Б. Работа смещения

Другое, вероятно, не менее важное обстоятельство должно было броситься нам в глаза, когда мы собирали примеры процесса сгущения в сновидении. Мы могли заметить, что элементы, которые в содержания сновидения выступают в качестве его существенных составных частей, отнюдь не играют той же роли в мыслях сновидения. В дополнение к этому можно сказать и обратное. То, что в мыслях сновидения, по-видимому, является существенным содержанием, совсем не обязательно будет представлено в сновидении. Сновидение, так сказать, центрировано иначе, его содержание сосредоточено вокруг других элементов, нежели мысли сновидения. Так, например, в сновидении о монографии по ботанике средоточием сновидения, очевидно, является элемент «ботаника»; в мыслях сновидения речь идет о сложностях и конфликтах, которые возникают из-за обязывающих отношений между коллегами, а затем об упреке в том, что я слишком многим жертвую ради своих увлечений, элемент «ботаника» вообще не находит места в этом центральном пункте мыслей сновидения. Разве что он только связан с ним через противоположность, ибо ботаника никогда не относилась к моим любимым предметам. В сновидении «Сафо» моего пациента средоточием являются подъем и схождение, быть наверху и быть внизу; в сновидении же речь идет об опасностях сексуальных отношений с лицами, более низкими по своему положению, так что в содержание сновидения вошел лишь один из элементов мыслей сновидения, причем неимоверно расширившийся. Точно так же обстоит дело в сновидении о майских жуках, тема которого – отношения сексуальности и жестокости. Хотя момент жестокости вновь проявился в сновидении, но в совершенно иной взаимосвязи и без упоминания о сексуальности, то есть он оказался вырванным из контекста и в результате преобразованным в нечто постороннее. В сновидении о дяде светлая борода, образующая его центр, казалось бы, не имеет никакого отношения к фантазиям о величии, которые мы выявили в качестве ядра мыслей сновидения. Подобные сновидения производят вполне обоснованное впечатление «смещенных». В противоположность этим примерам сон об инъекции Ирме показывает, что при образовании сновидения отдельные элементы могут также сохранять за собой то место, которое они занимают в мыслях сновидения. Ознакомление с этим новым, в некотором смысле непостоянным отношением между мыслями и содержанием сновидения вначале вполне может вызвать у нас удивление. Когда в случае какого-либо психического процесса в обычной жизни мы обнаруживаем, что одно представление оказалось вырванным из многих других и приобрело для сознания особую живость, то обычно мы рассматриваем такой результат как доказательство того, что побеждающее представление приобретает особенно высокую психическую ценность (определенной степени интерес). Но нам известно, что при образовании сновидения эта ценность отдельных элементов в мыслях сновидения не сохраняется или не учитывается. Нет никаких сомнений в том, какие элементы мыслей сновидения наиболее ценны; наше суждение говорит это нам непосредственно. При образовании сновидения с этими важными, имеющими большой интерес элементами обращаются так, словно они несущественны, и вместо них в сновидении появляются другие элементы, которые в мыслях сновидения, безусловно, были несущественными. Вначале это создает впечатление, что при выборе сновидения психическая интенсивность отдельных представлений вообще не учитывается, а значение имеет лишь более или менее многосторонняя их детерминация. Можно было бы сказать так: в сновидение попадает не то, что важно в мыслях сновидения, а то, что содержится в них многократно; однако такое предположение мало чем помогает понять образование сновидения, ибо мы не вправе считать заранее, что при выборе материала для сновидения оба момента – множественная детерминация и собственная ценность – могут действовать не согласованно, а как-нибудь по-другому. Те представления, которые наиболее важны в мыслях сновидения, будут, пожалуй, и чаще всего в них повторяться, поскольку от них – как центральных пунктов – распространяются отдельные мысли. И все же сновидение может отвергнуть эти интенсивно подчеркнутые и подкрепленные с разных сторон элементы и включить в свое содержание другие элементы, обладающие только последним свойством.

Для разрешения этой проблемы мы обратимся к другому впечатлению, полученному нами при исследовании (в предыдущем разделе) сверхдетерминации содержания сновидения. Возможно, иной читатель уже решил для себя, что сверхдетерминация элементов сновидения не представляет собой никакого важного открытия, потому что это и так само собой разумеется. Ведь при анализе мы исходим из элементов сновидения и записываем все мысли, которые с ними связаны; поэтому неудивительно, что в полученном таким способом материале мыслей особенно часто обнаруживаются именно эти элементы. Я мог бы отвергнуть это возражение, однако сам выскажу нечто похожее на него: среди мыслей, выявляемых анализом, имеется много таких, которые находятся далеко от ядра сновидения и кажутся искусственными включениями, сделанными с определенной целью. Понять их цель не составляет труда; именно они устанавливают связь, зачастую вычурную и неестественную, между содержанием и мыслями сновидения, и если бы эти элементы были устранены из анализа, то во многих случаях составные части сновидения были бы лишены не только сверхдетерминации, но и вообще удовлетворительной детерминации мыслями сновидения. Таким образом, это приводит нас к выводу, что множественная детерминация, определяющая выбор сновидения, не всегда является первичным моментом образования сновидения, а зачастую представляет собой вторичный результат действия некой пока нам еще неведомой психической силы. При всем при том она важна для попадания отдельных элементов в сновидение, ибо мы можем наблюдать, что она создается с определенными издержками там, где не может возникнуть без посторонней помощи из материала сновидения.

Напрашивается мысль, что в работе сновидения проявляется психическая сила, которая, с одной стороны, лишает интенсивности психически ценные элементы, а с другой стороны, путем сверхдетерминации создает из малоценных элементов новые ценности, которые затем попадают в содержание сновидения. Если дело обстоит именно так, то это значит, что при образовании сновидения произошли перенос и смещение психических интенсивностей отдельных элементов, последствием которых и является текстовое различие между содержанием и мыслями сновидения. Предполагаемый нами процесс представляет собой важнейшую часть работы сновидения: он заслуживает того, чтобы быть названным смещением в сновидении. Смещение и сгущение в сновидении являются двумя «мастерами», деятельности которых мы можем в первую очередь приписать образование сновидения.

Я думаю, нам также не составит труда распознать психическую силу, которая проявляется в феноменах смещения в сновидении. Результат такого смещения заключается в том, что содержание сновидения больше уже не совпадает с мыслями сновидения, что сновидение воспроизводит лишь искажение бессознательного желания. Однако искажение в сновидении нам уже знакомо; мы объяснили его цензурой, которую одна психическая инстанция в мыслительной жизни осуществляет по отношению к другой. Смещение в сновидении – это одно из основных средств достижения такого искажения. Is fecit, cui profuit. Мы можем предположить, что смещение в сновидении происходит под влиянием такой цензуры, эндопсихической защиты.

Каким образом согласуются между собой моменты смещения, сгущения и сверхдетерминации при образовании сновидения, какой из этих факторов играет главную, а какой второстепенную роль, мы это оставим для дальнейших исследований. Пока же в качестве второго условия, которому должны удовлетворять элементы, попадающие в сновидение, мы можем сказать, что они избавлены от сопротивления со стороны цензуры. Но отныне при толковании сновидений мы будем учитывать смещение в сновидении в качестве несомненного факта.