Песня двадцать четвертая

Данте смущается волнением Вергилия. Оба вступают на мост, перекинутый через новый вертеп. Святотатцы, терзаемые змеями. Предсказание о будущей судьбе Белых и Черных.

 

 ¹В те дни, когда с задумчивых небес

Не часто смотрит вечное светило,

Мелькнет и быстро скроется за лес,

 

 

 ⁴И ночь глухая, смотришь, наступила;

Когда в снегах лежат еще поля,

И ярко-белым саваном уныло

 

 

 ⁷Покрыта охладевшая земля,

Крестьянин в поле скудное выходит,

О солнце и тепле Творца моля,

 

 

 ¹⁰И только нивы снежные находит;

В отчаянье тогда махнув рукой,

Глазами даль печальную обводит

 

 

 ¹³И в дом свой возвращается с тоской,

Где холодно, где хлеба часто нету,

Где для него давно пропал покой,

 

 

 ¹⁶Когда ж опять, в надежду веря эту,

Которая так часто нас живит,

Заметит он, что время ближе к лету,

 

 

 ¹⁹Он стадо гнать на пастбище спешит

И забывает горе и ворчанье.

Так точно и поэта скорбный вид

 

 

 ²²Сперва во мне лишь возбудил страданье,

Когда ж его высокое чело

Яснее стало, полно обладанья,

 

 

 ²⁵С моей души как будто отлегло

Большое горе. Только мы вступили

На мост, давно разрушенный, тепло

 

 

 ²⁸Учитель на меня взглянул, и были

Те взгляды нежны снова, как тогда,

Когда впервые мы заговорили.

 

 

 ³¹Вкруг нас развалин высилась гряда,

И, пред собою видя разрушенье,

Певец мой, рассудительный всегда,

 

 

 ³⁴Сообразил свой путь в одно мгновенье,

Потом меня в объятия схватил

И быстро, погруженный в размышленье,

 

 

 ³⁷Которому и здесь не изменил,

Принес меня, как ношу дорогую,

На верх скалы и там проговорил,

 

 

 ⁴⁰Рукою указав скалу другую:

«На этот дикий камень ты всползи,

Но прежде осмотри его вблизи,

 

 

 ⁴³Чтоб под тобою он не подломился».

Для грешников, прошедших мимо нас

Под тяжестью свинцовых ряс,

 

 

 ⁴⁶Тот переход едва ли бы годился.

Вперед я подвигался, еле жив,

И только лишь при помощи решился

 

 

 ⁴⁹Переползти с обрыва на обрыв.

Когда бы страшный путь тот продолжался,

То, верно бы, учителя обвив

 

 

 ⁵²Своей рукой, я с духом не собрался

Ползти вперед в изнеможенье сил;

Но, к счастью, путь дальнейший улучшался

 

 

 ⁵⁵И на верху скалы окончен был.

Она была последней. Я дыханье

В усталости едва переводил

 

 

 ⁵⁸И сел недвижный, словно изваянье,

Так как идти я далее не мог

И двигаться уж был не в состоянье.

 

 

 ⁶¹Но тут меня поэт предостерег:

«Ты лености не должен предаваться:

Для нашей славы легких нет дорог.

 

 

 ⁶⁴Известности не может тот дождаться,

Кто нежиться привык в пуховиках

И на постели шелком прикрываться.

 

 

 ⁶⁷Без трудностей нет славы и в веках;

Без подвигов исчезнешь ты бесследно,

Как пена волн, как ветер в небесах.

 

 

 ⁷⁰Бездействие для человека вредно.

Так встань же и усталость победи

И с мужеством, которое победно

 

 

 ⁷³Ведет в борьбе, иди за мной, иди,

Когда еще осталась сила в теле:

Награда ожидает впереди.

 

 

 ⁷⁶С тобой еще мы не достигли цели.

По лестнице идти нам предстоит

Еще длиннейшей. В нашем трудном деле

 

 

 ⁷⁹Конец для нас не близок. Путь лежит

Печальный, многотрудный и опасный,

Но пусть тебя теперь он не страшит.

 

 

 ⁸²Иди и верь в совет мой беспристрастный».

Тогда я встал и словно новых сил

В себе нашел родник. С улыбкой ясной

 

 

 ⁸⁵Наставнику тогда я говорил:

«Иди, я бодр! С тобой пойду я всюду…»

И мы пошли чрез каменную груду

 

 

 ⁸⁸Скалы, изрытой ямами, крутой,

Где ноги истомленные скользили,

А по бокам скалы ужасной той

 

 

 ⁹¹Зияли бездны… Выше мы всходили,

И чтоб свою усталость только скрыть,

Пока мне силы вновь не изменили,

 

 

 ⁹⁴С учителем я начал говорить.

Вдруг там, где часть утеса раскололась,

Из бездны раздался неясный голос,

 

 

 ⁹⁷Но слов его не мог я различить.

Напрасно их я разгадать старался

И думал смысл речей тех уловить.

 

 

¹⁰⁰Но от усилий тщетных отказался.

Я только лишь одно тогда постиг,

Когда к тому вертепу приближался,

 

 

¹⁰³Что гневен был и бешен чей-то крик.

Над бездной я склонился осторожно,

Но мрак ее был непроглядно дик.

 

 

¹⁰⁶И рассмотреть мне было невозможно

Тех, кто кричал на темном адском дне.

И я сказал учителю тревожно:

 

 

¹⁰⁹«О, помоги в вертеп спуститься мне:

Я слышу крик, но слов не понимаю;

Кого-то вижу в темной глубине,

 

 

¹¹²Но образа его не различаю.

Прошу тебя – сведи меня с стены,

Близ пропасти я правду всю узнаю».

 

 

¹¹⁵«Мы действовать, а не болтать должны, —

Сказал поэт, – и действовать в молчанье

В обители ужасной сатаны…»

 

 

¹¹⁸И, исполняя спутника желанье,

К вертепу он тогда меня привел,

И в яме гнусной той сверх ожиданья

 

 

¹²¹Таких презренных гадов я нашел,

Что в жилах кровь моя оледенела:

Невольно я глаза от них отвел.

 

 

¹²⁴Пусть Ливия не славится так смело

Пустынными песками, где живут

И жалами убийственными жгут

 

 

¹²⁷Хелидры, амфисбены и якули;

Нет, даже там не знаю я, найду ли,

Как и среди египетских степей,

 

 

¹³⁰Таких же ядовитых, страшных змей,

Которые в той пропасти крутились.

И среди них несчастный сонм теней

 

 

¹³³Я увидал. Давно они лишились

Спокойствия, земной покинув гроб.

Напрасно эти грешники стремились

 

 

¹³⁶Избегнуть гадов, и гелиотроп

Искали вкруг для своего спасенья,

Но гады то в их голову, то в лоб

 

 

¹³⁹Вонзали жало в бешеном шипенье;

Их руки были скручены назад

И змеями завязаны… Вот гад

 

 

¹⁴²Вкруг грешника обвился и на теле

Его пестрел тройным своим кольцом,

А голову связал с своим хвостом.

 

 

¹⁴⁵Вот змей другой ждать долго не заставил,

На грешника одним прыжком вскочил

И в шею между плеч его ужалил,

 

 

¹⁴⁹Едва такую казнь он совершил,

Едва свой хвост свернувшийся расправил,

Как грешник загорелся, зачадил,

 

 

¹⁵¹И в миг один огонь его расплавил

И в пепел обратил его. Потом,

Когда не стало пламени кругом,

 

 

¹⁵⁴Из пепла вновь восстал он прежней тенью

И образ прежний принял на себя.

Так, если древних следовать ученью,

 

 

¹⁵⁷Себя в ужасном пламени губя,

Известный феникс молча умирает

И вновь потом из пепла воскресает.

 

 

¹⁶⁰Питается не хлебом, не травой,

Но амми, и усталой головой

Склоняется на нард он или мирру;

 

 

¹⁶³Таинственный, вполне безвестный миру,

В бессилии, на землю он падет,

Как будто бы недуг его гнетет

 

 

¹⁶⁶Иль ненавистный демон сокрушает;

Когда ж потом он снова восстает, —

Что было с ним – он сам того не знает

 

 

¹⁶⁹И, озираясь, далее идет.

Восставший грешник в том же состоянье,

Казалось, был! О, правосудный гнет!

 

 

¹⁷²Как грозен ты в немом своем каранье!

«Кто ты? – ему учитель мой сказал. —

И здесь за что ты терпишь наказанье?»

 

 

¹⁷⁵«Недавно из Тосканы я упал

Вот в эту бездну, – молвил нам несчастный. —

Я жизнь скота людской предпочитал

 

 

¹⁷⁸И не хочу скрывать: я скот ужасный!

Мне имя Ванни Фуччи. Для меня

Берлогою достойной и прекрасной

 

 

¹⁸¹Была Пистойя». В это время я

К учителю с словами обратился:

«Скажи ему, чтоб он не шевелился

 

 

¹⁸⁴И скоро так от нас не уходил;

Спроси его, какое совершил

Ужасное он прежде преступленье.

 

 

¹⁸⁷Сварлив и кровожаден очень был

При жизни он…» Но в думу углубленный,

Успел понять тот грешник осужденный,

 

 

¹⁹⁰Что мнения такого я о нем.

Он уходить от нас не торопился,

Лишь только щеки вспыхнули стыдом

 

 

¹⁹³И взгляд его на мне остановился.

И он сказал: «Страдаю я, поверь,

Сильней гораздо более теперь,

 

 

¹⁹⁶Чем в миг, когда я с жизнью распростился.

Не скрою я, за что сюда попал:

Из ризницы сосуды я украл,

 

 

¹⁹⁹Но, совершив такое преступленье,

Из трусости я друга оболгал.

Который был казнен за похищенье.

 

 

²⁰²Но не затем себя я унижал

Перед тобой, чтоб вызвать сожаленье.

И если ты из мрака этих скал

 

 

²⁰⁵Вновь выйдешь в мир, то приложи старанье

Запомнить в мире это предсказанье:

Теперь Пистойя гонит Черных стан;

 

 

²⁰⁸Флоренция и нравы и граждан

Спешит менять, но час иной настанет:

С долины де ла Магра Марс восстанет,

 

 

²¹¹И грянет гром в далеких облаках,

И дрогнут вдруг все городские стены,

И ужас в человеческих сердцах

 

 

²¹⁴Найдет приют, и на поля Пичены

Тогда гроза ужасная слетит

И Белых всех мгновенно истребит.

 

 

²¹⁷Так ожидай ты этой перемены».