Песня тридцать вторая

Дно замерзшей бездны и Коцит. Четыре отделения казни. Два грешника, из которых один грызет голову другого. Вопрос поэта.

 

 ¹Мне нужен стих суровый и железный,

Чтоб леденящий ужас передать,

Царящий над последней адской бездной.

 

 

 ⁴Но стих мой слаб, чтоб верно описать

Вселенной дно, юдоль скорбей и срама,

На языке, которым лепетать

 

 

 ⁷Привыкли только дети: «Папа, мама!»

Но пусть теперь помогут музы мне,

Как помогали некогда оне

 

 

 ¹⁰Благому предприятью Амфиона,

Который стены Фив соорудил

Под лирный звук; пусть мир и слез и стона,

 

 

 ¹³Которых я в Аду свидетель был,

В моих стихах сурово отразится.

О, род людской, успевший погрузиться

 

 

 ¹⁶В подземный мир, который грозен так,

Что страшно говорить о нем решиться, —

О, род людской, сошедший в вечный мрак,

 

 

 ¹⁹Тебе бы лучше было в мир родиться

Баранами иль стадом диких коз!..

Когда на дно колодца опуститься

 

 

 ²²К ногам гиганта грозного пришлось,

И я смотрел вокруг себя тревожно

На стены, на гранитный их откос,

 

 

 ²⁵Тогда услышал голос: «Осторожно

Теперь иди, чтобы пятами ног

Ты раздавить нечаянно не мог

 

 

 ²⁸Голов теней, измученных борьбою».

Я оглянулся быстро, и тогда

Я озеро увидел пред собою,

 

 

 ³¹Застывшее под светлой массой льда,

И озера поверхность ледяная,

Как зеркало, сверкала. Никогда

 

 

 ³⁴На севере течение Дуная

Под толщью ледяной такой коры

Не пряталось, и если б две горы,

 

 

 ³⁷Таберник с Пьетрапаной, обломились

И рухнули на этот адский лед,

То ледяной покров недвижных вод

 

 

 ⁴⁰Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томились

Измученные тени. Иногда

Так, квакая, из сонного пруда

 

 

 ⁴³Глядят лягушки осенью несмело.

Сокрыты льдом до тех частей их тела,

Где выступают признаки стыда,

 

 

 ⁴⁶Сидели тени, щелкая зубами,

С опущенным, безжизненным челом,

С стучащими от холода зубами;

 

 

 ⁴⁹Вся горечь мук в молчании немом

В их потускневших взорах выражалась…

Осматриваясь в трепете кругом,

 

 

 ⁵²Я вниз взглянул, где к призраку прижалась

Другая тень, склонившись близко так,

Что волоса обоих, мне казалось,

 

 

 ⁵⁵Перемешались вместе… Тотчас знак

Я подал этим призракам рукою:

«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою

 

 

 ⁵⁸Мучительно безмолвною тоскою

Друг с другом стали тесно, грудь о грудь?»

И призраки, чтоб на меня взглянуть,

 

 

 ⁶¹Приподняли чело свое и горько

Заплакали, но на ресницах только

Явились капли жгучих, крупных слез —

 

 

 ⁶⁴Оледенил их тотчас же мороз,

И очи их смежились, замерзая…

Друг к другу так же тесно приставая,

 

 

 ⁶⁷Как две доски, прибитые гвоздем,

И ярости своей не унимая,

Как иногда козел с другим козлом,

 

 

 ⁷⁰Два призрака безумно стали драться.

Тут третья тень с опущенным лицом

И с ухом отмороженным, подняться

 

 

 ⁷³Не в состоянье, стала говорить:

«Зачем на нас так пристально глазеешь?

Иль смелое желанье ты имеешь

 

 

 ⁷⁶Узнать – кто эти тени, может быть?

То знай, что та долина, где струится

Бизенцио, там обе тени жить

 

 

 ⁷⁹Привыкли самовластно; покориться

Им и отцу их старому должна

Была та превосходная страна.

 

 

 ⁸²Одна их мать рождала, и доныне

Не отыскать в Аду во всей Каине

Подобных душ, низверженных под лед,

 

 

 ⁸⁵Где призраки, от стужи мертво-сини,

Склоняются на лоно смерзлых вод.

Не равен по заслугам с ними тот,

 

 

 ⁸⁸Кого Артур сразил одним ударом,

Ни тот злодей, которого зовут

Фокаччиа, ни этот, ставший тут,

 

 

 ⁹¹Передо мной в своем безумье яром, —

Сассоло Маскерони. Если ты

Тосканец только, то его черты

 

 

 ⁹⁴Тебе уже знакомы, без сомненья…

И чтоб не тратить больше лишних слов —

Дальнейшие не нужны рассужденья —

 

 

 ⁹⁷Я подскажу тебе, кто я таков:

Камичион де Пацци я. Прощенья

Мне в мире нет, но тьма моих грехов

 

 

¹⁰⁰Должна бледнеть пред силой преступленья

Предателя Карлино, и я жду,

Когда его увижу здесь в Аду…»

 

 

¹⁰³И сотни лиц передо мной мелькали,

Стонали и от холода дрожали…

Одно воспоминание о нем,

 

 

¹⁰⁶Об этом Царстве вечно ледяном,

Где стихла человеческая злоба,

Меня доводит часто до озноба,

 

 

¹⁰⁹Когда ко дну спускались глубже мы,

Я трепетал за каждый шаг невольно

От холода и безрассветной тьмы,

 

 

¹¹²И вдруг случайно или произвольно,

Ступая меж голов, своей ногой

Ударил я одну из них так больно,

 

 

¹¹⁵Что грешник, изнуренный и нагой,

Заплакал и воскликнул так, рыдая:

«За что меня ты топчешь? Никогда я

 

 

¹¹⁸Тебя не знал!.. Когда сюда сойти

Решился ты, но только не для мщенья

За страшный бой при Монте-Аперти,

 

 

¹²¹За что же меня мучишь?» В то ж мгновенье

Учителю сказал я: «На пути

Остановись, чтоб выйти из сомненья

 

 

¹²⁴Я мог теперь и истину узнать —

Кто эта тень, – потом без замедленья

Я вновь тебя готов сопровождать».

 

 

¹²⁷Путеводитель мой остановился,

И к призраку, который изрыгать

Проклятья не устал, я обратился:

 

 

¹³⁰«Скажи, кто ты, свой собственный покой

Нарушивший неистовою бранью?»

Тень крикнула: «А кто ты сам такой,

 

 

¹³³Столь равнодушный к нашему страданью,

Что попираешь головы теней?

Когда бы ты к числу живых людей

 

 

¹³⁶Принадлежал, то слишком бы сурово

Так поступать для существа живого».

«Я жив еще, – я тени дал ответ, —

 

 

¹³⁹Когда ты об известности хлопочешь,

То я могу, когда того ты хочешь,

Чтоб долго не забыл тебя весь свет,

 

 

¹⁴²Включить тебя в число имен известных…»

«Не нужно мне похвал твоих чудесных, —

Завыла тень. – В кромешной этой тьме

 

 

¹⁴⁵Напрасно льстить ты начинаешь мне!..

Не мучь меня и прочь беги отсюда…»

«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!» —

 

 

¹⁴⁸Я закричал, и вмиг моя рука

За волоса схватила тень: «Заставлю

Я говорить тебя иль волоска

 

 

¹⁵¹Ни одного на коже не оставлю».

И призрак мне со стоном отвечал:

«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал

 

 

¹⁵⁴Всю голову – я не скажу ни слова…»

У грешника стал волоса я рвать

И выдернул их не одну уж прядь,

 

 

¹⁵⁷А он, склонивши голову, сурово

Стал лаять по-собачьи. В этот час

Другая тень сказала сзади нас:

 

 

¹⁶⁰«Что сделалось с тобою нынче, Бокка?

Иль мало для тебя, что ты жестоко

Зубами научился скрежетать?

 

 

¹⁶³Теперь же псам ты начал подражать!..

Кой черт тебя так лаять заставляет?..»

«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, —

 

 

¹⁶⁶Тут я сказал, – и к твоему стыду,

За что тебя подземный Ад терзает,

Я в мир теперь рассказывать пойду!»

 

 

¹⁶⁹«Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,

Но если ты отсюда выйдешь скоро,

То не забудь порассказать о том,

 

 

¹⁷²Кто был известен длинным языком.

Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,

Где дышат все прохладным ветерком,

 

 

¹⁷⁵Ты видел в ней Буозо де Дуэру,

Который слезы горькие здесь льет

На золото французское… А вот

 

 

¹⁷⁸(Тебе вопрос предложат, может статься,

С кем ты еще в Аду мог повстречаться),

Вот близ тебя Беккериа, аббат,

 

 

¹⁸¹Изменник, обезглавленный когда-то;

Потом немного дальше брось свой взгляд —

В измене два достойные собрата —

 

 

¹⁸⁴Джианни Сольданьер и Ганнелон,

А вот и Трибальделло. Предал он

Фаэнцу темной ночью». Отступали

 

 

¹⁸⁷Мы далее от грешника и вдруг

В одной из ям со страхом увидали

Двух призраков, обледеневших вкруг,

 

 

¹⁹⁰Сидевших так, что первый головою

Для головы другого мог служить

Подобьем шапки. Тот, что под собою

 

 

¹⁹³К земле успел собрата наклонить,

В его затылок бешено вцепился

Зубами, словно голод утолить

 

 

¹⁹⁶Мозгами неприятеля решился.

Тидей так Меналиппа не глодал,

Как этот призрак грыз и пожирал

 

 

¹⁹⁹Ту голову и мозгом пресыщался.

«О, ты, который зверством доказал

Всю ненависть к тому, кого терзал,

 

 

²⁰²И чьим страданьем гнусно упивался,

Скажи, чем мог тебя он оскорбить,

Чтоб мести я твоей не удивлялся,

 

 

²⁰⁵И если точно мог он совершить

Ужасное какое преступленье,

Скажи – и в светлом мире, может быть,

 

 

²⁰⁸Я сам ему придумаю отмщенье».