Историчность Нестора не вызывает никаких сомнений, поскольку его потомки выстроены в длинные цепочки родовых ветвей. Нестор имел множество детей, и все они оказались достаточно деятельными людьми. Родовая связь с Нестором и его отцом Нелеем была настолько почетна, что о ней предпочитали не забывать даже после захвата Пилоса дорийцами и бегства Несторидов в Афины и Ионию. Афинская аристократия знает потомков Нестора — Алкмеониды, Писистратиды, Пеониды, Кодриды. Не в последнюю очередь слава Нестора была сохранена благодаря захвату Милета его потомками. При этом Нестор — единственный из сыновей Нелея, который выжил в битвах, которые предание в основном связывает с местью Геракла. Именно от Нестора идет множество побегов родового древа, составившего значительную часть греческой аристократии.

Конечно, утверждение влиятельных Несторидов в Афинах может выглядеть малореальным, а связь афинской аристократии с Нестором — просто придуманной. Но уж самозванцы-то в древности точно были бы изобличены. Или им бы пришлось придумывать свое родство от Зевса и утверждать в этом случае свое влияния силой. Пилосцам просто некуда было бежать от нашествия дорийцев — только в ахейские Афины, которые сохранили свою самостоятельность став союзниками дорийцев в их захвате Пелопоннеса.

Более сложной выглядит проблема связи основателей ионийских городов не с Нестором, а с Нелеем. Включая милетского Нелея, которого называют сыном Кодра, царя Аттики, — потомком пилосского Нелея в обход Нестора. К сожалению, до нашего времени не дошли генеалогии Нелеидов, и после Нестора зафиксированы лишь некоторые его дети в «Илиаде», а в предании названы некоторые его внуки. Лишь один из сыновей Нестора — Антилох — имеет более или менее внятную биографию, которая связана с событиями Троянской войны и гибелью Мемнона. То ли Антилох убил Мемнона и тут же погиб от рук Гектора (сомнительная версия, ибо Гектор к прибытию войска Мемнона уже мертв), то ли Мемнон его убил и тут же погиб от рук Ахилла.

В «Одиссее» появляется сын Нестора Писистрат, сопровождающий Телемаха из Пилоса в Спарту. Но «аналитики» пытаются представить его «репликой» с более поздних Писистратидов, полагая, что «Одиссея» была радикально исправлена в Афинах. Настолько радикально, что Писистратидам понадобилось заиметь одноименного предка почему-то именно в роду Нестора. В помощь такому обороту мысли — отсутствие Писистрата в «Илиаде». Почему-то простая мысль о том, что Писистрат был оставлен дома и не поехал на Троянскую войну в силу юного возраста, «аналитикам» недоступа. Также молоды могли быть и другие сыновья Нестора, оставленные «на хозяйстве». Это троянским царевичам приходилось в полном составе вступать в войну. У ахейских такой необходимости не было, и разумный правитель непременно оставил бы на родине одного из старших сыновей — чтобы царство его во время похода не было захвачено. Как мы видим по итогам Троянской войны, эти опасения были вполне обоснованными.

Династические связи ионийских греков выводились, как известно, не от Нестора, а от Нелея — то есть, от других его сыновей, перебитых Гераклом. Мы не можем наверняка сказать, есть ли реальная основа у ионийских генеалогий, восходящих к Нелею. Да и сами эти генеалогии нам толком не известны. Можно лишь предположить, что переселение в Ионию сопровождалось конфликтами, в которых имя Нестора могло быть раздражающим фактором: жители Анатолии могли еще помнить участие Нестора в разорении Троады, и «Илиада» не позволила этого забыть. Или же Нелеиды начали исход из Пилоса под давлением Несторидов, которые продолжали править, не давая своим родственникам шансов разделить власть.

Еще одна проблема, связанная с переселением потомков Нестора, состоит в том, что ионийцы предпочитали прославлять Посейдона, которого особо почитали и в Пилосе, но почему-то не Пилосского, а Геликонского. Считается, что название общеионийскому святилищу дано по горе Геликон в Беотии. И, действительно, среди ионийских колонистов были и беотийцы. Но эпитет для Посейдона может быть взят совсем из другого источника и никак не связан с Геликоном. Посейдон Геликоний может означать заимствование культа из Гелики — города близ Коринфского перешейка. Но и эта версия выглядит сомнительно. Эпитеты Посейдона чаще всего смысловые и не связаны с местностью: конный, черновласый (кудри цвета морской волны), разрушитель, земли колебатель, владелец источника, морской, водитель нимф, раститель, отец отцов. Другие эпитеты имеют неясное происхождение. «Геликоний» может иметь происхождение от бога Гелиоса, или же от города с подобным названием, где имелось святилище Посейдона. Почему не Пилосский? Скорее всего, пилоссикое святилище просто было разрушено дорийцами, как и сам Пилос.

Имя «Нестор» не имеет однозначных расшифровок. Они исходят скорее из сюжета — «ностеос» означает «путешествие», глагол «ностео» — «спасаться, возвращаться». Мы видим и спасение от Геракла, и спасение от погибели в Трое, и участие в Троянском походе (путешествии). Чтобы мифологизировать Нестора, его имя вполне можно счесть эпитетом Посейдона, которому поклонялись в Пилосе. Но такого эпитета нигде в источниках нет, а потому подобная вольность непозволительна. Хотя и запретить ее невозможно.

Нестор однозначно определяется в «Илиаде» как Нелеид (9 упоминаний), но чаще его отчество опускается. Это служит поводом для инсинуаций: мол, Нелей — придуманный для Нестора отец, являющийся мифической фигурой. Имя Нелея, якобы, именно мифическое — потому что означает «безжалостный». Что в свою очередь единит его с Аидом, для которого это культовый эпитет. Говорящее имя жены Нестора Евридики («широкоправная») интерпретируется как указание на врата в царство мертвых. И сам Пилос — это «врата». Но почему-то не в Пелопоннес, а в подземный мир. И даже имя тестя Нестора Климена («славный», «знаменитый») выдается за эвфемизм Аида, хотя как эпитет вполне подходит любому богу или герою. Имя брата Нестора Периклимена выглядит еще более высокопарно — к имени прибавляется возвышающая приставка «сверх-».

Подобные домыслы выглядят совершенно неубедительно. Это, можно сказать, вторичная мифологизация предания, уже и без того мифологизированного в классические времена Древней Греции. Матерью большинства сыновей Нестора предание называет не Евридику, а Анаксибию. Кроме того, имя «Евридика» опирается на корень «Евр-», который может служить просто указанием на восточное происхождение, а «дике» — просто «справедливость». Имя «Евридика» носит, по крайней мере, полдюжины достаточно известных персонажей мифологии и летописания Древней Греции. Существуют различные интерпретации буквального значения этого женского имени. Климен и Евридика — достаточно распространенные имена в древнегреческих генеалогиях. Их родство — под вопросом. «Климен» — то же, что и «Клеомен» — от «клеос» (слава) и «менос» (сила). «Периклимен» — почти то же, что и «Перикл», — «пери» (ради), «клеос» (слава).

В Несторе исследователь «Илиады», склонный видеть в ней литературу, получает замечательного персонажа, который очень много говорит. При этом Нестор — не немощный старик. Он не сражается, но хорошо знает военное дело, чтобы давать умные советы. И он в курсе событий, происходящих на поле боя. Он командует войсками через своих сыновей. Он даже выезжает на поле боя и правит колесницей. То есть, он стар, но не дряхл. Многоречив, но не глуп.

Поверхностный взгляд видит в Несторе лишь комментатора событий, которые происходят вне зависимости от его советов. Он просто сопровождает сюжет своими пояснениями. Но если мы полагаем, что Нестор — реальное лицо, то его слова означают активное участие в принятии решений, прежде всего, Агамемноном. Даже если часть войска непослушна приказам вождя ахейцев, решения он все-таки принимает. Нестор же при нем — главный советник. Причем, порой действующий вразрез с волей Агамемнона, которая не всегда направлена на пользу дела. Это мы видим в эпизоде отправления Диомеда и Одиссея в разведку: здесь Нестор тонкой игрой разрушает недобрые планы Агамемнона в отношении своих строптивых соратников.

Мы должны понимать, что Троянский цикл — это не прямая запись очевидцем того, что он видел собственными глазами, а свод воспоминаний очевидцев или пересказов этих воспоминаний. Ни один из них не видел картины сражений или военных советов в целом. Гомер сложил для нас вместе рассказы, либо бытовавшие в семейных преданиях, либо рассказанные уже престарелыми воинами, которые некоторые детали могли помнить очень плохо, а некоторые эпизоды войны вообще прошли мимо их глаз. Образ Нестора — это следствие передачи определенной традиции, которая пришла в «Илиаду», скорее всего, из рассказов сыновей и внуков Нестора — сверстников или старших современников Гомера. Только в семейном предании могли сохраниться сведения о многоречивости Нестора, и его рассказы о Троянской войне, которые могли начинаться так: «И вот я сказал тогда…»

Целостность образа Нестора, проходящая через всю «Илиаду», свидетельствует также о целостности задачи, которую решал автор: его волей Нестор зафиксирован во всем его своеобразии, и сложить такой образ не под силу разрозненным рапсодам, каждый из которых добавил бы в речи Нестора что-то свое.

Поскольку современные исследователи видят в Несторе только комментатора, им кажется, что Нестором «Илиада» нашпигована после того, как основной корпус поэмы уже сформировался. И поэтому, якобы, Нестор хоть и обсуждает с Агамемноном проблему примирения с Ахиллом, но не включается в посольство, которое направляется к обиженному герою. Объяснить это можно тем, что Нестор в ссоре сразу и однозначно принял сторону Агамемнона, а потому в переговорах участвовать не мог: часть обиды Ахилл перенес и на него. Но кому нужно выделить Нестора как фигуру искусственно включенную в эпос, тот говорит, что в исходном тексте роли посланников Агамемнона к Ахиллу уже были расписаны, и Нестору просто не осталось места. При этом возникает вопрос: если Нестора втиснули в «Илиаду», то что мешало втиснуть туда же и несколько строк, которые бы обеспечивали Нестору какую-либо роль в переговорах с Ахиллом?

Литературоведам Нестор нужен только как комментатор, а его включение в «Илиаду» в этом случае просто объяснить тем, что у ничтожного участника Троянской войны оказываются влиятельные потомки, которых надо ублажать рапсодам.

У «аналитиков» одна гипотеза цепляет другую — из предположения о том, что «Илиада» сложилась из многократных исправлений и дополнений разных авторов, в разные эпохи и с разными целями, может следовать все, что угодно. Поэтому Нестор становится «затычкой» в якобы имеющей место «дыре» между сценами, предшествующими «Патроклии» (XVI песня), и самой «Патроклией». Сам Патрокл оказывается совершенно излишним — тоже «затычкой», чтобы как-то оправдать невступление Ахилла в битву, когда она уже идет у ахейских кораблей. Но если авторы «Илиады» были столь свободны в выборе средств для своих целей, то почему бы им не отправить Ахилла на войну без посредства Патрокла? Подумаешь — сложившийся текст! Если в него можно вставить все, что угодно, то и убрать тоже можно все, что угодно. Но почему-то считается, что среди авторов «Илиады» были сплошь очень скромные люди. Чтобы обосновать, а не устранить из поэмы неучастие Ахилла в битве, они вводят фрагмент с Патроклом, который замещает Ахилла как командующий мирмидонцами, а также надевает доспехи Ахилла. А чтобы появилось все повествование с Патроклом, нужен Нестор, которого вставляют лишь ради того, чтобы он поуговаривал Патрокла — предложил ему именно то, что Патрокл и сделает в следующей вставке.

Нелепость подобных гипотез совершенно очевидна. Для того чтобы переписать «Илиаду» на свой манер, нужно отбросить все традиции трепетного отношения к летописанию. И тогда нет предела для фантазирования. Но древние таким свободомыслием не обладали.

Любители разоблачения «Илиады» как подделки под историю часто приводят строку с «Чаши Нестора», обнаруженной на о. Исихия близ западного побережья Италии. Автор, живший в VIII веке до н. э., пишет гекзаметром три строки о полезности сосуда Нестора для питья, после которого пьющего охватывает «страсть прекрасноувенчанной Афродиты». Скромная глиняная чашка к золотому кубку Нестора, из которого он попивает вино в сообществе Махаона, конечно, отношения не имеет. И эпитет Афродиты — необычный, не свойственный эпосу. Получается еще один «прототип» — «настоящий Нестор»? Этот вывод напрашивается из методики «аналитиков». Но логичнее считать, что в VIII веке до н. э. герои Илиады уже были общегреческими, и даже на периферии разделенного войнами и пришедшего в упадок греческого мира имя Нестора было известно, и сочетание гекзаметра с этим именем явно имеет отношение к «Илиаде». Поэтому и создание «Илиады» явно произошло задолго до появления «Чаши Нестора». Должно было пройти немало времени, чтобы «Илиада» стала общеизвестной настолько, чтобы иметь хождение вдали от главных культурных центров погибшей микенской цивилизации и поднимающейся Эллады.

«Аналитики» недоумевают, почему самые знаменитые герои в «Илиаде» не удостоились развернутого представления, и только Нестор снискал такую честь? Разрешается это недоумение у них единственным способом: Нестор — вставная фигура. Потому что, якобы, остальные «примелькались», и когда слушатели внимали рапсодам, они уже знали героев «Илиады». А вот Нестор был для всех «новичком». И, надо понимать, остался на века.

Если бы представление Нестора было вставкой, то она оказалась бы ненужной столь же быстро, как и представление других героев. Сотни лет повторять представление Нестора — это вовсе не причина его «вставленности» и необходимости в обновленной версии эпоса рассказывать слушателям о новых персонажах. Подобное представление могло быть только частью целостного текста, который был включен в свод «Илиады». Но это вовсе не что-то значительное, чтобы делать глобальные выводы об эпосе в целом. Речь идет всего о семи строках. Это слишком шаткое основание, чтобы строить на нем концепцию особости Нестора в сравнении с другими героями, которые могли иметь подобные представления в «Киприях» или других фрагментах эпического цикла, не дошедших до нас.

Ужасным для Нестора обстоятельством является домысел «аналитиков», относящих его только к афинским генеалогиям, а его отца Нелея — только к ионийским. Разумеется, «аналитики» не собираются верить ни единому слову Гомера. А коль так, то у Нестора не остается своей истории. И он лишается отца, ибо Нелей ориентирован на символику Аида и Ионию, а Нестор — на Посейдона, коней и Афины. Все это, собранное в кучу, приводит «аналитиков» к выводу, что в Ионии не знали никакого Нестора. И даже убийство Нелея с сыновьями обходится без Нестора! Потому что его Геракл почему-то не убил. Почему? Потому что «его не было», «он был вставлен потом». И даже когда истории о былых битвах рассказывает определенно Нестор, «аналитики» стремятся у него всю славу отнять и объявить, что изначально все это были легенды о подвигах Нелея! Откуда следует такое немилосердное отношение к Нестору? Ниоткуда. Разве что из ненависти к Гомеру. Которая выглядит совершенно иррационально и походит на что-то некрофильское.

Историчность Нестора подтверждается тем, что его предыстория лишь обозначается в эпосе. То есть, как историческая личность он сформирован не эпосом, а реальными событиями, о которых сам рассказывает в «Илиаде» довольно подробно. Нестор — «конник геренский». Славу искусного конника Нестор не раз подтверждает и в «Илиаде». Он вывозит с поля боя раненного Махаона, он берет на себя роль возницы, спасая раненного Диомеда, он дает советы по управлению колесницами на состязаниях во время погребальных игр по Патроклу. И при этом главное божество Пилоса, вотчины Нестора, — Посейдон, чья мифологическая роль предполагает укрощение коней и покровительство конникам.

Что же значит эпитет в целом — «конник геренский»? Он явно связан с подвигами, которые совершены задолго до Троянской войны. Что же это были за подвиги, и где находятся Герены, давшие устойчивый и многократно повторенный эпитет Нестору? Гесиод полагает, что в мессенской Герении Нестор скрылся от гнева Геракла, убившего его отца и братьев. Страбон также упоминает Герены Мессенские, но также и Элидские. Стефан Византийский знает Герен на Лесбосе. Ионийские «герены» (дары) мы должны отставить, поскольку Нестор — персонаж истории, проходившей задолго до переселения ахейцев в Ионию. «Гиппота герениос» не стоит считать эолийским диалектом — этот диалект сохранил древнюю форму слов, тем и отличаясь от других диалектов, возникших через века после Троянской войны. К большому сожалению, язык Гомера стараются подверстать под диалекты, хотя язык гомеровского эпоса явно до-диалектный и содержит в себе элементы всех диалектов. Микенские таблички свидетельствуют о близости эолийского диалекта к языку микенских греков.

В рассказах Нестора звучит история Пелопоннеса, упоминаются многие реально существовавшие топонимы, реалистично и без прикрас описываются события войн и мирной жизни. Но «аналитики» умудряются даже пилосское происхождение Нестора поставить под вопрос. Потому что известны три Пилоса, в которых путались сами древние греки. Вот только в каком Пилосе правил Нестор, для греков было совершенно ясно. Во-первых, он находится в Мессении; во-вторых, — на берегу моря. Этого достаточно, потому что из других Пилосов один находился в Трифилии — у моря в южной части Элиды, а другой в Элиде и вдали от моря.

Не оставляет никаких сомнений расположение Пилоса Нестора, поскольку в «Одиссее» Телемах едет в Спарту и обратно, затрачивая в одну сторону менее дня пути. Археология также подтвердила, что «классический» Пилос размещен на месте Пилоса микенских времен — дворец Нестора раскопан вблизи известного классическим грекам Пилоса. Что касается прибрежной встречи Нестора и Телемаха, то здесь вполне могла быть портовая резиденция царя — как для встреч гостей, так и для принесения жертв Посейдону, которые увидел сын Одиссея.

При полной ясности вопроса о Пилосе, «аналитики» берут в помощники Страбона, но тот как раз противился тому, чтобы несторов Пилос размещать в Трифилии. При этом им приводится маршрут плавания Телемаха на Итаку и делается вывод, что несторов Пилос никак не мог быть в Элиде. Современным аналитикам кажется, что перечисляются «не те» населенные пункты, если бы Телемах плыл из Мессении. Но в Трифилии нет никакого дворца, никаких признаков царской власти. Археология дает однозначный ответ. Что же касается изысков современных исследователей, то их размышления — только догадки, которые разбиваются их же оружием. Если Пилосов несколько, то и другие населенные пункты, о которых писано в «Одиссее», могли менять места, путая историков и даже современников. Если может быть путаница с Пилосами, множество повторов в названиях других городов тоже не исключено.

Подобным же образом «расшиваются» проблемы и с рассказами Нестора в «Илиаде». Река Иордан у Нестора течет у крепости Феи, где происходит битва, а у Страбона эта река оказывается севернее Трифилии. Где проблема? Или пилосцы до Элиды дойти не смогли? Конечно, смогли: мессенские пилосцы наверняка пытались закрепиться именно в одноименных городах в Элиде, с которыми имели какое-то родство.

Нестор рассказывает о войне с Элидой на реке Алфей, которая считается строго принадлежащей Элиде. Алфей, согласно «Илиаде» течет по пилоской земле. И что тогда? Стремление опровергнуть Гомера подсказывает: тогда Пилос находится в Элиде, в ее южной провинции. А что подсказывает сам Гомер? Что земли мессенского Пилоса простирались до Элиды, и Трифилия была спорной областью, за которую и воевал отец Нестора Нелей.

Границы царства Нестора неясны, и даже контроль за своими землями у него неполный — Агамемнон готов уступить часть из них Ахиллу, не спрашивая Нестора. Шесть городов, включая Феру, расположены на берегу Мессенского залива. Разумно предполагать, что Пилос находился неподалеку, а не в Элиде. Фера — как раз тот самый город, через который лежал путь Телемаха из Пилоса в Спарту и обратно. При этом ко времени его поездки Фера уже определенно обособилась от Пилоса, и в ней правит Диокл — возможно, зависимый от Нестора. Также имя Диокла мельком касается Троянской войны, где упомянуты ее участники — сыновья Диокла.

В «Одиссее» Телемах последовательно миновал Круны, Халкис, мыс Феи и прибыл на Итаку. Почему же не перечислены другие прибрежные города? «Аналитики» отвечают: потому что он плыл из Трифилии, которая ближе к Итаке. Но можно утверждать и иное: учету подлежат только те местечки, которые Телемах минует в прямой видимости, когда проплывает вдоль побережья Элиды. Страбон прямо указывает, что плавание от Пилоса Элейского должно было иметь иное описание: перечисленные местечки должны были следовать в обратном порядке. Также Страбон отвергает Пилос в Элиде как резиденцию Нестора, когда анализирует войну с эпеянами. Не получается «аналитикам» взять себе в помощники Страбона!

Нам осталось разбить последний довод «аналитиков» — о том, что Нелей, отец Нестора, тоже привязан не к Мессении, а к Трифилии. Нелей числится сыном бога реки Энипея, а река эта — северный приток Алфея. Мать же Нелея — Тиро — по легенде связана с Олимпией, что в Элиде. Что же здесь противоречит существованию царского города в Пилосе Мессенском? Ничего. Нелей считается как раз основателем этого города. И, может быть, Элейские «пилосы» старше Мессенского, но царский дом все же в период Троянской войны и событий «Одиссеи» оказался в Пилосе на побережье, а не в Трифилиии.

Мы вновь сталкиваемся с противоречием между статичным и динамичным видением древней истории. «Аналитика», при всей ее страсти к новациям, предполагает мир древних застывшим — как будто в нем не происходит никаких движений. Отсюда и кажущиеся противоречия: происходящее в разное время будто бы происходит одновременно, происходящее в разных местах — совмещается в одной точке пространства.