Глава девятая
Зайдя утром в аудиторию, я обнаружила за своей партой Ивана. Он сидел как ни в чем не бывало, разложив на столе тетрадь, ручку, планшет… Сам в это время что-то читал с телефона и в мою сторону не смотрел. Я замялась у входа. Застыла с шоколадной слойкой и стаканом кофе в руках. Интересно, почему он не рядом со своей обожаемой Лидочкой? Хотя какая она ему обожаемая? Я ведь этого не могу знать… Не умею читать его мысли, к сожалению. По моим наблюдениям, Лида сама первая к Ване все время липла… Видимо, допекла окончательно. Но по какой причине он уселся именно за ту парту, где все время сижу я? И что мне теперь делать? Демонстративно уйти на другой ряд? Черт, ну кого я обманываю? Больше всего на свете мне хотелось, чтобы мы сидели на занятиях рядом…
Я по-прежнему топталась в дверном проеме, когда до меня донесся язвительный голос нашей старосты Коробейниковой:
– Глядите, кто на занятия ходит! Товарищ Журавлева!
За этого «товарища» Коробейникову хотелось четвертовать. Никто в группе не любил нашу старосту. Надменная заноза и ябеда.
Тогда Иван повернул голову в мою сторону, а Коробейникова, как назло, громко продолжала:
– Что на этот раз было? Пес помер? Или аннунаки с Нибиру высадились в твоем дворе возле «Пятерочки»?
Иван не сводил с меня взгляда, и я молча пошла вперед. К той самой парте у окна, за которой сидел новенький. В голове крутились десятки ядовитых ответов для Коробейниковой. Не знаю, с чего это она так оперилась. Видимо, за время своей болезни забыла, что я могу дать отпор и высмеять ее при всех так, что мало не покажется. Но я молчала. Коробейничиха обязательно смертельно оскорбится… А я так рисковать не могу. Слышать в голове мысли старосты – это вообще катастрофа. Можно сойти с ума!
Так я и дошла до своей парты, не проронив ни слова. Хотелось показать себя мудрой, воспитанной… А еще вдруг стало жутко обидно, что все эти слова летят в мой адрес. Хотя, конечно, я и их заслужила. Действительно, прогуливая занятия, порой сочиняла самые бредовые отмазки, на которые почему-то велись преподаватели. Или они просто делали вид, что мне поверили? А потом насмехались, как сейчас это делает Коробейникова. Староста проводила меня надменным взглядом, а затем, склонившись над журналом посещаемости, все-таки сделала пометку, что я явилась на лекцию.
– Привет! – проговорила я, подойдя к своей парте.
– Привет! – улыбнувшись, отозвался Иван.
А Вали в аудитории все не было, хотя скоро должен был прозвенеть звонок. Видимо, Злобинец с самого утра отправилась на работу, решив прогулять единственную пару. После нашей ссоры в такси мы еще не разговаривали. Я написала Вале сообщение, но она на него не ответила. Или слишком занята, или будет демонстративно дуться пару дней. Что ж, всем нужно время, чтобы остыть. Как и в случае с мамой, у подруги за эти годы накопилось слишком много претензий ко мне…
Я молча уселась за парту рядом с Иваном. Тут же почувствовала уже знакомый запах его парфюма. Так мои мокрые после дождя магнолии и лимонное дерево омыло морской водой и соком грейпфрута. Парень молчал.
Я поставила на парту картонный стаканчик с кофе, откусила слойку и принялась жевать. Иван, подперев голову рукой, наблюдал за мной. Я снова впилась в слойку зубами. Сделала глоток кофе. Прожевала. Внезапно одногруппник протянул к моему лицу руку и большим пальцем осторожно провел им рядом с нижней губой…
– Шоколад, – негромко проговорил он.
– Ты сменил место жительства? – все-таки не выдержала я, кивнув в ту сторону, где сидели Лидка и ее компания.
Нет, против этих девчонок я ничего не имела. И мне бы, наоборот, не хотелось с ними ссориться. Просто этот новенький никак не выходил из головы. А когда он отсел от Лиды, я испытала настоящее облегчение.
– Ну да, переехал. Решил сделать тебе одолжение, – улыбнулся Иван.
– Это какое же?
– Ты так часто оборачиваешься ко мне во время занятий…
– Боишься, что я себе шею сверну? – покраснев, отшутилась я.
– Что-то вроде того, – тепло рассмеялся Иван. – Вдруг переклинит!
Я засмеялась в ответ. В другой раз жутко бы разозлилась на такое нахальство, но сейчас отрицать очевидное было глупо. Меня действительно переклинило. С того самого вечера, когда я поднялась на крышу десятиэтажки. И захотелось, чтобы после случившегося все было по-другому. И я стала другой. Это странное чувство, будто теперь меня всюду преследует свежий запах майских гроз и счастья.
На скучной лекции Иван положил голову на мое плечо. Кажется, ему было абсолютно все равно, что подумают о нас другие. Мне тоже резко стало не до одногруппников. Я уже представила, как после пар Ваня пригласит меня в кафешку или предложит прогуляться по парку… Поэтому очень разочаровалась, когда после звонка в дверном проеме возник Рэд. Девчонки тут же зашушукались, а Лидка слишком громко хохотала, пытаясь привлечь к себе внимание парня. Я же в сторону Рэда не смотрела. Но, собирая сумку, чувствовала на себе внимательный взгляд Ивана. Возможно, он наблюдал за моей реакцией, пытаясь понять, что я испытываю к Рэду. На той вечеринке на крыше я первое время крутилась возле него, и мы даже танцевали под дождем. А еще я специально расхваливала Рэда перед Ваней по пути к Жабе. Но на самом деле мне правда было давно уже все равно.
Когда Рэд подошел к нашей парте, Лидка отчего-то примолкла. Девчонки сверлили нашу троицу любопытными, нетерпеливыми взглядами.
– Привет, Лера! – дружелюбно поздоровался со мной Рэд.
– Привет! – отозвалась я.
– Ты мне нужен, – быстро проговорил Ивану Рэд. – С утра услышал, как под капотом стучит…
– С двигателем что-то?
– Посмотришь?
Я разочарованно выдохнула. Тяжело быть девчонкой. Он тебе всего лишь положил голову на плечо во время лекции, а ты уже расписала весь дальнейший день, ваш поход в парк и в кафе; распланировала свадьбу, медовый месяц и решила, что глаза у ваших детей будут, как у него, карие.
Рэд мельком взглянул на меня.
– Заодно и от этой стервы тебя избавлю, дружище!
Я обиженно закусила нижнюю губу. И чего он так на меня взъелся? Там, на крыше, я была с ним очень даже милой… Ну подумаешь, номер телефона не оставила, когда узнала, о чем он думает. Парни – дураки!
Иван растерянно проговорил:
– О’кей, посмотрю, конечно… Но тебе бы лучше сразу в сервис.
– Не хочу там один торчать, поехали со мной. Или все-таки сам разберешься? Ты же шаришь! С меня пиво!
Иван взял со стула свой черный спортивный рюкзак.
– Что ж, до завтра, Лера! – сказал он, взглянув на меня. Мне сразу понравилась эта его привычка – смотреть прямо в глаза…
А еще показалось, что в голосе парня все-таки было сожаление. И сердце счастливо застучало в ребра.
– До завтра! – улыбнулась я Ване. Затем не слишком ласково глянула на Рэда: – И тебе пока!
– Пока! – очаровательно улыбнулся он мне.
Вот же жук! Премия «Оскар» по нему плачет… А мне в последнее время стало сложно скрывать настоящие эмоции, после того как вертолеты обнажили мысли других. А еще каждый день по вечерам мучила жуткая мигрень. Особенно после ссор с мамой.
Парни первыми покинули аудиторию. Я закинула рюкзак за спину и, не глядя ни на кого из одногруппников, тоже направилась к выходу.
– Товарищ Журавлева! – выкрикнула Коробейникова с первой парты.
– Чего тебе? – неласково откликнулась я.
– Ты проставила в зачетку свой тройбан за курсовую?
– Нет еще, – вздохнула я. Лев Борисович со своей курсовой совсем вылетел из головы…
– Так проставь! – напомнила мне староста, что-то с важным видом выводя в журнале.
– Я Жа… Ядвигины долги еще не сдала.
Коробейникова подняла на меня свои ехидные глаза, пару раз хлопнула короткими ресницами и захохотала:
– Ха-ха-ха! Так ты Ядвиге Станиславне до конца жизни ничего не сдашь, Журавлева!
Что ж, вся группа в курсе наших «тесных» отношений с Жабой… А может, Лев Борисович сжалится надо мной и поставит тройку без сдачи долгов по гражданскому праву? Попытаться стоит. Всем проставляет и мне… под шумок троечку черкнет. Вновь не ответив вредной Коробейниковой (что ее явно обескуражило), я отправилась к декану. Выйдя в коридор, расслышала возгласы старосты:
– Товарищ Репейкин! А ты курсовую проставил?..
Я долго кружила под дверью деканата, так и не решаясь войти. Вскоре к кабинету подошла секретарша Льва Борисовича – миниатюрная брюнетка с короткой стрижкой.
– Вы к кому?
– Ко Льву Борисовичу, конечно!
– Новенькая? Какой курс? Первый?
Я отчего-то смутилась. Так редко хожу на занятия, что меня даже не признают.
– Второй курс. Я из двести семнадцатой группы.
– Проходите! – кивнула секретарша. – Лев Борисович как раз пришел с обеда… В хорошем настроении.
Это уточнение меня обрадовало. Я и сама, несмотря на облом из-за сломанного «Доджа» Рэда, чувствовала душевный подъем. Еще бы! Целую пару сидела рядом с объектом обожания… Надеюсь, Борисович надо мной сжалится. Как-никак недавно я выполнила его просьбу – навестила Жабу на больничном.
Когда я зашла в кабинет, Лев Борисович читал какие-то бумаги. Обратив на меня внимание, растерянно проговорил:
– А, Валерия Журавлева! Проходите!
Я, засмущавшись, как каракатица начала подбираться к преподавательскому столу, теребя в руках зачетную книжку.
– У вас ко мне какое-то дело?
– Так оценку проставить в зачетку… За курсовую.
– Да-да-да, – закивал декан, вновь углубляясь в бумаги. – Ваша группа как раз эти два дня только за этим ко мне и ходит… Давайте сюда зачетку!
Я с облегчением выдохнула и протянула Льву Борисовичу зачетную книжку. Сама скромненько топталась у края стола, изучая обстановку. На книжном стеллаже справа – большая черно-белая фотография, на которой счастливые выпускники в квадратных академических шапочках. Нашего декана я узнала сразу. Совсем не изменился. Разве что поседел и немного поправился. А еще девушка рядом с ним была так похожа на Жабу… Только миловиднее, что ли. И волосы светлые до самого пояса. Если это молодая Ядвига, то с такой прической ей было здорово! Сейчас же она напоминала сердитого хилого мужичонку…
– Что у вас там? Тройка?
– Ну да!
Лев Борисович укоризненно покачал головой.
– Что ж. – Препод открыл зачетку и уже занес над ней шариковую ручку. Сердце мое сделало кульбит. «Про-ка-тит! Про-ка-тит!» Но Лев Борисович убрал руку и растерянно посмотрел на меня: – Погодите, Журавлева, а долгов у Ядвиги Станиславовны у вас нет?
Я молчала. Сердце уже билось не так возбужденно и уверенно: «Не про-ка-тит? Не про-ка-тит?»
– Если вы сами не помните, я могу в списке посмотреть. Ядвига Станиславовна мне оставляла…
– Ой, не надо! – выкрикнула я так неожиданно, что Лев Борисович подскочил на месте. Там столько долгов, что декан, увидев список, рискует без сознания повалиться под стол. Его сверху еще и рассыпанными бумагами припорошит. Я даже, на всякий случай, огляделась по сторонам в поисках стакана воды. – Есть там долги, я вспомнила… Совсем немножко.
Лев Борисович только беспомощно развел руками.
– Ну раз немножко, значит, вы все быстро исправите. Правила есть правила, Валерия.
– Может, можно как-нибудь без долгов? – жалобно начала я. – Всё донесу Ядвиге Станиславовне! Честное слово! Ведь правила созданы для того, чтобы их нарушать, верно?
– И это мне говорит будущий юрист? – усмехнулся мужчина.
Я только неуверенно пожала плечами. Мужчина снял очки, устало почесал переносицу. А затем посмотрел на меня таким замученным взглядом, что мне стало совсем не по себе.
– Журавлева, вы знаете, что своей учебе на юрфаке обязаны исключительно Ядвиге Станиславовне?
– В смысле? – удивилась я. В растерянности плюхнулась на стул. Нет, этого я не знала.
А я-то думала, что учусь на юрфаке лишь благодаря отцу. Во-первых, мне всегда хотелось стать похожей на него. А во-вторых, папа платил за мое обучение. Но скорее всего декан сейчас имел в виду что-то другое…
– Видели бы вы, как просияла Ядвига Станиславовна, когда вы появились на нашем факультете!
Я почему-то начала нервничать. С чего бы Жабе сиять при виде меня?
– Она возлагала на вас надежды, Валерия! Говорила: «Эта девочка добьется больших успехов. Вот увидите! Я в нее верю!»
Я не понимала, про какие надежды говорит Лев Борисович. Да, поначалу я действительно с особым рвением взялась за учебу. Очень уж хотелось порадовать папу, который воспринял решение поступить на юридический на ура. А вот мама была против моей будущей профессии. Ее пугало маниакальное желание дочери быть похожей на отца. Да и профессию юриста она считала мужской, не подходящей для «девочки с тонкой душевной организацией». Ага, это она про меня так говорила. И где мама эту «организацию» во мне увидела? Но я в своем выборе не сомневалась. Тем более что и Зло собиралась поступить на юрфак. Так мы с Валей оказались в одной группе.
А вот с холодной и надменной Жабой, которая на первом курсе стала нашим куратором, у нас сразу отношения не заладились. После того как она довела Валю до истерики, жестко отчитав при всех за частые опоздания (Злобинец уже тогда бралась за подработку и не успевала к началу занятий), я эту преподшу еще больше невзлюбила. Стала часто вступать с Ядвигой в спор, даже когда дело касалось ее предмета. К семинарам Ядвиги всегда готовилась тщательно, чтобы не ударить в грязь лицом. Жаба и спрашивала меня, как назло, чаще других.
А мой интерес к учебе начал угасать после первой же сессии. Прилично сдав сессию, я не услышала долгожданной похвалы от родителей. Отец в то время вздумал жениться во второй раз. Спустя несколько лет холостяцкой жизни он ушел с головой в свою новую семью и все меньше интересовался моими успехами. Потом у него начались проблемы на работе, и чаще всего, когда у меня возникали какие-то вопросы, отец устало вздыхал в телефон: «Я плачу за твою учебу, Лера! Неужели я еще и учиться за тебя должен?»
Маме по-прежнему не нравилась выбранная мной специальность. Она считала своим долгом то и дело ядовито комментировать это в разговоре с тетей Томой или подругами. Бросать пренебрежительно: «Лера решила пойти по стопам своего папеньки!» Постепенно и мне начало казаться, что я занимаюсь чем-то бесполезным. Тем, что совсем мне не подходит и не принесет никакой радости в будущем.
Известие о том, что Жаба с первого дня следит за моей успеваемостью, стало для меня настоящим сюрпризом. Видимо, Льва Борисовича смутило вытянутое от удивления лицо, потому как он неуверенно произнес:
– Конечно, тут все сложно… Но, поверьте, я дружу с Ядвигой Станиславовной с давних времен.
Он кивнул в сторону черно-белой фотографии с выпускного. Ага, значит, это все-таки Жаба на снимке…
– Как видите, мы вместе учились в институте. У Ядвиги Станиславовны многолетний опыт работы, просто потрясающее чутье на одаренных студентов! И если она увидела потенциал, значит, правда что-то в вас есть. Она не может ошибаться! – Неожиданно для меня Лев Борисович разгорячился. – Но ваша успеваемость, Журавлева!..
Декан резко замолчал. Затем тяжело вздохнул и заглянул в разложенные перед собой ведомости.
– Перед Новым годом мы ставили вопрос ребром, чтобы не допустить вас к сессии. Из-за вашей отвратительной посещаемости! И если бы не Ядвига Станиславовна…
– Но почему именно я?
Может, Ядвига злится из-за того, что поручилась за меня перед коллегами, а я ее подвожу? Так я при чем? Никто ее об этом не просил! Предупреждать надо. Я ж ни сном ни духом.
– Но стоит отдать вам должное, Журавлева, – грустно рассмеялся Лев Борисович, нарочно проигнорировав мой вопрос. – Экзамены вы сдаете блестяще! Будто бросаетесь на амбразуру… Даже пятерки встречаются! Что за методику используете при подготовке?
Эта методика называется: пока петух в одно место не клюнет. Я и правда по старой памяти сносно готовилась к экзаменам, проводя бессонные ночи за учебниками. Конечно, кое-где и Валя помогала. Мы охотно друг у друга списывали.
– Не расстраивайте Ядвигу Станиславовну, – неожиданно попросил декан. – Сдайте ей долги. Тем более если вы говорите, что там совсем немножко…
Ох, да! Легко ему говорить. А если учесть, что и по остальным предметам у меня долгов немало скопилось… Я молчала. Из открытого окна доносился девичий звонкий смех.
– Ядвига Станиславовна уделяет мне столько своего внимания, потому что я похожа на ее дочь? – все-таки не выдержала я.
Тень скользнула по лицу Льва Борисовича.
– Это просто невероятно, – как-то сдавленно произнес декан. – Я, честно сказать, даже не думал, что такое бывает… Мистика!
«Что вы знаете о мистике?» – устало подумала я, вспомнив о своем «чудесном» даре.
– Они не общаются? В ссоре? – поинтересовалась я. Наверное, это было не особо тактично с моей стороны, но ведь я спросила не у самой Жабы.
– Дочери Яси нет на свете уже восемнадцать лет, – глухо проговорил Лев Борисович. – Страшная автокатастрофа, лобовое столкновение. А ведь она только окончила университет. Работала в туризме, много путешествовала… Жить бы да жить. Такая славная девчонка!
Стало совсем не по себе. Как раз в тот момент на улице послышался пронзительный визг тормозов. Мы с деканом, словно подумав об одном и том же, переглянулись. Лев Борисович встал из-за стола и, подойдя к окну, плотно его закрыл. В кабинете стало совсем тихо, казалось, что я даже слышу стук своего испуганного сердца.
– Да-а, восемнадцать лет! Время быстро бежит, но, к сожалению, совсем не лечит… Я говорил Ясе, чтобы она не ставила крест на своей карьере, но после трагедии она стала вести совсем уж затворнический образ жизни. Работа, дом, работа. Молодая интересная женщина практически замуровала себя в стенах университета. А ведь какие перспективы. Такой специалист! Первоклассный адвокат. Но, по злой иронии судьбы, в то время она занималась уголовкой по ДТП. После случившегося, конечно, все бросила…
– Какой кошмар, – только и выдавила я из себя, вспомнив квартиру Жабы. В ней все было пропитано одиночеством. А мысли жалили, словно ядовитые змеи.
– Надеюсь, этот разговор останется между нами, Журавлева? – спохватился Лев Борисович.
– Да, конечно! – закивала я, поспешно поднимаясь на ноги.
– Ядвига Станиславовна вернется к работе уже завтра, – добавил декан и выразительно посмотрел мне в глаза.
– Все успею, – снова кивнула я, пока слабо соображая, каким образом удастся это сделать.
– Отлично! Тогда жду вас в своем кабинете вместе с зачеткой, – улыбнулся Лев Борисович.
До дома я добралась на автомате. Брела, особо ни о чем не думая, подставляя лицо майскому солнцу. Во дворе зашла в магазин, набрала из холодильника ледяные запотевшие банки энергетиков. Поднялась на свой этаж и пару раз пнула нашу дверь, в надежде, что родительница уже дома.
– Лера? – удивилась мама, пропуская меня вперед. – Что это? Где твои ключи?
– В сумке, руки заняты! – проговорила я, демонстрируя маме жестяные банки.
– А это…
– Спокуха, мама! Это не алкоголь! – пропыхтела я, скидывая туфли. – Это – энергетики! А ты чего уже дома?
– С работы раньше отпустили. Мне предстоит командировка… На два дня всего.
Говоря об этом, мама не сводила взгляд с энергетических напитков.
– Ммм, понятно! А мне предстоит бессонная ночь.
– Это еще почему?
Родительница проследовала за мной в комнату и теперь недоверчиво осматривала меня с ног до головы.
– Приведу в квартиру парня! – язвительно проговорила я.
– Валерия! – ахнула мама.
– Шучу! Мне нужно посвятить время учебе…
– Время учебе? Ее все-таки отчисляют? – снова запаниковала про себя мама. – Нужно было проявить хоть какое-то участие… Поговорить с деканом, ректором! Должен же быть какой-то выход!..
Ох уж эти родители! Вечно делают из мухи слона!
Я оглядела письменный стол. Он был завален косметикой, лаками для ногтей, тут же валялась лампа для маникюра… Рядом – вырезки из глянцевых журналов. Моя будущая карта желаний. Про эту штуку мне рассказала Злобинец. Сообщила, что карту нужно обязательно составлять на растущую Луну. Вот я и принялась вырезать свои желания: несколько симпатичных дорогих платьев, виды Испании, искрящееся на солнце море… А еще было бы неплохо распечатать фотографию Ивана. Но сначала нужно ее добыть. Через Рэда я нашла страницу новенького в соцсетях, но у него на аватаре был лишь какой-то герой из неведомого мне комикса. Может, сфотографировать Ваню на паре? Пожалуй, наше селфи будет классно смотреться на моей новенькой карте желаний.
Я скинула косметику в ящик, выбросила ненужные журнальные обрезки и понеслась в ванную за влажной тряпкой. Протерла стол, заодно настольную лампу и подлокотники на офисном стуле.
– Боже! Что происходит? Что она натворила? – суетились в голове вертолеты.
Мне стало смешно, но я не подавала виду. Для пущего эффекта сбегала в мамину комнату и под ошарашенный взгляд родительницы вкатила в свою спальню пылесос.
– Мне плохо…
– Лера, что ты делаешь? – не выдержав, хрипло спросила мама.
– Уборку! – проговорила я. – Смотри, какой грязный ковролин…
Жужжание пылесоса смешалось с тарахтением маминых вертолетов. Все это время родительница не выходила из комнаты и строила догадки, что со мной могло произойти.
Наконец я выключила пылесос.
– Все хорошо! – решила я успокоить растерянную маму. – Просто готовлюсь к предстоящему зачету. Меня не отчисляют, мам!
– Ты меня, честно, испугала, – проговорила она еле слышно. – По своей инициативе взяла в руки пылесос…
Наверное, нужно чаще делать дома уборку, чтобы каждый раз не доводить маму до предобморочного состояния.
Ночь выдалась бессонной и дождливой. Почти до самого утра я просидела за столом с включенной настольной лампой под стук дождя по жестяным подоконникам. Поспать удалось лишь чуть больше часа. Вскочив по будильнику, быстро оделась и, забежав по пути в магазин за угощением для Ядвиги, понеслась в университет.
Старательно огибая полувысохшие лужи, не сразу заметила Ивана у крыльца нашего корпуса. Сердце снова застучало так сильно, что, наверное, его могли расслышать прохожие, а ноги сами понесли меня к парню с будущей карты желаний.
Руки были заняты папками и большой коробкой с ванильным суфле, которое я приобрела специально для Ядвиги. Незнакомый парень придержал тяжелую дверь, и я бочком протиснулась внутрь.
– Спасибо! – бросила уже на бегу.
Догнать Ивана удалось только на лестнице, на втором этаже. Я поднималась быстро, рискуя подвернуть ногу. На шпильках не очень-то побегаешь. Ступени казались бесконечными… Но все-таки я достигла цели. Этот новенький отрастил такие длинные ноги, не угонишься!
От волнения снова подогнулись колени. Когда я перестану так реагировать на этого парня? Однако пришлось собрать волю в кулак и состряпать самое невозмутимое лицо.
Поравнявшись с одногруппником, нарочно откашлялась. Иван тут же обратил на меня внимание.
– О, доброе утро! – отозвался он с улыбкой.
– Доброе! – проговорила я, крепче обхватив коробку, которая не влезла в сумку. – И ты уже здесь! Не сразу тебя заметила.
Я видела, каким лукавым взглядом он осматривал меня. Конечно, Ваня догадался о том, что я нарочно очутилась рядом с ним на лестнице. Было б еще веселей, если бы он увидел, как я несусь за ним к корпусу, рассекая лужи, а теперь, догнав, еле плетусь…
– Да, я такой неприметный, – согласился Иван. – А ты куда?
Он вопросительно кивнул на коробку с суфле и распечатки.
– К Ядвиге Станиславовне! – важно известила я. – У нее сегодня первый рабочий день после больничного.
Вместе мы поднялись на четвертый этаж и вышли в темный коридор, где располагалась кафедра нашего факультета.
Мои каблуки отстукивали ритм. Иван наклонился к моему уху и негромко произнес:
– Лера, ты будущий юрист, разве это не взятка? Ты несешь Ядвиге любимое суфле!
– Суфле – взятка? – ахнула я. – Да я ж просто хочу сделать человеку приятное!
Дойдя до кафедры, мы остановились друг напротив друга.
– Ладно, – вздохнула я, осторожно разглядывая лицо Ивана. Он же внимательно смотрел на меня. Эх, наверняка макияж не может скрыть следы бессонной ночи. – Ты даже не представляешь, какие сложные у меня отношения с Ядвигой Станиславовной. Может, со стороны и не заметно, но она меня терпеть не может!
– Да нет, со стороны очень даже заметно, – усмехнулся Иван.
Я тут же покраснела.
– Лучше бы удачи пожелал, чем насмехаться! – проворчала я.
Тогда парень, пользуясь тем, что руки у меня заняты, поправил воротничок моей белой рубашки; теплые пальцы дотронулись до лба, заправили светлую прядь волос за ухо…
– Удачи! – наконец проговорил он, в то время как я удивленно смотрела в его глаза. – В дверь за тебя постучать?
Представила себе, как пинаю дверь кафедры: «Сова, открой! Медведь пришел!» Нет, это все-таки невежливо.
– Да, пожалуй, – обескураженно отозвалась я.
Тогда Иван уверенно постучал костяшками пальцев и на глухое «Да? Войдите!» услужливо распахнул передо мной дверь.
– Прошу!
– Спасибо, – пробормотала я.
– Удачи, Лера!
Шагнула в кабинет, как в глубокую пропасть. Лечу теперь, цепляясь юбкой за торчащие коряги, в надежде уцелеть и выбраться отсюда живой. Или больно приложусь об землю в тот момент, когда Жаба с позором выставит меня из кабинета. Вместе со всеми долгами…
– Здравствуйте, Ядвига Станиславовна! – промямлила я.
Жаба, с задумчивым видом глядевшая в окно, повернулась ко мне на крутящемся офисном кресле, как злодеи в фильмах. Сейчас скажет: «Well, well, well! Вот ты и попалась, как муха, в мои липкие сети, прогульщица Журавлева!»
Под пристальным взглядом Ядвиги я чувствовала себя крайне глупо. Еще и с этой огромной коробкой суфле в руках.
– Неужели Журавлева принесла все долги? Не верю! Сейчас снегопад обрушится на город…
– Ядвига Станиславовна! – пропищала я незнакомым голосом. Эта женщина вселяла в меня ужас. Еще и история с ее дочерью, и свалившийся на мою бедную голову дар. Слишком много странного и мистического происходит в жизни. – Здесь все пропущенные конспекты и курсовая за первый курс…
– Кладите всё на стол, Журавлева! Посмотрю, – устало вздохнула Жаба.
Я послушно разложила перед ее носом бумаги. Ядвига зашуршала листами. Читала вдумчиво, то хмуря лоб, то широко открывая глаза. Я сама не заметила, как не нарочно начала повторять ее мимику.
Вертолеты же периодически тарахтели:
– Нет! Не может быть! Что? Нет!
Мысли Ядвиги совсем не вносили ясности, поэтому я еще больше отчаялась. На кафедре стало невыносимо жарко…
Наконец, перелистнув очередную страницу курсовой работы, Ядвига посмотрела на меня:
– Журавлева, вы это сами написали?
Я только растерянно заморгала. Захотелось выкрикнуть: «Нет! Не я! Меня подставили!» Но что уж теперь толку вопить? Тем более, как мне казалось, к делу я подошла очень ответственно. С чувством, с толком, с расстановкой… Эту работу я написала еще на первом курсе, только ленилась все правильно оформить. Негромко ответила:
– Сама.
Жаба снова зашелестела бумагами.
– Девочка моя! – выдохнула она. – Если бы вы так часто не прогуливали занятия и не разбазаривали свои знания…
– Да? – удивленно отозвалась я. – Значит, там все нормально?
– Не хотите заниматься научной работой? – спросила Жаба.
– Кто? Я?
– Ну а кто еще? – отозвалась Ядвига Станиславовна. – А я могла бы стать вашим научным руководителем.
Дальше все как в тумане…
– Если бы вы принесли мне свою работу чуть раньше. Хотя!..
Ядвига придвинула к себе откидной настольный календарь и принялась что-то высчитывать.
– Ваша курсовая… Это что-то!
Я же в это время вспомнила курсач, который сдала Льву Борисовичу. Его я бездумно сдула из интернета и получила заслуженный трояк. Кто ж знал, что, когда твой труд так высоко оценивают, это настолько приятно?
– Вы должны презентовать вашу работу, – проговорила Ядвига. – У нас есть время подготовиться. Защита – в середине июня.
– Презентовать? Кому? – растерялась я.
– Студенческому научному обществу юридического факультета, – оживилась Ядвига. – Журавлева, мы с вами можем взять призовое место!
Никогда не видела Ядвигу такой довольной. Она просто сияла! И лицо ее вдруг стало таким незнакомым и красивым, как на черно-белой фотографии Льва Борисовича. Казалось, она даже помолодела на несколько лет.
Студенческое научное общество? Скучища! А Зло так вообще от хохота лопнет, когда узнает, куда меня занесло… Хотя на ум тут же пришел классный брючный костюм, который висел в шкафу без дела и ждал своего звездного часа. Да и мама бы, наверное, мной гордилась… И папа. А Коробейникова бы своим ядом от зависти захлебнулась. Но почему-то тот факт, что работу по достоинству оценила именно Ядвига, грел меня больше всего.
– Может, отметим? – спросила я.
– Валерия! – ахнула преподавательница. – На рабочем месте?
– А что такого? – пожала я плечами. – Большая перемена! У вас вон и чайник есть…
Только теперь Ядвига Станиславовна обратила внимание на коробку суфле в моих руках, хотя такую бандуру сложно не заметить. Взгляд ее тут же потух.
– Лера… – негромко проговорила она.
Ядвига резко отвернулась, как полагаю, чтобы я не увидела смену ее настроения. Взяла в руки чайник и направилась к кулеру.
– Как она узнала? Наверное, это издевка…
– Мы ели такое суфле у вас дома, – решила подсказать я. – Мне очень понравилось! Да и вы говорили, что это ваше любимое…
Ядвига Станиславовна, слегка сутулясь, подошла к столу и поставила чайник. Тот уютно зашумел. Я все-таки села за стол и осторожно придвинула к Жабе коробку с суфле. Чайник, вскипев, щелкнул. Ядвига поспешно разлила кипяток по чашкам и поставила передо мной коробочку с чайными пакетиками.
– Расскажу вам немного о предстоящем мероприятии, – встряхнувшись, проговорила она.
Мы принялись обсуждать будущую презентацию. Сама от себя не ожидая, я быстро включилась в процесс и принялась задавать вопросы. Взыграл спортивный азарт. Призовое место? Ха! Да мы возьмем первое! Воодушевленная, я сообщила о своих намерениях Ядвиге.
– Не думала, Валерия, что вы такая азартная, – удивленно проговорила женщина.
– Я и сама про себя такого не думала, Ядвига Станиславовна! – честно сказала я, уплетая за обе щеки суфле.
– В этом они с ней тоже похожи… – пролетел одинокий вертолет.
Вспомнив о той фотографии, которую видела в доме у Ядвиги, я начала жевать медленнее…
– Знаете, почему я люблю это суфле? – спросила вдруг у меня преподавательница.
Я растерянно пожала плечами.
– Почему же?
– Это было любимое суфле моей дочери, – тихо проговорила она. – Вы видели у меня дома ее фотографию…
Я быстро закивала:
– Мы похожи!
– Боже, это невероятно, – прошептала Ядвига.
В глазах ее уже задрожали слезы. Я растерянно отложила суфле…
– Ой, Ядвига Станиславовна! – пробормотала я, накрывая ладонью ее ладонь. Рука у нее была ледяной, но теперь мне бы и в голову не пришло сравнить Ядвигу с лягушкой.
– Все в порядке! – покачала она головой. – Иногда действительно кажется, что все уже позади, но бывают вот такие теплые моменты… Лера, как у вас дела с мамой?
Я замялась. Тогда Ядвига смутилась.
– Простите, Журавлева, это не мое дело…
– Вообще-то не очень! – призналась я.
– Не держите в себе обиды, – сказала Ядвига Станиславовна. – Перед тем как случилась эта страшная авария… Мы с дочерью повздорили. Да и вообще стали реже общаться. Вы не представляете, каково это – восемнадцать лет жить с дырой вместо сердца. Не держите в себе обиды, Лера, – повторила Ядвига. – Мама вас любит.
Я еще раз ободряюще сжала ладонь Ядвиги. Дальше чай мы пили практически молча, лишь иногда возвращаясь к вопросам, касающимся моей курсовой. Я с удивлением обнаружила в голове ту самую умиротворяющую тишину и тотчас же почувствовала такое облегчение…
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Рэд. При виде меня лицо парня вытянулось от удивления.
– И эта здесь расселась! – с досадой крякнул один из вертолетов.
Я только рассерженно залпом допила чай.
– Краснов? Вы чего хотели? – строгим голосом спросила Ядвига Станиславовна.
– Так долги принес… – проговорил Рэд. Забавно он стушевался перед Ядвигой! Обычно весь такой из себя самоуверенный, а тут стоит у порога, топчется, как нашкодивший первоклассник у доски. – Лев Борисович сказал, что в зачетку курсовую не проставит.
– Сколько же у меня должников. Оболтусы вы мои, – впервые в жизни улыбнулась мне Ядвига, а я немного растерянно улыбнулась ей в ответ. Рэд озадаченно оглядел нас и пустые чашки на столе. Кажется, для него тоже стало открытием, что строгая Ядвига Станиславовна умеет искренне улыбаться.
Парень положил на стол распечатки, которых у него скопилось не меньше, чем у меня.
– Я могу идти? – спросил он у Ядвиги.
– Идите, Краснов! – разрешила преподавательница. – Как проверю, дам вам знать.
– Что за фигня здесь происходит? Чего Журавлева здесь забыла? Сидит, чаи гоняет, – недоумевал про себя Рэд.
Когда дверь за парнем закрылась, мы с Ядвигой обе заметили забытую Рэдом зачетку на столе.
– Ой! Краснов! – вскочила с места Ядвига. – Валентин, вернитесь!
Она растерянно посмотрела на меня:
– Лера, может, догоните его?
– Конечно! – подскочила и я. – Мне несложно!
Я схватила зачетную книжку и понеслась к двери. Тем более что в голове моей будто что-то щелкнуло. Валентин Краснов! Господи, ну конечно!
