Книга: Средневековье: большая книга истории, искусства, литературы
Назад: Песня двадцать вторая
Дальше: Песня двадцать четвертая

Песня двадцать третья

Новый ужас Данте, преследуемого бесами. Лицемеры в свинцовых рясах. Вергилий узнает обман демонов и с гневом уходит.

 

 1В безмолвии и стражей не прикрыты,

Мы шли одни: учитель впереди,

Я сзади шел. Так братья минориты

 

 

 4Свершают путь. В моей груди

Еще был страх: чертей двух столкновенье,

Оставшихся за нами назади,

 

 

 7Напомнило мне басню о сраженье

Лягушки с крысой. Истинно я мог

Меж ними провести свое сравненье.

 

 

 10Две ссоры те, их даже эпилог

Между собой похожи чрезвычайно.

Чем больше я их сравнивал в тот срок,

 

 

 13Тем более пугался не случайно,

И наконец удвоился мой страх,

И про себя тогда я думал тайно:

 

 

 16«Лишь из-за нас сейчас поверглись в прах

Два демона, – они должны взбеситься,

И демонское бешенство в чертях

 

 

 19На нас одних должно теперь излиться.

Что, если эта шайка бесенят

За нами с диким воплем устремится?

 

 

 22Как зайцев псы голодные травят,

Они нас разорвут теперь на части».

И, трепетный кругом бросая взгляд,

 

 

 25Я сознавал весь ужас той напасти,

И дыбом встали волосы мои.

Таить ту мысль во мне не стало власти.

 

 

 28Я прошептал: «Учитель, помяни

Мои слова: нам следует укрыться

От демонской погони, иль они

 

 

 31Догонят нас… Нам медлить не годится…

Мне чудится уже их адский рев,

И голова моя при том вскружится…»

 

 

 34Учителя ответ мне был готов:

«Как зеркало в себе все отражает,

Так точно отражается без слов

 

 

 37Во мне твой дух, и ум мой постигает

Все то, о чем ты думаешь, мой сын.

Поверь, меня в час этот занимает

 

 

 40Мысль точно та же; вывод лишь один

Я сделаю без опасенья

Из наших дум. Когда мы со стремнин

 

 

 43Вон той скалы сойдем без затрудненья

В другой вертеп, то ты и я спасен,

И бесов нам не страшно исступленье».

 

 

 46Едва о том сказать успел мне он,

Как я увидел демонов; летели

Они на нас, и только горный склон

 

 

 49Нас разделял, и в воздухе шумели

Их крылья черные. В тот самый миг,

Как ночью мать, вскочившая с постели

 

 

 52И слыша вкруг тревоги общий крик,

Из колыбели сына вырывает

И с быстротой – страх матери велик, —

 

 

 55Боясь пожара, с сыном убегает,

Едва прикрывши тела наготу,

И лишь к груди ребенка прижимает,

 

 

 58Так и меня схватил в минуту ту

Наставник мой, и на спине скатился

Он со скалы, прижавши на лету

 

 

 61Меня к себе. Под мельницей крутился

Едва ль поток когда-нибудь быстрей

Того прыжка, с которым вниз стремился

 

 

 64Вергилий с тяжкой ношею своей,

Меня, как сына, к сердцу прижимая,

Меня, как сына милого, спасая

 

 

 67От дьявольских ударов и когтей.

На дно вертепа только мы спустились,

Как на скале над головой моей

 

 

 70Крылатые гонители явились…

Но уже во мне боязнь тогда прошла…

Из пятого вертепа не решились

 

 

 73Они за нами гнаться: та скала

Дальнейший путь вперед им преграждала:

Им власть Небес того не позволяла.

 

 

 76Затем толпу раскрашенных теней

Мы пред собою скоро увидали.

Роняя молча слезы из очей,

 

 

 79Они в изнеможении блуждали.

На рясы их опущен капюшон,

И рясы тех теней напоминали

 

 

 82Наряд монахов кельнских, ослепляли

Своею пестротой со всех сторон,

А под собой свинец они скрывали

 

 

 85И в сущности так были тяжелы,

Что перед ними рясы Фредерика

Соломы были легче. Адской мглы

 

 

 88Тяжелый плащ!.. Стонали тени дико,

И, слушая рыдания теней,

За ними шли мы тихо без речей,

 

 

 91Но тяжесть ноши так их всех давила,

Что лишь едва идти им можно было.

Толпу их привелось нам обогнать

 

 

 94И с каждым шагом спутников менять.

К наставнику тогда я обратился:

«Не можешь ли меж ними указать

 

 

 97Кого-нибудь, кто в мире отличился

Деяньями своими от других.

Взгляни кругом – вот новый ряд явился

 

 

100Других теней, и, может быть, иных

Узнаешь ты!..» Едва окончил речь я

Среди толпы тех грешников худых,

 

 

103Как дух один, тосканское наречье

Услышавши, проговорил нам вслед:

«Умерьте шаг, вы, в омуте увечья

 

 

106Идущие! В нас сил догнать вас нет!..

Быть может, то, что вы узнать хотите,

Я разрешу и дам прямой ответ…

 

 

109Я об одном прошу вас: не бегите…»

Поэт сказал: «Умерь теперь свой шаг

И рядом с ним идти старайся так,

 

 

112Чтоб он от напряженья не томился».

И я в минуту ту остановился

И двух несчастных начал поджидать,

 

 

115Которые старались нас догнать,

Но тяжесть рясы их не позволяла

Движений в утомленье ускорять.

 

 

118И узкая тропинка замедляла

К тому же их тяжелый, трудный путь…

К нам подойдя, они на нас сначала

 

 

121Решились только искоса взглянуть.

Потом между собой заговорили:

«По голосу – живой он, в том ничуть

 

 

124Я не солгал, – когда бы разрешили,

Когда они мертвы, впустить сюда

Их без одежд свинцовых? Разве были

 

 

127Подобные примеры? Никогда!»

Затем ко мне вопрос их обратился:

«Тосканец! Ты проникнул без труда

 

 

130В подземный этот Ад и очутился

В жилище лицемеров, так ответь,

Кто ты такой, когда и где родился?»

 

 

133Я отвечал, стараясь рассмотреть,

С кем говорю: «На берегу Арно я

Увидел свет и общество иное

 

 

136В великом нашем городе встречал.

Еще доселе я не умирал

И мне еще не чуждо все земное.

 

 

139Но кто же вы? Из ваших тусклых глаз

Струятся слезы пламенные вечно…

Ужель страданье ваше бесконечно

 

 

142Под этим блеском тяжких ваших ряс?»

И отвечал мне призрак истомленный:

«Казнь лютая придумана для нас!..

 

 

145Вот здесь, под этой рясой золоченой,

Сокрыт свинец и давит нашу грудь

И день и ночь… невыносим наш путь…

 

 

148Мы терпим казнь за наше святотатство…

Болонцы мы и были члены «братства

Веселого», а наши имена —

 

 

151Я – Каталано, он же Лодеринго…

Нас знаешь по пожару ты в Гардинго…

Подестами в былые времена

 

 

154В твоем любимом городе мы были,

И мы его прекрасно охранили,

О чем, наверно, помнит вся страна…»

 

 

157«Так это вы, несчастные, сгубили…» —

Воскликнул я и тут же замолчал.

Слова мои как будто бы застыли,

 

 

160Когда вблизи себя я увидал

Тень грешника. Три раза в грудь пронзенный

Насквозь тремя колами, он лежал

 

 

163И, увидав меня, как разъяренный,

В конвульсиях метаться быстро стал.

Брат Каталано взгляд мой изумленный

 

 

166Тогда постиг и тихо мне сказал:

«Вот этот грешник, кольями проткнутый,

Совет дал фарисеям, предлагал

 

 

169Гонимого подвергнуть пытке лютой,

Как будто бы для пользы дорогой

Своей отчизны. Видишь – он нагой

 

 

172Лежит всегда здесь поперек дороги

Затем, чтобы его в Аду могли

Топтать в песок всех проходящих ноги,

 

 

175И приподняться более с земли

Не может он… Казнь та же тяготеет

На всех жидах, которые пришли

 

 

178С советом тем же… Горько сожалеет

Еще доныне весь еврейский род,

Что он принес такой печальный плод…»

 

 

181И над преступной тенью в то мгновенье

Мой спутник наклонился в удивленье

И созерцал мучительный позор

 

 

184Презренного советчика, и взор

Наставника лишь выражал презренье.

Затем с одним из братьев в разговор

 

 

187Вступил он вновь: «Когда дано вам право

На наш вопрос правдиво отвечать,

Скажите мне, возможно ли там, вправо,

 

 

190Нам безопасный выход отыскать

Из этой бездны, чтоб не опасаться,

И помощи бесовской не искать?»

 

 

193И был ответ: «Могу я в том ручаться,

Что вы избегнуть можете всех бед,

Когда обвалом станете спускаться,

 

 

196Где горный прерывается хребет,

Идущий через мрачные пустыни.

Идите! Там опасности вам нет…»

 

 

199И голову склонил певец в кручине:

«Нас обманул презренный дьявол тот,

Что грешников крючками ловит в тине…»

 

 

202Один из «братьев» молвил в свой черед:

«Я о пороках дьявола когда-то

В Болонье слышал толки: он народ

 

 

205Обманывать привык; все бесенята —

Исчадье лжи и хитрости, не раз

Губивших мир…» Дальнейшей речи брата

 

 

208Мы не слыхали. Тяжесть страшных ряс

Давила их, а спутник мой шел дале…

И, на него взглянувши в этот час,

 

 

211В его лице увидел тень печали.

 

Назад: Песня двадцать вторая
Дальше: Песня двадцать четвертая