13.

Я знаю, что всё без толку. Тем не менее, я готовлю flyers по всем правилам военного искусства. По фьючерсной форме. И рассылаю его пятидесяти нефтяным и газодобывающим компаниям в места дислокации, начиная с Тюмени, Салехарда, Сыктывкара, – где о превышении ПДК (предельно допустимых норм) молчат всегда. Где моются соляркой и керосином. Где очередь за фильтрами системы S1Q, made in Canada, с торговым знаком «Ultra Plus» должны занимать с ночи. Компании молчат, как индийские гробницы. Что совершенно естественно. Сдались им эти рабочие! Когда есть штрейкбрехеры из Украины, готовые травиться чем угодно и где велят.

Кроме того, у меня на руках сводные таблицы по Москве, Московской области и двадцати-тридцати городам, краям и республикам, с данными санитарно-эпидемиологического надзора. Вопрос в том, насколько они занижены. Но даже так они – впечатляют. Как торговый дом следует за часовым поясом, продвигая халаты и бикини туда, где приближается лето, так мы следуем за экологическим неблагополучием. Мы должны чуять катастрофы. Катаклизмы. Мы должны искать стронций и ядерные отходы. Могильники и захоронения. Капища технотронной эры. Города под номерами. Пятна заражений на теле Земли. Под которыми таятся льды и зеленые огни стынут в озерах метана.

Такую карту я видел в одном комитете Верховного Совета СССР. И не спал потом кряду две ночи.

Наши таблицы были не хуже. С такими в руках я готов был объясняться со взяточниками из Минздрава, с душегубами из Санитарно-эпидемиологического надзора, с бородатыми юродивыми в органах местного самоуправления, с мэрами, префектами, депутатами Верхней и Нижней палат. Конечно, нужны еще деньги. И посредники. И бандиты. Потому что нельзя дать деньги – и не получить результат. Мы живем в эпоху тотальной коррупции. Конец которой положить может только диктатура – или инстинкт самосохранения, который мы растеряли в революциях, репрессиях, войнах и топим в водке столько, сколько помню себя! Сколько раз рассудок подсказывал мне, что нужно учить английский язык, а не заниматься глупостями. И бедная мама говорила то же. Спасти нацию нельзя. Просто невозможно. Мир живет в ожидании Годо – русские ждут Мессию, как не снилось евреям – и будут ждать до Судного дня.

По сути, дар – несчастье. Как способность говорить с призраками. Сублимация опыта и интуиции. Я заранее знаю, как поведет себя госпожа Чернавцева, или что скажет мне Юра, когда он вползает в кабинет. Я знаю, чем всё кончится, но предпочитаю обманываться, как и все мы. Это называется: надеяться.

И, конечно, Иришка не придумывает ничего занимательней, как пригласить Чернавцеву и меня в зал для обучения, и объявить следующее решение: «Мы устроим соревнование между МЛМ и оптовыми продажами» (мной). Дама бредит. Я киваю. Какая, в конце концов, разница? Проигрывать мне нечего – выиграть могу. У меня наконец развязаны руки. Теперь я могу в действии показать, чего стоит ее МЛМ и Бонапартовские планы. Чего стоят ее акционеры, Чернавцева, Юра, весь этот сброд.

Тут госпожу Чернавцеву деликатно просят покинуть помещение. И переходят к следующему отделению, а именно: не согласится ли моя Лера пойти к нам на фирму генеральным директором?

Я этого ожидал – и мгновенно отвечаю: «Разумеется, нет». Надо быть законченной идиоткой, чтобы спросить: «Почему?» Эта спрашивает.

Я объясняю ей, что причин множество: раз – у Леры мой пример перед глазами, два – если я не знаю, кто я тут – она тем более не будет знать, кто – она, «директор» у Иришки имя назывательное, три – я не готов зависеть от своей жены, хватит того, что она – директор дома. Если когда-нибудь я приглашу ее работать, то на фирму – не в бардак, который она тут развела. И, пользуясь случаем, выкладываю ей все. Что наболело и накипело. «Да в чем проблема? – изумляется безмозглая. – Давай заключим с ней договор».

14.

И, конечно, Лера тут же решает прийти мне на помощь. Скрыть разговор с Иришкой я, разумеется, не могу. Дура дурой, Иришка получает двоих менеджеров за одни деньги. Ай да Иришка!

И, конечно, как у нас повелось, мы жалеем ее, убогую. Голова ее представляется мне сводами средневековых подвалов, закоулками катакомб, где шныряют тени и крысы, где прах и тлен, где горит зарево преисподней, где над пропастями кружатся висельники и нетопыри висят вверх ногами, где перекликаются сумасшедшие, говорят стены и горят воспаленные глаза. Ей свойственна смекалка юродивой. Она – выжившая из ума ключница из пьесы Дюрренматта, которая унаследует мир. Она сова, вперившаяся в нас мертвыми глазницами, чтобы слушать, как колотятся наши сердца. При всем том она глупа, как доска, проста и прямолинейна, как стамеска.

Иришка начинает нахваливать голос жены на автоответчике нашего телефона так откровенно и недвусмысленно, что я начинаю думать – не лесбиянка ли она?

Точно читая мои мысли, мимоходом-мимоездом – безумная сообщает мне, что нет, не лесбиянка, и никогда не была, и минут пятнадцать компостирует мне мозги на эту тему. И зря, говорю я ей. Завела бы общее хозяйство с культуристкой. Все-таки развлечение.

Ее в самом деле жаль. Как-то раз (воспоминание, прилетевшее невесть откуда) – она приезжает на фирму, садится в уголке, выворачивает кошелек и начинает подсчитывать какие-то копейки, шевеля мокрыми губами. Она не в лучшей форме. Ее то трясет, то мутит, то крутит (знакомые ощущения), она бегает по врачам, сама пытается лечить окружающих, как поднаторевшая больная (завсегдатай божедомов), от чего приходит в ярость даже смирная Шлитман. Заглядывая мне в глаза и таращась, как совенок, она шепотом сообщает, что не хотела бы иметь такую дочь. Грубый менеджер отвечает, что в ее возрасте ей это не грозит.

Значительно больше меня волнуют другие вещи. Первое – продукт брошен на произвол судьбы, второе – оказывается, у нас нет человека, отвечающего за сеть МЛМ.

Что до продукта – я быстро и тщательно изучаю все сертификаты, протоколы испытаний, и – к немалому удивлению обнаруживаю, что фильтр наш лучший в своем классе. Лучший из лучших, и равных себе просто не имеющий.

Я не буду читать лекцию по вопросам действия ультрафиолета, ионообменных смол и прочему: захотите – послушаете Шлитман (надеюсь, «УЛЬТРА Плюс» будет процветать, когда вы будете читать эти строки). Так вот. Фильтр S1Q – двухстаканный, в одном – угольный картридж, в другом – седиментный, над ними – ультрафиолетовая лампа в стальном кожухе, и уничтожает он не только взвеси и примеси, но любую заразу, вплоть до холерного вибриона или разносчиков полиомиелита, окиси металлов и бог знает что еще.

Это действительно маленькое чудо – детище высоких технологий, соответствующее жестким стандартам Канады и решительно необходимое нашей России. Которой наплевать на него и на нас с высокого дерева. У нашего фильтра потрясающий дизайн – но что с того? Продать такой технологически сложный продукт – задача высшей математики. Продавщицы наших магазинов – девчонки поголовно, в жизни не объяснят его технологических и конкурентных преимуществ, благо, в них никто не вникает – не станете же вы проходить ликбез у прилавка хозяйственного магазина. Когда вам дышат в затылок и в выражениях не стесняются. Наши магазины не приспособлены для продажи такой техники. Нет витрин. Нет подобающих полок. Наш S1Q с его белыми стаканами и американскими эмблемами норовили засунуть к шлангам и корытам. Как водится.

Цена – самый скользкий вопрос в нашей организации. Он – в области свободного мнения. Советы по поводу цены не дает разве что наша новая секретарь Наташа, которой мы обзавелись вместо уволенной Оли. Для очистки совести я сканирую десятка три страниц прекрасного американского пособия по ценовой стратегии – реклама входит в нее составляющей, и пишу штабной документ, руководство, прекрасно понимая, что это – работа на корзину. Но мало ли что. Применить ее невозможно. Пока в калькуляции цены будут комиссионные сети МЛМ (при чем тут сеть МЛМ, плата за торговую марку – посреднику в лице Машец?) плюс все налоги, мы не двинемся вперед. Кстати, мы обязаны выкупать по сто фильтров – минимальную партию. Мы и двух партий не продали за время существования «УЛЬТРА Плюс».

И, конечно же, я знаю, какая мне предстоит работа. И конечно, мне дурно от мысли, что она мне предстоит. Даже я, умеющий растаскивать завалы по бревну, иду на нее, как на плаху.

Тем временем, меня окружают люди и достают, как могут – чувствуют, должно быть, что когда-нибудь я покончу с бумагами и доберусь до них. Кажется, перед Новым годом – ноябрь и часть декабря пронеслись так, что я опомниться не успел – г-жа Чернавцева, будучи с похмелья, усаживается передо мной – и деликатно дыша в сторону заявляет, что нам необходимо доработать «Карьерную лестницу», иначе говоря, обосновать в денежном и ином выражении каждую позицию менеджеров МЛМ и «накопительные баллы». А чем, спрашиваю я, занимались всё это время ее Юра и она сама? Текущей работой. Сплетничали по телефону с этим сбродом, который они называют сетью. Хорошо бы взглянуть на результаты работы, говорю я. Ее болтовня немедленно наводит меня на три мысли: раз – мы можем ввести новогодние скидки, и под этим предлогом снизить цену, ибо нет ничего более постоянного, чем временное, два – уведомить клиентов, оплативших часть стоимости, что если до праздников они полностью не внесут оплату, получат фильтры, когда засвистит рак (и избавиться от необходимости за свои деньги, которых нет, выкупать следующую партию), три – немедленно переделать контракты с клиентами, а также с представителями и менеджерами сети МЛМ. Поскольку сеть МЛМ до сих пор не была задействована в продажах. Она вне организации. Вне логики. Вне смысла. Вне чего бы то ни было. Она в головах Иришки, Машец, Чернавцевой и ее Юры. Она организовывается. Формируется как Вселенная. Из пыли и пустоты. Менеджеры сети МЛМ – фантомы. Черти на мельнице. По одной версии они есть. По другой – нет. Мы предполагаем, что они существуют. Все контракты, которые мы заключили, заключены в офисе. Прямыми продажами.

Теоретически сеть МЛМ – вне организации. Однако, пробежав контракт для менеджера МЛМ, заимствованный, разумеется, из Zepter, я с ходу вижу, что юрист из Zepter – ноль, и не знает ни ГК, ни КЗОТ, ни практику работы сетей: «менеджеры» у него приравнены к представителям, и все они – то служащие фирмы, то коммерческие представители, в зависимости от того, читаете ли вы контракт слева направо или кверху ногами. Разница колоссальная, сам договор – договор поручения, и подпадает под КЗОТ. Правильно, в Zepter юрист – баран, немедленно подтверждает Любовь Семеновна. Фактически это были не контракторы, а наши штатные работники.

Замечательно. Если им вздумается настоять на этом у нас, нам конец.

Любовь Семеновна – наш тренинг-менеджер, математик, умница и настоящий специалист, поверившая в Иришкины галлюцинации и бросившая Zepter ради «УЛЬТРА Плюс», мой единственный консультант и толковый помощник.

Еще увлекательней дело обстоит с договором с клиентами. Им предоставляется рассрочка на двенадцать месяцев, иначе говоря, в течение года каждый отдельно взятый клиент может свалиться нам на голову с деньгами. После чего мы обязаны в течение двадцати восьми дней поставить ему фильтр – и именно это не дает нам возможности собрать деньги на партию. Потому что так мы можем только заказывать фильтры поштучно. Это и есть наша черная дыра. Неизвестность, в которой нас никогда не разыщут. Мы не можем ни взять подтоварный кредит, ни создать оборотные средства.

Впрочем, я знаю, как перенастроить приборы. Итак, через пару дней у меня готовы: прекрасный и весьма непростой контракт для представителей и менеджеров МЛМ, действующих отныне на основе доверенности, отзываемой, как гласит ГК, при необходимости, без обоснований со стороны доверителя, в связи с чем сам контракт автоматически утрачивает силу.

С таким или надо работать – или отваливать на все четыре. Точка. Альтернативы нет. Чернавцева, эта бестия, поначалу не может сообразить, в чем подвох. Наконец, до нее доходит, и начинаются стон и плач. Угрозы, мольбы и заклинания. Затем я меняю контракт с клиентами? Теперь клиенты обязаны выплачивать взносы ежемесячно, накопительным итогом – по двадцать пять, тридцать пять и сорок пять процентов, и при нарушении дисциплины платежей фирма снимает с себя обязанность поставить S1Q точно вовремя, только – при получении партии. Теперь она – я о Чернавцевой – не воет, а орет, и начинает вопить благим матом, когда я издаю директиву – распорядительный документ компании о снижении цены, на первом этапе до семисот тридцати девяти долларов США за фильтр. «Мы обещали людям твердые комиссионные!» – голосит она. Я говорю, что не обещал ничего. Неужели ей не ясно, объясняю я ей на трех пальцах, что при понижении цены продукт становится доступней: ее менеджеры смогут больше продать и больше получить. Чернавцева не рубит в арифметике – как, впрочем, и во всем остальном. Она вопит, что устраняется – она не исполнит обещание, данное Иришке и «Машец», и не буду ли я так любезен встретиться со всеми менеджерами?

Всегда готов встретиться со всеми менеджерами. Тут Хоменко приводит кавалерию: своего мужа, бывшего начальника торгового сектора Zepter, а до того – начальника Управления кадров ФСБ. Давно не видел кагэбэшников, соскучился по ним всей душой. Именно они сломали мне жизнь в свое время. Расплатился я с ними звонкой монетой, за что и был депортирован из Украины. Но я встречал среди них умных и порядочных людей. Исключительно умных и исключительно порядочных. К несчастью, они не были в большинстве. Муж Хоменко был пожилой, основательный, рассудительный и поразительно спокойный мужик. Никуда не торопился. Старше меня лет на пятнадцать. И сама доброжелательность. Ходит и лучится. Сидит и лучится. Оставил нервную систему в Музее разведки ФСБ. Теперь у нас был полный суповой набор: мы с женой, тетя Иришки, брат Абдулл-Хаффизовны – наш таможенный брокер, Саша, Боря, словом, все любовники, родственники, племянники и кумовья, пятая вода на киселе, девери, кумовья, свояченицы – оставалось подождать, когда помешанная Иришка притащит коллег-актеров, домовой комитет, бывшего мужа и классную даму дочки.

Владимир Игнатьевич – так звали Хоменко-мужа – первым делом сел напротив меня и с места в карьер стал орать голосом военного кадровика, что необходимо положение о торговом секторе компании. Я – обомлел. Ему полагалось сидеть и лучиться. И, вклинившись в маленькую паузу – полковник готовился к новой тираде – тихонько спросил, о каком положении, о каком секторе в торговой компании идет речь. «То есть, как это, о каком – о торговом!» – огрызнулся он, и я понял, что должен молчать, пока река не обмелеет. Часа полтора, как выяснилось. Я побожился, что учту все его пожелания, и тихо ушел под каким-то предлогом. Зачем спорить с немолодым человеком, который пришел помочь жене?

И только к вечеру – бедная Хоменко краснела, белела, извинялась, что ее муж полез на меня, как на дот – до меня, наконец, дошло, что он имеет в виду обыкновенную, четкую инструкцию по продажам, и что он говорит дело. По-тихому я переговорил с Любовь Семеновной, а не возглавит ли ее муж сектор МЛМ? Ну, разумеется, возглавит. И я сел за инструкцию.

А между тем, меня ожидала встреча с представителями и менеджерами сети МЛМ. И я ждал ее с нетерпением.