Из гусеницы в бабочку

В каждом человеке продолжает жить испуганный, полный опасений ребенок, горячо желающий, чтобы его любили.

Шандор Ференци

Отец Инны жалел, что не родился женщиной, это избавило бы его от чувства неуверенности перед женским полом. Он был рад, что у него родилась дочка, возился с ней больше матери, которая находилась в депрессии. Когда Инне было 3 года, отец отрекся от дочери, не сладив с ней. В 3–4 года Инна нарядила куклу, показала матери, та похвалила и отправила показать отцу, который мылся в открытой ванной. Когда Инна вошла туда, он испуганно прикрылся. В детстве Инна часто видела родителей голыми, а во время пьянок наблюдала оргии.

Я пригнала из сервиса к отцу две черные машины – его мерс и свой джип. Мою машину не отремонтировали, не подобрали запчастей.

Инна рада, что я не поспешил с интерпретацией, а спросил про ее ассоциации. Отец не поинтересовался бы. Она думает, что у меня, как у механика сервиса, нет нужных ей запчастей. У нее такая исковерканная судьба… К тому же сытый голодному не товарищ. Она злится на сытых, завидует и сама имитирует сытость. Она не заметила, что отца проассоциировала с элегантным «мерседесом», а себя – с внедорожником. Да, она беспутная.

Инна поедет после сессии на очередное прижигание эрозии шейки матки (чинить свою черную колесницу). Отец собирал кассеты с порно, она втайне смотрела их. Иногда они приходили с матерью домой и заставали пьяного отца спящим перед экраном с порнофильмом. Потом он устроил ритуальное сожжение пленок в подъезде, как будто выжигал каленым железом скверну, которую сам же и принес в дом.

Я впервые в жизни занимаюсь сексом с отцом к обоюдному удовольствию. Потом иду в ванную, он заходит и лезет мне под полотенце, не понимая, почему я теперь сержусь. Потом он гонится за мной, как злой гений, по каким-то развалинам, я могу покалечиться, но мне помогает друг детства. Он учит меня кататься на роликах, я падаю и жду, что он, как отец, будет критиковать меня и самоутверждаться. Но он смотрит на мои ноги без презрения, а заботливо: не поранилась ли я.

Вспоминается, как Инна проснулась между мамой и ее любовником. Как-то у нее одновременно с матерью пришли месячные, кто-то из них испачкал выделениями пол в туалете, и отец в ярости спрашивал, у кого из них «течка». В 17 лет у нее разболелся живот, и ее обрадовало, что отец, предположив гинекологическую проблему, признал в ней женщину.

Ко мне пришел преподаватель института с двумя собаками. Он как бы изнасиловал меня, хотя мне это было приятно. Потом я впала в сон внутри сна и оказалась у него дома с ожиданием, что мы продолжим. Вместо этого он объясняет, что идет эксперимент, я буду беременна, рожу ребенка и умру в родах. Я говорю, что сделаю кесарево сечение, но он заявляет, что гипнотическое внушение не даст мне сделать это. Тогда я сделаю аборт. Но благодаря гипнозу я замечу беременность, когда будет уже поздно.

Инна – моя бывшая студентка. Терапию проходит у меня дома. Сон отражает ее страх беременности и аборта, а также желание инцеста и страх смерти из-за него. Она хочет и боится моего психологического проникновения. Когда Инне было 11 лет, ее мать сделала аборт и подробно рассказала ей обо всех неприятных ощущениях. Тетка тоже делала аборт с осложнением, после которого осталась бесплодной. Отец расценил тошноту Инны во время гепатита в 17 лет как признак беременности и не давал вызывать врача, чтобы не позориться. То есть он готов был убить ее – еще и из-за того, что она изменила ему, ведь он ненавидел всех ее мальчиков. Мать он обзывал беременным муравьем, и та приучила дочь втягивать живот, но после гепатита Инна поправилась на 14 кг, и это стало трудно. Ее живот начинает увеличиваться за неделю до месячных, потом болит и заметно увеличивается во время месячных. Так что половину времени она «как бы беременна, но это временно». И последствия переедания, и запор Инна ликвидирует клизмой. Клизмы делал ей отец. Такая мастурбация, безопасный оральный и анальный секс.

Я нагибаюсь под стол за кошельком. Поднимаю предмет, похожий на черный пластиковый пенал. Рядом с ним лежит свернувшаяся в кольцо змея. Она распрямляется и кусает меня за левую ладонь. Мне жалко змею, так как она теперь умрет, и страшно за себя. Яд подействует через 30 минут. Забыв от страха о своей машине, я умоляю срочно отвезти меня в больницу двум девушкам. Они свои, но какие-то замороженные. Дальше всё идет на бегу, но как в замедленном кино. Возникает провал в памяти, и я оказываюсь в аэропорту, куда меня зачем-то привезли. Я одна среди чужих безразличных людей, красная и распухшая. Вижу зеркало, подхожу к нему, вся опухоль превратилась в прыщик на лице, который я выдавливаю.

Кошелек, кошелка – символы матки. Пенал – символ фаллоса. Укус змеи – проникновение, зачатие. Левая сторона – не правая, неправая, неправильная. Она же слабая, податливая, воспринимающая – женская. Яд змеи – сперма Змея-искусителя, символизирующего ее соблазняющего отца. Инна с жалостью думает о его смерти, хотя он не пожалел ее во время гепатита. Замороженные девушки – депрессивная мать клиентки и фрустрирующий аналитик. Опухоль, превратившаяся в прыщик, который Инна выдавливает, – аборт. Чтобы через полмесяца начать сначала (яд подействует через полчаса).

Раньше Инне нужно было только иметь много мужчин, а теперь хочется, чтобы партнер ее понимал, как я. Мать Инны опасается, что я гипнотизирую дочь на расстоянии. В детстве, когда Инна сопровождала мать в винный магазин, у нее была возможность рассказать матери что-то свое. В основном это были образы ее фантазий, там жили ее идеальные друзья и подруги.

Мать Инны хотела бы родить отцу мальчика, как тот просил. Правда, потом выяснилось, что на самом деле он мечтал о дочери (сына от первого брака он оставил без алиментов). Отец давал Инне мужские прозвища. Первым было Мопсик, в 15 лет – Хорек. Имелась в виду ее любовь к курятине и вонь в туалете. Инна до сих пор верит отцу, что хорек душит кур своими кишечными газами. Родители убеждены, что все люди готовы их уничтожить. Отец говорит: пусть скажут спасибо, что я вообще с ними здороваюсь.

Когда я был в отпуске, Инна увидела сон, который ее успокоил.

После сессии вы провожаете меня в прихожую и помогаете одеться. В это время по домофону звонит следующая клиентка. Я задерживаюсь, комментируя сессию. Входит клиентка, она то брюнетка, то блондинка, то с короткими волосами, то с длинными. Она видит меня и плачет, что боится идти на сессию, не может больше терпеть эту боль, и с рыданием уходит. Я бегу за ней и сажусь в грузовой лифт, который стал тоже маленьким. Я догоняю клиентку, сую руку между дверками и вижу ее печальные пустые глаза. Я возвращаюсь к вам: не удалось догнать.

Происходят какие-то действия, и я обнаруживаю себя в кровати, в изголовье которой сидите вы с этой девушкой. Мы беседуем втроем, а я думаю о том, что моя сессия была предпоследней, девушки – последней, после этого у вас лекция, вы пропустили ее – уже 6 часов. Вы успокаиваете меня, что мне не надо сегодня в институт.

Почему я в постели, почему здесь эта девушка? Она исчезает. Я догадываюсь, что когда я упустила ее, то упала в обморок. Вы вместе с девушкой подхватываете меня и переносите меня на диван. Мне не нравится, что меня трогали. Вы сделали со мной это под гипнозом.

Мы идем на кухню. Так же, как это делал мой отец, вы разогреваете себе суп, ставите его на табурет и садитесь на диван. Я сажусь на табурет перед вами. Вы откусываете хлеб и кладете его ближе ко мне, я пододвигаю его к вам, а вы ищете его, не глядя – почему вы не опускаете взгляд ниже?

Фантазия о гипнозе отражает страх матери, что я гипнотизирую ее на расстоянии. Клиентка со светлыми волосами напоминает мою жену, а длинные волосы – саму Инну. Уход недовольной клиентки выражает сопротивление Инны и регресс в терапии. Ей хотелось бы, чтобы я предпочел ее своей жене и работе. Я кормлю ее, не опуская взгляд ниже.

Инна видела сон из двух частей. Начнет со второй.

Я в квартире родителей. Стою на балконе, смотрю во двор. Споткнулась на наклонном полу, скатываюсь, как часто снилось в детстве. Слабые перила могут не удержать. Мать коряво и неудачно пытается удержать, Я требую позвать отца, мать зовет его, тот не отзывается. Я с трудом останавливаюсь сама и вылезаю из-под каких-то кирпичей. Оказывается, отец всё это молча наблюдал, и я кричу впервые в жизни: «Тебе, как всегда, по х… что со мной происходит!» Отец обвиняет меня: «Я же предупреждал, сама вляпалась». Обычно он говорил: «Сами вляпались», объединяя меня с глупой матерью.

Я напоминаю Инне про первую часть сна.

Я в другом городе или стране живу у еврея лет сорока, он в кипе и с пейсами, в черном костюме. Он живет здесь дольше меня. За свою помощь он требует секса, пытается повалить меня в проходной комнате, и после борьбы мы расходимся по своим комнатам. Я сбегаю от него и оказываюсь с тетей в машине, которая привозит нас во двор моего дома. Подъезжает автобус, в окне виден еврей, которого навела на меня тетка, я чувствую смутную злость. Я вижу в окне ректора своего института, показываю этим евреям средний палец. Мой отец – антисемит. Тетка уговаривает меня зайти в автобус, евреи пьют чай за круглым столом. Мой бывший хозяин предлагает мне брак, ректор и тетка уговаривают меня, я долго отказываюсь, а когда соглашаюсь, уже поздно. Я прихожу к своему парню, мне хорошо.

Инна дружит с отцом против вездесущих умников-евреев и глупой матери, а он не мешает ей катиться вниз. На женщин полагаться нельзя. Ничего, у нее есть и внутренний фаллос – ее Царь в голове, и парень с крепким фаллосом.

Инна входит со словами: «Вы нам приснились». Она наблюдала эту сцену со стороны.

Я лежу в постели, завернувшись в одеяло. Со мной лежите вы, мой парень и его друг. Он был справа от меня, а я слева. Я что-то рассказываю, вы комментируете для него. Я кричу, что у него сессия после меня, пусть ждет за дверью. Это уже третий сон с вами, всё более интимный, с очень приятным предчувствием.

Инна ревнует к сопернику. Она узнала, что «ее место» в моей терапевтической группе после ее ухода занял новый участник. Она надеется, что я начну ревновать к моему «сопернику» и захочу занять его место. Это было бы ей приятно. Но сейчас она обижена на меня. Это раздваивает ее, отсюда «вы нам приснились». Она подглядывает за постельной сценой, как не раз делала в детстве.

У нее не было своего места в их однокомнатной квартире, в ее вещах рылись. Ее местом стала ванная, где она часто подолгу мылась. Когда отец начал встречаться с матерью и просил бабку позвать ее к телефону, та часто отвечала, что мать принимает ванну. Отцу с его мизофобией это очень понравилось. Вторым священным местом был туалет. Инна долго сидела там, а отец шутя выключал ей свет, стучал в дверь – заигрывал.

Я жду двойню, хотя живота не заметно. Я лежу на диване на кухне. Начинаются схватки, мне страшно. Появляется моя гинеколог, она успокаивает: еще рано рожать, это лишь шевеление плода. Я оказываюсь в столовой мединститута, в подвале со сводами и арочками. Одногруппница, которая, кроме постоянного парня, крутит два-три параллельных романа, очень переживает из-за своей беременности, собирается делать аборт. Она орет на всех, в том числе на меня, но я припечатываю ее к скамье и выступаю против аборта. Я не заметила, как родила, я уже в лесу, новорожденные – два больших яйца. Из них вылупляются динозавры, один травоядный, другой – хищный.

В Инне сидит и Добро, и Зло. Она не хочет жертвовать ни тем ни другим. Пусть будет как в совмещенном санузле, где грязь не пачкает чистоту.

Какая-то врач по телефону сообщает мне результаты анализа крови. Они сами сделали еще тест на беременность – я беременна. Я возмущена – я не просила этот анализ. Также меня возмущает, что вы куда-то меня подталкиваете. А беременна я зрелой личностью, но не надо вмешиваться в роды. Это может плохо кончиться.

Расспросив близких, Инна выяснила, что в детстве не отец лез к ней, а она тянулась к нему. Соглашается, что приписывает мне собственную активность.

У Инны не осталось подруг, ей стало легче общаться с мужчинами. Инне часто стала сниться мать.

Я с матерью в Китае. Мы сняли номер в дешевом отеле, чтобы побольше денег оставить на осмотр достопримечательностей. Номер похож на комнату, в которой я сейчас живу со своим парнем, я на втором этаже, на первом – наш гид-китаец. По моему лицу начинают ползти большие жирные змеи, они темно-зеленые и холодные. Я боюсь пошевелиться, чтобы не укусили. Змея опускается к ногам, я хватаю ее, думаю, что за шею, но это хвост. Я перебираю туловище ближе к голове, и в это время змея кусает меня. Я испытываю мстительное чувство, что гид ответит за это, так как это его змеи.

Инна считает змею фаллическим символом. Фаллос однозначно угрожает ее жизни. Его хозяин один отвечает за насилие. Чтобы избежать реальной смерти, надо помертветь от страха. Но у нее больше нет панических атак.

У Инны появились кошмары, как у матери. Видимо, она выходит из эдиповой стадии и начинает идентифицироваться с матерью, отвергая неприемлемое в ней. Инна упрекает меня, что я анализирую ее сны. Она хочет взять на себя ведущую роль, другой ведущий ее бесит. Я играю роль всезнающего, а сам не знаю, что с ней делать. Ее тревога обострилась перед экзаменами, которые будут по ее любимому предмету, но у неадекватной преподавательницы. Она старалась получше подготовиться, но энтузиазма хватило только на первый день, потом наступил ступор.

Я пришла к проститутке в дом, напоминающий квартиру родителей. Там была еще одна нейтральная женщина. Проститутка миловидная, приятная. Дала мне вместо фаллоимитатора игрушку с проволочными усиками и лапками. У меня отяжелели мышцы. Если сопротивляться, можно пораниться.

Старуха бегает за ребенком, чтобы он пососал ей грудь. Лицом она похожа на мать, а поведением – на бездетную тетку, заменившую Инне мать, и саму Инну.

Мать клала ее к себе в постель до 16 лет, хотя Инне это всё больше не нравилось. В своей агрессии мать была еще более непредсказуемой, чем отец. Инна думает о будущей работе педиатра. В детстве она не любила играть в куклы, которых у нее было много, – только с игрушечными зверюшками. Все ее игрушечные животные имели имена, только куклы были просто ляльками. Она раздевала их до трусов и разбрасывала по комнате. В ее играх они плавали вокруг острова, на котором жила Инна со зверюшками.

Когда с ними еще жила бабка по отцу, та подарила Инне маленькую куклу, у которой одна рука была зажата в кулачок, как будто она скрывала там что-то. Эта кукла была похожа чем-то на саму Инну, и девочка с ней играла. Родители то вели себя по-человечески, то напивались и вели себя по-скотски – как звери. Только тетка оставалась человеком. Но и она не интересовалась тем, что Инна хочет.

Ее самой любимой игрушкой в детстве была лошадка Колокольчик. У лошадки уже вылез поролон, и она свесила головку, выпали глаза. Инна носила с собой свою лошадку, возилась с ней, делилась своими переживаниями. У игрушки было умное лицо, она сочувственно всё выслушивала, не мешая.

Колокольчик – что-то звонкое, веселое. Инна во сне часто слышит музыку и жалеет, что при пробуждении она исчезает. В голове у нее тоже иногда звучит музыка. Отец пел только пьяный, перед дебошем: «Степь да степь кругом…» Тетка поет от хорошего настроения, Инна вначале и от нее ожидала бучи после песни. Инна училась в музыкальной школе, пела дома, но отец заявил, что она не попадает в ноты, и она бросила занятия. Она писала музыку с помощью компьютерной программы, это оказалось несложно. Но когда она стала использовать всякие украшения, ее сочинения перестали ей нравиться.

У отца были выходные по вторникам и четвергам, она боялась этих дней – он пил. Ко мне она тоже ходила по вторникам и четвергам. Отца она боится и ненавидит, а меня идеализирует и стесняется. А себя? Боится и ненавидит. Когда она сравнивает отца со мной, становится еще тяжелее. Голова отключается, как сейчас.

Картинка: перед ней ужасная, втягивающая, черная дыра, нет ни спасения, ни спасителя. Одно из ее первых воспоминаний: все уговаривают ее позволить отцу-стоматологу вытащить ее шатающийся зуб. Он возьмет ватку, влезет пальцами ей в рот… За ней бегали с обеда до ночи, пока она согласилась. Это страх проникновения, насилия.

Отец делал ей больно и за неудачу, и за превосходство над собой. Страшно и любить его – по пьянке дойдет до инцеста, и сопротивляться – убьет. Ко мне тоже страшно поворачиваться и задом, и передом.

Мне подарили очень навороченный телефон. Я узнаю то, что все уже давно знают: я беременна. По этому сложному телефону я не могу дозвониться до своего парня. Я бросаю его и звоню по своему старому телефону. У него отзывается не его музыка, он не берет трубку. Наверное, он узнал о моей беременности и сбежал. Я звоню своему однокласснику. В реальности я договорилась с ним о встрече, но не получилось. Он более открытый, чем мой парень.

Клиентка кривится при упоминании об однокласснике. Она не верит в дружбу и любовь. Надо быть проще, как ее отец. Хорошо быть кисою, хорошо собакою – где хочу, пописаю, где хочу, покакаю.

Когда Инне было 11 лет, бабка переехала от родителей и они стали сильно пить. Инна из-за этого пропускала школу, скрывая причину. Отдалилась от подруг и ушла в фантазии, жила там среди кошек, коты были в отдалении. Иногда вожаком была она, но чаще – та или иная кошка.

Первого котенка принес отец, когда ей было четыре года. Характер у котенка был своевольный, он царапался. Однажды Инна нечаянно дверью переломала ему позвоночник, потом у него осталась слабость в задних лапах. Как-то Инна вернулась с пьяной матерью домой, кота не было. Они нашли его в кустах под окном своего четвертого этажа умирающим. Если бы у него были здоровые лапы, он бы не убился.

Потом отец принес домой другого котенка, девочку. Она искала сосок, тыкалась Инне в плечо, в шею, мурлыкала и засыпала с ней. Кошка выросла и оказалась очень гулящей. Ее не стерилизовали, не давали гормональных таблеток, пускали гулять. Она возвращалась беременной, котят в основном топили, некоторых раздавали. Однажды кошка отсутствовала долго, ее принесла знакомая. У кошки оказался сломан таз. Видно, попала под машину. Она не смогла разродиться, дома в это время был отец, он ничего не сделал. Когда кошка умерла, он завернул ее в простыню и вместе с котятами в ее животе выбросил в мусоропровод.

Инна рассказывает о своих кошках, как о детях, плача горькими слезами. Я говорю, что у нее сейчас лицо взрослой женщины, заботливой матери. Она выросла в моих глазах. «И в собственных», – твердо отвечает Инна.

Тамара беременна от сожителя, который оставил жену с ребенком и не заботится о нем. Он заявляет, что не готов жениться на клиентке. Мать Тамары вышла за отца беременной. Ее отец бросил семью, когда Тома была маленькой, и не заботился о ней. Тамаре не хотелось бы, чтобы муж жил с ней ради ребенка, это может плохо кончиться. Она росла у бабки с дедом, мать посвятила себя карьере. Начальница по-матерински опекает Тамару, та платит ей тем, что перерабатывает.

Я везу начальницу на ее джипе. Заезжаю в роддом за своей дочкой. Забрасываю ее на заднее сиденье к продуктам. Подвожу начальницу и еду на этом джипе к себе. Подъезжаю к дому, беру сумки и вхожу в подъезд. Тут как в коммуналках 50-х годов, сидят на ступенях, курят. Меня радостно встречает Вова, соглашается дотащить вещи, пока я сбегаю за дочкой. Меня переполняет благодарность – он принимает чужую дочку. Попадаю в застекленный бокс. Вдоль стен стоят четыре кровати. На двух спят мертвым сном дед и бабка (покойные). Две другие для меня и Вовы. Такие боксы на всем этаже. Некуда положить девочку, она будет орать на всю общагу. Мы с Вовой разговариваем шепотом. Вдруг я с ужасом вспоминаю: дочка осталась в машине одна! Я мчусь вытаскивать ее и просыпаюсь в шоке.

Этот сон навеян страхом смерти ребенка (и желанием этого). Начальница Тамары в 44 года забеременела, на четвертом месяце потеряла ребенка, через три месяца муж развелся с ней. Бабка перед смертью заклинала Тому не выходить замуж за хулиганистого Вову.

Тамара увидела сон под впечатлением фильма, где отец-алкоголик отдает в приют неполноценного новорожденного, от которого отказалась мать. Как она могла отказаться? Тамара вначале очень хочет родить от объекта своей влюбленности, но вскоре находит у него массу недостатков или он заявляет, что не готов заводить семью и детей. Для нее самой семья ассоциируется с чем-то неприятным. У двух подруг Тамары в прошлом году были выкидыши.

Я родила дома уродцев, похожих на собачек. Родила на удивление легко и быстро. Они кажутся мне мертвыми, и я очень расстроилась. Не успела успокоиться, как появилась мать и стала переживать, что родились такие уроды. Я задумалась: почему у меня такие родились? Потом я озаботилась, что сказать людям – они же знали про мою беременность. Проснулась с чувством, что у меня случился выкидыш.

Вскоре после этого сна у Тамары произошел выкидыш.

Когда появляются дети, многих мужиков уносят аисты…

Фрейд задавался вопросом: «Как много матерей, нежно любящих своих детей, даже, может, чересчур нежно, неохотно зачали их и хотели иногда, чтобы живое существо внутри их не развивалось бы дальше?» Невротичные женщины, не переработавшие свой эдипов конфликт, испытывают бессознательное чувство вины, которое заставляет их подчиняться садистическому партнеру или проявляется в виде самонаказания – в том числе абортом. Опустошение матки может символизировать устранение матери, отказ от опасных претензий сравняться с ней в способности к деторождению. Самоубийство заменяется умерщвлением плода в утробе как объекта идентификации.

Рождение ребенка во сне может символизировать рост внутреннего потенциала или новые интересы и жизненные проекты. Сон показывает, насколько сновидец готов к этому новому, насколько развит его творческий потенциал. Возраст ребенка может быть индикатором времени зарождения нового цикла или проекта. Дети в сновидениях могут «взрослеть» за очень короткое время.

Ребенок из сна. Отметьте пол и возраст ребенка (или персонажа, символизирующего ребенка). Каковы были обстоятельства родов? Были ли они болезненными или остались незамеченными вами? Кто был рядом с вами, кто помогал? Может быть, ребенок болен, недоношен или чем-то необычен? Если в сновидении ребенок страдает какой-либо болезнью, или вы бросаете его, или его у вас забирают, вернитесь в сон (об этом глава про осознанные сны) и измените свое поведение по отношению к ребенку. Независимо от этого ваш символический Ребенок вырастет, разовьется и каким-то образом проявит себя в реальной жизни.

Сны – это сегодняшние ответы на завтрашние вопросы.

Эдгар Кейс