Глава 22

— Купе до Санкт-Петербурга, пожалуйста. Полностью.

Кассирша ловко утянула деньги внутрь, захрустела старой клавиатурой, подслеповато щурясь поверх громоздких очков. Новенькие паспорта её ничуть не смутили. Позади мялись Гера и Катя: потерянные, опустошённые, ничего больше не понимающие и ни в чём не уверенные. Девушка то и дело беззвучно плакала, закрывая обезображенное лицо просторным капюшоном толстовки, что был надет поверх шапки. Я не смог оставить её, а ведь такие мысли были. Да и Натали настояла — блондинка теперь моя головная боль.

Гера напоказ держался гордо и стойко. Но при этом боялся отойти от меня дальше, чем на пять шагов.

Натали сдержала слово. Во всяком случае, пока. Отпустила нас с миром и даже предоставила немного денег, чтобы мы могли поесть и хоть куда-то уехать. Паспорта тоже сделали через её людей, и невероятно быстро. Странная ловчая. Одержимая какой-то идеей, это видно, в которую я, сам того не желая, вписался лучше крестика в квадратик. Притом, наверняка запретной в кругах ловчих, своего рода о конце света. Или конце Игры, так было бы верней.

Странно, но при всём она ни словом не обмолвилась о Гере… Пробудившийся Исток, казалось бы, такого всякий род захочет видеть в своих рядах. Настолько была поглощена этой своей идеей о Проводнике и проклятии моего рода?.. Сути которого, кстати, я так до конца и не понял. А расспрашивать фанатичку, пусть и вроде бы доброжелательно настроенную — от греха подальше. Да и было ощущение, что она сама здорово блуждает впотьмах догадок.

Одно точно: проклятье связано с пустотами и имеет не только отрицательные стороны. Плюс — кровь рода Велес обращает вспять преображения. Минус — моё внимание усиливает выброс. Фифти-фифти, как сказал бы Дениска…

О последнем не хотелось думать. При мысли, что в чудовищном количестве погибших есть моя вина, становилось тошно. Ещё какое-то пророчество, чтоб его. Страшное время, войны, смута. Нахер! Чушь всё это. В подобного толка вещах всегда правды пополам с вымыслом, если не меньше.

И… если уж проклятье рода, а не меня лично, то дед не мог не знать о нём. Вот тебе и… Юрьев день.

Насколько я мог судить, за нами не следили. Мы дважды перестраховались, сменив машины такси, войдя и выйдя в разные двери торговых центров. Осторожность не бывает лишней. Слово словом, а приводить вотчинников, пусть и вроде как лояльных, в родовое гнездо опасно. С другой стороны, захоти Натали вычислить нас, сделает это на раз-два. По тем же паспортам, что отметились в кассе.

— Приятного пути, — зашипел динамик, и в выдвижном лотке показались четыре билета.

— Пошли, — я прошёл мимо топчущейся парочки, и те поплелись следом.

Я понятия не имел, как отреагирует дед на этих двоих. Но бросить их, оставить наедине с новой реальностью, где каждый может отрастить до полу руки или оказаться окостенело-холодным поедателем мышей, было бы по меньшей мере жестоко. Да и недальновидно. Я сам не так давно бегал по заснеженному Питеру в полном одиночестве с выпученными глазами и рассечённым лицом. То ещё ощущеньице.

На перроне вдруг перехватило дыхание. Рык из-под храма вздыбил доски, аж постаменты задрожали, а реальность встала на стоп-кран. Я заозирался. Охотничий инстинкт редко когда срабатывает так явно.

Она летела слишком высоко, и выглядела обычной вороной или сорокой. Разве что слишком крупной, да с каким-то синеватым шлейфом за собой. В чёрных лапах неведомой сущности что-то блестело. Как ни присматривался я, а разглядеть ничего необычного в птице, помимо размера и свечения, так и не вышло. И ради неё сработал мой инстинкт?..

В купе мы расселись молча. Я уставился в украшенное изморозью окно и старался не смотреть на попутчиков. Сказать им всё равно пока нечего. Да и отвык я от этого чувства. Забыл, как это — быть в ответе за кого-то.

Под стук колёсных пар возвращалась одна и та же мысль.

Проводник… Что это за хрень такая? Мало было прирождённости, что ли? Нет, не мало. Хватало выше бровей. Перебор уже по шкале избранностиметра. Даром бы не надо, но нет, это ж не всё — нате вам ещё порцию! Нонго там, на Ногте Бога, устами старого тайца шипела мне что-то про козырь, про каких-то Извечных, что выдернули меня из сна. Что Игра ей сопротивляется и Нонго это “льс-с-стит”. Выходит, Игра против неё? Или скорее она — против Игры. Похоже на то. И, если потребуется какое-то время чётко следовать правилам Игры, чтобы только добраться до этой холодной змеищи, я готов.

Натали утверждала, что тайский ритуал вышел настолько сильным потому, что его наблюдал я. Но толком пояснить ничего не удосужилась. Нонго же сказала, что Невский ритуал вышел слабее из-за того, что я выжил. И кто из них прав? Сказать по правде, пусть уж лучше будет права змеища. Так я хотя бы не буду виноват в немалой доле смертей. Только вот едва ли жизнь одного спящего могла так повлиять на силу ритуала. Разве что опять же — нарушенная схема. Путано всё…

Катя подсела ближе. Я глянул на неё, и она смущённо отвернулась, но не отодвинулась, всё ещё мелко дрожа.

— Мне… Мне теплее рядом с вами, — оправдывалась она. — Правда, теплее. Почему-то так холодно после… после…

Я опять уставился в окно, ничего не ответив. Потому что ещё не решил, как вести себя. Кем теперь быть.

Нужную станцию я узнал сразу и сказал быстро собираться. Мы едва-едва успели выскочить, и поезд застучал дальше.

— Малинов Ключ, — пискнула Катя и пояснила, стыдливо прикрыв лицо капюшоном: — Я часто езжу мимо этой станции. Ездила.

Я усмехнулся про себя. Надо же, ведь даже названия не знал! Так торопился за призраком мести, что ничего вокруг не видел!

Холодало. Деревню мы миновали быстро, нигде не задерживаясь. Только проходя мимо Нюркиного магазина, я понял, что и в этот раз деду не видать краковской колбасы.

У тына нас встречали. Точнее — меня.

— Костя-а-а!..

Я не ждал Иго, да и вместо закутанного в шубу краснолицого колобка на меня накинулась какая-то Мулан — раскосая, неожиданно рослая и худющая. И так крепко сжала, что чуть не задушила. Сильная же! Я совсем позабыл, что после сна она взрослеет. Да и не думал, что увижу её раньше весны, решив, что сон Иго что-то сродни медвежьей спячке.

Дед ожидаемо сидел за столом у ноута, этим своим “конским хвостом” похожий на давным-давно вышедшего на пенсию ведьмака Геральта из третьей части игры. И даже бровью не повёл, когда вместо меня одного в “избу” вошли сразу трое. Будто бы знал и ждал. Да так и было — на столе стоял заварник и пять стаканов с торчащими ложечками. И — накрытая полотенцем глиняная крынка.

— Ну?.. Чего встали?.. Котя, забыл, что вешалки нет? Бросайте одёжу в угол — сожгу потом.

Внутри потеплело. Точно так, как и в первый раз, когда эти слова были обращены ко мне. Это значило, что дед принял Геру и Катю не как гостей. Большего говорить не мог, рано, но и подобное стоило очень многого. Ведь я не был уверен, что принял правильное решение, приведя их в дом.

— Сейчас чаю попьём, поговорим, — бормотал дед, прокручивая скролл мышки, а мы раздевались. — Нам есть, о чём потолковать.

Я дома. Несмотря ни на что — дома. От этой мысли хотелось отмахнуться, в неё до конца не верилось. Но необъяснимое ощущение уюта и человеческого тепла всё же было куда сильней. Может, это магия какая? Действие сущности деда? Да хоть бы и так — плевать. Я готов обманываться. Это ж как в Деда Мороза верить. Человек без дома — надломленный.

— Ира, — протянула руку “Мулан”.

— Катя, — дружелюбно ответила рукопожатием не снимающая капюшона блондинка.

— Гера, — буркнул поэт, и Иго засмущалась, заулыбалась и юркнула за стол.

Под полотенцем в крынке был золотистый и всё ещё жидкий — в декабре-то! — мёд. Только когда все расселись, молча, стараясь даже не шуметь лавками, дед закрыл ноут и по очереди посмотрел на каждого, в итоге остановившись на мне. Я тоже уставился на него, но взгляд мой оказался дробиной для слона.

— Ты о чём думал, малец? С ума сбрендил, что ли?!

Вот чего-чего, а наезда я не ожидал. Гера с Катей переглянулись.

— В смысле?

— Не мог проверить того китайчонка?! От него ж за версту стервом несло! Совсем со своей местью!

Внутри всё кипело, и я молчал только потому, что за столом сидели Катя с Герой. Это мне он говорит?! Человек, который мог и не отправлять меня никуда?! Да я ж из-за него угробил стольких людей, когда поплёлся на крышу за Виктором! Не будь меня там, может и не было бы таких разрушений!..

Дед покусал верхнюю губу единственным зубом, выдохнул, точно услышал все мои мысли. И добавил тише:

— Нас чуть не сцапали, Котя. Я когда ту старахолюду тебе утихомирил, то проявил себя. Понимае?.. Иго спала всё зимнее солнцестояние, и я не мог…

— Ира! Меня зовут Ира! — вскипела девчонка, и зашипела сквозь треугольные зубки.

Гера шарахнулся от неожиданности, а Катя вжала голову в плечи, почти спустившись под стол. Увидев такую реакцию, Иго пулей выскочила из-за стола и вбежала по лестнице на второй этаж, а по полу как обычно покатилась пара небьющихся кружек.

— Ну вот. Потоп теперь жди. Эх, седая башка!.. — шмыгнул носом дед и кивнул гостям. — Вы пейте чай-то, пейте. И простите, что так вот сходу — манеры-то я ещё в семнадцатом растерял. Костя вам всё расскаже. А после дадите мне своё решение. Наши вы. Или же не наши.

С этими словами из-за стола вышел и дед. Я посмотрел на Катю и Геру. Вздохнул. Как-то нехорошо получилось. Что ж, похоже, вместо сиюминутных ответов на меня взвалили заботы по рекрутированию. С другой стороны, почему нет? Торопиться некуда. А этих двоих чем скорей, тем лучше стоило ввести в курс дела, а заодно и позволить определиться — нужны мы им или нет. Иначе вопрос не стоял. Род не в том положении, чтобы выбирать. И вряд ли когда будет.

Глаза дрожащей Кати с каждой минутой становились всё шире, и казалось, она не согреется и литром кипятка — постоянно подливала себе чаю. Гера воспринимал всё спокойнее, но взгляда не поднимал, смотрел куда-то себе под ноги и кивал так, словно мой рассказ подтверждал какие-то его давнишние подозрения. Я выложил всё, что знал сам. И начал с самого неприятного — с проклятья, хоть особо о нём понятия и не имел. Так было честно.

Когда я закончил, вернулся дед и накрыл на стол. Густой борщ, в котором аж ложка стояла, был обильно полит сметаной, рядом лежал зубчиками злой, как чёрт, чеснок, и всё это было довершено тающим во рту салом. Хозяин сел на своё место, обвёл всех усталым взглядом и одними губами улыбнулся.

— Кушайте. Ничего пока не говорите. Пока кушаете, оно всё и приде само. Иришка готовила, — добавил он виновато и отложил свою ложку, посмотрев на лестницу. — Надо бы позвать.

Но она спустилась сама. Глядя на вселенскую обиду тринадцатилетнего подростка, невозможно было не улыбнуться. Иго прошлёпала босыми ступнями по деревянному полу и с ногами уселась на лавочку, одинаково далеко от всех, уставившись, как Гера недавно, вниз. Она сильно изменилась. Вытянулась, повзрослела, а две чёрные косы делали её похожей на какую-то монголку. Недаром Иго. Да ещё тёмные веснушки эти…

Я удивился, насколько оказался вкусным борщ. Одно дело, когда пищу готовит человек, и совсем другое, когда такая, как Иго. Она ж рыбу сырой поглощала! Да прихрустывала на весь дом. Но первым похвалить не успел.

— Вкусно. Очень, — улыбнулся кудрявый поэт.

Иго враз растаяла. Обиду смыло, она опустила ноги и заболтала ими, как обычно, жадно следя за каждой ложкой, которую кто-то отправлял себе в рот. Нет, всё-таки ещё ребёнок.

Дед тоже посветлел. Я гнал прочь желание завести разговор о Нонго сейчас же, сию же секунду. Меня выкручивало прямо, когда я вспоминал, с какой любовью говорил он о своей жене, которая на деле оказалась каким-то кровавым кукловодом. Неужто он всё знал, и отправил меня на смерть?.. Нет, вряд ли. Верить в это не хотелось. Да и не было никаких гарантий, что Нонго с Ногтя Бога — его жена.

— Де… — робко подала голос Иго.

— М? — откликнулся хозяин с ложкой борща во рту.

— Мир?..

— Да чего там!.. — белые брови сошлись “домиком”, и дед сам сделался похожим на домового из советского мультика. — Котя, а ты мне телефон-то купил?..

Я чуть ложку не выронил. Уставился на него, пытаясь понять, как можно было выдать настолько неудачную и неуместную шутку. И чем дольше смотрел, тем яснее понимал: он не шутит. Ни капельки.

— Ты что, не знаешь?!

— Чего?

Вместо ответа я встал и подошёл к нему. Повернул к себе ноут и набрал “Тайланд цунами жертвы”.

— Вот этого.

Глаза деда забегали. И спустя минуту они, ясные и колкие до этого, поблёкли.

— Это же… святые истоки! Сколько же это человек-то!.. А… — он был ошарашен. — Да как же так! Почему… но ведь Триада же! Они же должны были!.. Это же родина моей Нонго… Хорошо, что этого она не увиде!

Я вспыхнул. Взорвался. Перестал быть, и вместо меня деда за грудки схватил кто-то другой. Поднял над лавкой и так тряхнул, что…

Тычок в лоб вроде был не сильным и на вид не опасным — я даже не подумал отклониться или увернуться. И зря. Потому как пролетел добрую дюжину шагов и спиной ощутил, что двери в нашем доме — крепкие.

Я больно врезался затылком, и руки обвисли. Попытался пошевелиться, но сразу ничего не вышло. Ко мне подбежала Иго, что-то тараторя. Я раскрыл глаза и увидел медленно остывающего патриарха. Не щуплого дедульку с белой бородой во всё лицо, а того самого, сверхчеловека из Родника.

— Учись держать его в узде, малец, — голос старца терял грани, сворачиваясь в обычный, негромкий и скрипучий. — Иначе и не опомнишься, как Дух возьмёт на тобою верх.