Тринадцатый сёгун Иэсада

(1824–1858, правление 1853–1858)

Сын двенадцатого сёгуна родился 8 апреля 1824 года в замке Эдо четвёртым по счёту ребёнком по мужской линии. Его матерью была наложница Иэёси по имени Хондзюин (1807–1885), родившая сёгуну кроме Иэсада ещё двоих сыновей. Трое старших братьев мальчика умерли в детстве, поэтому в 1841 году, сразу после смерти деда Иэнари, шестнадцатилетний Иэсада был объявлен преемником отца. Даже на фоне четвёртого и девятого сёгунов, имевших серьёзные проблемы со здоровьем, Иэсада выделялся в худшую сторону. Врождённый церебральный паралич в лёгкой форме проявлялся у него в нервном тике лицевых мышц, непроизвольных движениях рук и ног, трудностях при артикуляции некоторых звуков. Внешний вид наследника производил на окружающих крайне неблагоприятное впечатление, поэтому он рос замкнутым, закомплексованным ребёнком, избегал общения с посторонними. Хорошо и свободно он чувствовал себя только с кормилицей Утахаси. Обычный человек с такими физическими недостатками вполне мог жить нормальной жизнью, но публичность фигуры сёгуна подчёркивала и привлекала к ним повышенное внимание. Иэёси не жалел усилий, чтобы улучшить состояние сына упражнениями, танцами и свежим воздухом, но они не дали результата. На уроках по танцам и декламации мальчик нормально двигался и говорил, но как только занятие заканчивалось, возвращался в прежнее состояние. В шестнадцать лет он перенёс оспу, оставившую на лбу и вокруг глаз многочисленные следы; впрочем, на гравюрах их не изображали. В тридцать лет Иэсада имел рост сто пятьдесят сантиметров – на семь-восемь сантиметров ниже среднего. Из личных пристрастий современники отмечали любовь тринадцатого сёгуна к приготовлению блюд, в основном десертов из муки, фасоли и батата, которыми он любил угощать людей из ближайшего окружения. Из-за этого хобби его иногда называли «бататовым сёгуном» (имо сёгун). По некоторым сведениям, кулинарные увлечения Иэсада зародились в детстве – из-за опасений быть отравленным заговорщиками во главе с любимой наложницей его деда Иэнари, однако надёжных подтверждений этому нет.

Будущая взрослая жизнь Иэсада и возможность иметь детей вызывали у многих большие сомнения; одно время его отец даже подумывал о том, чтобы передать власть одному из сыновей главы родственного дома Мито, но Абэ Масахиро посоветовал ему не нарушать правило прямого наследования, и Иэёси с ним согласился.

Иэсада стал сёгуном на тридцатом году жизни и занимал этот пост в течение пяти лет. Всё это время он продолжал жить уединённо и крайне редко появлялся на людях. Текущими делами и работой правительства он не интересовался, а публичные церемонии считал крайне утомительными и всячески их избегал. В «Хронике годов Ансэй» есть запись о том, что «сёгун болен и в замковых церемониях участвует минимально, лишь для того, чтобы не нарушать традицию». Первый посол США в Японии Таунсенд Гаррис после встречи с тридцатидвухлетним Иэсада записал в дневнике, что японский правитель выглядит очень больным человеком. Прежде чем что-то произнести, он откидывает голову назад и делает движение ногой, как будто хочет ею топнуть, и только после трёх-четырёх таких движений может что-то сказать (Китадзима, 1974).

Говорил Иэсада редко, мало и неразборчиво. Непривычному человеку было трудно разобрать его речь, а молчаливая отстранённость и замкнутость создавали впечатление, что сёгун ничего не знает и не хочет знать. Глава княжества Мито Токугава Нариаки раздражённо писал в своём дневнике, что «сёгуну не хватает понимания сути событий, особенно в вопросе об иностранных судах, поэтому он только и делает, что огорчается и колеблется», а другой родственник, князь Мацудайра Сюнгаку, называл его «бездарнейшим из обычных людей» (Синода, 2005). Впрочем, многие современники считали, что дело не в умственных способностях тринадцатого сёгуна, а в его болезненном состоянии и характере; в действительности голова у него работала лучше, чем он выглядел.

Нездоровье Иэсада критическим образом наложилось на ситуацию с внешнеполитическими обстоятельствами. При «отсутствующем сёгуне» груз ответственности целиком и полностью лёг на плечи главы правительства Абэ Масахиро, более склонного к поиску компромисса с американцами и консенсуса внутри страны. Наиболее приемлемым для него вариантом было бы подписать торговое соглашение, сведя к минимуму последствия этого шага, и одновременно начать укрепление береговой линии на случай конфликта. При этом он считал необходимым приложить все усилия к тому, чтобы этого конфликта избежать. Для решения судьбоносного вопроса об открытии страны при правительстве была создана комиссия, в которую вошли самые авторитетные даймё во главе с Токугава Нариаки (княжество Мито), Симадзу Нариакира (Кагосима), Мацудайра Сюнгаку (Фукуи), Датэ Мунэнари (Увадзима).

Через неделю после смерти Иэёси, когда о ней ещё не было официально объявлено, правительство разослало на места извещение о визите Перри и послании американского президента. В связи с этим бакуфу впервые в истории обратилось к населению страны с просьбой высказать своё мнение относительно того, как следует поступить в такой ситуации. Особенно невероятной выглядела готовность правительства выслушать советы тодзама даймё и людей из простых сословий.

Живущее по конфуцианским законам общество, разделённое на изолированные и зажатые суровыми законами провинции, не привыкло участвовать в решении вопросов наравне с властью, поэтому и реакция на опрос была соответствующая. Четверо из каждых десяти опрошенных дали уклончивый ответ, из которого невозможно было понять их мнение, или просто промолчали. Из пятидесяти четырёх человек, чьи ответы правительство сочло достойными внимания, почти половина (сорок восемь процентов) предложили действовать так, чтобы избежать и открытия страны, и военного конфликта с иностранцами. Пятнадцать процентов ответивших были готовы воевать, а сторонников подписания договора набралось всего четыре процента. Категорически против открытия страны и каких-либо контактов с иностранцами выступил император Комэй (1831–1867). Опрос показал, что большинство ответивших, в том числе группа влиятельных даймё во главе с Токугава Нариаки, выступают против договора, поэтому прежний изоляционистский курс остался неизменным.

По результатам опроса правительство издало указ из тридцати семи пунктов о срочных мерах по укреплению обороноспособности, ответственным за исполнение которого стал князь Мито Токугава Нариаки. Согласно указу, главное внимание следовало уделить защите Эдо и прилегающего к нему побережья. На месте сегодняшней ультрасовременной набережной Одайба планировалось поставить одиннадцать береговых батарей, однако денег в казне хватило только на шесть. Меди тоже сильно не хватало, поэтому распорядились отправить на переплавку храмовые колокола. Кардинальные меры вызвали столкновение мнений в правительстве и вокруг него, в результате чего двое советников бакуфу были уволены. Указ отменил действовавший с 1635 года запрет на строительство крупнотоннажных судов, а провинциальные княжества получили предписание приступить к их постройке. Осенью 1853 года правительство разместило на верфи Урага первый заказ на военный корабль западного образца и учредило бюро по изучению западной науки, техники и дипломатии (бансё сирабэсё, букв. «передовой пост контроля»). В его задачи входили сбор, систематизация, перевод, изучение и издание литературы на европейских языках, а также преподавание современных западных дисциплин. К 1859 году библиотека учреждения насчитывала более шестисот книг на европейских языках; впоследствии бюро было преобразовано в Токийский императорский университет.

В 1847 году, то есть за шесть лет до прибытия Мэттью Перри, князь Мито Токугава Нариаки с помощью главы правительства Абэ Масахиро отправил своего десятилетнего сына на воспитание в дом Хитоцубаси, на тот момент главную семейную ветвь Токугава, близость к которой служила главным критерием при выборе преемника действующего сёгуна. Таким образом, сын князя Мито стал членом правящего семейства и одним из главных кандидатов на высший пост, а сам князь приобрёл ещё больший политический вес в замке. В том же году мальчик прошёл обряд совершеннолетия и получил взрослое имя Ёсинобу, в котором первый элемент указывал на кровное родство с двенадцатым сёгуном Иэёси.

Княжество Мито уже несколько десятилетий играло ведущую роль в развитии отечественной научной школы (кокугаку), долгое время находившейся в тени традиционной «китайской науки» (кангаку). К началу 1850-х годов влияние отечественной школы, тесно связанное с ростом авторитета императорского дома и стремлением защитить его от влияния иностранных варваров, достигло своего пика и усилило изоляционистские настроения в руководстве страны.

Мнения по вопросу об открытии страны (1853)

Источник: Токугава сёгункэ / Рэкиси токухон хэнсюбу = Семейные дома Токугава / Редколлегия серии «Исторические хрестоматии». Синдзимбуцу орайся, 2009, с. 60.

Через полтора месяца после визита Мэттью Перри, 18 июля 1853 года, в Нагасаки вошла небольшая флотилия российских кораблей под командованием Ефимия Путятина (1803–1883). Следуя японским правилам, Путятин через наместника Нагасаки предложил правительству установить с Россией добрососедские связи, заключить торговый договор и провести размежевание границы в районе Курильских островов. Понимая, что на подготовку ответа уйдёт несколько месяцев, Путятин, как и Перри, покинул Японию и направился в Шанхай. Уже после начала Крымской войны он вернулся в Нагасаки и в декабре того же года провёл серию встреч с представителями бакуфу Цуцуи Масанори и Кавадзи Тосиакира. Заключить договор не удалось, но японская сторона пообещала, что если в будущем такой договор будет подписан с какой-либо страной, то Россия получит такое же право на ведение торговли с Японией.

Коммодор Перри глазами японцев

Осенью 1853 года Мэттью Перри находился в Гонконге. Узнав о смерти сёгуна Иэёси, он решил не дожидаться оговорённого с японцами годичного срока и добиться соглашения раньше методом силового давления. Четырнадцатого января 1854 года он с флотилией из шести кораблей снова появился в бухте Урага и потребовал от бакуфу обещанного ответа. В течение следующего месяца к флотилии Перри присоединились ещё три военных корабля США; никогда ещё в заливе Эдо не видели такой большой эскадры. Появление американцев, как и в первый раз, вызвало у горожан любопытство, смешанное со страхом. Впрочем, обе стороны старательно соблюдали внешний политес: хозяева демонстрировали миролюбие и доброжелательность, чтобы не спровоцировать гостей на силовые действия, а американское командование дипломатично пригласило партнёров на банкет с французской кухней, где их угостили блюдом из морского окуня, которое японцам очень понравилось. За ужином им пришлось впервые воспользоваться ножом и вилкой, а у гостей повышенный интерес вызвали подаренные хозяевами чесалка для спины и японское защитное оружие дзиттэ.

Дзиттэ

Вскоре японская сторона устроила для гостей ответный банкет на триста персон, стоивший в пересчёте на современные деньги около полутора миллионов долларов. Каждому его участнику за вечер подали более ста блюд, считая напитки и десерт. Их миниатюрный размер и отсутствие мяса изрядно удивили американцев, но благодаря количеству блюд голодным никто не остался.

Переговоры шли трудно и длились около месяца, но в конце концов бакуфу было вынуждено уступить и подписать договор о мире и дружбе с США, известный как Канагавское соглашение (нитибэй васин дзёяку). Церемония подписания состоялась 3 марта в прибрежной деревне Иокогама, куда Перри прибыл в сопровождении пятисот военных моряков. С подписанием этого договора закончилась длившаяся более двух веков эпоха изоляции Японии от внешнего мира. В конце мая того же года в порту Симода стороны подписали дополнительный тринадцатистатейный протокол, разъяснявший детали основного договора. Сохранив прежние обязательства по оказанию помощи американским судам топливом и продовольствием, бакуфу пообещало в будущем открыть для внешней торговли порты Симода на острове Хонсю и Хакодатэ на Хоккайдо. Американцам было предоставлено право открыть в этих городах свои представительства и обещан статус наибольшего благоприятствования в торговле.

Азиатский поход Мэттью Перри

Это был огромный успех военной дипломатии США. В октябре 1857 года тринадцатый сёгун Иэсада принял в замке первого американского посла Таунсенда Гарриса (1804–1878). Организаторам этой встречи пришлось решить несколько деликатных проблем этикетного свойства. Зная, что иностранные гости не станут перед сёгуном падать ниц и касаться лбом пола, как требовал японский этикет, для Иэсада в центре зала соорудили своего рода постамент из семи циновок, накрытых шёлковым покрывалом. Американскому послу разрешили стоять, но отвели место на максимальном удалении от сёгуна, на самом нижнем уровне зала. Лицо Иэсада было скрыто бамбуковой шторкой и оставалось невидимым для участников церемонии. Сдержанно поклонившись сёгуну, американский посол обратился к нему со словами приветствия. Иэсада после нескольких рефлекторных движений головой и ногой ответил, обращаясь при этом не к иностранному гостю, а к сидевшему сбоку от него помощнику. После приветствий Гаррис передал приближённым сёгуна послание президента США и удалился.

Разный уровень пола в покоях сёгуна

Открыв Японию для внешнего мира, Соединённые Штаты не смогли воспользоваться своим успехом из-за начавшейся в 1861 году гражданской войны. Наибольшую выгоду из последующего развития событий извлекли их европейские конкуренты, в первую очередь Великобритания.

В июле 1854 года в порт Хакодатэ на острове Хоккайдо прибыл Ефимий Путятин. Узнав о результатах экспедиции Перри, он предложил главе клана Мацумаэ заключить торговое соглашение, но получил отказ – рядовой удельный князь из провинции не имел таких полномочий. Путятин отправился в Осака, оттуда его перенаправили в Симода; здесь начался второй раунд переговоров с теми же представителями бакуфу Цуцуи Масанори и Кавадзи Тосиакира. В октябре переговоры были прерваны землетрясением магнитудой 6,9 балла (ансэй но дайдзисин), которое унесло более семи тысяч жизней и разрушило пятнадцать тысяч домов. Повреждённый волной цунами шлюп «Диана», на котором находился Путятин, японские власти разрешили перевести в соседний порт Хэда, но по пути он затонул. Это произошло 27 ноября 1854 года. Моряки спаслись и оказались на суше без дела и шансов вернуться на родину. Узнав, что в соседний порт Симода зашло китобойное французское судно, они попытались его захватить (в Крымской войне Франция воевала против России, поэтому боевые действия шли в обоих направлениях), но опоздали – французы покинули порт раньше.

Посол США Гаррис в замке Эдо (гравюра)

Получив благожелательный доклад местных властей о том, что во время землетрясения русские моряки помогали населению, японское правительство распорядилось оказать им содействие в постройке нового судна и возвращении на родину. С помощью японских плотников экипаж «Дианы» за три месяца соорудил небольшое судно, которое могло взять на борт до шестидесяти человек. Пока его строили, Путятин провёл ещё пять встреч с представителями бакуфу и 21 декабря 1854 года подписал российско-японское соглашение, известное как Симодский трактат (нитиро васин дзёяку). России было предоставлено право открыть три представительства – в портах Хакодатэ, Симода и Нагасаки. Межгосударственную границу провели через пролив Фриза, между островами Уруп и Итуруп; первый стал самым южным российским островом в составе Курильской гряды, а второй – самым северным на карте Японии. Сахалин остался в совместном владении двух стран. Путятин считал, что в вопросе о принадлежности Итурупа пошёл навстречу японской стороне в обмен на согласие подписать торговое соглашение и открыть несколько портов для торговли с Россией.

Визит Путятина завершился в чрезвычайно благожелательной атмосфере. В благодарность за пом ощь в строительстве судна русские моряки назвали его «Хэда» и 22 марта 1855 года покинули гостеприимный порт. Сто пятьдесят человек, не поместившихся на борту «Хэды», добрались до Петропавловска-Камчатского на арендованном американском транспорте.

Ефимий Путятин

Представители Великобритании прибыли в Японию в сентябре 1854 года. Флотилия под командованием адмирала Джеймса Стерлинга (1791–1865) вошла в бухту Нагасаки, уже зная о соглашении Японии с Соединёнными Штатами и усилиях России в том же направлении. Переговоры с англичанами вёл наместник Нагасаки Мидзуно Таданори (1810–1868). Джеймс Стерлинг, не имея полномочий на заключение дипломатического договора, потребовал от японцев нейтралитета в отношениях с Россией и содействия в заправке британских кораблей всем необходимым. Его визит преследовал чисто военные цели – противодействие России, противнику Великобритании в Крымской войне, на её дальневосточных рубежах. Пообещав англичанам открыть те же порты Симода и Хакодатэ, правительство 23 августа 1854 года подписало с ними двустороннее соглашение (нитиэй васин дзёяку).

Порт Хакодатэ во владениях Мацумаэ

В декабре 1855 года такой же договор подписала Голландия. Два с лишним столетия торговых отношений с этой страной обеспечили голландцам наибольшее доверие со стороны японского правительства: в рамках мер по повышению обороноспособности оно заказало им несколько боевых кораблей и попросило организовать в Нагасаки обучение военно-морскому делу. В 1855 году здесь открылось первое в Японии военно-морское училище, где японцы начали изучать математику, географию, навигацию, основы судостроения и иностранные языки. Первыми слушателями училища стали чиновники в ранге досин и ёрики из соседних провинций.

Подписание договоров с иностранными государствами разделило японскую элиту на два лагеря. Оба были против открытия страны, но по-разному видели пути к тому, чтобы его избежать. Сторонники мирного решения вопроса считали, что нужно идти на компромиссы, затягивать время и укреплять обороноспособность, а радикалы выступали за то, чтобы дать иностранцам жёсткий отпор, не считаясь с последствиями.

Примерно в это же время в ближайшем окружении сёгуна произошло размежевание по вопросу о его преемнике. Иэсада шёл уже тридцать третий год, он был трижды женат, но всё ещё не имел детей. Его семейная жизнь, как и правление, сложилась крайне неудачно. В семнадцать лет он женился на девушке по имени Ацуко (1823–1848) из аристократического дома Такацукаса, но через семь лет она умерла. Через год он женился вторично, на аристократке из семейства Итидзё по имени Хидэко (1825–1850). Этот брак продлился всего шесть месяцев – в мае 1850 года Хидэко умерла, как и первая жена, в двадцатипятилетнем возрасте. В ноябре 1856 года Иэсада женился в третий раз, на приёмной дочери главы дома Симадзу по имени Ацухимэ (1836–1883). Брак был заключён исключительно для рождения наследника, но сёгун в то время был уже нездоров, поэтому надежд на это становилось всё меньше. И даже если бы сын вдруг и появился, то всё равно его кто-то должен был опекать в силу малолетнего возраста.

Оперативник (слева) и старший дознаватель (справа) Городского магистрата

Князь Мито Токугава Нариаки предлагал в преемники своего сына Ёсинобу, воспитывавшегося в семье Хитоцубаси. Его поддерживали в этом Абэ Масахиро, Хотта Масаёси, Симадзу Нариакира, Мацудайра Сюнгаку и другие влиятельные политики, однако сёгун Иэсада, не любивший Ёсинобу, склонялся в пользу своего троюродного брата Токугава Ёситоми из княжества Кисю. В этом его поддерживал главный старейшина Кисю Мидзуно Таданао и большинство фудай даймё. Борьба мнений по вопросу об открытии страны и обсуждение кандидатуры преемника составляли главное содержание политической жизни замка в 1857–1858 годах, причём оба вопроса набирали остроту: посол США Гаррис настаивал на подписании полномасштабного торгового договора, а состояние сёгуна Иэсада не внушало надежд на скорое выздоровление.

В августе 1857 года неожиданно умер тридцатисемилетний глава правительства Абэ Масахиро; его сменил сорокасемилетний советник Хотта Масаёси (1810–1864) по прозвищу Голландец, сторонник активного заимствования и распространения западных знаний. Не имея возможности опереться на волю больного и недееспособного сёгуна, он уже через два дня после назначения повторил опыт общественного опроса 1853 года, разослав воинской элите текст торгового договора с США с просьбой высказаться за или против подписания. На этот раз ответов от солидных людей пришло в полтора раза меньше, чем пять лет назад, – тридцать четыре против пятидесяти четырёх, но после заключения четырёх договоров с иностранными державами некоторые подвижки в общественном мнении всё же произошли. Число непримиримых противников открытия страны, готовых воевать, сократилось почти в два раза, в то время как его сторонников стало почти в три раза больше, хотя в абсолютных цифрах они по-прежнему составляли меньшинство. Возросло и число умеренных сторонников открытия: если пять лет назад почти половина ответивших предпочитали изоляцию, но без риска войны, то теперь почти столько же считали возможным открыться миру.

Император Комэй и в повторном опросе сказал твёрдое «нет» торговому договору с Америкой. Теперь, после того как правительство дважды попросило его высказать своё мнение по важному политическому вопросу, игнорировать его стало весьма затруднительно. При дееспособном сёгуне эту проблему ещё можно было бы как-то решить, но его не было, а руководство бакуфу уже не обладало в глазах воинской элиты необходимым политическим весом для открытого противостояния с императорским домом. Ощущение тупика в преддверии нарастающей угрозы охватило многих и подталкивало к действиям, казавшимся спасительными. В ноябре 1857 года трое самураев из княжества Мито попытались убить американского посла, но покушение не удалось.

В январе 1858 года Хотта Масаёси отправился в Киото, чтобы объяснить императору ситуацию, в которую попала страна, и убедить его изменить своё мнение относительно торгового соглашения. И это стало вторым стратегическим просчётом – правительство, никогда ранее не принимавшее во внимание мнение монарха по вопросам текущей политики, показало, что на этот раз нуждается в его одобрении. Последние десятилетия дружбы сёгунов с императорским домом и высшей аристократией, развитие национальной научной школы с её культом императора и сложная внешнеполитическая ситуация в сочетании с падением авторитета бакуфу сделали своё дело – в обществе сложилось убеждение, что без согласия монарха решать важные вопросы уже нельзя.

Результаты опросов по поводу открытия страны и международной торговли в 1853 и 1858 гг.

Источник: Токугава сёгункэ / Рэкиси токухон хэнсюбу = Семейные дома Токугава / Редколлегия серии «Исторические хрестоматии». Синдзимбуцу орайся, 2009, с. 60.

Визит главы правительства в Киото не дал результата. Как и следовало ожидать, император, декоративный религиозно-духовный лидер нации, запертый в своём дворце и не принимавший никакого участия в управлении страной, остался при своём мнении. Издав 20 марта указ с категорическим осуждением подписанных правительством международных соглашений, он обнажил противоречия между Эдо и Киото и сделал их объектом публичного обсуждения. Противники бакуфу получили в руки дополнительный козырь. Живущий во дворце наедине с вековыми устоями и традициями, император Комэй ни разу не видел живого иностранца и представлял их себе по рассказам придворных – огромными нескладными существами с большими носами и волосами красного цвета, которые поедают мясо убитых животных. В своё время воинское сословие приложило много усилий к тому, чтобы изолировать монарха в «фиолетовом дворце» и свести к минимуму его знания о внешнем мире; теперь бакуфу предстояло иметь дело с результатом этих усилий.

Хотта Масаёси вернулся из Киото в конце апреля и доложил сёгуну Иэсада о результатах визита. Провалив миссию, он заявил, что уходит в отставку, и предложил на своё место удельного князя Мацудайра Сюнгаку (1828–1890) из провинции Фукуи, одного из родственников правящей семейной ветви. Но поскольку Сюнгаку входил в число активных сторонников Хитоцубаси Ёсинобу, продвигавших его в преемники, сёгун отклонил его кандидатуру и назначил главой правительства Ии Наосукэ (1815–1860) из княжества Хиконэ, представителя одного из самых именитых вассальных домов Токугава. Двадцать третьего апреля 1858 года новый «великий старейшина» (тайро) приступил к обязанностям.

Поражение бакуфу в Киото усилило позиции его оппонентов и в вопросе о кандидатуре преемника. Группа поддержки Хитоцубаси Ёсинобу во главе с его отцом Токугава Нариаки, Мацудайра Сюнгаку и Симадзу Нариакира активизировалась, доказывая, что в трудное время стране нужен сильный сёгун с лидерскими качествами, которыми в полной мере наделён их кандидат. Такого же мнения придерживался и император Комэй. Токугава Ёситоми из княжества Кисю помимо прямых родственников поддерживали князь Хиконэ Ии Наосукэ, сын одиннадцатого сёгуна Хатисука Нарихиро из княжества Токусима, глава родственного дома Таясу Ёсиёри, а также большинство потомственных вассалов фудай даймё и влиятельных дам из Большого внутреннего покоя. К кандидатуре Ёситоми склонялся и сёгун Иэсада, не любивший Ёсинобу по причинам личного свойства. Представитель княжества Кисю не выделялся ни индивидуальными качествами, ни крепким здоровьем, но зато имел некоторое преимущество с точки зрения родственной близости к действующему сёгуну.

Хотта Масаёси по прозвищу Голландец

Новый глава бакуфу Ии Наосукэ вместе с должностью унаследовал от своего предшественника и его главную головную боль – как подписать торговый договор с США без согласия императора? Двадцать седьмого апреля Таунсенд Гаррис встретился с новым руководителем в замке Эдо и потребовал ускорить подписание договора. Глава бакуфу, наоборот, попросил отложить подписание на шесть месяцев, чтобы за это время добиться согласия императора, но американский посол согласился подождать только девяносто дней, до 27 июля. Однако уже 13 июня, на середине оговорённого срока, Гаррис вновь появился в Иокогаме и настоятельно посоветовал бакуфу ускорить подписание договора, сославшись на то, что Великобритания и Франция, только что одержавшие победу во Второй опиумной войне в Китае, в ближайшее время могут прислать свои корабли в Японию, и тогда только союз с США может избавить её от военного вторжения. Ии Наосукэ встал перед трудным выбором: отложить на неопределённое время подписание договора, поставив на карту судьбу страны, или подписать его вопреки воле императора и навлечь на себя огонь критики. Не желая ни того, ни другого, он отправил к Гаррису советников Иноуэ Киёнао и Мацудайра Тадаката с предельно расплывчатой установкой «уважать волю императора» и сделать всё возможное, чтобы отложить подписание договора. На уточняющий вопрос Иноуэ «А что делать в безвыходной ситуации?» последовал столь же неконкретный ответ: «Приложить все усилия, чтобы этого не случилось» (Исии, 2010). Это означало, что если деваться будет некуда, то придётся подписать. Собственно говоря, курс на выполнение требований США был взят ещё в январе, когда после пятнадцати раундов переговоров стороны детально обсудили все пункты договора и пришли к согласию. Под угрозой военной интервенции подписание договора рассматривалось как единственная возможность её избежать, так что устные указания главы бакуфу уже не имели большого значения. Советник Мацудайра Тадаката был известен как активный сторонник открытия страны, так что его отправка в американское посольство уже сама по себе о многом говорила.

Подписание японо-американского договора о дружбе и торговле (нитибэй сюко цусё дзёяку) состоялось 19 июня 1858 года в порту Симода. Многие японские историки считают, что Ии Наосукэ не входил в число сторонников открытия страны, но был вынужден подписать договор под давлением обстоятельств. Он стал первым в серии неравноправных соглашений с иностранными государствами, как их называют в Японии. Неравноправными они считаются по двум причинам. Во-первых, из-за невозможности самостоятельно определять пошлины на ввозимые в Японию товары. Однако следует отметить, что установленные в соглашении пошлины в целом соответствовали тогдашним нормам, принятым в европейских странах; в частности, ввозимые в Японию продукты питания, рыболовные снасти и строительные материалы облагались сравнительно низкой пятипроцентной пошлиной, но за все остальные ввозимые товары надлежало платить довольно высокий налог в двадцать процентов, а за сакэ – тридцать пять процентов (Ватанабэ, 2011). Вторая причина неравноправия заключалась в праве экстерриториальности: американцев, совершивших преступления против местных жителей, должен был судить не японский суд, а посол США по законам своей страны; преступления же японцев против американцев рассматривались в японском суде.

Таунсенд Гаррис

Состоявший из четырнадцати пунктов японо-американский договор содержал много нового и непривычного для японцев. Им было предоставлено право открывать торговые представительства в любом городе США и свободно передвигаться по стране. Япония, в свою очередь, обязалась через несколько лет открыть в дополнение к Хакодатэ и Симода ещё шесть портов, в том числе Эдо, и разрешить перенести сюда посольство США. Однако и после этого американцам не было обещано свободного перемещения по стране; они могли жить и работать только в центральной части этих восьми городов, в радиусе не более сорока километров от центра. В этих специальных зонах им разрешалось покупать и арендовать землю, помещения, заниматься строительством и торговлей. Все хозяйственно-экономические споры и претензии должны были решаться путём гражданского разбирательства, без вмешательства чиновников и власти с обеих сторон. Бакуфу пообещало, что через год после подписания договора разрешит хождение в стране американской валюты наравне с японской и её свободный провоз через границу. В обмен на эти привилегии США взяли на себя обязательство обеспечивать безопасность мореплавания японских судов, снабжать Японию всеми необходимыми ей товарами и материалами, выступить посредником в случае угрозы со стороны третьих стран и т. д. В области религии стороны гарантировали друг другу свободу вероисповедания, уважение к ритуалу и религиозным учреждениям; единственное ограничение касалось изображений распятого Христа, которым ранее широко пользовались в Японии европейские миссионеры, – они остались под запретом.

Договор, подписанный в июне 1858 года, должен был вступить в силу через двенадцать месяцев, в июле 1859 года. Для США это был не более чем ещё один типовой документ, подписанный с отсталой азиатской страной, но Япония, около тысячи лет пребывавшая в почти полной изоляции и знакомая лишь с китайской цивилизацией, вошла в новую для себя эпоху, полную революционных изменений в представлениях и укладе жизни. Священная японская земля, созданная в древности небесными богами и прежде недоступная длинноносым иностранным варварам, теперь должна была им открыться и наверняка погибнуть под их тлетворным влиянием. Страну ожидало крушение вековых традиций, разрушение привычной картины мира и новые, доселе неизвестные беды и трудности. Примерно так рассуждали многие в императорском дворце, крупнейших аристократических домах и замках удельных князей в провинциях.

Усиление тревоги и беспокойства перед надвигающимся будущим, как и пять лет назад, совпало по времени с ухудшением состояния и приближением кончины сёгуна. К середине июня 1858 года его здоровье стало внушать серьёзные опасения, и дискуссия вокруг кандидатуры преемника вновь активизировалась. Она закончилась 25 июня, когда сёгун Иэсада, к разочарованию сторонников Хитоцубаси Ёсинобу, объявил своим преемником двенадцатилетнего Токугава Ёситоми из княжества Кисю. Новый глава бакуфу Ии Наосукэ также поддержал это решение, чем окончательно противопоставил себя княжеству Мито и его сторонникам.

Несмотря на усилия штатных лекарей, состояние сёгуна Иэсада продолжало ухудшаться. Видя бессилие традиционной медицины, правительство отменило запрет на европейские методы лечения и пригласило в замок четырёх японских врачей, изучавших голландскую медицину, – Ито Гэмбаку, Тоцука Сэйкай, Такэноути Гэндо и Хаяси Докай. Они были зачислены в штат и приступили к лечению, но единственное, что успели сделать, – это ознакомиться с симптомами и историей болезни. Через три дня после назначения, 6 июля 1858 года, тринадцатый сёгун Иэсада скончался на тридцать пятом году жизни. Официальное сообщение о его смерти появилось лишь месяц спустя, 7 августа, а ещё через одиннадцать дней он был похоронен в храме Канъэй. Со смертью Иэсада прервалась прямая линия наследования в четырёх поколениях, начавшаяся на десятом сёгуне и закончившаяся на тринадцатом. Причина его смерти точно неизвестна; наиболее вероятной считается сердечная недостаточность на фоне полиневрита. Болезни сёгуна сопутствовало ещё одно обстоятельство: как раз в июне 1858 года эпидемия холеры, возникшая ранее в Нагасаки, достигла Эдо и унесла более тридцати тысяч жизней горожан. Не исключено, что холерная палочка, попав в ослабленный организм Иэсада, ускорила его кончину.

На женской половине замка активно обсуждались слухи о том, что тринадцатому сёгуну помогли уйти из жизни его родственники из княжеств Мито, Овари, Хитоцубаси и Фукуи. Основанием для подозрений стали общеизвестные расхождения в вопросе о преемнике. Эти слухи попали в личную переписку служивших в замке дам и получили некоторое распространение в городе, однако никаких свидетельств злого умысла обнаружено не было.