Книга: Средневековье: большая книга истории, искусства, литературы
Назад: Песня двадцать шестая
Дальше: Песня двадцать восьмая

Песня двадцать седьмая

Появление в светильнике призрака Гвидо де Монтефельтро. Рассказ Вергилия о состоянии Романьи. По удалении призрака путники переходят из восьмого в девятый вертеп.

 

 1Вновь светоч колебаться перестал,

И неподвижный, тихо умолкая,

От нас он удаляться снова стал.

 

 

 4Учителя желанье исполняя,

Тогда другой дрожащий огонек,

Что следом шел за ним, не уставая,

 

 

 7К себе мое внимание привлек.

Внутри его – я слышал – раздавался

Какой-то странный ропот, на упрек

 

 

 10Похожий, как тогда мне показался.

Как медный бык впервые застонал,

И в его реве голос отозвался

 

 

 13Того, кто вид и формы зверя дал

Тому быку, – и полон был страданья

Тот страшный рев, хотя он вылетал

 

 

 16Из медного, литого изваянья,

Так точно вылетало из огня

Неуловимо-странное роптанье

 

 

 19И пронеслось около меня.

Когда ж оно на волю вдруг прорвалось

Из пламени, тогда услышал я,

 

 

 22Как постепенно в звуки облекалось

Роптанье то, и раздались слова,

В которых скорбь и горе выражалось:

 

 

 25«О, смертный, ты, лишь молвивший едва

Здесь по-ломбардски: «Можешь удалиться».

Прошу тебя на миг остановиться.

 

 

 28Пришел я слишком поздно, может быть,

Но я молю тебя не торопиться,

Молю тебя со мной поговорить:

 

 

 31Исполни же несчастного желанье…

Когда сюда ты свергнут в наказанье,

Покинув край латинский, где грешить

 

 

 34Я научился прежде, то нельзя ли

Поведать мне: война иль мир теперь

В Романии? В довольстве иль в печали

 

 

 37Живет народ? Мне дороги, поверь,

Известья те. В горах, между Урбино

И тем хребтом, где, – чудная картина! —

 

 

 40Берет начало Тибр, я был рожден».

Я слушал эти речи со вниманьем

И в любопытство весь был обращен,

 

 

 43Тогда учитель молвил с состраданьем:

«С ним сам ты говори: латинец он…»

И я, осмелен этим замечаньем,

 

 

 46С ответом уж готовым на губах,

Немедленно воскликнул: «Дух горящий!

В Романии – в тиранах и рабах,

 

 

 49Как в жизни прошлой, так и в настоящей,

Всегда живет и будет жить раздор

И вечных распрей страх непроходящий,

 

 

 52Но, к счастию, пока до этих пор

Войны там нет, о ней нет слухов даже;

Равенна же несчастная все та же,

 

 

 55Чем и была. Орел Поленты там

Гнездится, как и прежде, распустивший

Над Червиею крылья… Городок,

 

 

 58В кровавой битве галлов истребивший

И при осаде давший им урок,

Теперь не тот, чем прежде быть он мог:

 

 

 61О подвигах великих позабывший,

Зеленых лап теперь узнал он гнет.

Веррукио, названье пса носивший,

 

 

 64С своим щенком по-прежнему грызет

Свою добычу… Помнишь ты, наверно:

Им был убит Монтаньо в свой черед.

 

 

 67При двух реках, Ламоне и Сантерно,

В двух городах по-прежнему царит,

Меняя убежденья лицемерно,

 

 

 70«Лев в поле белом». Также всех дивит

Тот городок, что Савио волнами

У берега цветущего обмыт:

 

 

 73Как прежде, меж свободой и цепями,

Живет доныне он, расположён

Между своей долиной и горами;

 

 

 76По-прежнему теперь несчастлив он…

Ты видишь, я не медлил на ответы,

Вопросами твоими не смущен.

 

 

 79Теперь: кто ты? ответь без страха мне ты,

И долго в мире Божьем пусть живет

Твое, о призрак, имя». В свой черед

 

 

 82Я призрака ответа дожидался,

И призрак колебаться тихо стал,

И наконец ответ я услыхал:

 

 

 85«Когда б я хоть минуту сомневался

В том, что попавший в этот темный Ад

Уж никогда не вырвется назад,

 

 

 88То моего не знал бы ты ответа,

Но так как хорошо известно мне,

Что все, кого вмещает бездна эта,

 

 

 91Навечно отдаются сатане,

То я готов прервать свое молчанье,

Забыв про стыд в подземной глубине.

 

 

 94Так выслушай правдивое сказанье:

Я воином когда-то в мире был,

Потом, чтоб все греховные деянья

 

 

 97Простились мне, в монахи я вступил,

Надеялся, что пост и воздержанье

Спасут меня – и я бы заслужил

 

 

100Прощение, принявши сан духовный,

Когда бы мне – позор ему и грех! —

Не помешал тогда отец верховный.

 

 

103Меня поверг он в бездну прежних всех

Моих грехов… О днях печальных тех

Ты выслушай рассказ мой хладнокровный.

 

 

106Когда я молод был и на земле

Жил в образе из крови и из тела,

Я львенком не являлся в мире смело,

 

 

109Но был лисой и действовал во мгле,

Обманы все узнал, все ухищренья,

И выгоды ловил я в каждом зле.

 

 

112Лукавые такие похожденья

Печальную известность дали мне

И скоро разнеслись по всей стране…

 

 

115Меж тем дни шли, и юность уходила.

И для меня то время наступило,

Когда седеют наши волоса

 

 

118И опускать нам нужно паруса;

И вот когда все то мне опостыло,

К чему я жадно некогда рвался,

 

 

121Я обратился к Богу, ожидая

Спасенья в покаянии… О, мог

Покаяться, спасти себя тогда я,

 

 

124Но в бездну грешных дел опять увлек,

Все помыслы хорошие рассеяв,

Меня владыка новых фарисеев

 

 

127И бросил снова в гибельный поток.

В то время вел войну он – не с жидами,

Не с сарацинами: его врагами

 

 

130Являлись христиане. Никогда,

Никто из них под Акрой не являлся

За лаврами победы в те года

 

 

133И с областью Судана не старался

Входить в дела торговые тогда.

На них похожим папа не казался.

 

 

136Он свой верховный сан забыл вполне

С величием святого постриженья,

Забыл, что были вервия на мне,

 

 

139В которых находили искупленья

Монахи, их носившие во сне

И наяву в своем уединенье.

 

 

142И как молил Сильвестра Константин

Ему дать от проказы исцеленье,

Так и меня духовный властелин

 

 

145Просил спасти его от исступленья

Неодолимой гордости. В ответ

Ни слова не сказал я, опьяненье

 

 

148Какое-то в той просьбе видя. «Нет, —

Он продолжал, – забудь свое смущенье;

Я отпущу твой грех, но дай совет,

 

 

151Как взять мне Пенестрино без сраженья.

Ты знаешь – Рай я отпирать могу

И два ключа от Неба берегу,

 

 

154Хоть Целестин от них и отказался…»

При тех речах не мог я устоять

И быстро искушению поддался.

 

 

157Я отвечал: «Когда мне отпускать,

Святой отец, грехи ты в состоянье,

То помнишь же: чтобы преград не знать

 

 

160И выполнять заветные желанья,

Как можно больше людям обещай,

Но обещаний тех не исполняй,

 

 

163Тогда-то все твои предначертанья

Исполнятся, и твой святой престол

Получит новый блеск и обаянье».

 

 

166Когда моей кончины час пришел,

Когда святой Франциск за мной явился,

То близ меня он демона нашел,

 

 

169Который так к святому обратился:

«Оставь его! Он мне принадлежит!

За что меня ты оскорблять решился?

 

 

172Он мой теперь и в Тартар полетит

За свой совет лукавый прежде смерти;

С тех пор его Ад целый сторожит

 

 

175И в волоса его давно вцепились черти.

В одно и то же время он хотел

И каяться и предавать умел…»

 

 

178«О, горе!» – крикнул я, когда тот демон

Схватил меня, и продолжал меж тем он:

«Подумал, вероятно, ты, что мне

 

 

181И логика людская не под силу?

Не думай дурно так о сатане».

Тогда сюда в подземную могилу

 

 

184Он к Миносу принес меня, а тот

Своим хвостом раз восемь окрутился

Вокруг спины, раскрыл кровавый рот,

 

 

187Сам укусил себя и разразился

Проклятием: «Попал ты в тот проход,

Где грешников огонь навек пожрет…»

 

 

190С тех самых пор в огне я поселился

И в пламенной одежде стал страдать…»

Рассказ души погибшей прекратился…

 

 

193Тень двинулась и начала стонать,

Колеблясь и крутясь в своем движенье.

И далее мы стали путь держать

 

 

196Туда, где в новом, мрачном помещенье

Томились души с очень давних пор

За то, что не боялись преступленья,

 

 

199За то, что в мире сеяли раздор.

 

Назад: Песня двадцать шестая
Дальше: Песня двадцать восьмая