Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов

«У нас каждый день – медовый месяц»

Анна НЕТРЕБКО и Юсиф ЭЙВАЗОВ – звезды первой величины мировой оперной сцены. А для меня еще и замечательные друзья! Я ни раз бывал на спектаклях Ани и Юсифа. А в феврале 2018 года мы с Игорем даже вели их совместный концерт в Зале имени Чайковского, и это было особое наслаждение – с такого близкого расстояния слышать, как звучат их потрясающие голоса.

С Аней Нетребко я познакомился в 2006-м, когда снимал ее в программе «Кто там…». Петербург, январь, на улице минус тридцать. А Нетребко зашла в аудиторию в платье с короткими рукавами и сразу озарила всех своей очаровательной улыбкой.

Ее карьера тогда стремительно развивалась, она уже выступала на лучших сценах мира, и крайне редко бывала в России. А мне очень хотелось из первых уст узнать подробности ее судьбы.

В интервью Аня рассказала о том, какие разносторонние увлечения были у нее в детстве: акробатика (даже получила первый взрослый разряд!), рисование («вдруг открыла для себя Рубенса; мне так понравились его картины с целлюлитными телами, что захотелось изобразить что-то похожее на бумаге»), плавание («научилась плавать самостоятельно, – я подумала, почему рыбы плавают, а я нет, и поплыла»). А в 18 лет она завоевала титул вице-мисс Кубани: «Первый раз встала на каблуки, ничего красивого во мне не было, – абсолютный ребенок. Не знаю, за что мне дали вторую премию? Наверное потому что я шустрая была, не растерялась на сцене». Совсем скоро сцена ответила ей взаимностью.

Были и курьезные воспоминания – например, о быте в общежитии консерватории: «Иногда с потолка валились тараканы, и мы ночью не выключали свет, чтобы они не упали на нас». Или о том, как Аня работала уборщицей в Мариинском театре, учась на первом и втором курсах: «Уборщица я была никакая совершенно, убиралась в фойе до первого антракта, а потом переодевалась и шла… кокетничать, – нет, шла смотреть спектакль».

Аня вспомнила, как сразу после ее поступления в Санкт-Петербургскую консерваторию один студент сказал: «Ты думаешь, что у тебя голос есть? Нет, у тебя совершенно посредственный материал». «И потом, – продолжает Аня, – я много раз слышала, что голоса у меня нет, и если повезет устроиться в хор… Но я все это пропускала мимо ушей. И еще поняла: надо меньше слушать других, а делать то, что ты сам решил делать».

Еще одно неожиданное признание: «Я не закончила консерваторию, у меня нет музыкального образования, нет ни одного диплома, трудовой книжки, пенсионного удостоверения – ничего нет!». Зато после победы на конкурсе имени Глинки, в 1993-м, Анна Нетребко прослушалась в Мариинский театр в надежде получить маленькие партии. Готовилась постановка оперы «Свадьба Фигаро», и начинающую певицу назначили на Барбарину – партию второго плана. Однажды режиссер внезапно предложил: «У нас осталось десять минут, попробуй спеть арию Сюзанны». Сюзанна – это главная женская партия, очень серьезная в вокальном отношении. «И я вдруг сразу все сделала как надо, – говорит Аня. – Больше к Барбарине я не возвращалась, и стала петь только главные партии».

На съемках в 2006-м я задал Ане вопрос: Какие трудности были поначалу, к чему она не была готова? Аня задумалась, потом ответила: «Наверное, самое неприятное событие, которое со мной произошло, случилось в Милане, лет шесть назад. Я должна была дебютировать в «Ла Скала», в премьере оперы «Риголетто» Верди, в партии Джильды. Дирижировать должен был Риккардо Мути. Естественно, я очень волновалась. Я спела прослушивание, и меня взяли. Но к тому моменту как раз началась моя сумасшедшая жизнь: бесконечные перелеты через океан и обратно, я пела и в Америке, и в Европе. И мой организм сказал: «нет». Причем, не то, что на три дня, а сказал «нет» на месяц. Я никак не могла избавиться от низкого тонуса, пила разные лекарства, но врач был категоричен: ты не сможешь участвовать в спектакле. И я подумала: вот он – конец моей не начавшейся карьеры! В тот вечер, когда мой менеджер сообщил: «ты петь не будешь, они нашли другую певицу», – я так плакала!.. На следующее утро проснулась и подумала: нет, это не конец. Подождите, я еще вернусь!» Триумфальный дебют Анны Нетребко в «Ла Скала» состоялся в 2011 году – в партии Донны Анны в «Дон Жуане» Моцарта.

Мне понравились слова Ани в нашей передаче: «Часто снится сон, как будто я нахожусь на вершине огромного небоскреба. Я совершенно одна, и этот небоскреб шатается. Вот это очень страшно! Думаю, что этот сон немножко отражает реальность, в которой я сейчас нахожусь. Я не могу себе позволить выступить провально. Не могу себе позволить ночь напролет прогулять в каком-нибудь клубе и потом выпасть из графика на пару дней. Не могу себе позволить заболеть, и позволить отдохнуть тоже не могу. Вот такая у меня тяжелая судьба. (Смеется). Нет, жизнь у меня интересная. Я очень рада, что так все сложилось»…

Вновь с Анной Нетребко мы встретились уже в 2015-м, в Австрии. Там же случилось счастливое для меня знакомство с Юсифом Эйвазовым. Заочно нас познакомил Филипп Киркоров, и мы ни раз общались по телефону. Юсиф позвал в Зальцбург, на «Трубадура» с участием Нетребко: они с Аней уже были помолвлены. Я прилетел в Вену, и вместе с Юсифом, на его машине, отправился в Зальцбург. За три часа дороги у нас обоих возникло ощущение, что мы знаем друг друга всю жизнь! Юсиф – невероятно светлый и позитивный человек. В этом, конечно, они с Аней очень похожи… На следующий день после спектакля Аня и Юсиф пригласили нас с Игорем (он прилетел прямо в Зальцбург) к себе в гости, на домашний завтрак. Особенно приятно, что некоторые блюда хозяйка приготовила сама. Тепло, неспешно пообщались, а в заключении мы с братом получили приглашение от Ани и Юсифа на их свадьбу, которая планировалась через полгода.

… И вот я на бракосочетании своих любимых друзей (Игорь, к сожалению, прилететь не смог, так как у него был спектакль). Вена, 2015 год, 29 декабря.

Церемония началась в старинном дворце Кобург. Появляется жених в великолепном блестящем фраке. Я спросил, где они с Аней собираются провести медовый месяц. «А у нас каждый день – медовый месяц», – афористично ответил Юсиф. Ровно в 17 часов звучат фанфары, открываются двери, и в зал входит Анна, в роскошном белоснежном платье, под руку со своим отцом Юрием Николаевичем. Обручальные кольца, поцелуи, объятия… На улице молодоженов и гостей ожидают кареты, и свадебная церемония перемещается во дворец Лихтенштейн.

Каждому гостю, вместо номера столика, на входе вручают карточку с названием одной из опер из репертуара Ани и Юсифа. Я оказался за столиком «Риголетто». И вот в парадном зале под аплодисменты появляются молодожены и их ближайшие родственники. «Моя мечта сбылась, – сказала Аня. – У меня теперь есть великолепный муж, и лучшего я бы себе не пожелала!». Юрий Николаевич гордо добавляет: «Сегодня я обрел сына». «Пусть ваши ангелы-хранители всегда будут с вами», – напутствовала Шафига Кязимовна, мама Юсифа.

Вместо тоста я прочитал стихотворение, посвященное молодоженам. Его написал Игорь, ну а был его консультантом. Процитирую несколько строк: «Сегодня примы всех подмостков, прервав концерт, гастроли, тур, поют не арии из «Тоски», не «Травиату», «Трубадур», а не смолкая, непрестанно звучит строка из тысяч уст: «О, аве Юсиф, аве Анна, да будет счастлив ваш союз!».

Вновь для молодоженов подается карета. Только на сей раз символическая, на верхушке свадебного торта. Внутри кареты две маленькие фигурки – в фате и смокинге… Филипп Киркоров пел своих хиты, а я смотрел на танцующих Аню и Юсифа и думал о том, что сейчас они олицетворяют настоящее счастье и настоящую любовь.

Спустя два года я побывал в гостях у своих друзей – в их квартире в самом центре Вены.

– Аня, ты сейчас наливала чай и пела, и Юсиф пел.

– Юсиф: Такое бывает редко. На самом деле мы дома поем только тогда, когда нам надо заниматься.

– Анна: Сегодня занимаюсь сначала я, потом Юсиф. Он учит «Дона Карлоса» к выступлению в Большом театре, я повторяю «Травиату» – готовлюсь к Ла Скала. В общем, работа кипит.

– А почему, кстати, у вас такое маленькое пианино? Я предполагал, что увижу огромный белый рояль.

– А.: А разве он нам нужен?

– Ю.: Понимаешь, Вадик, этот инструмент необходим пианистам, для нас же это просто аккомпанемент, чтобы правильно звучали ноты. Так что маленького пианино более чем достаточно.

– А.: Для меня звук фортепиано – это вообще с молодости стресс. Конечно, я не говорю о великих пианистах. Я жила в общежитии, и на протяжении всех лет учебы с семи утра со всех сторон начиналась игра на инструментах, фальшивая, плохая игра. С тех пор звук фортепиано, скрипки, виолончели и прочих музыкальных инструментов в одиночку вызывает у меня неприятные ассоциации.

– Ю.: У меня тоже, потому что поначалу занятия музыкой были из-под палки. Мне было лет пять-шесть, наверное; со мной занималась учительница – такое жуткое создание невероятных размеров, которое все время издавало какие-то непонятные звуки. Она брала мою руку, хватала все пальцы одновременно и ими стучала по пианино.

– Теперь я понимаю, почему у вас самое маленькое пианино на свете. Вы сами-то на нем играете?

– А.: Мы не играем, к нам приходит концертмейстер.

– А я слышал, как замечательно играет Тьяго. У вас растет будущий пианист.

– А.: Ни за что!

– Ю.: Тьяго будет дирижером. Он ребенок талантливый, у него всё получается. Я вот вижу сейчас, как он растет, и за что бы он ни взялся, абсолютно всё ему подвластно. Хочет петь – поет. Чисто, правильно.

– А.: У него очень хороший голос.

– Ю.: Если хочет дирижировать – дирижирует. Он и на карате ходит.

– Сам захотел или это ваше желание?

– А.: Добровольно-принудительно отдали его в спорт.

– Ю.: Но ему нравится! А еще у него очень много книжек о науке, о Вселенной. На русском, на английском. Он очень любит читать.

– А.: Мы всячески поощряем все его интересы.

– Тьяго довольно долго учился в специальной школе в Нью-Йорке. Сейчас ситуация меняется?

– Ю.: Да, у нас хорошая новость: мы его отправили в абсолютно нормальную школу в Вене. Тьяго был к этому готов. Естественно, по развитию он немного отстает от детей своего возраста…

– А.: …в основном по речи, по разговору.

– Ю.: Но мы были уверены, что ему надо идти в обычную школу, где в классе двадцать человек, где есть общение, какие-то свои взаимоотношения.

– То есть теперь сын живет в Вене.

– А.: Это пока эксперимент такой, на год. Посмотрим, что из этого получится.

– Послезавтра вы уезжаете на гастроли. Когда вернетесь обратно?

– А.: Мы будем здесь три дня в июне, потом уедем опять.

– Квартира у вас красивая, а вид из окна на францисканскую церковь просто потрясающий!

– А.: Известный адрес в Вене. Тут экскурсии часто проводят…

– …и показывают достопримечательности – например, дом, где живет Нетребко. Сколько лет ты уже в этой квартире?

– А.: С 2010 года.

– Квартира сразу понравилась?

– А.: Мне понравился вот этот паркет, который сейчас уже придется поменять. Мне понравилось огромное окно, которое уже заменили, и потом, конечно, очень красивый вид, открывающийся с террасы, – на собор Стефана. Квартира хорошая, но в ней есть один недостаток.

– Какой?

– А.: Здесь практически нет комнат. Наша малюсенькая спальня наверху. Плюс малюсенькая комната, где живет Тьяго. И всё! Остальное – открытое пространство, что не очень удобно, поскольку у нас всегда много гостей. Вот папа недавно приезжал из Краснодара, спал на диване в гостиной. То есть немного такой цыганский табор. Мы поддерживаем порядок, разумеется, но всё равно много всего набросано: тут цветы, тут какие-то украшения, книги, игрушки, здесь же концертные платья… Но дом стал домом, когда Юсиф здесь появился.

– У вас такая семейная идиллия. Вы когда-нибудь ссоритесь?

– Ю.: Приходится иногда друг другу доказывать что-то, это естественно. Но не на повышенных тонах. Ни в коем случае никто ни на кого никогда не кричит. Может состояться просто оживленный разговор на какую-то тему. Ну а как иначе? Нам по сорок лет, мы оба состоявшиеся люди.

А.: Мне сорок пять уже.

Ю.: У каждого, естественно, свой характер.

– Вы, как известно, познакомились в Риме на постановке «Манон Леско». Юсиф мне признался, что никогда бы не закрутил роман с Нетребко, если бы Аня сама не проявила инициативу.

– А.: Да, я сама к нему приставала, это правда. (Улыбается.)

– Ю.: Ну, не приставала, конечно. Она просто дала понять, что есть шанс. А потом у меня началась обратная реакция.

– А.: Он испугался, бегал от меня.

– Ю.: Я действительно испугался. Думаю, вот приехала примадонна, поиграет со мной как с плюшевым мишкой – и до свидания. Я никогда в жизни даже представить не мог, что такая женщина обратит на меня внимание.

– А.: У Юсифа был такой несчастный вид! Из него пытались сделать кавалера де Грие и обесцветили волосы, которые в результате стали зеленого цвета и еще торчали в разные стороны.

– Ю.: Вообще это был далеко не самый счастливый период в моей жизни. Буквально за полтора месяца до этого я встречал Новый год в компании друзей и говорил своей близкой подруге Аде, что, несмотря на предстоящую интересную работу в Риме – с дирижером Риккардо Мути и Анной Нетребко, – у меня нет никакого душевного подъема. Хотя я человек далеко не пессимистичный… Я всегда мечтал стать оперным певцом. Учился в консерватории в Баку. Но у меня были серьезные проблемы с вокалом. Педагог мне сказал, что если я хочу научиться вокальному мастерству, то мне надо ехать в Италию, там жить и заниматься, кушать макароны и дышать итальянским воздухом. Так в двадцать лет я оказался в Милане. Мои родные – врачи и инженеры, никто меня не поддержал. Так что мне пришлось пробиваться в одиночку. Кем только я не работал, чтобы были деньги на обучение! Были простои, разочарования, годами ничего не получалось, но я находил силы идти дальше.

А.: У Юсифа драматический тенор. Это редкий голос, который обретает идеальное звучание ближе к сорока годам, а если карьера начинается раньше, то к сорока от этого голоса уже ничего не остается. Так что сейчас для Юсика наступает лучшее время.

Ю.: В общем, я приезжаю на постановку «Манон Леско» в Рим и долго репетирую с дублершей Нетребко, потому что Аня опоздала на полтора месяца.

– Неплохо!

– А.: Я же в Сочи пела на открытии Олимпиады.

– Ю.: Уже начались оркестровые репетиции, и тут появляется Аня…

– А.: …в блестящих кроссовках и с огромным тигром на майке. «Привет, – говорю, – я ничего не знаю, выучить партию не успела».

– Ю.: А через две недели премьера! У меня тогда вообще всё рухнуло внутри. Думаю: скорее бы это закончилось – и обратно домой, в Милан.

– Чем всё-таки, Аня, тебя покорил этот человек с ужасающим цветом волос и рассерженный на весь мир?

– Ю.: Мне, кстати, самому интересно узнать, – я ведь по сей день этого понять не могу.

– А.: Юсиф очень мягкий, у него хорошая аура. Он все репетиции меня обхаживал: «Так, пойдем кушать, я сейчас возьму тебе круассан. Садись, я возьму тебе кофе». Я давно такого не видела. У Эрвина (первый муж А. Нетребко. – Прим.) тяжелая энергетика, вечный гнет какой-то. В принципе, мне кажется, это основная причина, почему я отошла от него. После расставания с Эрвином я год была одна. Занималась ребенком, напряженная творческая жизнь, а тут вдруг раз – и всё по-другому. Когда я встретила Юсифа, то расцвела, стала счастливая. Он легкий, веселый человек и не дурак…

– Ю.: …что весьма странно для тенора. (Улыбается.)

– А.: Я не смогла бы жить с глупым мужчиной, какой бы неземной красавец он ни был. Если неумный – до свидания.

Ю.: Мы познакомились 10 февраля, 23-го первый раз поцеловались, 27-го спели премьеру «Манон Леско», а 1 апреля уже начали жить вместе. До Анечки я, естественно, влюблялся. Но своей половинки так и не встретил. Аня перевернула мою жизнь. Она принесла мне удачу: мы встретились, и у меня всё стало получаться. Раньше я был зациклен на вокале. Это надо спеть, другое… А когда мы начали жить вместе, я переключился на семью, на ребенка, у меня началась совсем другая жизнь. Я считаю, наш союз благословленный – Небом, Богом, – не знаю, кто во что верит.

– А.: Какой романтик!

– А ты?

– А.: Я циничная леди Макбет. (Улыбается.)

– Скажите, поставить штамп в паспорте было делом принципа?

– Ю.: А как иначе! Ты создаешь семью. Просто жить вместе несложно, но я считаю, что это безответственно. Особенно когда ты человек зрелый. Штамп нужен. Жена – это уже не просто женщина, от которой ты можешь внезапно уйти, написав ей эсэмэску, что вы больше не вместе. Штамп – это ответственность.

– Юсиф усыновил Тьяго?

– Ю.: У него есть папа, поэтому я его усыновить не могу. Для этого нужно, чтобы отец написал отказ.

– А.: Куча каких-то бумажек требуется.

– Ю.: Я хотел это сделать, но острой необходимости в этом сейчас нет, потому что ребенок всё равно растет здесь, с нами. Если возвращаться к твоему вопросу про штамп, скажу: он склеил то, что и так стояло рядом. Как говорили в советское время, брак – это основа общества.

– А потом, как я понимаю, это еще и новый импульс для творчества.

– А.: К творчеству это не имеет отношения. Просто так сложилось, что мы оба поем.

– Ю.: Но если бы я был басом, а не тенором, мы бы никогда не пели вместе, но это бы не помешало нам любить друг друга.

– Слушайте, когда вы пели в Большом театре «Манон Леско» и в последнем действии, взявшись за руки, медленно-медленно шли из глубины к авансцене, хотелось, чтобы эта сцена длилась как можно дольше. Настолько это было красиво, настолько ваши голоса звучали в унисон – просто грандиозно!

– А.: Ура, повезло, такое бывает редко.

Ю.: Эта опера для меня, конечно, значит очень много. Однажды, когда мы пели с Аней, мне вдруг показалось в четвертом акте, что всё происходит на самом деле, что мы в изгнании, скоро придет смерть. Мне стало на самом деле страшно. У меня хлынули слезы из глаз. Такого на спектакле со мной обычно не бывает. Но тут – потеря какого-либо контроля. И это действительно дорогого стоит. Такие спектакли остаются в памяти и в сердце…

– Мы с вами должны были встретиться в Нью-Йорке прошлой осенью. Вдруг я получаю смску от Юсифа: «В Нью-Йорк не прилетай, я сломал ногу».

– Ю.: Пожалуйста, не напоминай об этом.

– А.: Я считаю, что его сглазили.

– Ю.: Я тебе скажу такую вещь, Вадик. Я по жизни вообще человек очень осторожный. Знаешь, есть дети бедовые такие, они всё время падают, по гаражам скачут, руки ломают. У меня никогда этого не было. Я всегда аккуратен, я никогда не зайду туда, где темно, где не видно и не слышно. То есть это вообще не про меня история. Я крепкий, я практически никогда не болею, никогда не лежал в больнице, у меня не было никаких операций.

– Тьфу-тьфу, вот Аня стучит по дереву…

– А.: А тут он упал на ровном месте.

– Ю.: 27 октября я, счастливый, прилетаю в Нью-Йорк, 30-го мне предстоял дебют в Карнеги-холле. Мы должны были петь с Анечкой дуэтом. И вот 27-го утром я прилетел, отдохнул, поспал и говорю Ане: «Пойду в театр позанимаюсь немножко». На следующий день была намечена репетиция с оркестром. Я пошел в Метрополитен-оперу, которая в трех кварталах от дома. Когда собирался обратно, начался дождь. Я сел в такси, потому что зонтика не было. Подъехал к дому, вышел из машины, зашел в подъезд и упал. На ровном месте. Сломал ногу в двух местах, ты можешь себе представить?! Порвались все сухожилия.

– А.: Там кошмар был!

– Ю.: И вот вдруг ни с того ни с сего ты прекращаешь ходить целых два месяца. Врагу такого не пожелаешь. Я просто стал прыгать на одной ноге, потому что на вторую нельзя было наступать.

– И это при том, что по жизни ты привык летать, а не ходить.

– Ю.: Если бы я изначально знал, что произойдет в следующие три месяца, я бы помер, наверное. Я думал, конечно же, что процесс восстановления пойдет гораздо быстрее. А на деле: неделя за неделей, неделя за неделей… Сначала сделали одну операцию – слава богу, она прошла хорошо. Но ты понимаешь, я не мог спать. На два с половиной месяца я просто прекратил спать, потому что я просыпался оттого, что мне было жутко некомфортно. Я не мог найти себе места.

– А.: Больной мужчина хуже беременной женщины. Юсиф совсем упал тогда духом.

– Я себе даже представить этого не могу – всегда энергичный, в отличном настроении…

– А.: В общем, было страшно. У него была и физическая боль, и ночами он не спал – нервничал. Это была настоящая депрессия, ничего ему не помогало.

– А у тебя, Аня, в то время шли спектакли в Метрополитен-опере.

– А.: Я, кстати, вела активный образ жизни. Юсиф обижался, что я такой зайчик-энерджайзер. Я думала: ну вот что, я сяду и буду ныть рядом с ним? Я наоборот: «Давай вставай, туда иди, сюда…» А он на меня злился: «Ты не понимаешь меня». Он никуда не хотел выходить. Слушайте, ну с кем не бывает? Что мы сейчас это вспоминаем? Прошло и прошло.

– Правильно, в любой ситуации важно быть оптимистом. У тебя гениальная жена, Юсиф!

– А.: К сожалению, он меня в этом не понял.

– Ю.: Я честно тебе скажу, Вадик: были моменты, которые меня раздражали. Во-первых, я жутко разозлился на этот Хеллоуин.

– А.: Представь, Юсиф со сломанной ногой, а у нас намечается Хеллоуин. (Улыбается.)

– Ю.: Я приезжаю домой, а повсюду скелеты, черти, гробы. Ну с каких пор это стало нашим праздником?! Ладно, празднуешь ты это, ну так купи тыкву.

– А.: Он не любит, а мне нравится, смешно, ребенку нравится, мы костюмчики покупаем. Я его забодала с праздниками, понимаешь? (Смеется.)

– Долго ты обижался на Аню?

– Ю.: Нет, естественно, ну а что обижаться? Я остаюсь при своем мнении, что к человеку, который попал в такую ситуацию, надо проявить немножко терпения и понимания. Я сказал Ане: «Ты за всё это время и десяти минут со мной рядом не посидела, что это такое вообще?»

– А.: Ну потому что у меня было одно, другое, работа…

– Хеллоуин в итоге вы отпраздновали?

– А.: Нет, мы даже никого не стали звать, всё отменили. Но потом наступил День благодарения, большой праздник, мы созвали кучу народа, был огромный стол, всё классно! Только закончился День благодарения, Юсиф говорит: «Хватит пати, умоляю!» Это всё было в Нью-Йорке. Потом мы приезжаем в Вену, а тут Рождество! Начинается католическое Рождество, потом Новый год, потом православное Рождество…

– Бедный Юсиф!

– Ю.: Сначала этот Хеллоуин, потом День благодарения, потом праздник страшных свитеров, потом сочельник, потом празднуем приезд, потом отъезд… После Рождества празднуем канун Нового года, а потом Новый год… Но по-настоящему самый важный день – это годовщина нашей свадьбы.

– А.: Ты мой любимый, ну а как же елочка, я же с детства люблю Новый год!

– Ю.: Семнадцать праздников в одном только декабре!

– Интересно, как в такой ситуации вы достигаете взаимопонимания?

– Ю.: Никак. Я лежу на диване, всё очень просто. А если нога несломанная, то могу уйти из дома.

– А.: Он лежит и смотрит сериалы, а я ненавижу их. Мне неинтересно сериалы смотреть.

– Юсиф, ну, с другой стороны, ты же сам говоришь, что встретились два взрослых человека, переделать никого уже невозможно.

– А.: Несчастный мой! (Улыбается.)

– Ю.: Понимаешь, мы просто очень друг друга любим. Если ты человека не любишь, ты эту ерунду всю не выдержишь. Понятно, что для меня это too much. Я не могу праздновать семьдесят праздников в году. А Аня не может не праздновать. Что мне остается? Просто принять эту реальность и делать вид, что я тоже в этом празднике участвую.

– А.: Ну обеды же были классные, мы готовили столько вкуснятины!

– Ю.: Никто не спорит, но обеды можно готовить и без праздников. Знаешь, в чем самая большая проблема, Вадик? Откровенно говорю: вокруг нас всегда очень много людей. Мы практически никогда не бываем вдвоем.

– И на отдыхе тоже?

– Ю.: В том-то и дело. Когда мы едем отдыхать, мы, естественно, хотим, чтобы ребенок был с нами, а если мы берем ребенка, то это минимум еще две няни. И какие-то друзья. То есть всегда получается десять-двенадцать человек. Замкнутый круг. Но ты знаешь, эти мелочи даже на пять процентов не могут повлиять на наше счастье, на нашу любовь.

А.: Я вообще ко всему стараюсь относиться с душой нараспашку. Я живу и радуюсь жизни, мне хорошо. У меня нет никаких комплексов, у меня нет вещей, которые меня гнетут. У меня нет никакой совершенно зависти.

– Может, это потому, что ты избалованна? Где бы ты ни появлялась, тебе всегда рукоплещут.

– А.: Конечно, мне приятно. Но это не вызывает у меня такого дикого восторга, чтобы я потом не спала оттого, какая я «великолепная». Знаешь, когда всё только начиналось, у меня был дикий страх. Страх, что всё слишком рано случилось, что люди ставят меня в ранг звезды, которой я не являюсь.

– Ю.: Как раз это и держит Аню на плаву, держит ее «в первом ряду», – то, что она пока не осознает, что она на самом деле великая, или, может, осознает, но не подает виду.

– А.: Ух, слова-то какие! Я знаю, что обладаю разными качествами, профессиональными в том числе, такими солидными. Петь я умею, я могу делать вещи, которые очень мало кто способен делать. Это я всё знаю. И это, конечно, придает мне какую-то уверенность в себе. С другой стороны, если ты спел хорошо сегодня, это не значит, что ты и завтра хорошо споешь.

– А что, у тебя бывают проколы?

– А.: У меня не бывает проколов каких-то сильных, но бывает два шага вперед и один назад, как у всех. Бывают выступления хорошие, бывают выступления «о’кей». Бывает, ты попадаешь в постановку, в которой твое мастерство или твое исполнение тушат, гасят. Вроде поешь так же, а эффекта нет.

– Помимо работы, что держит в тонусе – спорт, например?

– А.: Ничего такого мы не делаем.

– Ю.: У нас определенный образ жизни. Мы уже четко знаем, что нам нужно до репетиции и что нам нужно до премьеры.

– А.: Те спектакли, тот репертуар, что у нас сейчас, – это очень тяжелый репертуар. Он трудный физически, очень трудный эмоционально. Он опустошает.

– Ю.: Опустошает душу.

– А.: После такого спектакля на следующий день всё тело болит, какой там спорт! Это большая физическая нагрузка – брать вот эти верхние ноты, кантилены. Это же какая нагрузка на спину!

– Вы оба ставите себе самую высокую планку в профессии. Ну а как иначе?

– Ю.: Да, но это то, чего сейчас от тебя ждут твои зрители. Ты уже не можешь эту планку понизить…

– У вас дома удивительная атмосфера, такая творческая, уютно очень. И знаете, я поражен, что у вас так просторно. Я был уверен, что увижу огромное количество мебели.

– А.: Я терпеть этого не могу. Ненавижу классицизм. А Юсиф – наоборот, у нас разные вкусы. Хлам с блошиных рынков, вот эти бесконечные подарки, которые люди нам дарили и дарят. Их много, я уже не знаю, куда всё это девать. Подарили три сервиза чайных, спасибо, вот они. Пришлось шкафчик для них купить.

– Ю.: А я человек кавказский. Мне нужно золото, трон, красный бархат, шелковые простыни. Если ты, Вадик, меня спросишь, какой дом я хочу, я расскажу: открываются резные ореховые двери, ты входишь в фойе дома – и там фонтан. В фонтане золотая лошадь. Рядом стоит памятник Марку Антонию. Лестница на второй этаж вся покрыта бархатным ковром, естественно, золотые львы, тигры, коршуны, и так далее.

– А.: Какой ужас! Если когда-нибудь мы купим дом, то одна половина будет моя, другая – Юсифа. Моя половина будет поспокойнее. Хотя яркие краски я люблю. Но мне нужно большое свободное пространство. Вот Юсиф не любит, когда открыты окна. А я не могу, когда окна шторами занавешены.

– У вас диваны яркого лазурного цвета…

– А.: Ты, Вадим, еще у нас в квартире в Нью-Йорке не был. Там каждая комната имеет свой цвет. Я подумала, зачем всё делать однотонным?

– Ю.: Вот это мне как раз не мешает. Там синий, бордовый, красный цвета. Нью-йоркская обстановка мне, кстати, больше импонирует, чем эта. Там есть элементы классицизма. Такие рюшечки, кружавчики, шторки. Здесь их нет, потому что это Европа.

(Раздается звонок в дверь. Входит концертмейстер.)

– А.: Всё, нам пора заниматься.

– Не стану вас больше задерживать. Спасибо, дорогие, за такую прекрасную беседу. До встречи!