Основные причины кошмаров у детей

1. Затруднения эмоционального контакта с матерью, травмирующая разлука, замена матери другими взрослыми – снится далекое, незнакомое, страшное, из которого трудно вернуться.

2. Эмоциональная глухота взрослых, неспособность своевременно прийти на помощь воспроизводятся во сне растерянностью, паникой, торжеством насилия и зла.

3. Эмоциональное неприятие ребенка, отсутствие любви проявляются в обилии страшных персонажей, с которыми он так или иначе должен взаимодействовать во сне.

4. Небезосновательные угрозы, физические наказания, жестокость в обращении с эмоционально-чувствительными и впечатлительными детьми отражаются как погоней, преследованиями, так и бессилием перед опасностью.

5. Чрезмерные требовательность и принципиальность взрослых, не учитывающих личностных особенностей детей, воспроизводятся в пугающих превращениях в снах как показателях страха несоответствия или изменения своего «Я».

6. Неискренность взрослых звучит в снах вероломством, коварством, непредсказуемостью поведения страшных персонажей.

7. Отсутствие позитивных перемен в жизни семьи, хронические, безнадежные конфликты, необратимая утрата родителей (отъезд, развод, смерть) откликаются в снах депрессивным мироощущением, когда ничего не получается, не завершается, скорее – проваливается или продолжается с тупиковым результатом (сизифов труд), равно как и чувством безнадежности, безысходности, обреченности.

У Клавы прическа пажа и крохотные сережки в ушах. После смерти бабушки родители отдали ее изолированную комнату дочери, но та боялась спать одна и заставляла мать спать за стенкой в большой комнате. Ночью Клава стучала в стену, проверяла: придет? Мама приходила (торжествующе смеется).

Отец служил в милиции, водил дочь в школу в форме. Его мать голодала в войну и заставляла внучку переедать. Клава в детстве была толстушкой. Она испытывала отвращение к мясу, а бабка заставляла есть его. Папа не заступался. Бабка получила в войну ранения ног, а Клава росла шустрой, бабка не могла ее догнать. Когда мама попала в больницу с язвой, маленькая Клава была за маму: мыла посуду, ухаживала за папой.

Однажды в дошкольном детстве Клава проснулась в холодном поту. Ей приснилось, что они с папой потеряли маму и нашли ее в чемодане разрезанной на куски. В 20 лет ей приснилось в кошмарном сне, что ее догоняет рогатый крокодил. Она онемела от страха, но смогла мысленно произнести «Отче наш», и крокодил исчез.

Вспомнила еще один кошмар. Она в больнице или в группе. Там безжалостная психопатка, которая может убить, она жутковато смеется. Клава с детства боится сексуальных маньяков – они убивают детей.

Клава хочет бросить опостылевшую работу. Ее мать боится, что, уйдя с работы, дочь останется без средств к существованию и не сможет помогать ей. После бурного объяснения с матерью Клаве приснился неприятный сон.

Моя мать случайно убила отца подруги (он умер пять лет назад). Мать относится к своему деянию спокойно: ну, случилось и случилось. Посылает меня известить мать подруги и разрулить ситуацию. Я сообщаю новость матери подруги и пытаюсь ее успокоить. Та злится, говорит обидные слова про мою мать, хотя наяву они ладят. Я проснулась в холодном поту.

Наяву такое состояние, хотя в более слабой форме, у Клавы бывает от испуга. Она не любит свою эгоистичную мать, иногда готова убить ее. Во сне это желание приписывается матери (проекция). Мать во сне лишила свою подругу ее мужа, как клиентка хотела бы поступить со своей матерью в эдиповой фазе, когда родители еще не развелись. Работа ассоциируется у клиентки с кормильцем. Мать и потом работа кормили ее бездушно. Бросить работу – всё равно что назло маме отморозить уши. И не слышать больше ни от кого никаких обидных слов.

У Клавы сегодня были страшные сны, она хочет их понять.

Мне надо пройти по подвальному помещению с туалетными кабинками. Меня встречают трое белобрысых юношей, не дают мне пройти, ведут с собой. Это мафия, меня накачают наркотиками и убьют. Надо их обмануть и убежать. Проснулась в страхе.

Я возмущаюсь, это замечают, я боюсь, что меня убьют, и убегаю в город. Это Москва или Питер. Какой-то мужичок ловил машину, останавливает синий разбитый жигулёнок, манит меня. Я пытаюсь перебежать дорогу, но ее перегораживают милицейские машины. Они едут зигзагами, как на «Формуле-1», когда разогревают шины перед гонкой. Машины смешные – с фуражками на крышах. Но это угрожающий знак власти, мне становится страшно. Всё же я перебегаю дорогу и просыпаюсь со страхом.

Эти сны связаны с убийцами. Клава читала, что если во сне появляются незнакомые люди – это часть ее. За ней гонятся, хотят убить. Она хочет себя убить? Или сон предупреждает ее об опасности? Ей угрожают наркотики? Ее могут убить как свидетельницу?

Она до сих пор под впечатлением ссор родителей в детстве. Однажды мать стегала пьяного отца ремнем, и он засадил ей кулаком в глаз. Клава тогда спряталась под стол и боялась что-нибудь сказать. Матери потом было стыдно ходить с синяком. Стыдно быть битой. Мать потом вернула свою власть. Клава хотелось объединиться с отцом против матери. Но ее пугает и его пьяная агрессия, и расправа матери.

В детстве Клаву спасали сказки. Она приходит с работы и режется в «Сапера». Ей нравится, как красиво открываются веером незанятые клеточки. Она убеждает себя не играть, но у нее нет ничего другого, что могло бы ее захватить. Ей не хочется ничего делать дома, так как мать заставляла ее делать домашнюю работу. Ее переполняет обида на мать и гнев. Она яростно жмет на кнопки компьютерной клавиатуры, играя в «Сапера». Игра щекочет ей нервы, так как можно наступить на мину – это как русская рулетка.

У Клавы давно не было мужчины, она их боится. Ее мать после развода избегает мужчин. Симпатичный сотрудник уговорил клиентку погулять, пофотографировать. Перед свиданием ей приснился тревожный сон.

Я на первом этаже деревянного дома прыгаю в одних трусах перед зеркалом. В окно подсматривает мужчина, вот он лезет в окно, будет насильничать и убивать. В ужасе я проснулась.

Клава играет роль хорошей девочки, подражая своей матери. Не трудно догадаться, что значит первый этаж деревянного дома с открытым окном, у которого она пляшет полуголая. Раз добровольно нельзя, она провоцирует насильника: не виновата я, он сам пришел!

Отец Тамары – военный летчик и домашний тиран, после смерти жены и отъезда дочерей покончил с собой. Как-то пациентка купалась в море с сестрой, отец лежал на берегу. Поднялся шторм, и девочек стало затягивать в воронку. Отец бросился в воду и вытащил обеих. Во сне ее всегда преследуют убийцы, она прячется, но они находят и стреляют в нее, она ощущает пулю в сердце с мыслью, что смерть совсем не мучительна. На прошлой сессии я раздраконил ей мозги так же, как отец, когда бил статуэткой по голове.

Я вижу на полу красивую туфельку-инфузорию с цветными пятнышками. Мы с вами наступаем на нее и раздавливаем. Но она регенерирует и собирается в прежнюю. Я начала ее брить и порезалась со страхом заразиться. Я брею свои ноги, тоже порезала их и испугалась смерти.

Тамара в страхе проснулась, записала сон в тетрадь и начала анализировать его. Ее стало тошнить, и она выпила куриный бульон. После этого у нее началась неукротимая рвота, из-за которой она не смогла спать. Я в роли эдипова отца, инцест вызывает страх кастрации. Манипуляции с ногами – аналог мастурбации, сопровождающейся страхом смерти.

Я иду по берегу моря, слева горы. В море плывет огромный змей, длиной в километр. Самое ужасное, что он без головы. Я иду вверх, не могу найти дорогу, чувствую безысходность. Плача, звоню сестре, та кладет трубку со словами: «Как ты мне надоела со своей депрессией, никогда не звонишь с чем-нибудь хорошим».

На самом деле сестра никогда не отказывает Тамаре в поддержке. На ее родине, в Баку, много змей, они плавают и в море. У Тамары фобия змей. В 5–6 лет мама взяла Тому на руки и понесла в море со словами: «Кого ты больше любишь, маму или папу». – «Обоих одинаково». Мама опустила ее в воду: «А теперь?» – «Все равно одинаково». Мама опускала ее все глубже, задавая тот же вопрос и получая тот же ответ от плачущей дочери. Безголовая (бездушная) змея во сне – мать, ее плохое отношение перенесено на сестру. Негативный образа матери блокирует развитие женственности: «Не могу найти дорогу».

Во сне Роман пил много таблеток, затем в испуге выплевывал их. Когда-то принял таблетку, потом в аннотации прочел, что это лекарство может нарушиться глотание. С тех пор боится глотать таблетки. Его отец тоже боится их принимать. Роману представляется, как таблетка движется по пищеводу, попадает в желудок, растворяется, попадает в кровь, и он уже не может контролировать эту химию. Такое же отношение бывает и к твердой пище, и к воздуху, и к воде, которой можно захлебнуться. Страх потери контроля над агрессором.

Солидная женщина объясняет мне причины моего поведения. Она говорит то, что я и сам знаю: таблетки помогают только временно, к ним можно привыкнуть, и у них есть побочное действие. Эти объяснения ничего не меняют. Она не знает, как мне помочь. Я догадываюсь, что она психолог.

Перенос с меня на мать, которая в реальности сама нуждается в помощи клиента.

Роман ездит на машине: надо, раз уж купил. После прошлой сессии заехал слишком далеко, занервничал, на обратном пути попал в пробку, возникло напряжение.

Я заехал куда-то далеко от дома, стал задыхаться от страха, звать жену. Она приехала и забрала меня. Проснулся с чувством напряжения в области желудка.

Почему я не назначил ему лекарства в начале, когда ему было так тяжело и он боялся, что не справится? На этой неделе отец привозил ему еду, приготовленную матерью, и остался ночевать. Роман был на седьмом небе.

Вчера Роман уронил и разбил брелок с ключами, подаренный матерью. Он служит талисманом, с ним он выходил живым из аварий. На брелоке выгравирована молитва водителя. Роман с трудом склеил брелок. Вечером он был с женой в театре. Жена пришла вся в белом, он съехидничал, что она как медсестра. Вспомнилось, как мать клала его к себе в отделение, когда он болел, и приходила к нему в белом халате. Жена надулась. У Романа стали отниматься ноги, его затошнило. Он стал думать, как будет просить зрителей пропустить его выйти, посчитал, сколько их перед проходом. В голове было что-то ужасное, лицо корежило. Роман переместил всё из головы в желудок. Ждал, что там переварится, а пока решил смотреть на сцену. Голова прояснилась, и он возрадовался, хотя сильно схватило живот. Но это было уже не так страшно, и он смог переключиться на спектакль. К ночи у Романа развилась паническая атака, он лег в постель с ощущением беспокойства в животе.

Я в больничной палате или аудитории. Много людей сидят в каре и смотрят в одну сторону. У зашторенного наполовину окна стоит жена, я иду к ней. Меня начинает мутить, как в театре. Там мне помогла холодная вода из кулера в антракте. Здесь тоже стоит кулер. Во сне мне еще хуже, чем в театре, я протягиваю руки к жене – зову ее так. Она подходит ко мне, обнимает, тянет на мое место во втором ряду.

Свет гаснет, и я оказываюсь на кровати с женой. Она говорит, что я забыл ботинки в соседнем корпусе. Я выхожу на улицу, там неожиданно уже ночь, горят фонари, фары машин в пробке. Я еду, поворачиваю налево. Достаю ботинки, возвращаюсь – кровать пуста. Выхожу из палаты или аудитории.

Слева – дворцовая лестница с беломраморными перилами и ковром. Я иду налево, потом вправо. Из боковой двери впереди и справа выходит сияющая жена, но она улыбается не мне, а парню с красивыми волосами до плеч, как у Димы Маликова. Парень уходит в эту боковую дверь. Я делаю шаг вверх по лестнице и, к своему удивлению, подлетаю на полметра. С каждым шагом лечу всё выше, пока не влипаю в белый потолок, как в жидкий гипс или молоко. Нет, как в смолу. Сцепил зубы, открыл левый глаз, увидел прикроватный желтый шкаф, думая, что вижу его во сне, но осознал, что проснулся. Руки горели, простыня под ними была мокрой, как и пузо. Вроде все рассказал.

После минутной паузы Роман вспоминает очень важную деталь, радуясь, что вспомнил. Когда жена обняла его и потащила во второй ряд, он спросил: «Ты понимаешь, что мне было плохо?» У нее на лице он заметил солевую сеточку из мелких сереньких крупинок, как будто нарисовали водой и потом присыпали солью. Связывает это с тем, что жена проснулась с болью в спине и попросила его сделать массаж. Ее массажистка сказала, что у нее отложения солей.

Я предполагаю, что соленые полоски на лице – следы слез. Роман огорчается, что сам не догадался про слезы. Он не может плакать при мне и при отце – только перед матерью. Но она не обращает внимания на его душевную боль. Когда Роман в панике примчался к матери в больницу с жалобой на боль в сердце, она обняла его с укором, что он пошел не в нее, умеющую терпеть боль.