Глава 23

Не знаю, верно ли такое сравнение, я и близко не зоолог, но уж очень оно подходило. След, по которому я шёл за змеёй Нонго походил сначала на шлейф от холодного брюха по белоснежному, ослепительному песку пляжа, затем я нащупал чешуйчатый хвост, и — вернувшись в Малинов Ключ — даже ухватился за него. Да только это оказался отброшенный хвост ящерицы. Ложно живой, дёргающийся и извивающийся.

Я остался ни с чем. Или почти ни с чем. Дед рассказал мне всё, как было. И не мелькнуло ни тени сомнения в том, что сказанное — правда.

Это случилось сразу после Революции тысяча девятьсот семнадцатого. У них с Нонго родилась дочь. Странно, но дед почему-то ни разу не назвал её имени, а я решил не ворошить. Когда выяснилось, что девочка выродок, из обоих лагерей Вотчины пришли первые гонцы. Вотчину тогда знатно лихорадило, ведь Революция являлась всего лишь отражением, калькой событий в мире ловчих. Вот где была настоящая бойня!..

Но даже в такое время постулат о выродках соблюдался непреложно. Чего говорить, если уж для уничтожения одной-единственной девочки временно объединились и захвативший власть в Вотчине род, и тот, что правил ей несколько столетий. И род Велес, во главе с дедом и Нонго, почти целиком выступил в защиту ребёнка. “Почти” значило, что были те, кто воспользовался так называемым правом очищения — возможностью покинуть атакуемый род без клейма предательства. Но нашлись и такие, кто поднял против своего вчерашнего патриарха меч. А это уже выходило за рамки права очищения…

Нонго дралась остервенело. И была убита одной из первых. Убита той, кто отринула право очищения и избрала предательство, лишь бы свести свои неясные счёты. Даже после всего случившегося, после краха нашего рода и гибели его семьи, спустя долгие годы добровольного заточения дед произносил её имя не иначе как с теплом. И это бесило. Это было выше моего понимания, меня рвало на части от злости и желания поднять голову предательницы за медные кудри.

Сабэль. Сто лет назад моя медная львица являлась первым глашатаем рода Велес. Дед на руках вынес её из полыхающей курдской деревни на османской границе, когда гремела последняя русско-турецкая война, что тоже была только эхом другой, не менее кровавой бойни, спровоцированной вновь пришедшим в движение Колесом. Он воспитал её. Вырастил и вознёс до одной из наивысших ступеней в родовой иерархии.

Но род Велес никогда не объединял её с Виктором. Это я тоже выяснил. Выходит, Сабэль уже принадлежала к другому роду, когда из него бежал отец Саши. Легко же она меняла знамёна! А ещё хотела что-то там возродить… Целую павшую культуру!

Она ведь знала, в каком именно роду я окажусь… Виктор предположил, что у неё есть некая сущность с чутьём на прирождённых. Иначе просто нельзя объяснить настолько умело разыгранную месть, когда он, ловчий со своего рода провидцем внутри, почти поддался и осуществил всё то, что Сабэль задумала.

И, таким образом, я держал в руках хвост ящерицы. Я не знал, где мне искать Нонго. Но теперь хотя бы мог предположить. Сабэль ведь не за здрасьте решилась на такой шаг. Тут либо было что-то глубоко личное, либо наоборот — глобальное. В любом случае, львица имела зуб на змею. И могла помочь в её поисках.

Что ж, повидать Сабэль я тоже был не прочь.

Дом изнутри оказался даже больше, чем снаружи. Странно, но в прошлый раз я этого как будто не видел. Да тогда я себя-то не видел! Ничего вокруг не замечал. Второй этаж имел зал с большим дубовым столом, малость рассохшимся и с потёртым лаком, но всё ещё внушительно выглядящим. И его дед приказал оттащить к стене в первую очередь. Гера чуть не переломился.

Мы расположились кругом прямо на полу, и от каких-нибудь сектантов отличались разве только тем, что не держались за руки. Иго время от времени смотрела на кудрявого парня, что сидел напротив с закрытыми глазами, и краснела всё гуще. Надо же, как он ей приглянулся!

Они приняли решение быстро. Ни Гера, ни Катя ни минуты не сомневались, что хотят стать частью рода Велес, несмотря на то, что им рассказал сначала я, а потом и дед. Ведь род находился в плачевном состоянии, по сути даже на грани уничтожения. И чуть ли не вся родная культура ополчилась против него.

— Мне без вас… холодно, — в очередной раз смущённо призналась Катя, так и не показывая обезображенного лица. — Я и в обычной-то жизни никому… а теперь… Если бы не вы… я… Я с вами, Константин.

Она была вялая какая-то вся и несмелая. Пищала всегда так тихо, что приходилось прислушиваться что она там пыталась донести. Казалось, ткни её пальцем, она и упадёт. Да ещё эти ожоги… Катя вызывала чувство жалости одним своим видом. Как она выжила-то в самолёте? Как сил-то хватило не улететь в пасть той чёрной дыры, что засосала и изменила остальных? Отличный ловчий для нашего рода, ничего не скажешь. С другой стороны, и от такой наверняка могла быть польза. Не будет же она вечно греться возле меня?..

Гера не сказал ничего. Спросил только, когда мы начнём и где ему изловить первую сущность. Горячился парень. Не знаю, что он там себе надумал, но вид у него был под стать Спартаку какому-нибудь. Да ещё его эпический нос… Гера пока не знал, что сущностей способен был выдумывать сам. Исток ведь. Или уже не нет, раз стал ловчим?.. Этот момент стоило уточнить у деда. Если он не позабыл к чертям.

В глазах пацана блестела решимость, которой хватило бы на пятерых последователей кодекса бусидо. Пока её разбавляла рассеянность, но когда я скажу ему, кто виновен в смерти его родителей… С ним, думаю, у меня будет больше шансов выйти на след Нонго. Но я не торопился. Исток всё-таки. Мало ли. Да и без пяти минут член рода, а через голову деда идти желания не было. Наша с ним стычка показала, кто в доме хозяин…

— Нельзя им долго без сущностей-то, — сетовал дед, и в его голосе чувствовалась реальная тревога. — Ох нельзя. Особенно, рядом с тобой…

Я хрустнул пальцами, но сделал вид, что его слова меня ничуть не беспокоят. В следующую секунду калиброванные брёвна дома потемнели по смоляным каналам и стали исчезать. Мы покидали сферу спящих, но… не погружались. Теперь, когда было с чем сравнить, я понял, что и сейчас, и когда патриарх менял мне нхакала на лихо, мы возносились выше, к внешним сферам воронки мироздания. Родник, место, где возникала всякая жизнь, находился именно там.

Иго осталась в просторном зале второго этажа. Казалось, она видела нас и сейчас — взгляд бегал точно по нашим лицам до тех пор, пока девочка сама не перестала быть видна.

Но перехода в верхнюю сферу я не ощутил, патриарх остановил вознесение едва начав. Он изменился не полностью, не принял того грозного облика, какой видел я во время пребывания выше сферы спящих. Наверное, чтобы не пугать и без того растерянных новичков.

Полупризрачные деревья вокруг шумели и качались, легко находя друг на друга. Где-то еле-еле слышалось течение реки и придавленные, выжатые какие-то выкрики диковинных птиц. Если приглядеться, то можно было даже различить не до конца растворившиеся брёвна нашего дома. Дед осторожничал. В конце концов, я-то когда оказался в Роднике, имел хоть какое-то представление о мире ловчих.

Стало ясно, что задумал дед. И даже почему он это задумал. Я ведь Проводник, что бы это в действительности ни означало. Долгое пребывание ловчих без сущностей рядом со мной чревато если не новым выбросом, то наверняка какими-либо неприятностями поменьше.

Дед приблизился к Кате, и та чуть не шарахнулась, засмотревшись по сторонам. Она была похожа на тощую, голодную, больную голубку, которой теперь вдобавок ещё и крыло перебили.

— Я выну её для тебя, Екатерина, — произнёс хозяин дома и положил ладони себе на грудь. — Но просто передать её не могу. Уже нет. Ты должна схватить её, понимае? Цепко. Как за жизнь схватиться. Она для тебя и станет новой жизнью.

Та закивала так горячо, что аж капюшон спал. Да, сильно же ей лицо изуродовало… И наверняка не только лицо…

Дедовские ладони засветились, он сморщился, как от боли. И потянул. А за его руками, прямо из груди ярким свечением начал проступать силуэт. Сначала маленький, золотисто-зелёный, но чем дальше ладони оказывались, тем быстрее он рос и проявлялся. Это была берегиня, совершенно точно. Златокожая девица с листьями и хвоёй вместо ногтей и волос, которая, казалось, беспокойно спала, то и дело дёргая руками-ногами, словно бы от кого-то во сне убегая. Я даже не сомневался, что дед подарит Кате именно эту сущность.

— Я называю тебя, Екатерина, частью рода Велес. И дарую тебе эту сущность. Поглоти её!..

Берегиня вздрогнула, встрепенулась, глазки на миленьком, почти детском лице раскрылись — быстрые, неспокойные, как канарейка в клетке, — и она тут же попыталась улизнуть. Катя опомнилась запоздало. Выбросила руку, но как-то несмело. И ухватила золотисто-зелёное запястье буквально в самый последний момент.

— Покорись!.. — пискнула она так неуверенно, что берегиня поначалу её даже не расслышала. — Покорись!..

Дед не вмешивался. Стоял, сложив руки на груди, даже когда сущность дёрнула Катю так сильно, что та рюхнулась носом в землю, или что там у нас было под ногами. Гера отпрянул, я было шагнул на помощь, сам того от себя не ожидая, но дед остановил меня взглядом. Я понял. Катя должна сама сделать это.

— Покорись!

Золочёная девица вскинулась и замахнулась узенькой ладошкой, будто решила влепить невнятной ловчей оплеуху — окстись, мол. Но вдруг уставилась на неё завороженно. Быстрые глазки уже не скакали по всему, чему только можно, мечущийся в постоянном движении взгляд берегини оказался заперт в границах обезображенного лица Кати. Вместо пощёчины сущность коснулась её острого, некрасивого подбородка листиками ногтей, что вдруг стали мягкими, провела ими по бугристым от шрамов щеке и носу. И начала таять. Растворяться зелёным туманом, чтобы, намотавшись на руку призрачной шалью, исчезнуть в расширенных глазах перепуганной девушки.

— С этого момента Екатерина — хранительница родового очага! — дед обращался к нам. — Пусть каждый, кто ранен, кто нуждается в душевном тепле и утешительном слове, идёт к ней. Именно так и должно быть, — он вздохнул с натугой, словно ощутил на плечах всю тяжесть прожитых веков. — Так должен заново начаться мой род. С тепла. С хрупкой, надломленной женщины…

Это было что-то вроде ритуала. Я не был уверен до конца, но в родах ведь существовала иерархия, а значит, имелись и какие-то титулы, должности, что ли. Первый глашатай, второй глашатай или вот, хранительница. Даже Ганс упоминал об этом, но, правда, в контексте выращивания Духа. Чтобы Дух рода снова обрёл полную силу, нужен был “полный расклад” иерархии. И именно этим сейчас занялся дед.

Когда Катя попятилась, пискляво бормоча какие-то невнятные благодарности, вперёд сам выступил Гера. Взгляд деда ненадолго сделался тяжёлым и… полным грусти. Он нахмурился, как если бы в случившимся с семьёй пацана виноватым считал себя.

— Я готов! — выпалил Гера.

На мгновение показалось, что дед считает иначе. Пальцы его отпрянули от груди, он задумался, потемнел лицом, словно бы из памяти лезло что-то нехорошее, что-то настырное, но очень важное. В конце концов он всё же произнёс:

— Я называю тебя, Герман, частью рода Велес. И дарю тебе сущность. Поглоти её!

За ладонями патриарха тенётами тянулся туман. Он скручивался и свивался невесомыми нитями, но только чтобы в следующую секунду вновь распасться на мельчайшие бессвязные капельки. Иногда в нём мелькала морда: глаза закрыты и за ненадобностью давно поросли серой шерстью, линия сомкнутой пасти гнутая, длинная — почти улыбка от уха до уха, и в центре морды дыра одной-единственной ноздри под обломком короткого носа. Уж не знаю почему, но хмарника я представлял себе иначе. Впрочем, как и лихо ведь.

Гера не медлил. Более того, он чуть ли не выхватил сущность из рук деда, хмарник не имел ни малейшего шанса на побег. Руки пацана вошли в туман, и тот окутал его. Сущность завилась вокруг поэта, то исчезающая, то появляющаяся морда возникала попеременно над его плечом, над головой, за спиной и прямо перед ним. А Гера смотрел на эту безобразие взглядом бывалого хирурга.

— Покорись.

Кружение прервалось, как и не было. Пацан втянул туман сущности, как дым за школьным углом при виде приближающегося директора. И запрокинул голову, будто тот самый дым сигаретным-то был лишь отчасти. Раскрыл глаза, уставился вверх и…

— Красиво… Какие же они все… красивые!.. Кто… кто они?..

Над нами не было ничего, лишь серость и непонятная мгла. Незастывший бетон низкого непроглядного неба. Но Гера видел там что-то ещё. Точнее кого-то. Он улыбался. Робко, но улыбался. Впервые за всё время, что я его знал.

Вдруг он посмотрел себе под ноги. И с криком отпрыгнул, словно бы из-под земли к нему тянулись полусгнившие руки. Но уже в следующий миг Гера упал на четвереньки и принялся с криком колотить в несуществующую землю.

— Исток, — громом грянул голос патриарха. — Проклятье в нём проявилось сразу. Другого и не ждал.

Гера вопил срывающимся голосом. И бил, бил, бил кулаком, будто надеялся разнести на части эту сферу мироздания. И у него это будто бы даже выходило. Призрачные деревья зашумели, с них слетели и вмиг смолкли крикливые птицы.

— Ма-а-а-ам!.. Па-а-а!..

Там, глубоко, в видимой им одним беспросветной пасти Ничто Гера разглядел родителей.