16.

Я не хочу отвечать за сеть МЛМ и формировать ее. По трем причинам: раз – я знаю, что в стратегическом плане сеть МЛМ для нас бесперспективна, в частности, потому, что все помешались на МЛМ (почему не иметь продавцов, которым не надо платить вперед, а по факту проделанной работы?) и почтовые ящики в моем подъезде засыпают объявлениями о работе, не пойми какой, не пойми где – стало быть, в МЛМ; два – газеты полны объявлений и в каждом метро стоят хромые и убогие, вооруженные до зубов листовками, а значит, предложение превысило спрос и ни одна компания не в состоянии контролировать, работают ли эти коммерческие представители на нее или на десяток других. Представители сами создают себе ассортимент и паразитируют на них без зазрения совести. Три – это проблема цены. Чтобы снять ее, нужно применять левые схемы и нагло нарушать закон.

Таким образом, я получаю три проблемы: раз – нужны альтернативы сети при поддержке внешнего окружения, которое у нас отсутствует, два – надо сформировать ассортимент – сработать за нашего делового представителя за рубежом, за «Машец», три – выжать всё возможное из существующей сети.

Поскольку мы идем от рынка продавца, от производителей – я сажусь за внешнеторговый контракт, за соглашение об исключительном сбыте. Сажусь я за него, потому что мы без продукта, у нас нет соглашения с производителем, а есть Филькина грамота с «Машец». Это – петля, которая способна удавить нас мгновенно. Одна бракованная партия, случайная гибель товара, словом, любой страховой случай – и компании кранты.

Времени у меня, как обычно, ноль. Соглашение – сложнейший документ с массой отлагательных, защитительных и прочих оговорок, создано оно должно быть в соответствии с законом страны, то есть Канады и США – в этом и только в этом случае экспортеры, может быть, согласятся на российский арбитраж, а в соглашении об исключительном сбыте, по сути, сидят два контракта – соглашение плюс досконально проработанный контракт на поставку со всеми вытекающими: «пилотной» партией, минимальной партией, офертой, сертификатами, обнаружением скрытых дефектов, правом на замену, правом выбора из других товаров экспортера, требованиям к счетам-фактурам, авианакладным, кредитом экспортера, ущербом. Словом, я беру трехтомник «Контрактного права», «Экспорт: право и практика международной торговли», лучшее и наиболее полное из обозрений традиционных институтов купли-продажи с прецедентами, еще десяток книг, и – верите или нет – пишу его за четыре дня, работая сутками и не отвечая на звонки.

Затем мне приходится переделать контракт с «Машец» – об агентских услугах, деловом представительстве и условном депонировании – позволяющий деловому представителю заключать гарантированные сделки от нашего имени. Так я решаю проблему «УЛЬТРА Плюс» в России и ULTRA Plus, Canada. За качество обоих контрактов – ручаюсь.

Что же мы имеем в результате? Маша молчит как мертвая. Иришка, которой день ото дня все хуже – у нее серое лицо, она отвечает невпопад, шарит глазами по стенам и потолку, кутается в свою куцую шубу и всё больше напоминает сумасшедшую – принимает решения. О фабрике, нашем поставщике – забыть. С ними ведет дела «Машец».

Регистрация нового контракта стоит денег – но как же иначе? Я пытаюсь объяснить ей, что «Машец» – живой человек, она может спятить, уйти в ашрам, разбиться в авиакатастрофе, да мало ли что – и как тогда?

«У нас же нет юридических отношений с поставщиком, мать твою!» – кричу я ей, теряя терпение. Бесполезно. Il est impossible. Кроме того, договор слишком длинный. «Ты можешь понять, что юридический документ не бывает длинным или коротким! Он может быть грамотным или безграмотным!» – втолковываю я ей. В Белых столбах поняли бы меня быстрей.

Пробую объяснить это жене. Которая без пяти минут директор. Скандал. Сидя в постели, она плачет. Она больше не может этого выносить и не желает об этом слышать.

Это нечто новое в наших отношениях. Первый раз за два с лишним года я ложусь в постель к ней спиной. Я по-настоящему сбит с толку. Она – менеджер, уж кто-кто, а она должна понимать, каковы могут быть последствия Иришкиного помешательства. Я-то в чем виноват – в том, что, несмотря ни на что и не считаясь ни с чем, грамотно делаю свою работу? Мы любим друг друга. Я не могу долго злиться, она – рыдать. Не надо договоров, не надо соглашений, ни слова об Иришке, я молчу, молчу, молчу…

У меня душа поет, когда я вижу ее на фирме – яркую, красивую, деловую, в моем любимом черном костюме с золотыми пряжками, на рабочем месте, в кожаном кресле, знающую вдоль и поперек финансы, ценные бумаги, – да впрочем, всё, чему училась она, и чему мы учились вместе. Она – великолепна! Я ею горжусь, как папаша – высокоодаренным чадом. Я удивляюсь сам себе. С чего это меня так разбирает? Зачем мотать нервы жене из-за того, что до Иришки всё доходит как до жирафа?

Та – в своем репертуаре. Для затравки она дает мое соглашение почитать Борису Львовичу – который читает его ровно полтора месяца!

Ждать, что скажет – или не скажет – Борис Львович, у меня нет времени. Я делаю шикарное иллюстрированное Представление нашей компании, прошу заказать всем визитки, а мне – найти переводчика, знающего деловой и технический английский. Немедленно находится Иришкина родственница – Иришкина родня неисчерпаема, как ее дурь – и родственницу зовут Гита.

Гита – дитя акселерации, представитель нового поколения. Которое выбирает «Пепси». Она рыжая, милая девчушка, у нее особый дар – при ее появлении компьютеры сбоят, искрят розетки. Первый раз в жизни вижу человека, после которого каждый день нужно переинсталлировать компьютер. Я быстренько учу ее работать в Интернете, но у нее – убеждения. Например, я нахожу прекрасный продукт – датчик для детей, абсолютно безвредный, заимствованный в полицейских вооружениях. В радиусе десяти миль вы можете слышать каждую минуту, что происходит с вашим ребенком. Цена производителя – тридцать восемь долларов США. Незаменим в стране, где детей похищают, забывают, приучают к наркотикам, оставляют одних на дачах и во дворах. Что бы вы думали – Гита заявляет, что безнравственно так контролировать детей. И отказывается посылать письмо производителю. И я понимаю, что должен сделать переводы сам – или не видать нам ассортимента.

Иришка – у которой очередная ремиссия – нудится, ноет, что никто не пришлет нам каталогов, никогда производитель не даст кредит. Люблю людей, употребляющих слова «всегда» и «никогда», меня так и тянет дать ей хорошего пинка, чтоб у нее мозги встали на место. Клянусь, я начинаю понимать украинского мальчика Васю!

Я честно и благородно предупреждаю Иришку, что дней через десять мы подпадем под проверку компании по оценке кредитоспособности и добросовестности компаний, аккредитованной при Посольстве США. Экспортеры обязательно будут наводить справки. Но что ей международный аудит? Для нее все это – астрофизика. Логарифмы для головной боли. Этой публике нужны деньги, деньги, деньги, просто деньги, и всё. До таких не доходит, что существуют промежуточные шаги, гигантская подготовительная работа, которая в итоге дает деньги. Это они опускают и пропускают. Фильтруют. Не забирают в голову. Потому, что такую работу надо оценивать и оплачивать. Таков ответ на вопрос: почему все эти ничтожества всегда пытаются представить как ненужную работу специалистов. Какой в них прок, в этих умниках? Ели вы так умны – где же деньги? Скажите, когда будут деньги? И делают круглые глаза, когда вы объясняете, что деньги будут через год-полтора, после стартапа и достижения точки безубыточности.

Что и происходит в действительности. Нам звонят из Dun and Brandstreet и просят прислать им баланс, отчеты о прибылях и убытках, выписки из реестра акционеров и менеджерское обозрение, МОА. И я посылаю им все – включая и менеджерское обозрение, и собственное резюме. С которым мне полагается экстраординарная виза в США – одиннадцать лет работы с Дипломатическим корпусом, контрактор посольств, маркетинговый корреспондент Госдепартамента, специалист по экономической конверсии, рекоменданты – президент Вашингтонского центра промышленной кооперации и торговли и тому подобная публика.

Аналитик Dun and Brandstreet получает такие не каждый день (подозреваю, что перепроверяет по посольской базе данных) – и дает нам зеленый свет и номер.

Отныне мы – полноправный участник большого бизнеса. Осталось ответить: зачем?