Седьмое небо Адлера

Сновидение – это мост, связывающий проблему, которая стоит перед сновидцем, с целью, которой он стремится достичь.

Альфред Адлер

На работе у клиента шеф-грузин без идей, но энергичный, уверенный хачик. Над ним шеф материнской компании – профессионал с идеями. Клиент мог бы всё это делать один за двоих.

У меня в руках оказывается маленький диск, который раскладывается на два колеса и оказывается сверхмощным мотоциклом, очень ярким, уникальным, он мгновенно перебрасывает меня в другое место. Я очень удивлен, почему мне досталось такое чудо.

Мотоцикл – то, что у него между ног, его энергия, которую он боится показать из-за страха кастрации. Из-за этого же страха он не может глубоко погрузиться в любовь, приходится менять партнерш. Страх кастрации связан с матерью, которая сделала старшего брата отличником и конформистом. Он был способнее к математике, но оказался менее предприимчивым и практичным. Кончилось тем, что он работает у клиента бухгалтером.

Фрейд придавал снам важнейшее диагностическое значение, называя их царской дорогой в подсознание. Адлера больше интересовала прогностическая и мобилизующая функция сновидения. Сновидение, по Адлеру, отвечает на вопрос: «Чего я добьюсь, если поступлю так?» Адлер видел в сновидении репетицию жизни человека в соответствии с его жизненным сценарием, подчиненным в основном проблеме власти. «С помощью средств личного опыта и использования обманчивого символа в сновидении отображаются все переходные моменты предвосхищения, соответствующие заранее поставленной цели, сообразной жизненному стилю индивида» (А. Адлер, 2011, с. 249).

Если Фрейд трактовал полет и падение как символы полового акта, то, по Адлеру, полет может означать желание поднять свой статус, а падение – утрату ощущения собственной значимости. В ожидании неудачи человек во сне наталкивается на препятствия, спотыкается и т. п. Сны о наготе могут выражать чувство ущербности или страх быть уличенным в обмане.

В отличие от Фрейда, утверждающего, что сны всегда маскируют скрытые желания человека, Адлер объяснял сновидения дневными волнениями. Причем эмоции во сне нередко отключаются и выражаются соответствующим поведением персонажей сна, состояниями природы, а также метафорами. Символизация может скрывать, маскировать стиль жизни, и чем дальше личность от осознания конечной цели, тем длиннее и причудливее сновидения. Если успокоение не наступает, сновидение на эту тему навязчиво повторяется.

По Адлеру, начинать толкование сна следует, исходя из обычного здравого смысла. Часто сон хочет напомнить нам о событиях дня, на которые мы почти не обратили внимания на фоне более сильных впечатлений. Например, если сон касается какой-либо пищи или части тела, то это может быть сообщением о том, что организм нуждается в определенной пище (или, наоборот, должен ее избегать) или что вам нужно обратить особое внимание на определенную часть тела. Человек может бессознательно знать о начинающейся болезни до проявления ее симптомов, так что правильное понимание такого рода снов может превратиться для вас в систему раннего выявления возможных заболеваний. Сон может предупреждать о том, что стоит починить машину и пр.

Выпадение во сне коррекционной функции психики проявляется в смещении поля зрения в бескрайнюю фантазию и в беспрепятственном выдвижении на передний план цели. Последнее ведет к усилению и акцентированию желаний, к аналогичным по содержанию, таким же обманчивым, но более заостренным выражениям и преувеличениям, которые, однако, могут ограничиваться и сдерживаться вследствие стремления спящего к предосторожностям. Предвосхищающая, предвидящая функция сновидений, направляющая действия человека, свидетельствует о подготовительной работе сновидца в связи с его актуальным затруднением, которая соответствует линии жизни индивида и всегда имеет своей целью самозащиту. Сновидение может представить свершившейся одну из ожидаемых в будущем ситуаций. Таким образом, ход сновидения определяется конечной целью субъекта.

«Задача любого сновидения – найти путь к цели превосходства, можно сказать, что сновидение снится ради того, что называется „скрытой целью превосходства индивида“. Все видимые симптомы, душевные движения и сновидения являются лишь формой подготовки, делающей человека способным дойти до своей конечной цели независимо от того, какова она: желание ли это быть в центре внимания, подавлять и главенствовать или избегнуть определенных людей и ситуации.

Цель сновидения не выражена ни логично, ни достоверно. Сновидение существует лишь для того, чтобы создать определенное чувство, настроение или эмоцию, и представляется совершенно невозможным полностью рассеять туман его непонимания. Однако в этом смысле оно отличается от бодрствующего состояния и свойственных ему душевных движений только по степени, но не качественно. Мы убедились, что ответы психики на проблемы жизни зависят от индивидуальной схемы жизни: они не вписываются в установленные рамки логики, хотя ради всеобщего блага нашей целью и является максимально приблизить их к этим рамкам» (А. Адлер, 1997, с. 111–112).

Кажущаяся непонятность сновидений, по Адлеру, объясняется прежде всего тем обстоятельством, что сновидение не является средством овладения будущей ситуацией, оно представляет собой просто сопутствующее явление, отражение сил, след и доказательство того, что тело и дух предприняли попытку предвосхитить ситуацию, чтобы личность спящего смогла справиться с предстоящим затруднительным положением.

Непонятность сновидения связана с тем, что для защиты от определенных действий используется бессознательное представление о будущем. Если бы спящий понял свой сон, его честолюбивые помыслы и поступки должны были бы отступить перед сознательной критикой. Аффекты, проявляющиеся в сновидении, всегда представляют собой защиту от критического мышления и усиливаются, если того требует защита жизненного стиля.

Сновидение редко воспроизводит реальные события. Чаще оно использует детские символы и поэтические образы. Например, чреватое риском решение замещается предстоящим школьным экзаменом, сильный противник – старшим братом, мысль о победе – полетом ввысь, угроза – пропастью или падением. Простота сцен сновидения по сравнению с запутанными жизненными ситуациями полностью соответствует попыткам сновидца упростить многообразие различных сил в определенной ситуации и найти в ней выход, следуя своей руководящей линии.

Хотя Фрейд не отрицал индивидуальный подход к сновидению, тем не менее он создал что-то вроде своего собственного «сонника» – словаря символов, в котором закрепил за некоторыми образами определенное содержание сексуально-эротического характера. Адлер основал направление психоанализа, которое он назвал «индивидуальной психологией», и образы сновидений, по Адлеру, – это тот материал, который необходимо интерпретировать исходя из особенностей конкретного человека: его личной истории, чувств, мотивов, событий и пр.

Избегающим личностям в ситуациях риска снятся падения, которые предупреждают их: «Не стоит этого делать – проиграешь!» Менее тревожные в таких ситуациях видят во сне преследования и погони. Такие сны отражают их более активную жизненную позицию: от проблем не убежать, придется их решать. Один и тот же символ у разных людей может иметь разное значение. Например, лошадь для одного человека может символизировать груз ответственности за семью, которую он «тащит», для другого человека – стремление первым «прибежать к финишу», для третьего – ощущение свободы.

Чем меньше человек в бодрствовании склонен выражать агрессию по отношению к другим людям, тем чаще в его сновидениях появляются угрожающие ему объекты. Более агрессивные люди в своих снах стремятся приблизиться к другим, что выглядит противоположным их бодрственной установке. Таким образом, в сновидении проявляются сдержанные в бодрствовании агрессивные импульсы, находящие свое выражение с помощью соответствующих представлений человека. В сновидении отражается потребность в объективации собственной сдержанной агрессии таким образом, чтобы она стала оправданной в собственных глазах сновидца (агрессивен не он, а другие, от которых приходится защищаться опережающей агрессией).

Принципы работы со снами Адлер обобщил в следующем высказывании. «Если разложить кажущееся непонятным сновидение на его составные части и показать сновидцу, что означает для него каждая отдельная часть, то при некотором старании и проницательности возникнет ощущение, что за сновидением скрываются силы, стремящиеся в определенном направлении. Это направление проявляется и в остальной жизни человека и определяется его личностным идеалом, теми проблемами и затруднениями, которые были для него особенно чувствительными.

В результате такого рассмотрения, которое, пожалуй, можно назвать художественным, выявляется жизненная линия человека или часть ее, мы начинаем видеть его бессознательный жизненный план, в соответствии с которым он стремится справиться с адаптацией к жизни и своей неуверенностью. Мы видим также, какими обходными путями он идет, чтобы избежать поражений и сохранить чувство уверенности в себе. И мы можем использовать сновидение, как и любое другое душевное явление, как саму жизнь человека, для того чтобы сделать вывод о его отношении к миру и к другим людям» (А. Адлер, 2011, с. 248–249).

Большинство людей боится неудач. Им снятся падения, которые предостерегают их. Такие сны оправдывают безвольных, неуверенных в себе неудачников. Кто-то всё же решается на что-то до определенных пределов. Их границы мобилизуются во снах во время преследования и погони. Робкие люди чувствуют себя уверенно хотя бы в снах, которые нередко заменяют им реальность.

В сновидении отрицаются законы реальности (заповеди Творца). Сновидец – нарциссичный демиург. Ему всё можно, позволено даже переиграть, начать сначала. Мертвые оказываются живыми, неоконченные дела – завершенными. Иллюзия всемогущества уменьшает беспокойство, если оно появилось во сне. Величие персонажей компенсирует пониженную самооценку. Можно говорить о мании величия на почве комплекса неполноценности. В сновидениях мания величия обычно сопровождается идеей высокого происхождения и грандиозных деяний. В компенсаторных снах появляются знатные родительские фигуры, ситуации триумфа, почестей.

Многие люди живут по принципу: жить-поживать, добра наживать. Раздобреть вместо стать добрее. Все свое ношу с собой: жир, брюлики, хитрость. Выйти в люди означает разбогатеть. Мамаша ласково шепчет ребенку: дорогой мой, золотце мое. Так душевные ценности говорят языком Плюшкина. Но тому вещи окончательно заменили дружбу и любовь, а моим клиентам – нет. Просто они отождествляют душевные и материальные потребности. Приведу несколько примеров.

Клиентка снимает квартиру в Москве, где работает в международной компании; ее мать живет в бедности за городом. Клиентка не уверена в себе, стесняется своего происхождения. Ей снятся обыденные по содержанию сны, отражающие ее комплекс неполноценности.

Я иду с подругой по ее делам, она подгоняет меня. Я бегу за ней с болью и радуюсь, что не одна. У меня боль в спине, в голове, нет здоровья.

Я грубо ругаю подругу за то, что та деградировала, стала неинтересной, занимается только своим портфолио.

Раз ее отвергали даже родители, очень важно быть с кем-то, а раз она такая головная боль для всех, надо бегать за нужными людьми и гнуть спину перед каждым.

Я беру билет на автобус. Давно умерший старший двоюродный брат говорит, что я знаю только попсу. У него яркая крикливая жена. Я стала вспоминать классику джаза, но смогла вспомнить только Summer Time и устыдилась перед собой и перед ним.

Я еду с сотрудником и незнакомой женщиной в автобусе. Сотрудник поет дурацкую песню, эпатирует, как подросток. Женщина стоит между ним и мной, он кладет руку на плечо девушке, и мне обидно. Я стесняюсь своего простого происхождения, боюсь унижения.

Охлобыстин из сериала заглядывает мне в лицо и усмехается.

Охлобыстин противный мужик, но талантливый актер, потихоньку завоевывает популярность. Бывший муж клиентки хвастался, что учился с ним на режиссерских курсах, тот считался тогда дураком, а теперь вот поумнел. Ей бы так.

Я переезжаю в большую квартиру. Она старая, с голыми стенами, без мебели. Желтый свет от электрического освещения. Масса работы на мои плечи. Проснулась с будильником и обрадовалась, какая куча мебели в моей съемной квартире. Ничего не надо, всё есть.

Семья поручила мне поговорить с теткой о наследстве. У нее четырехэтажный кирпичный дом в поселке городского типа. Люди с завистью говорят о нем. Я управляю грузовиком. Он весь железный, большой. Приятно смотреть на всех с высоты.

Идет ремонт в новой пустой квартире, где я живу с подругой. Стены пустые, без обоев, новый шкаф до потолка – как тот, что в вашем кабинете, только белый. Внутри нет полок, торчат лишь стержни для них. Вещи навалены, хотя я всегда кладу вещи на место. Где взять полки? Я уступлю нижние полки подруге – младшим нужно уступать. Как я буду дотягиваться до верхних полок?

Клиентке легче слушать голос разума, чем сердца. Ее приучили уступать младшей сестре и контролировать свои чувства. Но теперь она спрашивает себя, чего хочет. Стала отказывать людям, иногда резко, они обижаются. Появились конфликты с коллегами и подругой. Сама виновата, разбаловала их.

В снах этой клиентки отражается страх нищеты и компенсаторная потребность в превосходстве, которую она успешно реализовала. Однако чувство неполноценности гонит ее всё выше. Насчет «ничего не надо, всё есть» – так сон защищает от пугающего осознания, что есть еще что-то важное, но трудно достижимое. Что же это?

Дом ассоциируется у клиентки с собственной личностью. Большая квартира лучше маленькой, как лучше быть взрослым, чем ребенком. С другой стороны, новое лучше старого, умирающего. Обставить квартиру символизирует личностный рост. Теткино наследство во втором сне – психологические знания, которые клиентка хотела бы получить от меня. Тогда она будет лучше управлять своими подчиненными и чувствовать себя в безопасности, на недосягаемой высоте.

Ночные сны – это отклики дневных помыслов: увидит во сне вожделенное, тем и утешится.

Эпиктет

Мать клиента всегда мечтала быстрей избавиться от детей – тогда они с отцом заживут нормально. Мать унижала его с сестрой, заставляла любить ее из-под палки. Она хотела дать им больше, чем дали ей, «делала из них людей». Сестра поддавалась ей, а он нет. Мать раздражало, что клиенту звонят разные девушки. Она была против такого богемного образа жизни. Она верит в переселение душ. Она живет седьмую жизнь, а он только первую. Откуда она это знает? Она так чувствует. Клиент пытался развести родителей, а мать в конце концов осталась с отцом, который проклял сына. Клиенту купили квартиру, но оформили ее на отца.

Я в квартире, которую когда-то снимал. Теперь мы с женой ее купили. Я захожу в магазин, у меня деньги того и этого времени. Я прошу продавщицу выбрать подходящие деньги и делаю покупки. Квартира в хрущевке, хозяева оставили старую мебель с посудой. Мы с женой очищаем ее от липкой паутины.

Клиент на самом деле купил квартиру, и не одну. Теперь он не снимает квартиру, а сам является хозяином, как раньше его отец (идентификация с агрессором). В жизни клиента переплетены старые обиды и новые достижения, старые и новые ценности. Мне предстоит, как продавщице и жене, помочь ему очиститься от липкой паутины прошлого.

В 15 лет клиент вернулся от бабки к родителям. Отец клиента служил в авиации командиром учебной роты. Он командовал и дома: почему грязь под плинтусом? Потом армия развалилась, отец остался без денег, а мать хорошо устроилась, стала много зарабатывать. Отец приходил с работы раздраженный, разряжался на детях и закрывался с матерью в спальне. Клиент вспоминает сон, который приснился ему в это время.

Дерутся двое мужчин, несимпатичному больше достается. Я злорадно смеюсь, потерпевший находит меня в толпе и угрожает. Я вызываю его на дуэль: кто быстрее бегает, и убегаю от него.

У клиента происходит идентификация с агрессором, затем с его жертвой, которая спасается бегством с компенсаторным чувством победы. У матери были все рычаги власти. Она попрекала деньгами. Мать собирала детей и внушала, что отец слюнтяй, ничего не может. Нормальный мужик должен сначала одеть жену, а потом уже одеваться сам. Мать всегда заявляла, что муж голова, но женщина шея; мужчины без женщин ничего не могут, они тупые бездельники. Дочь она учила получать от мужчин вещи, машины. Клиент не хотел быть слабым, как отец, и занялся самбо. При мысли о конфликте клиент видит человека с луком и стрелой или метательным финским ножом.

Пожилой врач рос без отца. Когда клиент в детстве услышал по радио о смерти Сталина, он долго рыдал.

Вижу Сталина. Он симпатичный, напоминаю себе про его злодейства. Он заходит с юношей в зальчик рядом с конференц-залом. Мы за длинным столом, как в совещательной комнате, в торце кресло Сталина. Я рад, что сижу не в самом конце стола. Там сидит женщина, похожая на мою мать. Сталин показывает на свой портрет на стене сбоку от кресла: «Это Сталин», с легким акцентом. Юноша доверчиво смотрит. Сталин притягивает его спиной к себе. Все же он душевный. Наглаживает юноше поясницу. Напоминает анальный секс. Гомосексуальное что-то. Женщина не нужна. Хочу быть с отцом народов! Быть Папой.

Клиент заведует неврологическим отделением. За отеческую заботу больные между собой называют его Папой Женей (дальше я так и буду его называть). Собственным детям он уделял мало внимания – работал на полторы ставки, писал диссертацию. Он научился понимать свои сны не хуже меня. Вот образец.

Дома гость, спрашивает, у кого пахнут носки, глядя на кого-то из женщин. Я признаюсь, что у меня, и иду к матери за свежими. Она разговаривает в занудной манере жены, я говорю подчеркнуто лаконично, кричу для гостя: «Я трачу драгоценные минуты, а дел на секунду!» Мне достаются летние сетчатые то ли носки, то ли перчатки, хотя на дворе зима. Кто-то – вроде мама – дает мне 500 рублей на какой-то взнос, я иду на работу. По пути вижу сверху (лечу?) ряд пассажей типа рынка, там дешевые товары, можно будет купить себе теплые носки и перчатки. На работе кассирша говорит, что годовой взнос я принес на месяц раньше, но берет эти деньги и выдает скромную зарплату. Я выхожу на улицу, там суетится народ, я узнаю, что враг у самой Москвы. Думаю, что успею купить носки и перчатки, попадаю в тесный длинный магазин, это не тот пассаж, вообще тут не разобраться, ищу выход. Оказываюсь прижатым около туалетов, там какая-то лимита, меня тормозит пара интеллигентного вида москвичей, один вроде бы называет меня говном. Я его «оттягиваю», он испуганно отрицает, что так говорил. Замечаю выход, с трудом выбираюсь. На улице эта пара снова рядом, улица перегорожена Т-34 с большой поблеклой звездой – побывал в сражении. Мужчина, с которым мы поцапались, матюгается на ситуацию, я укоряю: очень интеллигентно! От Кремля вбок установлен железный забор. Я знаю из прошлого, что до Кремля фашисты не дошли, иду за него. Думаю, всё же снаряды могут долетать. И перчатки у меня сетчатые. И денег мало. Ничего, как-нибудь протяну. И никакой заботы, как там мои. Вроде я сегодняшний, взрослый мужчина и одновременно юноша, только начавший зарабатывать.

Папа Женя: Я вторую неделю не меняю носки, жду, когда начнут пахнуть, стыдно, но усвоенная в детстве бережливость побеждает, хотя сейчас носков полно. Дед называл меня навозным жуком из-за медлительности – я не сразу отвлекался от своих мыслей.

Я добавляю: Навозный жук символизирует Скарабея, у древних египтян и евреев это эмблема мужского начала, зарождения жизни и возрождения. Он катит перед собой навозный шарик с яйцом детеныша, как Творец катит по небу солнечный диск. Кстати, у Ахматовой есть замечательные строки: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Папа Женя довольно улыбается.

Иду по второму этажу строящегося дома, по пути нахожу гривенник, они теперь часто валяются под ногами, когда чистые – я подбираю, хотя это что-то нелепое с моей стороны. Подбираю и теперь, дохожу до края, вижу горку гривенников. Похоже, сюда складывают по принципу «с миру по нитке…». Кладу и я, чувствуя, что дорос до тех, кто не захотел присвоить чужое, а собрал в кучку для нуждающихся.

Я иду позади двух знакомых мужчин, один из них – психолог, приятный и живой. Они идут по одной стороне пустынной улицы, я по другой. Психолог переходит на мою сторону, поднимает камень на пне, под ним сияет новенькая десятирублевая монета. Я восхищенно любуюсь и радуюсь: «Давно не видел таких». Он снова оказывается на другой стороне улицы, и я честно кидаю монету им.

Папа Женя: Последняя серия «В круге первом» закачивается тем, что Сталин разглядывает юбилейную серебряную монету со своим профилем, похожую на царские монеты моего деда. Я до сих пор очень жалею, что первая жена спрятала их от меня при разводе. Для нее это просто деньги. Монета – к деньгам. Вчера я получил зарплату, порадовал жену, которая неравнодушна к деньгам, «подарком» на день рождения – чистоганом. Но видеть монеты во сне – к предстоящим деньгам. Десятирублевая, да еще серебряная – к серьезным деньгам. Она была решкой, чтобы я знал про ее достоинство. Но к счастью – это когда монета лежит орлом. Не в деньгах счастье. Тем более не просто потерянные, а под камнем. Может, это ловушка. Психолог не взял, он умница (спасибо за комплимент!). Я не видел, чтобы он поднял ее, когда я ее бросил им, – сон на этом закончился. Думаю, что после этого моего испытания он положил ее на место для следующего подопытного. Но для меня монеты деда – не деньги, они никогда такую роль и не играли. А про человеческие ценности деда я знаю, они во мне, хоть он меня никак не воспитывал, просто покупал игрушки (намек психологу, что тот заботится о нем за деньги).

Папа Женя соглашается, что камень символизирует твердость, прочность и надежность. Это связующий объект между нами, отраженный в терапевтическом договоре. Серебро, в отличие от золота – знака благополучия, – служит символом чистоты. Это атрибут богини-девственницы Артемиды. Папа Женя вспоминает серебряные ханукальные подсвечники деда. Их удалось сохранить. Его лицо светлеет.

Во сне я в конце какого-то застолья зачем-то снимаю свой лучший ремень (от Кардена, толстый, коричневый) и автоматически откусываю от него кусок с пряжкой. Опомнившись, понимаю, что ремень погиб. Хотя бы съесть… Жую откусанный кусок – не поддается. Утешаю себя, вспоминая, какие еще у меня есть ремни.

Папа Женя: Здесь и желание распоясаться, и готовность опроститься, и не прошедший до сих пор страх голодной смерти. И еще напоминание, как незаметно можно втягиваться в привычные игры в компании.

– Что еще?

– Кожаный пояс пророков означает смиренность и презрение к мирской суете.

– А пряжка?

– Она защищает живот и скрепляет ремень, который без нее перестает опоясывать чресла.

– Развязать пояс девственности – значит изменить жениху.

– Я изменяю своему Анимусу.

– А зачем было совать ремень в рот?

– Это ассоциируется у меня с минетом. С женскими половыми губами…

– А если вспомнить про поцелуйное зачатие и Андрогина?

– Тогда получается самооплодотворение. Женщина мне не нужна? Ничего себе!

Мне остается добавить, что пряжка закрывает пуп, символизирующий Центр мироздания и Самость. Пряжка защищает от проникновения, но ее можно снимать, чтобы восстановить магическую пуповину – связь с Великой Матерью, человеческой природой.

На следующей сессии Папа Женя вспоминает, как у Кафки в «Процессе» главный герой умирает, «как собака». Вот и ему сегодня приснилось похожее. Его должны были за что-то расстрелять, и он выговорил себе некоторые поблажки. Конвоир провожал его к стенке. Этот сон экранируется вторым:

После того как в понедельник меня не расстреляли, в среду снова собираются вести на расстрел – вместо моего близнеца. Привычное уже дело, обыденное. Снова легко договариваюсь, что можно будет идти с конвоиром под руку и разговаривать. Рассказываю ему по дороге про ошибку, он рассеянно слушает. Мы останавливаемся перед поворотом к стенке, он кладет свой сидор на высокий люк и предлагает перекусить, ожидая, что у меня что-то есть. Я даю ему из своей сумки и замечаю, что кто-то стоит за спиной, лезу в карман – кошелек на месте. Что же я не оставил его жене, там же крупная сумма. Наверное, заберет конвоир? Разглядываю монеты.

Папа Женя: Ничего нового. Видеть монеты со сне – это к деньгам. Собственно, иного мотива для расстрела нет. А чем я еще интересен, полезен или вреден? Что за эту пролетевшую неделю сделал, кроме как прибавил денег? Лечил больных, давая им иллюзию отеческой поддержки. На практических занятиях учил будущих врачей делать то же, что и я. Пишу диссертацию, которую никак не закончу. И больные, и студенты – потенциальные клиенты – дети и кормильцы в одном лице. Какой-то театр абсурда, кафкианский сон…

Не помню проявлений радости у матери по поводу моих достижений. Может быть, она завидовала? Она ставила мне клизмы от запоров, которыми страдала сама. Всю жизнь считала чужие деньги – бухгалтер, анальная личность. Лазила в мои бумаги, обнаружила скабрезные стишки в 9-м классе и заставила пойти с ней к товарищу, у которого я их переписал, чтобы пристыдить его мать и потребовать оставить ее сына чистым. Безумная Грета с картины Брейгеля – мародерка с тупым рылом. Чем чище маска, тем больше грязи под ней. От такого запора никакая клизма не помогает…

Я напоминаю Папе Жене о собаке, о том, что он вновь вспомнил Кафку, но уже без нее. Деньги для него ассоциируются с грязью, а его мать была бухгалтером. Он сейчас обличал ее. Собака у евреев считается нечистым животным. Собаке – собачья смерть. Это про мать? Папу Женю передергивает. Он недовольно поджимает губы: наших бьют! Надо будет помягче.

Я с группой людей подхожу к большой больнице типа моей, она вся белая и белая лестница с балюстрадой к главному входу. Вход закрыт, я остаюсь один, туда входят, открывая дверь ключом, свои, а я вроде не местный. Подхожу к окну кухни, прошу позвать директора ресторана, мне отвечают невразумительно. Пропустив несколько местных, вхожу за одним. Иду на кухню, ничего не добившись, поднимаюсь на второй этаж. Там в палатах терапевты в белых халатах с фонендоскопами на шее сидят на койках, осматривают больных. Думаю, что уже четверг, а я с понедельника никого не смотрел и не писал в истории болезни, накажут. Терапевты незнакомые, из другого отделения, я ищу в коридоре медсестер узнать про директора ресторана, попадаются ничего не знающие санитарки. Все местные в белых халатах, даже санитарки, один я в своей одежде. No smocking – no dinner (нет смокинга – нет обеда, со свиным рылом не лезь в калашный ряд).

Я получаю зарплату, склоняясь у окошка кассы. Как много! Укладываю эту большую пачку в накладной карман сумки – надо будет бдеть в дороге. В сумке свернутый плащ, в нем будет прохладно. В шкафу в коридоре мое теплое пальто и другие вещи, оставленные еще с прошлой получки. Я раздеваюсь в пустом коридоре догола, чтобы переодеться. Проходит девочка, останавливается, оборачивается и подходит ко мне. Она предлагает поцеловаться. Я спрашиваю, сколько ей лет. Она говорит, что 80 (вместо 18?). Я целую ее в щечку, она меня в губы. Я говорю, что она умеет, она целует меня еще раз не по-детски, взасос. Я говорю, что ей 12 лет. Она делает большие глаза и говорит, что теперь будет меня ненавидеть. Она уходит, оборачивается и внимательно смотрит на меня большими глазами. Я остаюсь один, перехожу с вещами в свой кабинет и переодеваюсь. Замечаю, какое бедное пальто с облезлым меховым воротником. Нет туфель, а вроде я их здесь оставлял. О, они на мне. Я успокаиваюсь, и сон кончается.

Деньги, девушки, одет-обут – что еще нужно? Слава богу, мне еще не 80! Хотя и далеко не 18… А в 80 впаду в детство и потянет на 12-летних, чтобы согрели в холодной постели. Двенадцать – возраст Джульетты. До 13 лет я считал, что дети рождаются от поцелуев. Вот что значит не пройти эдипову фазу в свое время. Да еще жить в пуританской семье, где у деда нет бабки, а у матери – мужа. У меня не было сестры, и в школе было раздельное обучение.

Я выхожу из своего кабинета. В длинном коридоре какой-то высокий парень в спортивном костюме. Через какое-то время я возвращаюсь в кабинет, там какая-то женщина, своя. Я открываю ящик рабочего стола, там вещи этого парня, они пахнут потом. Другие его вещи лежат на стульях, висят на вешалке. Откуда у него ключ от кабинета? Я иду к главному врачу, чтобы ключи от моего кабинета были только у меня.

Папа Женя: Это насчет интереса больных, и особенно пациенток, к моей семейной жизни. И наверное, еще про страх самораскрытия.

– И про желание самому контролировать терапию, – добавляю я. Папа Женя согласно кивает. Он доверяет мне больше всех, но даже мне не очень. Ведь я терплю всю эту грязь ради денег?

– Вы воняете здесь, как грязные носки в ящике? (Папа Женя подбирает ноги.) Спортивный парень – не свой парень. Своя – женщина.

– Опять Анима?!

– Скорее, это под нее косит Бабка-ёжка.

Папа Женя по-кошачьи прищуривается:

– А я вот Ёжкин Кот, мастер спорта по боевому царапанью! Сам с усам! Отпущу усы, а что?

– Ага, забрать энергию у Тени, святое дело.

Я с деловой женщиной (любовницей?) и слабым молодым мужчиной (альтер эго?) иду с пляжа в номер. У меня будет публичная лекция. Переодеваюсь, она упрекает, что у меня нет белых носков. Я ставлю напоказ свой крутой кейс, из которого взял материалы для лекции. Я не готовился, ничего не помню, даже темы. Опаздываю уже на 15 минут, некогда разбираться. Там файлы с пластиковыми пазлами, почти нет текста. Меня проводит в зал женщина, лекция рассчитана на 20 минут – продержусь. В проходе встречаю своего ординатора с его виноватой улыбкой, мы здороваемся за руку. Маленькая сцена, трибуна справа. Плечи зала гораздо шире головы – сцены, зрительный контакт ограничен. Зал переполнен. Я дружески улыбаюсь, извиняюсь за опоздание. Женщина с ребенком на руках перед трибуной выходит, быстро возвращается, держит передо мной зеркало на ручке. Я шутливо комментирую, но оказывается, это не для меня. Выискиваю в тексте пару научных открытий, рассказываю про клетку с окошком, которое напоминает отогретое место на зимнем окне. Слушатель из переднего ряда дополняет тем, что я не знаю. Sic transit gloria mundi (так проходит мирская слава). Этот позор поможет мне впредь готовиться лучше.

Папа Женя: У меня узкие плечи и широкие бедра, интуитивное мышление – мало текста. Вместо теплых чувств разглагольствую о теплом месте на морозном окне. Кругозор ограничен профессиональными интересами. Зеркало отражает, как Луна отражает Солнце. Это вы отражаете мои чувства, как женщина с ребенком, и дополняете мои знания, как слушатель в переднем ряду. Что, не в коня корм? Папа Женя виновато улыбается.

Я напоминаю ему о смущенной улыбке его ординатора. Папа Женя не уверен в себе ни как мужчина, ни как профессионал. Он замахивается на то, что ему якобы не по зубам. Выход он видит в дальнейшем саморазвитии, не очень доверяя мне и полагаясь больше на свои знания. Чтобы чувствовать себя не слабее меня, он говорит на латыни.

И все б сбылось!.. Но зазвонил будильник.

Наталья Резник