«Илиада» знает Ахилла как главного героя. Но деятельность Ахилла продолжается и после финальных эпизодов, и значительное число связанных с ним событий Гомером проигнорировано. Почему же Гомер не продолжил свое повествование до смерти героя, когда ему и следовало бы воздать посмертную славу, к которой он так стремился? Если наше предположение о том, что «гнев Ахилла» последующими составителями песен Гомера переставлен из середины в начало поэмы при сшивании разрозненных песен, то становится понятным, что Ахилл вовсе не был предметом первоочередного внимания автора «Илиады». Завершение поэмы похоронами Гектора указывает именно на него как на главного героя.

Но это все — литературная сторона эпоса. История Ахиллом не начинается и им не заканчивается. При главенстве фигуры Гектора и нравоучении на фоне исторических событий все же фигура Ахилла оказывается при реконструкции Троянской войны не менее существенной. Да, Ахилл не снискал себе славы в глазах поэта, пока разорял острова и малые города Троады. Но он был прославлен этим в ахейском войске — до такой степени, что значительная его часть фактически вышла из подчинения верховного вождя Агамемнона и вступила в битву только по приказу Ахилла. В троянском войске мы не видим ничего подобного. С самого начала войны и до своей смерти Гектор играет роль полководца. Встречаются и упреки в его адрес (например, со стороны ликийского царя Сарпедона, чей статус вне поля боя выше, чем у Гектора), но никакой оппозиции ему в троянском войске нет, и сам он не вступает в какой-либо конфликт со своим отцом Приамом. Ахилл же не имеет изначально, а приобретает роль полководца, переняв у Агамемнона неформальное лидерство и изменив тем самым исторический сюжет. Если бы не это, ахейское войско давно бы покинуло Троаду.

Ахилл командует лишь частью ахейского войска, но постепенно отстраняет Агамемнона от ведущей роли, и поэтому по статусу он ниже Гектора, чье лидерство в ахейском войске неоспоримо. Но Ахилл — царь, правитель своего народа, а Гектор — царевич, которому не очень охотно подчиняются цари союзных троянцам народов. При этом Ахилл меняет течение войны своими решениями — сначала не участвовать в битвах, а потом смирить свою обиду и вернуться к общему делу ахейцев. С точки зрения литературы, Ахилл интересен как причина поворотов сюжета «Илиады». Гектор же в сюжете менее ярок, но его нравственная позиция, намного выше и интереснее сюжетной линии. Историческая реконструкция фактически уравнивает героев, но не устраняет существенной разницы в мотивах их поведения, влияющих на ход Троянской войны.

Как и почти для всех героев «Илиады», для имени «Ахилл» найдена греческая этимология. Считается, что «Ахилл» происходит от «ахос» — горе, страдание. Этот домысел подкрепляется также происхождением названия царства Ахилла — Фтии. Греческий глагол «фтио» означает «гибну». Якобы, от «ахос» произошло и имя племени ахейцев. Мы же предполагаем, что имя Ахилла — не «горемыка» (а то и «неудачник»), а, напротив, — нечто угрожающее. Ахиллеус-Ахиллеос означает ахослаос. «Лаос» — народ. То есть Ахиллес — губитель народов, несущий им горе? Почему не «демос» и не «этнос»? «Демос» — это понятие политическое. Не все население — демос. Только то, которое обладает политическими правами, не всегда следующими законам родства (как и было в классической Греции). «Этнос» — это термин, применимый ко всем народам или к народу во всех его поколениях. А «лаос», скорее всего, означает население данной страны в данное время. Таким образом, Ахиллес — гроза для своего народа, народа своего царства. Что соответствует его судьбе: унаследуй он царство от отца (если бы он предпочел отплыть домой из-под Трои) — мог бы стать грозой для своего народа и для соседей.

Кстати, это соображение разрешает соотнесение имени Ахиллеус со старшим поколением участников Троянской войны или их отцов (Одиссеус, Идоменеус, Нелеус и так далее). В данном случае совпадение окончания с присущим поколению отцов связано просто с созвучием «лаос» с соответствующим окончанием. И тогда нет оснований домысливать какое-то дотроянское происхождение славы Ахилла, который, якобы, гораздо старше, чем гомеровский Ахилл.

Попытки представить Ахилла деятелем каких-то неведомых времен, которого просто использовали для выдумывания эпоса, не имевшего ничего общего с Троянской войной, основаны всего лишь на присутствии в кносских и пилосских табличках микенского имени А-ки-ре-у. Причем, это имя, распространенное вовсе не среди царей и аристократии, а вполне обычное. Причем же здесь былинный богатырь Ахиллес? Из какой он былины? Кроме Троянской войны, нам не известно никаких событий, откуда мог быть почерпнут миф, чтобы вставить его в эпос. Почему же Ахилл неисторичен? Только потому, что известна не одна, а несколько могил? Так ведь древние зачастую производили перезахоронение праха (обугленных на погребальном костре костей) или вовсе сооружали кенотаф — пустую могилу в честь героя. Поэтому множественность могил Ахилла — его курган под Троей и могилы на Балканском полуострове — никак не могут разрушить образ реального воина и вождя.

Столь же нелепо считать включение фессалийских племен в Каталог кораблей подложным — будто бы, приписанным к остальному списку, придерживающегося правила «с севера на юг». Ахилл и все фессалийцы по сюжету «Илиады» состоят в ахейском войске несколько обособленно. И это — одна из причин того что Ахилл мог уклоняться от участия в сражениях. Его лидерство среди племен Фессалии давало ему статус более высокий, чем у остальных вождей, подчиненных Агамемнону. Вполне возможно, перечень кораблей составлялся не сразу, а по мере присоединения племен к ахейскому войску. И образование флотилии произошло в два этапа. Именно это предопределило особенность Каталога, а вовсе не примитивный подлог, который был бы разоблачен любым певцом, оказавшимся в курсе событий Троянской войны и зарабатывавшим себе на жизнь поэтизированными рассказами о них.

Вопрос о том, почему культ Ахилла не был распространен в его родной Фтии, решается также без труда. Ахилл сгинул на чужбине, а на родине не совершил ничего заметного. Собственно, вся его жизнь с ранней юности прошла под Троей. И славу Ахиллу могли принести в ахейский мир только рассказы воинов. Фессалийские вожди почти сплошь погибли, поэтому культа Ахилла в Фессалии и не могло быть. С некоторыми ахейскими вождями он был в ссоре, и они вряд ли могли быть основателями его культа. Поэтому культ Ахилла возник не в привязке к Фессалии и учрежден участниками Троянской войны из разных земель.

Где же был культ Ахилла? Разумеется, в Эпире, где правил после Троянской войны его сын Неоптолем. Разумеется, в Спарте, куда невредимым вернулся Менелай. Конечно, у мыса Сигей при входе в Геллеспонт, где был размещен курган Ахилла — первое место упокоения его останков. В ионийских Эрифрах культ Ахилла связан с выходцами с Крита, и его там мог основать Идоменей или его воины.

В «Илиаде» Ахилл не выступает как вождь фтиян. Его отряд собран из другого народа — из мирмидонян, которые локализуются в мифах на о. Эгина. В то же время, мирмидоняне — скорее всего — даже и не народ, а некое обозначение отряда профессиональных воинов — пиратов и наемников. Разумеется, во Фтии никто не прославил бы Ахилла — ведь оттуда и воинов-то под Трою не направили.

Изощренная мысль «аналитиков» ищет лишь предлога, чтобы расчленить историю и дематериализовать героя. Раз Ахилл связан с мирмидонцами, то, якобы, должен жить с ними на Эгине. Если же его там не обнаруживается, значит, герой выдуман. Тем более, он нереален, потому что в мифе говорится о его рождении от морской богини Фетиды. Если там так говорится, то ничего реального в Ахилле быть не может. Как будто миф — это ложь, а не зашифрованная реальность!

Столь же нелепа и логика дематериализации отца Ахилла Пелея, царя Фтии. Раз предание его встречает в разных местах, то во Фтии он может появиться только после некоего переселения. В то же время, логика мифа такова: не рассказывать о нереальном. В мифе не может быть придуманного. Но может быть иносказательное — зашифровка реальности, которую мы теперь вынуждены расшифровывать, но не отбрасывать.

Если Пелей встречается в Этолии, Фарсале и Иолке, то миф об этом говорит. Если во Фтии с Пелеем не происходит ничего примечательного, то миф об этом молчит, ибо непримечательное для мифа несущественно. Но «аналитика» выводит из этого умолчания очередной «прототип», который никак не связан с периодом Троянской войны. Переселение Пелея относится к возвышению Фессалии в более поздние времена.

Устойчивый эпитет Ахилла — «быстроногий». Но в Троянской войне Ахилл никакой быстроногости не демонстрирует. В качестве иронии над Ахиллом известен парадокс Зенона Элейского (V в. до н. э): Ахилл не может догнать черепаху, потому что пока он пробегает разделяющее их расстояние, черепаха проползает еще немного. Затем умозаключение повторяется относительно новой ситуации, полностью идентичной предыдущей. Таким образом, черепаху догнать невозможно. На месте Ахилла в этом парадоксе мог быть кто угодно, в том числе и безымянный человек. Но Зенон назвал именно Ахилла, иронизируя над эпитетом «быстроногий». В реальности Ахилл совсем не быстроног. Откуда же его эпитет? Нас это не может озадачивать, коль скоро информации об этом нет. Эпитет мог сложиться еще в самом начале войны, когда юный Ахилл победил на каких-нибудь состязаниях в беге. Поскольку ничего более заметного и славного за ним не числилось, старый эпитет ничем не был вытеснен и достался Гомеру. Также Ахилл «быстроногий», потому что его надо отличать от других Ахиллов микенских времен, которые могли быть известны тогдашним слушателям и читателям (подчеркнем: и читателям!) «Илиады».

Древние тоже были поставлены в тупик эпитетом, которому нет подтверждения. Отсюда — последующий миф о том, что воспитатель Ахилла кентавр Хирон научил его охотиться без оружия, догоняя дичь, хватая ее точно как хищник. Именно так и складываются мифы — чтобы объяснить непонятную реальность. А вовсе не для того, чтобы ее заместить. Это современные «аналитические» мифы подменяют реальность, в том числе и мифологическую.

Мифологизация в «Илиаде» довольно очевидна — как украшение на фоне реальных событий и обстоятельств. Неуязвимость Ахилла объясняется тем, что он выкупан матерью в подземной реке Стикс. Межу тем, другие боги тоже могли бы сотворить подобное, но почему-то подобных купаний дети богов не удостоились. Почему? Миф не отвечает — он не чувствителен к противоречиям. Мифу надо лишь объяснить, почему Ахилл погиб от ранения стрелой в ногу. И почему его не удавалось поразить в другие части тела. Хотя и здесь видим противоречия: Ахилл не раз был ранен на поле боя. Может быть, другие воины, получив такие ранения, умирали? Ведь в ту пору медицина и дезинфекция не были развиты. Ахилл неуязвим, потому что оказался живым после получения множества ранений.

Божественное происхождение миф приписывает и доспехам Ахилла. Это было единственным способом объяснить их особую прочность. Реальность же такова: Ахилл владел бронзовыми доспехами, в то время как подавляющее большинство воинов были облачены в медь.

Утверждая свою божественность, Ахилл сражается с богом реки Ксанфом. На самом деле паводок тащит его и может утопить. Ахилл спасается. На языке мифа — побеждает бога реки. То есть, саму реку.

Глас Ахилла настолько мощен, что сравнится только с криком богов, которым те потрясают пространство. И это объяснение того, почему троянцы не штурмуют частокол ахейцев. Гомер это может объяснить только вмешательством божественной мощи героя, выраженной в его крике. Реально же троянцы измождены битвой и должны остановиться, чтобы собраться с силами. Тем более, что день завершен, и наступают сумерки.

Наконец, в мифе объясняется, куда девался прах Ахилла. Он не мог просто исчезнуть, потеряться. Если его тела нет в многочисленных могилах, то остается обнаружить Ахилла в царстве мертвых. О чем и сообщается в «Одиссее». Там и его могила. Не в Аиде, разумеется, а на острове Левка (Белый) в устье Истра (Дуная). Там же миф дает ему в жены Ифигению, дочь Агамемнона, которая вроде бы принесена в жертву перед Троянской войной, но чудом перенесена в Тавриду. Два неизвестно куда пропавших персонажа после смерти образовали супружескую пару. Это вполне логично для мифа.

По другой версии Ахиллу посмертно досталась в жены Поликсена — принесенная в жертву ахейская пленница, дочь Приама. Почему-то ее имя переводят как «приемлющая многих», что заставляет подозревать ее в «легком поведении». Конечно, «ксенические связи» — это свидетельство о контактах с чужаками, которым оказывается гостеприимство. Но все-таки «ксен» — это чужой. Поэтому казненная девственницей Поликсена — скорее, именована как «отвергнувшая многих», отказавшая чужакам. Или же, если это не прозвище, а имя от рождения, то «многогостеприимная», иначе говоря, хлебосольная.

«Аналитика» все переворачивает вверх дном. Ахилла объявляют богом, потом низводят до героя в Троянской войне, а потом обнаруживают культ, якобы имеющий отношение не к реальному герою Троянской войны, а к выдуманному богу. Если кто-то из древних (Дион Хрисостом) услышал фразу, что богом Ольвии был Понтарх Ахилл, то «аналитик» считает, что непременно и тринадцать веков до того Ахилл — только морской бог, а вовсе не исторический персонаж. Микенские таблички — предположительно — содержат имя Ахилла, но это имя обычных людей. Значит, не богов. Скорее всего, богом в Причерноморье Ахилла назвали по недоразумению или в память о древнем Ахилле, помянутом в сильно искаженном предании.

В Греции был культ героя Ахилла, но не бога. И существовал он только там, где сохранилась преемственность предания о Троянской войне, идущая от ее участников. Учитывая очевидность героического, а не божественного культа, «аналитика» пытается придумать «бесплотного героя» — некоего полубога, которому нет никакого аналога среди действующих лиц земной истории. Мол, был некий герой, культ которого в Троаду завезли эолийские колонисты, а там он перекочевал в эпос, где нашел своего противника — никак не связанного с ним в жизни Агамемнона. При этом эпос уже был готов, и Ахилла туда впихивали так, чтобы не повредить уже разработанные части. И для этого придумали «гнев Ахилла», объясняющий, почему героя нет в большей части повествования.

Такие смехотворные гипотезы почему-то считаются научными и всерьез излагаются и обсуждаются. На самом деле естественным является мифологизация образа реального человека, а не приобщение к реальному историческому лицу некоего заранее существовавшего мифического содержания. Сначала эпос, а потом миф, а не наоборот!