Книга: Средневековье: большая книга истории, искусства, литературы
Назад: Песня шестая
Дальше: Песня восьмая

Песня седьмая

Путники спускаются в четвертый круг Ада, где у входа встречают Плутуса. Вергилий его усмиряет, и он падает ниц. Круг, где страдают скупцы и расточители, раскрывается перед путниками. Рассуждение Вергилия о фортуне. Он ведет Данте в другой круг Ада, где тени караются за зверство.

 

 1«Papé Satа́n, papé Satа́n, aleppe!» —

Так грозно адский Плутус зарычал,

Встречая криком нас в своем вертепе.

 

 

 4Но мне певец всеведущий сказал:

«Не бойся неожиданной преграды…

Вредить он нам не может… Прочь, шакал! —

 

 

 7Он говорил, остановивши взгляды

На демоне: – Молчи и пожирай

Ты сам себя от бешеной досады:

 

 

 10Спуститься должен смертный в адский край,

Куда идет по воле Провиденья…

Молчи и злобой внутренней сгорай…»

 

 

 13Как мачта корабельная в крушенье

В морскую бездну с парусом летит,

Повергнута, изломана в мгновенье,

 

 

 16Пал Плутус ниц, приняв покорный вид,

А мы все глубже в тартар углублялись,

В вертеп, который грешникам открыт,

 

 

 19Которым все пороки поглощались.

О, Боже мой! Могу ль я передать

Ряд новых мук, что предо мной являлись?

 

 

 22Ужель за грех так можно пострадать?

Как меж собой сшибаются в смятенье

Харибды волны с ревом, чтоб опять

 

 

 25Бежать назад, так в вечном исступленье

Должны сшибаться тени меж собой.

Их много здесь, кричащих в озлобленье.

 

 

 28Двойной толпой они вступают в бой

И, тяжести огромные бросая

Друг в друга, поднимают дикий вой,

 

 

 31С упреками такими отступая:

«Что бросил ты?» «А ты что не бросал?»

И, двигаясь и вновь в борьбу вступая,

 

 

 34Ревут, бегут, как моря грозный шквал,

И снова отступают и мятутся,

И снова бой… Скорбеть о них я стал,

 

 

 37Успела жалость в сердце шевельнуться.

«О, кто они? Поведай мне, поэт!

Вон там, левей, – иль мог я обмануться?..

 

 

40 Толпа духовных лиц… Сомненья нет:

На них я вижу знаки постриженья».

«Знай, все они, – мудрец мне дал ответ, —

 

 

 43Свой разум довели до ослепленья,

И грех их – расточительность. Взгляни

На их толпу, на шумное движенье:

 

 

 46Здесь гранью полукруга все они

Отделены от области другого

Греха. Ты угадал – в иные дни

 

 

 49Тех призраков, чьи головы сурово

Обнажены, – монахами мир звал.

Здесь можешь встретить папу ты иного,

 

 

 52Здесь не один погибший кардинал».

«Но как же между ними, мой учитель,

Знакомых лиц пока я не узнал,

 

 

 55Которых грех смутил, как искуситель?»

«Напрасно разглядеть их хочешь ты, —

Мне отвечал тогда путеводитель, —

 

 

 58Грехи так исказили их черты,

Что лиц их распознать нам невозможно;

И вечно в этом Царстве темноты

 

 

 61Сшибаться будут призраки тревожно,

Пока день воскресенья не придет.

Тогда они восстанут осторожно

 

 

 64Из тьмы могил, иные сжавши рот

И с сжатою рукою, а другие

Лишенные волос своих. Как мот,

 

 

 67Так и скупец, все блага дорогие,

Все радости земного существа

Теряют навсегда. Грехи такие,

 

 

 70Как скупость и безумье мотовства,

Приводят к мукам вечного боренья

Без отдыха, без криков торжества.

 

 

 73Так гибельны фортуны искушенья,

Хотя за них людской безумный род,

Не ведая в раздорах пресыщенья,

 

 

 76Терзается и много крови льет.

Все золото и все богатство света

Людей не избавляют от забот

 

 

 79И не внесут покой в жилище это,

Где мук неотразим жестокий гнет».

«Но объясни, – я спрашивал поэта, —

 

 

 82О, кто она, смущавшая народ,

Богиня, что Фортуною зовется?

Всех благ земных и всех земных щедрот

 

 

 85Из рук ее источник вечный льется».

«Безумцы! Ваш рассудок омрачен,

Вам в заблужденье правда не дается», —

 

 

 88Сказал мудрец и продолжал так он:

«Так слушай же ты истинное слово:

Мир видимый едва был сотворен,

 

 

 91Как власть уж для него была готова,

Чтоб в мире свет равно распределять,

И эта власть, как сам закон, сурова.

 

 

 94Над благами земными наблюдать

Другая власть поставлена; власть эту

Фортуною привыкли люди звать;

 

 

 97Богатства и сокровища по свету

Дарит и отнимает вкруг она,

Переходя от холода к привету,

 

 

100Любя то те, то эти племена,

Иль возвышать, иль в грязь топтать бесстрастно.

Фортуны той над миром власть сильна,

 

 

103Сопротивляться стали б ей напрасно.

Вот почему, порой, иной народ

В падении страдает ежечасно,

 

 

106Другой же процветает и живет

В довольстве, не смущаемый беда́ми:

Фортуна всех незримо стережет,

 

 

109Как лютый змей, сокрытый под цветами.

Ей ум людской – пути не преградит,

И, властвуя над нашими умами,

 

 

112Она провидит все, она царит

В пределах власти, данной ей. Преграды

Ни в чем ей нет. Вперед она спешит,

 

 

115Как будто ждет там, впереди – награды.

Вот вечная фортуна какова.

Ее хулить нередко люди рады,

 

 

118Ей вслед бросая гневные слова,

Хоть к ней питать должны благоговенье.

Она же под лучами Божества,

 

 

121Не замечая общего хуленья,

Живет среди созданий неземных,

Рожденных в первый день миротворенья,

 

 

124Блаженствует средь радостей иных

И катит шар свой… Далее иди же

К другим теням, чтоб видеть муки их,

 

 

127Которые ужаснее, чем ближе.

Все звезды, освещавшие восток,

Склоняются на западе все ниже.

 

 

130Иди скорей! Нам дан недолгий срок».

И мы границу круга миновали;

Пред нами встал кипящийся поток.

 

 

133Бесцветные и мутные бежали

Потока волны; далее ручьем

Они в болоте гнусном пропадали;

 

 

136Болото это Стиксом мы зовем.

И по пути неровному к нему-то

Мы подошли. Бросая взгляд кругом,

 

 

139Увидел я, – ужасная минута! —

Толпы нагих и бешеных теней,

В зловонии болота вывших люто.

 

 

142Они кусались с яростью зверей,

В клочки одна другую разрывали

Зубами и при помощи когтей.

 

 

145«Они за зверский нрав свой пострадали, —

Сказал певец. – В воде и над водой,

Куда бы взгляды мы ни обращали,

 

 

148Они томятся вечною чредой».

И в тине голоса их раздавались:

«На свете, в блеске жизни молодой,

 

 

151Мы преступленьем только упивались;

От копоти душа у нас черна,

И за порок в болота мы попались».

 

 

154Их жалоба была едва слышна,

Немел язык в их огненной гортани…

Дорогой, что была едва видна,

 

 

157По берегу скользили мы в тумане,

Большую часть болота обошли

И, наконец, в виду зловещей грани,

 

 

160К подножью страшной башни подошли…

 

Назад: Песня шестая
Дальше: Песня восьмая