Глава одиннадцатая
– А это Лера позапрошлым летом у отца… Он брал ее на сплав по горной реке. Волосы мокрые, лицо недовольное… Рассказала мне только спустя год, что в одной с ней экспедиции был мальчишка, который в Леру без памяти влюбился… А ему всего тринадцать. Шутка ли? Наша Лера на такого молодого-зеленого даже не посмотрела… А он оскорбился. И перевернул лодку, в которой Лера была. Опрокинул в холодную реку! А еще дочь рассказывала, как ей этот же мальчишка ужей в палатку подкладывал. Пришлось отцу серьезно с отвергнутым «женихом» поговорить. С того лета в этом альбоме много фотографий… И на всех – моя Лера.
* * *
На нашей площадке снова перегорела лампочка. Пришлось освещать замочную скважину фонариком на телефоне. Долго ковыряла ключом в надежде, что мама услышит шорох и сама мне откроет. Но тщетно. Может, она еще не пришла? На улице уже стемнело. В последние три дня мама в это время обычно домой и возвращалась… Вполне возможно, что сегодня тоже задержалась. А эсэмэс тогда откуда мне писала? С работы?
Справившись с замком, я вошла в квартиру. Свет нигде не горел, только из зала доносились приглушенные голоса. Я разулась и прошла в комнату. По телевизору показывали вечерний выпуск новостей. Мама спала в кресле в обнимку с какими-то бумагами.
«Детеныши кошачьего лемура родились в московском зоопарке…» – довольным голосом вещал диктор.
Вероятно, мама засела за бумаги, еще когда на улице было светло. Теперь же в комнате только мерцал экран телевизора. Незажженный торшер у кресла и цветок в кадке отбрасывали тени. Листья напоминали паучьи лапы, замершие на стене.
Рассказ Ядвиги не выходил из головы. Тут же, словно ядовитые змеи, полезли и другие нехорошие мысли… Лев Борисович говорил, что дочь Ядвиги Станиславовны попала в страшную аварию. Все произошло так неожиданно… А вдруг что-то страшное внезапно случилось бы со мной? Да тот же разряд тока от неисправных лампочек. Если бы на крыше все закончилось трагедией, что бы я оставила после себя маме? Грубые слова, обидные реплики, игнор, бардак в комнате… Сколько раз я, рассердившись, захлопывала дверь перед ее носом? Нет, люди не меняются, но вот отношение к чему-то или кому-то изменить можно.
Я присела на подлокотник, а затем провалилась в широкое кресло, расположившись рядом с мамой. Она такая худенькая, хрупкая… Осмелившись, я обняла спящую маму за шею. Родительница что-то промычала в ответ. Тогда я осторожно подняла голову и принялась рассматривать мамино лицо. Как давно я не видела ее так близко… И так близко рядом с ней не была. Тень от ресниц падала на мамины бледные щеки, которые из-за слабого освещения казались совсем впалыми. А что это за незнакомая мне сеточка морщин у маминых глаз?
Мой взгляд остановился на серьгах – хрустальные капельки, которые достались от матери. Не раз я слышала, что эти сережки – наша семейная реликвия. И я обязательно должна буду передать их своим детям. Знаю, что хрустальные капельки дороги маме, ведь это единственное, что осталось от моей бабушки, которой так рано не стало…
Молодую женщину сильно подкосил уход мужа из семьи. На нервной почве она стала много болеть, а едва ей исполнилось тридцать, скоропостижно скончалась от пневмонии. Моя мама так и не простила своего отца. Хотя он, кажется, с ней и встреч особо не искал. И если бы не тетя Тома, взявшаяся за ее воспитание, не знаю, как сложилась бы мамина судьба.
Когда мои родители решили развестись, мама и слышать не желала о том, чтобы мы с папой общались. Растоптанная его предательством, она была против нашей дружбы, считая, что история циклична… Только вот папе было на меня не плевать. Несмотря на постановление суда, мама нехотя отдавала меня отцу. Иногда в назначенные дни мы с ней и вовсе нарочно уезжали из города. В моем присутствии мама, не сдерживаясь, с обидой и пренебрежением отзывалась о моем отце. Мне тоже было обидно, что он больше с нами не живет, но еще больше я оскорблялась за папу. Странно в той ситуации принимать его сторону, но я ее приняла. Мне казались несправедливыми все обвинения мамы. Она называла папу безответственным, легкомысленным, бездумным. А еще замечала, что теперь ему на нас совсем плевать. Но это было неправдой. До развода я больше времени проводила с папой, все самые безумные развлечения организовывал мне именно он. Мама же чаще выступала в роли «плохого полицейского». После того как родители разъехались, я больше всего на свете ждала встреч с отцом, зная, что эти дни пройдут беззаботно и весело. А с обиженной и вечно депрессующей мамой было тяжело. Встречаясь, родители все время ссорились, что меня тоже расстраивало. А когда отцу предложили работу в другом городе и он согласился, оставив меня, я почему-то и в этом принялась винить маму. Еще и подростковый возраст дался мне тяжело – с домашними скандалами и вечными обидами. Как только мне исполнилось восемнадцать, я самостоятельно купила билеты на самолет и махнула в гости к отцу, не предупредив маму. Потому что она бы точно была против этой поездки. Помню, что после возвращения я не разговаривала с мамой ровно два месяца.
Я как загипнотизированная смотрела на хрустальные серьги… Эти капельки напоминали первую весеннюю капель. Внезапно мама, не открывая глаз, накрыла ладонью мою ладонь. От неожиданности я вздрогнула.
– Лера? – шепотом произнесла мама. – Ты когда пришла?
– Мамочка, ты очень устала, да? – спросила я. – Спи, спи, мамочка… Я только что пришла. Мы у Вали домашнее задание делали…
Мама кротко кивнула. Бумаги упали с ее колен и рассыпались на полу, но она так и не открыла глаза.
– Лер, ты только не уходи, – сонным голосом попросила мама. – Мне сейчас снилось…
– Куда я уйду ночью? – спросила я, уткнувшись носом в ее шею. Хрустальные капельки запутались в моих волосах. – Давай постелю тебе? Неудобно же…
– М-м, – промычала мама, так и не отпуская моей руки. – Я тебя люблю, Лера.
– И я тебя люблю, мам. Спи, спи… Отдыхай.
Внезапно на меня обрушилась безумная усталость. Глаза жгло. Сказалась предыдущая бессонная ночь, насыщенные дни в университете, долгий путь до Злобинец и обратно… Тогда я, наплевав на неудобство, прижалась к маме крепче и тоже закрыла глаза. Уснула, обнимая маму, под работающий телевизор.
* * *
Впервые за два года в зачетную неделю мне пришлось отдуваться не только за себя, но и за Злобинец. Подруге клятвенно обещали не нагружать ее перед экзаменами, но все-таки некоторые пары Валя из-за работы пропустила. Пришлось в субботу снова тащиться в ее «дачную резиденцию», чтобы показать Зло вопросы, которые мы разбирали на консультации…
После Вали я забежала ненадолго к тете Томе и, к счастью не обнаружив злосчастных вертолетов, сразу отправилась домой. Мама работала даже в выходные. Зайдя в пустую квартиру, я решила позвонить отцу. В последний раз мы общались с ним незадолго до того вечера, когда меня шандарахнуло разрядом тока на крыше. Ну а с тех пор, как я разгадала алгоритм работы моего дара, желание разговаривать с отцом и вовсе пропало. Хотя он все время хотел со мной связаться, чтобы поболтать. Но меня не покидали тревожные мысли. А вдруг и он держит на меня за что-то обиду? Нет, еще раз я такого точно не переживу…
Я долго ерзала на стуле, не решаясь приподнять крышку ноутбука и нажать на иконку Скайпа. Все-таки решившись, напряженно слушала гудки в надежде, что вызов оборвется и отец не возьмет трубку.
Связь была плохая, экран рябил.
– Папа? – начала я, когда он ответил на вызов. – Папа, привет! Ой, инет тупит. Ты весь в квадратиках!
– Ты почему так долго не выходила на связь? – взволнованно начал отец. – Я столько раз хотел с тобой созвониться, Лера!
– Ну как это не выходила? Мы же списывались, – начала я, вглядываясь в рябое изображение. Вертолеты молчали. А что, если через экран и большое расстояние это не работает?
– Списывались, – сердился папа, – но это другое! Как ты? Где пропадала?
– Так сессия же, – пояснила я, шумно вздохнув. – Пап, ну ты чего начинаешь? Все хорошо…
Мы долго болтали по видеосвязи, и я то и дело прислушивалась к себе. Но мыслей отца не слышала. Папа спросил мимолетом, как обстоят дела у мамы. Я ответила, что она вся в работе. Мама же, зная, что мы общаемся, ни разу не спросила у меня, как поживает отец…
Закончив разговор, я нажала отбой. Мамы до сих пор не было дома. Я задумчиво посмотрела в окно. Скоро смеркаться начнет…
Села готовиться к зачету, да так и уснула, положив голову на стол. Проснулась от легкого прикосновения к волосам.
– Что такое? – подняла я голову, спросонья мало что соображая. Спина и руки затекли.
Рядом со мной стояла мама. Она смотрела на меня сверху вниз, все так же осторожно касаясь пальцами моих волос.
– С отцом разговаривала? – Родительница кивнула на ноутбук с открытой вкладкой Скайпа.
– Ага, – зевнула я.
– Тетя Тома сказала, ты к ней забегала.
– Ну да, чай попили. Давно не была!
Мама осторожно осмотрела мою комнату.
– Порядок уже который день…
Я только пожала плечами.
– А это что?
– Экономика. Послезавтра зачет.
– Сдашь?
– Думаю, без проблем!
Мама ласково улыбнулась:
– Это хорошо.
Я поднялась из-за стола и потянулась. Мышцы жутко ныли из-за неудобной позы. Тогда я отправилась в мамину комнату.
– Лер, ты куда? – последовала за мной мама.
– Велик с балкона достану, по городу немного прокачусь. В последние дни только над учебниками и сижу…
По балкону уже гуляла вечерняя прохлада. Перегнувшись через перила, я оглядела пустой двор и сиреневый куст у подъезда.
– Только недолго, Лер! – попросила мама.
– Хорошо, – кивнула я, подхватив тяжелый велосипед.
Лифт почему-то не работал, пришлось спускаться с великом по ступеням. Только выйдя на крыльцо и вдохнув вечерний, уже по-летнему вкусный воздух, я поняла, что впервые за долгое время не услышала маминых вертолетов.
* * *
За спиной, в паре метров от меня, с шумом проносились машины. Я стояла, облокотившись о парапет, и смотрела на воду. Велосипед лежал у ног. Вот попала так попала! Для чего нужно было так далеко отъезжать от дома? Проветрилась, называется.
Неслась по вечернему шумному городу куда глаза глядят. Мне нравилось выбираться из дома с велосипедом поздней весной или летом. В темное время суток, когда воздух уже остыл, когда гремят последние трамваи, спешащие в депо. Такие велопрогулки очень здорово приводят мысли в порядок. Утром порядок в голове особо не наведешь. Там не до велосипеда. Да и мысли-то все лишь о том, как поскорее проснуться… Или все-таки решишься выйти с утра в выходной с велосипедом, чтобы доехать до городского парка, а там уже Злата во дворе поджидает. Теперь ведь у нее есть двухколесный. Бабушка с дедушкой на день рождения подарили.
В кармане толстовки лежал разряженный телефон. Я с тоской перевела взгляд с реки на велосипед. Это несчастное пробитое колесо все мне испортило! Как теперь домой возвращаться? Даже такси не вызовешь… Придется тащиться через весь центр с неисправным велосипедом. И мама наверняка будет волноваться…
Я обернулась и уставилась на летник, который находился через дорогу от набережной. Оттуда доносились смех, голоса, приятная музыка. И с реки дул легкий ветерок.
Заметив развязавшийся шнурок на старых кедах, я села прямо на нагретый за день асфальт.
– Да чтоб тебя!.. – выругалась я, склонив голову и потянув с силой за шнурок. Он постоянно развязывался и жизни мне спокойной не давал. А сейчас, разумеется, порвался. Этого мне не хватало! Закон подлости в действии.
Я не сразу обратила внимание на знакомые черные кроссовки. Долго не решалась поднять голову. Все-таки посмотрела на человека, остановившегося рядом со мной.
– Привет. – Ваня первым мне улыбнулся.
– Привет, – растерянно пробормотала я, не спеша подняться с асфальта. Так и сидела с оторвавшимся шнурком в руке. – Что ты здесь делаешь?
– Гуляю, – ответил парень.
Вспомнила, как на метро он доехал до центра. Возможно, Ваня где-то здесь живет.
– А ты? – спросил он, усевшись на каменный парапет.
– Тоже гуляю вот, – ответила я. И каким-то глупым мне всё показалось в этот момент.
– Отдыхаешь?
Я в ответ только негромко рассмеялась:
– Угу, немного притомилась!
Мы молчали минут пять. Просто смотрели на проносящиеся по проспекту машины. Наконец Ваня спрыгнул с парапета, подошел ко мне, присел на корточки и принялся по-новой зашнуровывать кеды. Я только как завороженная следила за его пальцами.
– Не туго? – поднял он на меня карие глаза.
– В самый раз.
Затем парень протянул руку и помог мне подняться. Я молча указала на брошенный у парапета велосипед.
– Колесо проколола вот. Телефон еще разрядился…
– Не хочешь прогуляться? – предложил вдруг Ваня.
– Хочу, – тут же кивнула я.
Иван взялся за руль и покатил велосипед. Я засеменила рядом. Молча мы направились вдоль подсвеченной набережной в сторону моего дома. Из летника доносилась песня «Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка…» Эту песню слушала тетя Тома летом на даче.
– Бросить бы все и уехать на Майорку, – нарушила я наше молчание.
Иван с интересом посмотрел на меня.
– Был там? – спросила я.
– Нет, но знаю, что это остров в Средиземном море.
– Ага! В Испании…
Я посмотрела на реку. В воде отражался розовый закат.
– Жить в небольшом домике, варить варенье из лимонов и апельсинов из собственного сада… Море по утрам, серфинг, каменная брусчатка, черепичные крыши…
С набережной мы вышли на узкий тротуар. Шли вдоль освещенных витрин, изредка встречая на пути прохожих.
– Тут машины шумят, а там – море. Хочу попробовать местные картофельные булочки «кока-де-патата». Их едят, макая в горячий шоколад…
Иван молча слушал мою болтовню про Майорку и изредка улыбался. Как обычно, парень был немногословен. Но мне это даже нравилось. Лишь миновав половину пути, я задумалась о том, что мне абсолютно плевать на то, в чем я предстала перед парнем. Так легко и просто было с Ваней, что обычные девчачьи глупости и в голову не приходили. А ведь я вышла из дома в спортивных лосинах и папиной толстовке. Эту вещь я привезла домой из прошлогодней поездки к отцу. Толстовка была мягкой и долгое время пахла папиным свежим одеколоном.
По пути я то и дело ловила на себе заинтересованные осторожные взгляды Вани, и сердце каждый раз ухало куда-то вниз. У меня уже давно не было сомнений, что этому парню я небезразлична.
– Далеко ты уехала от дома, – заметил Иван, когда мы остановились на перекрестке, пропуская машины, несущиеся на зеленый сигнал.
– Да, замечталась… Люблю ездить по вечернему городу с любимой музыкой в наушниках. Мечтаю обо всем на свете. Правда, колесо впервые подвело. А ты катаешься?
– В гараже где-то валялся велосипед, – признался парень.
– Нужно будет как-нибудь вместе покататься, – проговорила я. И осторожно посмотрела на парня.
– Нужно, – улыбнулся Иван.
И тогда душа моя запела.
Мы все шли и шли. Ноги уже гудели от усталости, но я героически шагала дальше. Благо велосипед взял на себя Иван, а то пришлось бы еще катить неисправного железного друга.
Я попросила у Ивана телефон, чтобы написать маме сообщение. Боялась увидеть на заставке у Грицюка какую-нибудь размалеванную девицу, но, обнаружив героев из каких-то комиксов с супергероями, в которых я не сильна, выдохнула с облегчением. И даже умилилась.
Я поймала себя на мысли, что чертовски устала и, наверное, с радостью бы запрыгнула в такси и доехала до дома. С ветерком. Но уже в следующую секунду, встретившись взглядом с Иваном, усталость как рукой сняло. Откуда-то нашлись новые силы для заливистого смеха, улыбок… Хотелось жадно жить.
– И зачем я вспомнила про эти картофельные булки?
– Нагуляла аппетит?
Под ложечкой предательски засосало.
– Если честно, я не ужинала. Но так поздно есть неприлично, – сказала я. – Нужно следить за фигурой.
Хотя, пока мы тащились с пробитым колесом через весь город, я наверняка сожгла кучу лишних калорий.
– У меня есть с собой вот что! – Мы остановились, и Иван, прислонив велосипед к фонарному столбу, достал из кармана пачку M amp;M’s. – Только в коричневой упаковке. Я такие больше люблю. Хотя мне обычно встречаются лишь такие знакомые, которые больше любит желтый, с орехом…
«Лишь такие знакомые» – это всякие там разукрашенные дуры, которым он, так же как и мне, предлагал сладости? Я что, пятилетняя девочка, которую можно развести за конфетки?..
– Давай, открывай скорее! – все-таки в нетерпении поторопила я парня.
Ваня раскрыл упаковку и передал ее мне. Так как в руках он крепко держал руль моего велосипеда, мне пришлось его угощать. Он открывал рот, и я скармливала ему несколько разноцветных драже.
– Ощущение, что кормлю жирафа в зоопарке, – хихикнула я. Вообще в тот вечер я говорила много необдуманного и, скорее всего, глупого. Присутствие парня и пропитанный счастьем воздух будто пьянили меня.
Когда мы дошли до моего двора, свет во многих окнах был уже погашен. Над домом зависла яркая полная луна. Остановились возле подъезда у куста сирени, в котором я когда-то пряталась от Регины и своей первой и безответной любви. Как это забавно. Столько раз парни провожали меня до подъезда, но сердце было готово выскочить из груди всего дважды. В тот самый раз, когда я скрылась в сирени, и сейчас.
Я судорожно подбирала слова, чтобы не показаться дурой. Не быть резкой, как обычно, взбалмошной. А стать тихой, покорной, уютной, уравновешенной…
Велосипед валялся у наших ног. Ваня шагнул ко мне, наклонился и поцеловал. В тот же момент ярко загорелось окно на первом этаже. Будто на сцене внезапно включили свет и направили софиты прямо на нас. И тут же в моем воображении некстати замаячила вредная тетя Юля, которая наверняка разглядела меня и Ваню в окно…
Я еще больше смутилась, оторвалась от губ парня и почему-то страшно рассердилась.
– Что за привычка у тебя такая: целовать без разрешения? – вскипела я.
Знала бы, что так будет, увела бы Ваню под козырек, чтобы скрыться от посторонних глаз. Думала, как обычно, рассыплемся друг перед другом в комплиментах об этом вечере, прежде чем перейдем к приятному…
– Душевный порыв, – ответил Иван, гладя меня пальцем по щеке.
– Душевный порыв? – возмущалась я. Склонилась, чтобы подобрать с земли велосипед. Затем покосилась в сторону горящего зашторенного окна на первом этаже.
Я потащила велик к крыльцу. Поставила передние колеса на лестницу. Затем задние… Так устала за вечер, что не сразу справилась со своим транспортом.
– Помочь? – спросил за моей спиной Иван.
– Справлюсь, – прокряхтела я, звякнув велосипедным звонком.
В два тихих шага Ваня подошел ко мне и все-таки, легко подхватив велосипед, поднял его на крыльцо. Прислонил к двери.
– В подъезд сама закачу, там лифт, – смущаясь близкого присутствия парня, проговорила я. Руки дрожали, пока я копалась в поясной сумке, пытаясь вытащить ключ от дома, который запутался в проводах наушников.
Ваня тем временем достал из кармана смартфон. Подсветка озарила его спокойное красивое лицо.
– Какой здесь адрес? – спросил меня Ваня, пока я воевала с проводами.
Быстро продиктовав адрес, поинтересовалась:
– Вызываешь такси до дома?
– До набережной, – ответил Ваня. – Там осталась моя машина.
– Машина? – удивилась я.
– Ну да.
Будто в доказательство своих слов, парень достал из кармана легкой куртки брелок с ключом.
– Ты был на машине? – все еще не верила я.
– Ага.
– А велосипед бы влез в твою машину?
Иван осмотрел мой пригорюнившийся транспорт со спущенным колесом.
– Да, вполне.
– И мы тащились через весь город пешком, когда изначально ты был на машине? – завопила я.
Велосипед, будто тоже лишившись последних чувств, начал опускаться на бетонный пол, скребнув рулем подъездную дверь. Вдвоем с Ваней мы успели подхватить его. Велосипедный звонок снова звякнул.
– Разве тебе не понравилась прогулка? – спросил Иван, глядя мне в глаза и продолжая поддерживать мой тяжелый велосипед.
Несмотря на ноющие мышцы, наша вечерняя прогулка стала лучшим событием этой уходящей весны. Но на меня уже во второй раз напало озарение…
– Ты следил за мной? – снова закричала я. Все-таки «тихая и уравновешенная» – это не про меня. – Ты следил за мной от самого дома? Маньяк!
Я нервно дернула связку ключей вместе с болтающимися на них наушниками и приложила «таблетку» к домофону.
Иван выглядел растерянным. Гремя велосипедом, я зашла в слабо освещенный подъезд и, перед тем как закрыть за собой дверь, все-таки обернулась и быстро проговорила:
– Прогулка была классной. А коричневый M amp;M’s мне тоже больше желтого нравится. Особенно классно его есть с горячим чаем. Когда глазурь так приятно тает во рту…
Ваня облегченно рассмеялся. Да уж, в этом вся я – могу одновременно сердиться и чувствовать себя счастливой.
Слава богу, лифт на сей раз оказался исправен, а вот лампочка на площадке перегорела. Оставив велосипед у дверей квартиры, осторожно спустилась на полпролета ниже и выглянула в окно. В этот момент Иван подходил к такси. Прежде чем сесть в машину, парень задрал голову и посмотрел на окна моего пятого этажа. В темном подъезде он никак не мог разглядеть мое лицо, а вот я его из своего укрытия отлично видела. Эти карие глаза и милую улыбку. И если до сегодняшнего вечера я локти кусала из-за того, что не знаю, о чем думает Ваня, то в эту минуту решила, что больше всего на свете боюсь разочаровать парня и однажды все-таки услышать его мысли.
