхтул-лу. Сожрав ваши душонки, он, глядишь, уснет еще лет на пятьсот.
«Поделом вору и мука, – подумал я. – Шеф, конечно, расстроится, не получив материала. Но Карсавин должен все сделать, как надо. А я умру героически, с осознанием того, что пал за человечество».
– Чего ж ты ждешь, башка лысая? – спросил я. – Давай, быстрее режь меня, а то злой амбал того гляди проснется. А остальных, может быть, отпустишь? Если подумать, меня одного хватит!
Брови Шоррота приподнялись.
– Ну ты нахал, – сказал он. – Здесь я решаю, что и когда делать. А мне бы еще хотелось выяснить, почему ты оказался столь устойчив к магии. Тебя проклинали дважды, сначала мои ученики, затем я сам, и оба раза ты ухитрился уцелеть. А ну-ка…
Он подошел ближе, и я едва не задохнулся от мерзостного запаха.
– Так-так-так, – в глубине черных глаз замерцало удовлетворение. – Вот оно что…
Я почувствовал, как его рука лезет в задний карман моих джинсов.
– А я думал: куда она подевалась? – Злобный дедуган полюбовался на лежавшую в ладони Печать и перевел взгляд на меня. – Без нее ты ничто, пустышка, обычный писака, только очень шустрый.
А я вспомнил бородатого ребе, его дом в Цфате и рассказ о том, что находка Антона обладает собственной волей и что ее нельзя найти и использовать, если она сама того не желает. Похоже, что, почуяв измену в сердце Шоррота, эта штуковина, содержащая часть силы Кхтул-лу, сама удрала от хозяина и отыскала того, кто мог бы ему помешать.
То бишь, меня.
А я послушненько, сам того не желая, начал бороться за пробуждение Великого Жреца Древних. Да, надо было изобразить на собственных знаменах харю со щупальцами, и все сложилось бы вообще отлично.
– Не обычный, – гордо сказал я. – А высокооплачиваемый! Сам-то на себя давно в зеркало глядел?
Предводитель сектантства, не привыкший общаться в таком тоне, аж отпрянул.
– Можешь геройствовать, сколько угодно! – бросил он, убирая Печать во внутренний карман пиджака. – Но лучше молись тому, в кого веришь, ибо скоро ты умрешь!
И, скособочившись, точно одноногий краб, он уковылял из комнаты.
– О чем вы говорили? – спросил Харальд, ничего не понявший, потому что разговор шел на русском.
– О всяком, – буркнул я. – Но практический вывод такой: нас скоро убьют.
Незачем коллеге знать, что на самом деле я не герой, а идиот, и что я зря привел остальных на гибель. И для Бартоломью было лучше сидеть в офисе и ни в жизнь не проситься «в поле», и Ангелике никогда не встречаться со мной, да и самому Харальду тоже.
Но как следует предаться самобичеванию мне не дали.
Дверь открылась, и в помещение вошли шестеро мощных дядек, вооруженных пистолетами. Нас открепили от стены, связали руки за спиной и повели куда-то по коридорам подземелья.
– Чувствую себя душой, которую провожают в обитель вечного покоя, – сказал я по-русски, когда мы двинулись вниз по винтовой лестнице. – Даже Хароны свои имеются.
– Молчать! – рыкнул по-английски один из провожатых.
Он вряд ли понял мои слова, но справедливо решил, что я затеял «антиправительственную пропаганду», и ткнул меня стволом пистолета в бок.
Больно, елки-палки!
– Слушаюсь, гражданин начальник, век воли не видать, – прогундосил я, будто взаправдашний зек, проведший на зоне половину жизни.
Уж помирать, так помирать весело, и еще так, чтобы причинить всяким гадам максимум неудобства!
Лестница закончилась коротким коридором, на стенках которого виднелись капли влаги, а на потолке темнели пятна плесени, а тот, в свою очередь, – металлической дверью размером два на два метра. За ней обнаружился тот самый грот, что мы видели на планах подземного уровня – бетонная площадка, утыканная какими-то странными колоннами. Дальше плескали уходящие во мрак волны, и высоко вверху прятался во тьме потолок.
В следующий момент я сообразил, что это вовсе не колонны, а что-то вроде обелисков, к нескольким из них привязаны люди.
– Это же Твардовский, – бросила сориентировавшаяся быстрее меня Ангелика.
И точно, к тому обелиску, что располагался прямо напротив двери, был примотан лохматый обладатель сивой бороды, темного балахона, безумного взгляда и червяков в шевелюре.
Всего же обелисков, выточенных из гранита, было девять. Места около трех занимали перепуганные люди, похоже, «пропавшие» туристы, на самом деле упертые адептами ЦСВ. А у самого крайнего с правой стороны стояло существо, больше похожее на персонаж из каких-нибудь «Звездных войн» или «Вавилона-5».
Из одежды на нем имелись только штаны, и это позволяло видеть сетчатую желто-черную кожу, напоминавшую крокодилью чешую. Руки до локтей покрывала густая шерсть, из живота торчали длинные зеленовато-серые щупальца с красными ртами-присосками. На груди, погруженные в розоватые реснитчатые орбиты, располагались некие подобия глаз, общим числом четыре штуки.
Они деловито моргали вразнобой, поворачивались туда-сюда, а порой еще и меняли цвет.
– Ой, мама, – тонким голосом сказал Бартоломью. – Я что, брежу?
– Если только вместе с нами, – отозвался я. – А я в бреду предпочитаю видеть не всяких уродов, а приятных голых теток, что настроены ко мне более чем дружелюбно. Так что это, увы, реальность.
На этот раз никто из провожатых нас не одернул. Злобные дядьки добыли веревку и начали приматывать нас к свободным обелискам. Меня разместили между Твардовским и одним из туристов, выглядевшим так, словно его одурманили наркотой.
– Привет, старичина, – сказал я колдунцу, с которым мы беседовали в краковской гостинице. – Что, поймал тебя твой дружбан? Не помогла тебе та желтая побрякушка и урод Хастурр?
Твардовский посмотрел на меня со спокойной обреченностью.
– А, это ты… И у вас, я смотрю, не получилось навредить Ему. Что же, теперь мы все умрем, но это только к лучшему. Мы погибнем, но мир погрузится в пучину ужаса и боли, человечество станет мясным стадом для Властителей Древности, пищей и источником развлечений.
– Но Шоррот не собирается будить Кхтул-лу, – сообщил я. – Он хочет его усыпить!
Твардовский усмехнулся, показав крепкие желтые зубы, из бороды его на пол посыпались белые червячки.
– Он может думать все что угодно, – сказал он. – Но на самом деле человек способен управлять одним из Древнейших так же, как палец управляет человеком. Они могучи, и мысли их – как ядовитый ураган, несущийся над землей… И как перед ним может устоять смертный?
Глаза старикана заблестели безумием, изо рта полетела слюна.
Я же почувствовал некоторое облегчение: а ведь и в самом деле возможно, что Хаим Шоррот лишь марионетка Пожирателя Душ, и мы не зря мешали его коварным проискам.
– Кончай визжать, – прозвучавший прямо над ухом гулкий голос дал понять, что наш «друг» явился в грот собственной персоной. – Противно слышать твои безумные вопли.
Тот, кто называл себя Джаваном Сингхом, Ирге О’Дилом и другими именами, был не в привычном сером костюме, а в черной лоснящейся хламиде без рукавов. Подол ее волочился по полу, а еле заметные высверки давали понять, что одеяние расшито серебряной нитью.
– Визжать? – Твардовский содрогнулся всем телом так, что многотонный обелиск качнулся, и после этого перешел на странный язык, похожий на английский примерно так же, как церковнославянский на русский.
Бывшие друзья и коллеги какое-то время препирались, пока Шоррот не рявкнул что-то злобное и не зашагал туда, где был привязан чешуйчатый уродец с глазами на груди. С ним наш гостеприимный хозяин затеял разговор на чистейшей латыни, какой не устыдился бы и «добряк» Калигула, и я даже разобрал несколько слов: «кровь», «призыв» и «отец».
Беседа закончилась тем, что чешуйчатый зашипел и задергался, словно пытаясь вырваться.
– Не беспокойся, – на английском посоветовал ему предводитель сектантства. – Он тебя не спасет!
Дверь, через которую мы попали в грот, распахнулась, и из нее начали выходить люди – мужчины и женщины. Лица многих показались мне знакомыми – мы видели их, наблюдая за ритуалом в пещере на мысе Корснес.
– Началось, – негромко произнесла Ангелика, и это единственное слово я почему-то услышал очень четко, несмотря на то, что находилась белокурая бестия довольно далеко, да и тишины вокруг не было.
Похоже, что и в самом деле началось.
