Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
После выставки Сальвадора Дали и выхода в свет нашей первой брошюры, посвященной теме преступности в мире искусства, я ощутил усталость. Такое же переутомление почувствовал и старший следователь криминальной полиции Хельсинки Юрки Сеппяля. Одно только фотографирование сотен произведений во внеслужебное время вместе со следователем по уголовным делам Юри Хурме продлевало рабочий день глубоко за полночь. Сеппяля рассказывал: «Нам оплачивали не все эти сверхурочные часы, но работать с Хурме было одно удовольствие. Юри профессиональный фотограф, и так отрадно было видеть, как он фотографирует абсолютно все, включая и водяные знаки. Часто, выходя на перекур, мы провожали поздно закатывающееся летнее солнце».
В конце концов он почувствовал, что не выдерживает напряжения, не имея возможности сосредоточиться исключительно на расследовании преступлений в сфере искусства. Свою усталость Сеппяля описывал так: «Под конец я вымотался на работе до такой степени, что завидовал заключенному, которого после допроса отводил обратно в камеру. Я думал: “Там можно спокойно читать книги, а меня ожидали стопки бумаг и сотни картин, требовавших расследования, а вдобавок еще и старые незавершенные дела о мошенничестве”».
Старший следователь по уголовным делам Кари Хонканен на протяжении многих лет пытался привлечь внимание органов полиции Финляндии к вопросу необходимости открытия специального отдела, занимающегося расследованием преступлений в сфере искусства. Например, Вели Сеппя, главный исполнитель в фальсификаторской схеме, дело о которой было передано в суд в 2015 году, был известен полиции в течение уже нескольких десятилетий.
Наши пути с Юрки Сеппяля разошлись, но в процессе подготовки книги мы стали друзьями. Я планировал переезд в Брюссель, а Сеппяля подал запрос на перевод из криминальной полиции в другую полицейскую структуру. 17 декабря 2004 года газета Ilta-Sanomat напечатала маленькую заметку об уходе Сеппяля под заголовком «Следователь по делу о подделках Дали вышел из расследования». В ней сообщалось, что специалист по расследованию преступлений в сфере искусства, уникальный в масштабе всей страны профессионал, по собственному желанию перешел в подразделение полиции по обеспечению правопорядка и что расследование дела о выставке Дали оказалось не под силу одному человеку. Руководство полиции Хельсинки заверяло, что обычные следователи в состоянии выполнить расследование любого преступления, а если им требуется помощь специалистов извне, они могут подать запрос на ее получение. Автор заметки упоминал также о критике в адрес полиции за неадекватное расследование преступлений в сфере искусства и констатировал, что следователь, перешедший на другую работу по собственному желанию, не захотел дать комментарии по этому поводу.
Прочитавшие заметку преступники теперь считали, что для них настали золотые времена. Человек с высокими моральными принципами мог подумать, что после раскрытия крупной преступной схемы мошенники уйдут в подполье или хотя бы будут действовать с особой осторожностью, но это иллюзия. С точки зрения преступников, большая шумиха вокруг другого торговца подделками отвлекает внимание от их собственной деятельности и обеспечивает им бóльшую свободу для маневра.
После того как скандал вокруг истории с Минккиненом поутих, один эксперт из авторитетного аукционного дома сказал мне: «Мы бы могли делать все что угодно. Никто нас не контролирует». Это прозвучало как крик души, очень зло и с полным пониманием того, насколько ограничены ресурсы полиции в плане контроля торговли подделками и связанным с ней отмыванием денег. По словам эксперта, преступная деятельность мешает работе честных арт-дилеров. Как объяснить, почему твои цены вдвое выше, чем у конкурентов, которые предлагают на первый взгляд точно такой же товар?
Однако заметка в Ilta-Sanomat не была полностью объективной, поскольку наряду с Юрки Сеппяля за деятельностью в сфере искусства активно наблюдал также и старший следователь по уголовным делам Кари Хонканен. Он был очень предан этому делу, но его персона вызывала противоречивые чувства у некоторых арт-дилеров.
Хонканен, работавший в отделе по контролю преступности, делал проверочные закупки еще до того, как они были регламентированы инструкциями. Он искал осведомителей и внимательно следил за событиями в преступном мире. Его знали как эффективного и трудолюбивого полицейского, который при расследовании дел не считался со временем. В настоящее время Хонканен находится на пенсии.
Около пятнадцати лет назад я прочитал стопку протоколов следствия и решений суда по старым делам о преступлениях в сфере искусства и заметил, что в документах часто повторяются одни и те же имена. Например, преступники получили наказания в виде тюремного заключения в Турку, а по аналогичным делам в Хельсинки не были осуждены. По этому поводу Юрки Сеппяля сказал: «Мне казалось, что виновные предпочитают, чтобы дело рассматривалось в Хельсинки, а не в другом месте».
Из прочитанных документов в моей памяти остались имена, которые впоследствии пришлось слышать неоднократно. Это, например, Йоуни Ранта и его подельник Сеппо Юхани Суоминен, которые годами действовали на рынках поддельного искусства и вели другие совместные дела. Между тем Ранта почему-то не упоминает имени Суоминена в своей книге «Добросовестность — как я наводнил Финляндию поддельным искусством», опубликованной в январе 2017 года.
Ранта привлек группу молодых мужчин к инвестициям в ресторан Rosa Maria, который он вместе с Суоминеном открыл в городе Форсса. Но напарники так легкомысленно обращались с деньгами, что ресторан вскоре обанкротился, а инвесторам пришлось покрывать убытки на протяжении еще многих лет.
В своих воспоминаниях Ранта рассказывает, что в начале 1980-х годов он вместе с Даном Кейни приобрел у Ярмо, брата художника Юхани Палму, магазин Turun Taidesalonki, расположенный рядом с городским художественным музеем. Автор утверждает, что в салоне продавались подлинные произведения, однако его словам верить нельзя. В книге он описал, как ему удалось продать напрямую или через подставных лиц сотни поддельных картин на аукционах Hagelstam, Bukowskis и Stockholms Auktionsverk.
Перед отъездом в Брюссель я побывал на судебном процессе в городе Сало, где Ранта и Суоминен были обвиняемыми.
Согласно протоколам предварительного следствия, Йоуни Ранта и Сеппо Суоминен на протяжении долгого времени продавали местному предпринимателю поддельные картины. Эта афера началась более чем за десять лет до передачи дела о мошенничестве в суд, поэтому обвинения частично уже устарели. Ранта и Суоминен уговорили предпринимателя обменять принадлежавшие ему картины менее известных художников на произведения, якобы принадлежавшие кисти Хелены Шерфбек. В итоге у потерпевшего оказалась дома целая коллекция «подлинников Шерфбек». Когда же он обнаружил, что это подделки, Ранта и Суоминен предложили обменять их на другие картины, которые, увы, также оказались фальшивками. Тогда они попробовали возместить ущерб другими товарами, и Яни, сын Йоуни Ранты, привез предпринимателю целый контейнер застежек — таким образом мошенники хотели компенсировать неудавшуюся сделку.
Когда я читал протоколы предварительного следствия, у меня сложилось впечатление, что предложенные Рантой и Суоминеном товары, особенно вышеупомянутые застежки, нужны были лишь для запутывания дела и затягивания времени. Уловка удалась: рассмотрение дела было отложено на несколько лет.
Ранта рассказывает об этом судебном разбирательстве в своей книге, вышедшей двенадцать лет спустя: «Судебный процесс — событие неприятное для обвиняемого, но, похоже, его легче перенести, если ты виновен. Тебе не нужно сомневаться в своем душевном здоровье и мучиться из-за несправедливости происходящего. Можно сосредоточиться на поиске несовершенств в доводах обвинения и стремиться сократить срок наказания, к которому уже морально готов».
Слова Ранты живо напомнили мне атмосферу в зале заседания и пару других судебных процессов, за ходом которых я наблюдал. Обвиняемые в мошенничестве спокойно и расслабленно следили за происходящим, а вот потерпевшие часто выглядели как ежи, которые при малейшей опасности сворачиваются в клубок. Когда они излагали свою версию случившегося, атмосфера была мрачной, но, когда слово предоставлялось мошенникам, она странным образом становилась легкой и едва ли не веселой. Во время слушания одного серьезного дела о мошенничестве мне казалось, что обвиняемый, имевший степень доктора наук, наслаждается вниманием к нему и своим талантом изображать невинного.
Предприниматель, потерявший деньги в деле о подделках в Сало, был немногословен. На первой полосе местной газеты Salon Seudun Sanomat была опубликована статья о судебном процессе: «Директора фирмы, купившего фальшивки, обвиняют в экономических преступлениях». Из подзаголовка казалось, что бывший директор обанкротившейся фирмы выступает в суде в качестве и истца, и ответчика.
В начале судебного заседания я испытал те же самые подозрения в отношении потерпевшего предпринимателя, что и прокурор, и журналист местной газеты. В ходе процесса мое мнение изменилось, но только после того, как суд предоставил ему слово. Перед этим сын Ранты рассказал о том, как он привез предпринимателю контейнер с товаром. И только тогда я наконец понял, о каком товаре шла речь.
Специалисты в области транспорта и дорожного строительства используют слово vetoketju для обозначения приводных цепей для грузовых автомобилей, тракторов и другой тяжелой техники. Оно образовано от слов vetää — «тянуть, тащить» и ketju — «цепь». Между тем основное значение слова vetoketju — «застежка-молния», то есть деталь одежды, обуви и сумок. Я решил, что торговцы предложили заменить проданные ими фальшивые произведения искусства на используемые в тяжелых транспортных средствах металлические цепи. Это достаточно дорогостоящие запчасти, поэтому поначалу у меня создалось впечатление, что обвиняемые действовали добросовестно. Но я не мог даже предположить, что речь идет не о таких цепях, а о дешевых застежках.
На суде выяснилось, что предпринимателю привезли именно застежки-молнии для чемоданов. Когда прокурор задал сыну Ранте дополнительные вопросы, он сослался на то, что не помнит подробностей, поскольку прошло уже много времени.
На лице предпринимателя, 66-летнего Теппо Элоранты, застыла глубокая печаль. Казалось, будто тоска, стыд и усталость вытянули всю энергию из этого крепкого и прямолинейного человека. Элоранта владел эффективным малым предприятием и обеспечивал работой более десятка человек. Если бы купленные им произведения были подлинниками, он мог бы продать их и спасти свое дело. Когда в суде у него спросили, что он подумал, когда получил в качестве компенсации застежки, он коротко ответил: «Когда они предложили эти молнии, я не захотел их принимать. Мне они были ни к чему».
Потерпевший давно и, как ему казалось, хорошо знал Йоуни Ранту. Тот был талантливым волейболистом, а его спортивную карьеру и впоследствии арт-бизнес спонсировал как раз Элоранта. Предпринимателю было трудно поверить в то, что его приятель так жестоко с ним обошелся. Между тем с фактами не поспоришь: за десять лет Ранта и Суоминен продали Элоранте 300 картин почти за 10 миллионов финских марок (около двух миллионов евро).
Когда я впоследствии читал материалы предварительного следствия по делу о продаже фальшивок в Тампере, то заметил, что и в этом случае мошенники попробовали компенсировать ущерб застежками-молниями, которые покупатель не согласился принять. И точно так же попытка заменить подделки на «молнии» создавала при прочтении материалов следствия впечатление, будто торговцы искренне сожалеют, что продали фальшивки по ошибке. Я полагаю, и в этом случае речь шла исключительно о затягивании дела, чтобы выиграть время.
Мошенники вели себя как честные люди: они якобы добросовестно продали произведения, которые считали подлинными, а затем искренне захотели исправить ошибку. В обоих случаях жулики попытались компенсировать фальшивки ни к чему не пригодным и не имеющим ценности товаром. Лишь много позже я понял, что они, возможно, придумали эту уловку, посмотрев английский игровой телесериал о торговцах антиквариатом, где был описан такой трюк.
Весной 2005 года во время судебного процесса в уездном суде Сало я побеседовал с Йоуни Рантой и подарил ему экземпляр своей книги «Фальшивое искусство» (Väärää taidetta). До выхода книги мы уже несколько раз встречались. Я взял у Ранты интервью о преступности в сфере искусства. Тогда он заверил меня, что хочет рассказать все о своей карьере мошенника.
Однажды в Хельсинки Ранта рассказал случай, как ему пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться: искусствовед превозносил его «полотно кисти Шерфбек», которое затем было продано в Стокгольме за миллион финских марок. Как-то после тяжелого запоя Ранта чуть не умер и оказался в больнице, где, по всей видимости, в нем заговорила совесть. На самом деле он был, по его собственному мнению, слишком честным для арт-дилера и именно поэтому попался. Ранта рассказывал, как он однажды ударил бутылкой по голове своего должника, не желавшего отдавать деньги.
В коридоре уездного суда Сало элегантно одетый в черное Сеппо Суоминен мягким голосом заверял, что прекратил торговлю подделками. По стилю одежды, искренней манере речи и поведению он был похож на архитектора. Ранее работавший поваром Суоминен рассказывал, что сменил торговлю произведениями искусства на рыбную ловлю и теперь занимается копчением рыбы на Сайме. Раньше он зарабатывал в том числе тем, что закладывал фальшивки в разных регионах страны, а затем продавал залоговые билеты.
Заключительные выступления в уездном суде Сало были заслушаны через день после того, как 3 марта 2005 года газета Helsingin Sanomat опубликовала мою большую статью: «Государство игнорирует подделки произведений искусства». В ней я обвинял органы власти и особенно службу судебных приставов в равнодушном отношении к арт-преступности. Незадолго до этого преступники из Латвии попались на распространении фальшивых банкнот евро и получили жесткие приговоры. В статье я предположил, что, если бы латыши занимались вместо изготовления фальшивых банкнот подделками произведений искусства, их бы пригласили на телевидение рассказывать об инвестициях в искусство, и они бы смогли держать арт-галерею в лучшем районе в центре Хельсинки.
Ни один представитель органов власти не прокомментировал статью в Helsingin Sanomat. В то же время некоторые из моих друзей, прочитавших ее, опубликовали свои комментарии в рубрике «Мнения читателей», называя мои выводы преувеличением. К сожалению, никакого преувеличения тут не было.
В заключительной речи адвокат Йоуни Ранты выразил недовольство моей статьей, поскольку, по его мнению, она вводит читателей в заблуждение. Он был не согласен с утверждением, что в Финляндии работают двенадцать профессиональных дилеров фальшивых произведений искусства.
В ходе расследования в сейфовой ячейке Ранты в банке в Падасйоки был обнаружен миллион финских марок (около €200 000) наличными. Когда на суде Ранте и его тогдашней подруге задали вопрос, откуда у них оказалась такая крупная сумма, адвокат предъявил в качестве доказательства происхождения денег квитанцию о получении выигрыша в лотерею. Им просто улыбнулась удача.
Позднее я слышал от профессиональных игроков, что в преступной среде выигрышные билеты можно при необходимости обменять или продать, если кому-то нужно объяснить, откуда человек внезапно получил большую денежную сумму. Например, на рысистых бегах на ипподроме Vermo такие билеты обменивают, покупают и продают, а их цена составляет 10‒15% от суммы выигрыша.
По окончании судебного процесса в Сало я поспрашивал в городе, не знает ли кто-нибудь о фальсификаторе, который, по слухам, работает учителем рисования. Мне сказали, что такой человек действительно есть; у него часто бывают гости из России, он много путешествует, организует собственные выставки и рисует, но другой информации о нем я не получил.
В свою очередь, имя Вели Сеппя, работавшего в Тампере, было в тому моменту уже хорошо известно. Предполагали, что он является автором представленных на суд в Сало подделок «под Шерфбек», но доказательств было недостаточно.
Через несколько месяцев после окончания судебного разбирательства Йоуни Ранте было назначено наказание в виде тюремного заключения на срок более двух лет, а Сеппо Суоминена осудили на полтора года. Они обжаловали приговоры в надворном суде, который сократил сроки лишения свободы на несколько месяцев. Ставший жертвой мошенничества с произведениями искусства предприниматель Теппо Элоранта получил небольшой условный срок за преступления, связанные с бухгалтерским учетом.
В центре Хельсинки работали сомнительные художественные салоны. Я не утверждаю, что они продавали подделки, однако поведение продавцов и реклама вызывали подозрения. Если вошедший в салон клиент осмеливался выразить удивление высокими ценами, ему тут же предлагали большую скидку.
Художественно-антикварный салон Taidemeklarit, начавший деятельность в Тампере и специализировавшийся преимущественно на продаже китча, организует по всей стране выставки-продажи, для которых арендует актовые залы школ и помещения в различных общественных организациях. Картины на таких мероприятиях расставляют в залах прямо на стульях. Рядом с местами проведения выставок размещают большие рекламные щиты оранжевого цвета, привлекающие внимание клиентов: «Распродаем коллекцию художественных ценностей по невероятно выгодным ценам! 300 великолепных произведений! Картины со скидкой всего за €100!»
Откуда берутся эти произведения и почему запасы так называемых художественных ценностей неисчерпаемы? Уровень произведений, предлагаемых Taidemeklarit, обычно не радует глаз, хотя среди них встречаются и хорошо выполненные работы.
Я несколько раз бывал на таких «распродажах художественных ценностей» в Хювинкяя, Тампере и в регионе Хельсинки. Обычно они проводятся в выходные дни. Произведения, выставленные прямо на стульях и полу в актовых залах, — зрелище нерадостное.
Расскажу, как я побывал на подобной выставке-продаже в Доме общественных организаций Хювинкяя, куда в очередной раз покупателей завлекали призывом: «Ценные произведения искусства по низкой цене, количество товара ограничено». В актовом зале на полу в огромном количестве стояли прислоненные к стульям и деревянным скамейкам картины и графические работы. В зале присутствовали трое торговцев. Один из них дружелюбно сообщил мне, что здесь же находится и художник, автор некоторых из выставленных произведений. Куривший в дверях мужчина затушил сигарету и представился. Этот художник, имени которого я не запомнил, не смог абсолютно ничего рассказать о своих работах. На трех или четырех абстрактных живописных полотнах были изображены красные пятна на черном фоне и черные пятна на красном фоне. Ничто в работах не указывало на способности художника и не пробуждало по отношению к ним или к автору каких-либо других чувств, кроме жалости. Я ничего не купил, хотя продавцы и были готовы сильно уступить в цене.
В галерее под названием Art Alex в центре Хельсинки на Булеварди тактика торговли была точно такой же. Размещение произведений, правда, было более выигрышным, а подбор работ лучше, нежели в Хювинкяя. В галерее продавались миловидные произведения для туристов. Продавец демонстрировал мне симпатичные уличные пейзажи, цены на которые были сильно завышены. Он выразил готовность скинуть несколько тысяч почти в тот же момент, когда я только собрался что-то сказать. По моему мнению, продаваемая более чем за €5000 картина стоила не более €1000.
В Брюсселе я намеревался сосредоточиться не на преступлениях в сфере искусства, а на других темах, но получилось иначе. Из любопытства я начал выяснять, как в Бельгии относятся к фальсификации произведений искусства. Как-то за ужином один местный следователь рассказал мне о своей группе, занимающейся исключительно расследованиями в этой области. От него я узнал, что в Бельгии обычной является следующая практика: преступники совершают кражи ценных произведений во Франции, привозят их в Бельгию и скрывают в течение пяти лет, после чего продают. Кроме того, в стране работают дилеры, продающие дешевые работы без гарантии подлинности — покупатели приобретают их на свой страх и риск.
В Бельгии одним из самых популярных среди фальсификаторов художников в то время был голландец Карел Аппел (1921–2006).
Во Франции, а еще больше в Бельгии, изготавливается много подделок африканских древностей, в частности статуэток из бывшей бельгийского колонии Конго.
На рынке вращается множество фальшивок африканских и китайских терракотовых статуэток, искусно изготовленных из старых материалов. Такие подделки нелегко распознать с помощью обычного анализа состава, однако в последнее время для этого появились новые эффективные методы.
Одним из важнейших современных способов экспертизы произведений искусства является компьютерная томография, применение которой для этой цели разработал радиолог Марк Гизельс. В июне 2006 года он рассказал мне, что исследование произведений искусства стало для него доходнее медицины.
В период жизни в Бельгии благодаря некоторым конфиденциальным связям я неожиданно получил информацию, связанную с преступлениями в сфере искусства. Однажды бельгийский чиновник высокого ранга показал мне какой-то документ, отвернулся и начал всматриваться в окно. В паре кварталов от его офиса находятся лучшие в городе художественные и антикварные магазины, лавки, торгующие знаменитым бельгийским шоколадом, которые завлекают туристов и местных гурманов. Разглядывая городской пейзаж, чиновник пообещал: если я когда-нибудь заявлю публично, что он показал мне конфиденциальную бумагу, он подаст на меня в суд за несанкционированное ознакомление с секретной документацией. Но после этого молча продолжил смотреть в окно.
Я быстро переписал себе информацию из лежавшего на столе документа. В нем шла речь о смерти двух людей, имеющих отношение к международной преступности в сфере искусства. В Германии тело женщины-коллекционера было обнаружено рядом с многоэтажным домом, в котором она проживала. Утверждалось, что она выбросилась из окна. Ее друг, вернее, то, что осталось от его тела, был найден мертвым в ванне с кислотой. Расследование дела было прекращено: согласно отчету, оба они совершили самоубийство. Я могу лишь догадываться, почему чиновник показал мне этот документ. Может быть, он хотел, чтобы я каким-то образом повлиял на возобновление расследования.
Впрочем, в Брюсселе я вскоре переключил внимание на другие вопросы, поскольку наряду с искусством всегда любил футбол и в тот момент занимался расследованием коррупции в этом виде спорта в Бельгии и в Финляндии. И все же кое-что общее в этих темах есть. У мошенников, торгующих поддельными произведениями искусства, и взяточников, работающих в футбольной индустрии, удивительно много похожих черт характера и стратегий деятельности. Часто ими управляет неконтролируемая страсть к игре. Они говорят, что играют для того, чтобы получить деньги, но, выиграв огромную сумму, не могут остановиться и играют до тех пор, пока не потеряют все.
По возвращении из Брюсселя я взял интервью у короля казино Пекки Салми. Его биографию написал Марко Эрола, который также является соавтором воспоминаний Йоуни Ранты «Добросовестность — как я наводнил Финляндию поддельным искусством» (Vilpitön mieli eli miten myin Suomen täyteen väärennettyä taidetta). По словам Салми и Ранта, оба они начинали свою карьеру в качестве карточных шулеров.
В свое время Салми держал подпольные игорные притоны в разных уголках Финляндии и на собственной яхте организовывал азартные игры в нейтральных международных водах, где не действовало законодательство Финляндии, ограничивающее игорный бизнес. Салми рассказывает, что у него было заведение в хельсинкском ночном клубе на улице Ратакату в сотне метров от главного управления полиции государственной безопасности. В клубе работало как легальное казино, так и тайный игорный притон. Когда ситуация с азартными играми в Финляндии осложнилась, Салми начал открывать казино в России, где и разбогател. Однако, согласно информации моего источника и в противовес тому, что Салми заявляет в своей книге, нелегальное казино на Ратакату было закрыто, так как там слишком часто появлялись профессиональные игроки, опустошавшие кассу.
В России Салми пришлось, по всей видимости, отойти от игорного бизнеса, когда влиятельные в бизнесе лица «вытолкали» его с местного рынка. В интервью, которое я получил у Салми в связи с публикацией его биографии, он заявил, что может увидеть по человеку, страдает ли тот игроманией: «Человек с игровой зависимостью играет не для выигрыша, а для дальнейшей игры — вплоть до потери всех денег. Он получает удовлетворение лишь тогда, когда проиграется в прах».
Войти с помощью соц. сетей: