Аякс предстает в «Илиаде» не только в качестве воина. Привычная литературная форма восприятия гомеровского эпоса преподносит нам его как не слишком умного великана — второго по воинской доблести после Ахилла. В то же время, Аякс постоянно руководит флангом ахейского войска, и почти всегда на этом фланге ахейцы имеют успех. Ахилл же прославляется грабежами малых городов Троады, а в большую битву включается только в финале «Илиады». Аякс выносит тело погибшего Ахилла из битвы и — как его друг и первенствующий в доблести — претендует на его доспехи. Проиграв тяжбу с Одиссеем, Аякс — по не очень внятной древней версии — впадает в ярость и убивает себя, бросившись на меч. При этом его хоронят не на погребальном костре, а в саркофаге (деревянном гробу), в земляной могиле — возможно, в гробнице, которую удалось соорудить во время перемирия. Обычно же в условиях войны на чужбине ахейцы используют кремацию — сооружать гробницы в обстановке войны просто невозможно. Тем более, в чужой земле, где гробница может быть разграблена вчерашними врагами.

Аякс руководит значительной частью войска ахейцев, выдвинувшись в полководцы в течение войны. Его собственные воины уместились всего в 12 кораблях. О его саламинском отряде или каких-то сподвижниках в эпосе нет сведений. Видимо, роль Аякса оказалась гораздо выше, чем его статус в начале Троянской войны.

Одной из загадок Аякса является отсутствие у него колесницы — неизменного атрибута для всех остальных героев сражений под Троей. Эта загадка разрешается просто: Аякс получает преимущество над противником за счет огромного щита, который не может быть транспортирован колесницей. Видимо, Аякс также отличался могучим телосложением, и в стандартной колеснице ему было не развернуться. В целом колесница при сражении в стесненном пространстве — скорее демонстрация статуса и дань традиции. То и другое для Аякса оказывается неважным, и он просто избавляется от того, что мешает его победам в бою.

Щит Аякса, скорее не носился, а переставлялся с места на место. Но это обстоятельство совершенно напрасно приобщают к отчеству Аякса — Теламонид, которое уже у древних интерпретировалось как указание на деталь щита, его ременную перевязь. Сын же героя Эврисак вполне логично назван по признакам, характеризующим его отца — «широкий щит» (но также, вполне возможно, и «восточный щит»). А «теламон» — это не только «перевязь», но и «опора», «держатель». Тelamones — это мужские кариатиды, атланты. Из греческого этот архитектурный термин перекочевал в латынь.

Род Аякса происходит c соседнего с Саламином о. Эгина. Эгина — имя его прабабки, сына которой Аяка (Эака) считали сыном Зевса. Известен культ Аяка по берегам и островам Саронического залива. Созвучие с именем прадеда для Аякса не является случайным. Это Аяк-младший — подобнен своему предку и назван тем же именем, но в уменьшительно-ласкательном звучании. Желание совместить два родовых имени и выдать его одному носителю может только спутать все на свете, и эта вольность не решит ни одной проблемы — ни хронографической, ни династической. Напротив, устранение Теломона из генеалогии убивает также родовую историю Ахилла. Тем не менее, подобные операции очень популярны среди «аналитиков» — соединение несоединимого и разъединение неразъединимого. От этого на месте истории, которая подлежит реконструкции, остаются только разрозненные черепки недостоверного знания.

Тот же результат будет и от «догадки», что отчество Аякса — вовсе не отчество, а эпитет, превратившийся в отчество. Все обоснование в данном случае покоится на неразрывной связи имени и отчества с именем Аякса. Считается, что это и есть доказательство указанного превращения. Действительно, отдельно «Теламонид» в отношении Аякса не употребляется (как, к примеру, для Ахилла — Пелид). Но это потому что при таком наименовании (только по отчеству) в контексте можно спутать Аякса с его единокровным братом Тевкром, который тоже Теламонид.

Фантазийное объединение Аякса Великого и Аякса Малого Ойлида, которое допускают некоторые «аналитики», ничем не обосновано. Ссылка есть лишь на употребление в «Илиаде» имени Аякса без уточнения, о каком Аяксе идет речь. Но это вполне ясно из контекста. Вводить в литературное произведение двух одноименных героев было бы странной затеей. Скорее существование двух одноименных персонажей подтверждает историчность событий «Илиады», а не попытки каких-то выживших из ума рапсодов разделить надвое некогда единый образ, придав обрубкам противоположные свойства. Если даже у каких-то греческих племен были культы одноименных героев, то они уж точно не позволили бы им соединиться в один культ, где неясно, велик ли ростом культовый герой или мал, орудует ли копьем или предпочитает лук, имеет огромный щит или лишен его, имел одних родителей или других.

В преданиях множество одноименных героев (и в микенских табличках — тоже), и в древности иногда возникала путаница — события жизни одного приписывали другому. Но почти все ошибки можно исправить и составить непротиворечивые генеалогии. При этом надо отметить, что древние тоже стремились вовсе не к смешению одноименных персонажей, если знали, что они происходят из разных местностей и имели разных родителей.

Перед поединком с Гектором ахейские герои бросают жребий, и среди них — оба Аякса. Ахейцы молятся, чтобы жребий выпал на Аякса. На какого — не сказано. И это становится поводом, чтобы «аналитики» соединяли несоединимое: мол, изначально существовал лишь один Аякс. На самом деле контекст говорит о том, что ахейцы могли желать именно выпадения жребия Аякса Теламонида. Только он мог противостоять Гектору. Все остальные герои (в отсутствие Ахилла) были просто обречены на поражение. Поэтому ахейцы молились о победе, а не о некоем двуликом Аяксе, которым иногда пытаются заменить персонажей «Илиады».

Противостояние Гектора и Аякса в «Илиаде» происходит многократно. Они видят друг друга в битве восемь раз. Что дает основание «аналитикам» считать, что это повторяющийся сюжет, основанный на каком-то фольклорном предании о соперничестве двух героев. Почему к факту «Илиады» надо присовокупить некий фольклорный подтекст — неясно. Многолетняя война сталкивала полководцев с одной и с другой стороны. Гектор имел обыкновение обходить все войска троянцев и союзников, а Аякс командовал одним из флангов ахейцев. Поэтому они не могли не встречаться. А встречаясь — не вступать в битву. Потому что обычай войны тех времен требовал от полководца не только руководства войсками, но и участия в битве в первых рядах. Даже если Гектор уклонялся от столкновения с сильнейшими воинами врага, он понимал, что постоянно делать это он не может. Слава воина была основанием для руководства другими воинами, и без нее слушаться полководца не стали бы.

Ритуальный поединок между Гектором и Аяксом был прерван наступлением сумерек и отмечен к этому моменту существенным преимуществом Аякса. Понятно, что в данном случае сражение до смерти могло быть не в интересах той и другой стороны, поскольку это возобновило бы войну, а не обеспечило перемирие. И тогда множество павших до этого воинов невозможно было бы захоронить. Поэтому поединок прекращается, может быть, и с целью не дать Аяксу развить преимущество и добить Гектора. Преимущество интерпретируется как окончательная победа, поэтому поединок и не возобновляется на следующий день.

Кстати, ранение колен Гектора после поражения его щита камнем, пущенным Аяксом, говорит о том, что Гектор тоже пользовался огромным щитом, который закрывал его от шеи до лодыжек. Может быть, ранение было связано с ударом нижнего края щита о колена воина, а вовсе не проникновением камня сквозь щит, что в реальности просто невозможно. И в другой раз камень Аякса пробивает щит Гектора и ранит его в грудь. И если считать, что камнем можно пробить щит, который пробьет не всякое копье, то это тоже невероятно. Кроме того в этом случае скорее поражена должна быть рука, удерживающая щит. Возможно, и тут камень, который не может соревноваться с пробивающей способностью копья, только разворачивает щит — так, что его край ударяет воина в грудь.

После ритуальной схватки герои обмениваются дарами: между ними нет ненависти. Это разительно контрастирует с отношением Ахилла к Гектору. Ахилл на естественную в битве гибель своего друга Патрокла отвечает таким взрывом мстительного гнева, который невозможно совместить ни с какими обычаями войны. Поэтому Аякс и Гектор — это эпические герои в полном смысле слова, а Ахилл — скорее утверждает новый облик героя, соответствующий периоду затяжных войн, в которых обычаи прежних времен рушатся, и взаимные зверства очень быстро истребляют цивилизацию.

Аякс — один из самых популярных персонажей греческой вазописи. Пока первенство в искусстве вазописи было за Пелопоннесом, его изображения привязаны к полуострову. Доминирование Афин привело к массовому производству керамики с изображением Аякса в Аттике. Из этого можно было бы сделать вывод, что Аякс стал для афинян политической фигурой в борьбе с Мегарами за право владения Саламином, но скорее здесь налицо лишь переход первенства от Пелопоннеса (в архаике) к Афинам (в классический период).

Отметим, что вазопись классического периода не дает нам представлений ни о каких-то исключительных физических качествах Аякса, ни о его огромном щите. Изображение воинов достаточно стандартные — и по вооружению, и по телесным габаритам. Заметно отличаются только изображения союзников троянцев — ликийцев, фракийцев, у которых характерные головные уборы и доспехи.

Недоумения возникают по поводу большого щита «сакос», под которым понимают то щит «башенного типа» (у Аякса), то беотийский щит — изначально круглый, но с выбранными по сторонам фрагментами, делающими его подобными «восьмерке». И такой беотийский щит напоминает микенские «восьмерки» в рост человека. Понятно, что все эти щиты имеют не какое-то региональное происхождение (даже если в «Илиаде» сообщается о беотийском происхождении щита Ахилла), а общемикенское. Более позднее изображение беотийского щита на эллинистических монетах (как символа Беотийского союза), конечно, дань традиции, а вовсе не память об Аяксе. Аякс имел щит другой формы — башенной.

Во многом восприятие Аякса у древних греков сложилось случайно — в связи с морским сражением у о. Саламин в 480 г. до н. э., когда греки разгромили персидский флот. Аякса вспоминали как местночтимого героя и победу связывали с его помощью. Также культ Аякса был известен у локров в Италии. Но во всем этом нет ничего необычного: обожествление гомеровских героев в классическую эпоху было повсеместным. Впрочем, здесь мы имеем культ Аякса Локрийского, который как раз в позднем времена смешал двух Аяксов — в меру забвения эпоса, которое сегодня пытаются повторить «аналитики», доказывая, что такое смешение было изначально.

Греческие трагики домысливали Гомера — так занимательно, что сегодняшние «аналитики» считают эти домыслы совершенно точным знанием. А именно, например, что Аякс покончил с собой тем самым мечом, который как дар был вручен ему Гектором. Ну а труп Гектора, разумеется, волочился за колесницей Ахилла, привязанный поясом, подаренным Аяксом. «Аналитики» свято верят Софоклу, но наотрез отказываются верить Гомеру, у которого ничего подобного не упоминается. Мы же предпочитаем не путать историю и литературу и продолжаем верить Гомеру.