Кошмарные сны Папы Жени

Я с кем-то в зале типа ресторана или скорее клуба. Входят какие-то братки, садятся как в президиум и объявляют вроде как «Все на выход». Мысль о конце, без страха и гнева, как ожидаемой неизбежности. Кто-то негромко отдает команду: «Заводить по двадцать-тридцать человек!» И мимоходом чуть ли не ласково говорит мне, что всё будет незаметно. Я иду с едва ощущаемым тихим ужасом, раздумывая над способом умерщвления.

Папа Женя: Ощущение было очень похожее на конец «Процесса» у Кафки. Только убийцы – мужчины, и письма к отцу, а я остался в паре с матерью, которая была фаллической и кастрирующей и в конце концов вырезала свою матку.

Я на практике подсаживаюсь к симпатичной студентке. Она во всеуслышание высказала восхищенное удивление моей бодростью не по возрасту (об этом недавно сказала молодая пациентка). Я со скрытым кокетством начинаю громко умничать на тему сохранения молодого азарта благодаря внутренней свободе. В это время влетает молодая энергичная лаборантка с какими-то бумажками и оживленно дает какие-то ЦУ, всё внимание переключается на нее, становится шумно. Я какое-то время пытаюсь перекричать нахалку, но меня никто не слушает. Я наклоняюсь к уху студентки и осуждаю невоспитанность хамки. Мы уже сидим перед всеми, а студентка похожа на мою первую жену.

Папа Женя: Фаллическая бабенка. Я объединяюсь против нее со своей половиной. Я добавляю: лаборантка с бумажками строит из себя Эскулапа, которого изображают со свитком. Знание – сила, рецепт – фаллос врача. Мы смеемся. Я ведь тоже носил белый халат, мы и познакомились с Папой Женей, когда я консультировал больных в его больнице.

Я гуляю на остановке поезда, и вдруг до меня доходит, что двери в вагонах уже закрыты. Где-то впереди еще входят в вагон, я бегу туда. Подбегаю, дверь открыта, но подножка уже поднята, мне не влезть. Кричу: «Подайте руку!» – и просыпаюсь от своего крика.

Папа Женя: моя мать кричала во сне. Вот и я на старости лет стал. Сон про то, что мой поезд ушел. Но я переживаю лишь легкую обиду, что никто не подал руки.

Папе Жене приснился сон под впечатлением фильма о бегстве из дома и смерти Льва Толстого.

Я ухожу из дома в шлепанцах, без шапки, но в куртке. Обхожу слева по наледи черную машину у подъезда – не упасть бы. С балкона меня окликает покойный двоюродный брат, чтобы я вернулся.

Папа Женя: Сходить налево – это понятно. Скользкая наледь, черная машина – упадешь, пропадешь. В первом браке брат вернул меня в семью на десять лет. Во сне он зовет меня вернуться в жизнь. Чтобы я не спешил к нему в мир иной. Он наверху – авторитет.

Мать моего двоюродного брата подала на меня в суд: я съел у них жаркое. Меня присудили к смерти, я в большом зале, захожу в предбанник, где очередь ожидающих казни. Мужики нервничают, мне лишь любопытно. Ничего особенного не потеряю. Проходит судья, вроде симпатичный. Кого-то вызвали. Долгая пауза. Наверное, пятнадцать минут уходит на человека. Там в закутке гильотина? Успею ощутить, как скос ножа режет сбоку шею. Неприятно, но это миг. Все переходят в другое место. Вперед пойдут женщины с детьми. Я последний в очереди. Но женщины прошли в другой зал. Вызывают меня. Судья еще с двумя сидит на полу перед столом и смущенно улыбается, приглашает меня сесть перед ними – под стол. Я удивляюсь и собираюсь сесть. Все куда-то пошли, я тоже спешу, там остается мой кейс с ценностями и другие вещи. Я на перроне, успеваю заметить судью, садящегося в вагон впереди. Сажусь в следующий вагон, пробираюсь вперед, к нему. Поезд объезжает слева путейца, похожего на моего стоматолога – огромного сибиряка. Он показывает, что не может уступить дороги, занят делом. Поезд идет по асфальту и останавливается. Его догоняет грузовой состав, выходит машинист – уже точно протезист. Протягивает мне кейс – он вроде бы круче моего? – нет, тот, с которым я ходил до крутого. Он распахивает его – пусто. Всё, что смог. И уезжает. Впереди пути, составы, моего поезда не видно. Приглашение на казнь отменяется? Никого нет. Я никому ни для чего не нужен. Отрезанные задние лапки – резали лягушек. Крик «Бюстгальтеры на меху!» – я думаю: мех у них на другом месте. Мать фантазирует об убийстве сына, выбирает способ: застрелить. Я в полудреме вспоминаю о том, как она стояла надо мной с топором, и засыпаю.

Папа Женя продолжает. Он проснулся с эрекцией и позывом на мочу. Стянуло ногу. Эрекция распространилась? Запасной фаллос? В детстве боялся утонуть в море от судороги, плавал с булавкой в плавках. Вода – надуть в постель или утонуть. Никак не изгладится воспоминание. Мать стояла с топором над моей головой, когда я вернулся из школы с чернильным пятном на только что купленном коричневом байковом лыжном костюме – он должен был стать моей школьной формой.

Серия снов под утро. Я в больнице на лестнице, мне надо вниз, но на мне только какая-то кофта. На лестничной клетке моет пол уборщица. На лесенке у стены висит какая-то тряпка. Прикрываюсь ею, это детская рубашка из плотной темной материи. Поднимаюсь к себе на второй этаж. Пытаюсь завязать рукава рубашки на бедрах, но они не сходятся даже на талии. Открываю дверь в свой кабинет, на моем месте врач осматривает пациентку. Я извиняюсь, закрываю дверь, чтобы не мешать, и с раздражением жду. Пациентка выходит, и я захожу. Врач сидит на моем стуле, немного удивляется моему виду, я сажусь напротив. Он грубовато-покровительственно спрашивает, что у меня, – как у пациента. Я представляюсь. Он говорит, что работает здесь двенадцать лет, рассказывает про какой-то случай с кем-то. Он напоминает моего стоматолога, к которому надо бы сходить. Я говорю, что мне неинтересно слушать этот рассказ.

Лезу в поезд, который вот-вот отойдет. Тамбур забит мужчинами, они лицом ко мне, безразличные. Давка, я по головам долез доверху, кого-то сам подсадил, он на крыше. Протягиваю ему руку, он тащит меня наверх. В последний момент он исчезает, вместо его руки держусь за черный пластиковый ромб типа сложенного трамвайного. Ромб съезжает вместе со мной вниз, я оказываюсь на платформе, там осталось два-три человека. Один перед моим носом юркнул в щель между телами в тамбур. Я тоже лезу, боюсь, как бы мой поезд не ушел.

Иду по крутому песчаному берегу, справа огромный пустой пляж, как в Анталье или Бейруте. На склоне этой горы симпатичный мужчина общается со мной, ниже – его женщина, она безликая. У моря – несимпатичный пожилой мужчина. Я захожу в воду – мелко, как было в Бейруте. Вода нехолодная. Начинаю плыть на спине, ноги переступают по дну, мутные барашки у головы. Наступаю на железную коробку, достаю. Она черная, сломанная. Разочарованно отбрасываю. Вскоре ноги попадают в узел толстой проволоки, как в капкан. Намертво. Кричать «Хелп ми» или просто «Хелп»? Кричу «Хелп», голоса не слышно. Дальше идет без чувства сна, как игра воображения: что было бы, если… Кто-то пытается помочь, ничего не выходит. Полицейский придет? Просыпаюсь на спине, она замерзла, покалывает.

Папа Женя: Общая идея – aut Caesar, aut nihil – или Цезарь, или ничто. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. В Анталии на пробежке рано утром симпатичный охранник вначале принял меня за чужого. Я был в плавках, но с ключом от своего бунгало. Мы хорошо поболтали. В Бейруте арабские парни на пляже душили собаку веревкой. Никакой полиции. Один достал нож и приставил ей к горлу. У меня все похолодело, но это он перерезал веревку, и собака медленно побежала. «Как собаку»…

После сытного обеда сморил сон. Я – иностранец в чьем-то богатом особняке. Полутемная комната. Мы заговорщики, в опасности. Будем отстреливаться. Я на улице. Подъезжает лимузин, выходит пожилой жандарм в форме старого образца с шашкой на боку. Неуклюже ковыляет к дому. Хозяин встречает по-барски: «Чем обязан?» Тот успокаивает: «Только посмотреть». Хитрец. Но и мы не просты. Я снова внутри, подъезжает карета «скорой помощи», разверстый зад, туда в темноту медленно задвигают носилки. Под белой простыней якобы мертвец – это мое бегство. В центре простыни зачем-то положен темно-красный цветок. Носилки почти въехали – успели? Просыпаюсь с тяжестью в животе, где был цветок. Трудно дышать, тесно в груди.

Папа Женя: Во сне затормаживается скелетная мускулатура, дыхание, кровообращение. Растормаживаются перистальтика и эрекция. Белый саван, Кощей, Смерть с косой. А мы ее, родимую, в зад…

Страшный сон боксера: груша дает сдачи. Страшный сон доярки: ее доит корова. Страшный сон патологоанатома: благодарные клиенты звонят по ночам.

Многие мои клиенты видят кошмары, в которых переживают сильное чувство страха, сопровождаемого ощущением собственного бессилия и безысходности. Часто человек пробуждается от кошмара в самую последнюю секунду, когда он находится на краю обрыва и камни летят у него из-под ног; или он связанный лежит на рельсах, и на него с грохотом надвигается скорый поезд; или он несется в машине с отказавшими тормозами с крутого холма…

Страшные персонажи снов, сказок и мультиков отражают детский страх наказания или отвержения родителями. В таких снах тревога не разряжается, а лишь усиливает общую психическую напряженность. Обычно эти переживания связаны с неконтролируемыми агрессивными импульсами или запретными влечениями. Некоторые ночные кошмары можно расценивать как самонаказание за неподчинение во время дневной жизни жесткому личному мифу.

Во время ночных кошмаров человек, по-видимому, отыскивает способы сочетания неприемлемых мотиваций с общественными нормами поведения. В этом поиске решения часто используется невербальное мышление, отсюда – присутствие в кошмарах причудливых образов. В течение дня человек мог подавлять неприемлемые либо противоречивые темы и желания, но в сновидениях возникает компенсация, служа защитным маневром против осознания тревоги и депрессии.

Рассказы о ночных кошмарах могут выводить на поверхность проблемы клиента. Персонажи сна отражают реальные угрозы, заостряя на них внимание. Происходит своего рода иммунизация и репетиция уверенности. Тренируются психологические защиты против тревоги: блокировка собственной агрессии, ее проекция, идентификация с агрессором. Ночные кошмары зачастую обрисовывают важные истины или содержат полезную информацию, которая может обогатить жизнь человека, как только он окажется способен превозмочь первоначальный страх перед ночными кошмарами.

Если вашему ребенку снятся кошмары. Нарисуйте фигурку ребенка, лежащего в постели, и пририсуйте к нему большой мыльный пузырь, как в комиксах. Затем объясните, что этому ребенку снится кошмар, и попросите своего малыша нарисовать этот сон. Во время рисования и обсуждения ребенок чувствует безопасность, потому что это только сон, однако ясность послания и образность рисунка ставят семью перед необходимостью разобраться в конфликтах и преодолеть стремление их избежать. Связав рисунок, изображающий дурной сон, с реальными жизненными событиями, такими как ссоры родителей, можно помочь ребенку понять смысл его огорчений. Такое понимание часто сразу же приносит облегчение.

Сегодня снился кошмар. Было жутко страшно, никак не мог проснуться. Потом вспомнил про диплом и наконец проснулся. Хочу обратно в кошмар.