Песня двадцать девятая

Десятый вертеп, где находятся алхимики и делатели фальшивой монеты. Два алхимика и их судьба.

 

 ¹Мучения бесчисленных теней,

Терзаемых во мраке вечной ночи,

И вид их язв, и горечь их скорбей

 

 

 ⁴Печалью отуманили мне очи,

Так что едва я слезы удержал;

Но мне путеводитель мой сказал:

 

 

 ⁷«Что смотришь ты, не отрывая взора

От призраков? В других вертепах ты

Картиной их мучений и позора

 

 

 ¹⁰Не столько поражен был… С высоты,

Где мы стоим, ты, может быть, желаешь

Их сосчитать под кровом темноты;

 

 

 ¹³Коль это так, то, верно, ты не знаешь,

Что двадцать миль долина заняла,

И ты на ней теней не сосчитаешь;

 

 

 ¹⁶А между тем луна уже зашла, —

Она теперь под нашими ногами, —

А между тем далеко не пришла

 

 

 ¹⁹К концу дорога наша, и путями

Дальнейшими нам суждено идти:

Еще не все изведано здесь нами».

 

 

 ²²«Когда б ты знал, зачем я на пути,

Учитель мой, теперь остановился

И отчего не мог глаз отвести,

 

 

 ²⁵То, может быть, и сам бы ты решился

Меня из этих мест не торопить

И не корил, что я остановился».

 

 

 ²⁸Так я сказал, когда стал уходить

Учитель мой, и я за ним шел следом,

Дорогой продолжая говорить:

 

 

 ³¹«Тебе мой каждый помысел стал ведом.

В той бездне, от которой я не мог

Глаз оторвать, измучен от тревог,

 

 

 ³⁴Я увидал – не мог я ошибиться —

Тень одного из родичей своих.

За тяжкие грехи он там казнится,

 

 

 ³⁷Хоть поздно, но оплакивает их».

«Не обращай ты на него вниманья,

Но обрати вниманье на других,

 

 

 ⁴⁰В Ад сверженных на вечное страданье.

Оставь его. Я видел сам, как он

Из-за моста грозил тебе, взбешен,

 

 

 ⁴³И пальцем на тебя указывал. Случайно

Услышал я, что здесь его зовут

Джери дель Бельо. Занят чрезвычайно

 

 

 ⁴⁶Ты был другим, когда грозил он тут,

И лишь когда с правителем Готфора

Расстался ты, тобой замечен скоро

 

 

 ⁴⁹Был этот дух». Я вновь заговорил:

«За смерть его никто еще доныне,

Учитель мой, из нас не отомстил.

 

 

 ⁵²Вот почему, быть может, в той долине

В негодованье он мне погрозил

И тем еще сильнее возбудил

 

 

 ⁵⁵В моей душе и грусть и сожаленье».

Так говорили мы и шли вперед

К другой ужасной пропасти, и вот

 

 

 ⁵⁸Взошли мы на такое возвышенье,

Откуда бездна стала нам видна

До самого таинственного дна…

 

 

 ⁶¹Когда ж пришли к последней мы ограде

И грешников увидели опять,

Тогда вкруг нас и спереди и сзади

 

 

 ⁶⁴Несчастные так начали стонать,

Сливаясь в вопль, в моленье о пощаде,

Что должен был невольно я зажать

 

 

 ⁶⁷Руками уши… Если б из тумана

Собрать все испарения болот

Сардинии, Мареммы, Вальдикьяны,

 

 

 ⁷⁰Соединив их вместе в свой черед,

Тогда бы их зловредное дыханье

Напомнило вертеп мне гнусный тот,

 

 

 ⁷³Откуда запах мерзкий исторгался.

Зловонием весь воздух заражался,

Как будто труп за трупом там сгнивал.

 

 

 ⁷⁶Сошли мы на ступень одной из скал,

Откуда вид ужасный открывался

И глаз свободно в бездну проникал.

 

 

 ⁷⁹В той бездне те преступники скрывались,

Которые безжалостно карались

Неумолимым роком за подлог.

 

 

 ⁸²Представить худшей казни я не мог.

Не думаю, чтоб более терзались

Эгины обитатели, в тот срок,

 

 

 ⁸⁵Когда они повсюду отравлялись,

Вдыхая постепенно смертный яд

Зловредных испарений, и склонялись,

 

 

 ⁸⁸Чтоб умереть, и гибли с ними в ряд

Животные… На острове на этом,

Когда про то поверим мы поэтам,

 

 

 ⁹¹Все вымерло, почило смертным сном,

Лишь живы муравьи одни остались.

Но вновь в людей живых перерождались

 

 

 ⁹⁴Те муравьи Юпитером потом…

Такой же точно мертвенной пустыней

Мы шли тогда и видели кругом

 

 

 ⁹⁷Лишь груды тел. Здесь призрак бледно-синий

Лежал на животе; ползком другой

Куда-то пробирался, иль нагой

 

 

¹⁰⁰Соседу тихо на спину ложился.

Мы дальше шли; путь труден становился.

Мы стали воплям страждущих внимать,

 

 

¹⁰³Которые измученного тела

С земли не в силах были приподнять,

Как будто бы над ними тяготела

 

 

¹⁰⁶Невидимая тяжесть. В этот раз

Двух грешников заметил я. Склонясь

Друг к другу, эти призраки сидели,

 

 

¹⁰⁹И тело их от головы до ног

Покрыто было струпьями. На теле

Ужасный зуд унять они хотели,

 

 

¹¹²В кровь струпья раздирая. Я не мог

Без ужаса смотреть на их занятье.

Нет, конюх, изрыгающий проклятья,

 

 

¹¹⁵Чтоб отойти скорее на покой,

Не скреб коня с досадою такой,

Как оба эти адские собратья

 

 

¹¹⁸Ногтями струпья начали срывать,

Не в силах боли бешеной скрывать.

Как рыбу с очень крупной чешуею

 

 

¹²¹Приходится ножами отчищать,

Так тени осужденных предо мною

Себя скоблили с плачем и тоскою.

 

 

¹²⁴И к одному из грешников в тот миг

Вергилий обратился вдруг с речами:

«Скажи мне, дух, который здесь привык

 

 

¹²⁷Терзать себя ногтями, как клещами,

Скажи, когда имеешь ты язык:

Латинцев нет ли, грешник, между вами,

 

 

¹³⁰И пусть тебе на твой тяжелый труд

Твоих ногтей на целый век достанет,

Чтоб унимать чесотки вечный зуд…»

 

 

¹³³«Тебя несчастный грешник не обманет, —

Сказала тень. – Латинцы оба мы,

И призрак наш здесь плакать вечно станет.

 

 

¹³⁶Но кто ты сам, сошедший в Царство тьмы?»

И с ним заговорил учитель снова:

«Для человека этого живого

 

 

¹³⁹Я перешел чрез целый ряд преград,

Из мрачной бездны в бездну опускался,

Чтоб показать ему подземный Ад…»

 

 

¹⁴²Едва ответ учителя раздался,

Как тень одна отторглась от другой,

И каждый грешник видимо старался,

 

 

¹⁴⁵Приблизившись, заговорить со мной.

Учитель подошел ко мне поближе

И мне шепнул, знак сделавши рукой:

 

 

¹⁴⁸«Ты хочешь говорить, так говори же

Что хочешь с ними…» Выслушав совет,

Я начал речь свою: «Пусть много лет

 

 

¹⁵¹О вас на свете память сохранится

И вас не позабудет долго свет!

Откуда вы – вы мне должны открыться

 

 

¹⁵⁴И не стыдясь начните свой рассказ:

Позорное в вертепе наказанье

Вас не смущает пусть на этот раз…»

 

 

¹⁵⁷И начала свое повествованье

Тень первая: «В Ареццо я рожден.

Альберо дал однажды приказанье,

 

 

¹⁶⁰Чтоб на костре я разом был сожжен, —

И я сгорел. В Аду же очутился

Я не за то, за что был умерщвлен.

 

 

¹⁶³Однажды я с Альберо расшутился,

Уверивши его, что я летать

По воздуху, как птица, научился.

 

 

¹⁶⁶Но, шутки не умея понимать,

Так было смысла здравого в нем мало,

Меня глупец решился заставлять,

 

 

¹⁶⁹Чтоб из него крылатого Дедала

Я сотворил, но так как я не мог

Ему помочь, тогда меня он сжег.

 

 

¹⁷²Я муки этой огненной не вынес,

Сюда ж меня неумолимый Минос

Низверг потом, но за другой порок…

 

 

¹⁷⁵Нет, я попал в кромешный Ад бездонный,

Проклятою коростой пораженный,

За то, что я алхимик прежде был».

 

 

¹⁷⁸Тогда с поэтом я заговорил:

«Едва ли есть народ другой на свете,

Столь суетный, как все сиенцы эти.

 

 

¹⁸¹Французы даже суетны не так…»

Другая тень тут выразила мненье,

Чего не мог я ожидать никак:

 

 

¹⁸⁴«Для Стрикко только сделай исключенье,

Который мотовства был страшный враг.

Потом отдать ты должен предпочтенье

 

 

¹⁸⁷Никколо. Он за то здесь, что открыл

И ввел гвоздику сам в употребленье,

Гвоздику, это чудное растенье.

 

 

¹⁹⁰Которое он смело разводил

В родном саду, где дорогое семя

Во всякое плодиться может время.

 

 

¹⁹³Потом, ты исключить еще забыл

Веселую ватагу, где когда-то

Даньяно расточительный кутил

 

 

¹⁹⁶И где неистощимый Аббальято

Умел острот так много расточать…

Когда ж теперь желаешь ты узнать

 

 

¹⁹⁹Того, кто о сиенцах судит здраво,

Как сам ты судишь, то имеешь право

Во мне тень Капоккио ты признать.

 

 

²⁰²Чтобы скорей набить свои карманы,

Подделывал я золото и слыл

Алхимиком. Я в мире – вспомни – был

 

 

²⁰⁵Подобием преловкой обезьяны.