Песня шестая

Поэт вслед за своим путеводителем спускается в третий круг Ада, где Вергилий усмиряет адского Цербера. Сластолюбцы и обжоры. Признание призрака Чиакко и его речь о будущей судьбе Флоренции. Грешники, ожидающие дня Страшного суда, и их слабая и смутная надежда на прощение.

 

 ¹Когда опять от тяжкого забвенья

Очнулся я, о муках душ скорбя,

Лишившись чувств своих из сожаленья,

 

 

 ⁴Я снова увидал вокруг себя

Ряд призраков и новых мук картины.

То был круг третий Ада, где, губя

 

 

 ⁷Все встречное, струился дождь на льдины;

Проклятый, страшный дождь, и крупный град,

И грязный снег слетали на вершины

 

 

 ¹⁰Угрюмых скал. Зловоние и смрад…

Там Цербер отвратительно ужасный,

С тройною пастью, лаял, дикий взгляд

 

 

 ¹³Бросая вкруг, и с жалобой напрасной

Тонули тени, вспугнутые им.

Цвет грозных глаз его – кроваво-красный.

 

 

 ¹⁶Он отличался бешенством своим,

Когтями лап и безобразным чревом.

Неутомимой злобой одержим,

 

 

 ¹⁹Он грешников царапал с адским гневом

И на клочки их кожу разрывал…

О, грешники! Достались муки все вам!

 

 

 ²²Пронзительный их дождик бичевал;

Они, как псы, уныло завывали…

То грудь, то спину призрак укрывал,

 

 

 ²⁵Где гнойных язв следы не заживали,

То беспрерывно двигался, кружась,

Чтоб хоть движенья муку облегчали.

 

 

 ²⁸Едва заметил только Цербер нас,

Как у него раскрылась пасть тройная,

Сверкнул огонь его кровавых глаз

 

 

 ³¹И задрожал от злобы он, не зная

Кто нас привел, как мы сюда зашли.

Тогда рукой горсть праха поднимая,

 

 

 ³⁴В пасть гадины мой спутник ком земли

Швырнул без слов. Как по добыче вывший

Смолкает жадный пес, когда в пыли

 

 

 ³⁷Теребит тихо жертву, так открывший

Тройную пасть умолкнул Цербер вдруг,

Чудовищные челюсти смеживший.

 

 

 ⁴⁰Рев, в трепет повергавший все вокруг,

В минуту стих. Мы дальше подвигались,

Стонали всюду призраки от мук

 

 

 ⁴³И нашими ногами попирались,

Склонясь к земле от адского дождя.

Все тени распростертыми казались,

 

 

 ⁴⁶Когда я шел близ мудрого вождя;

Лишь только тень одна с земли привстала,

За нами очень пристально следя.

 

 

 ⁴⁹«О, ты, сошедший в Ад, – она сказала, —

Узнай меня, коль это можешь ты.

Ты был рожден, когда еще не знала

 

 

 ⁵²Я этих адских мук». «Твои черты, —

Я отвечал, – быть может, изменились

Среди страданий вечной темноты

 

 

 ⁵⁵И так под адским ливнем исказились,

Что мне тебя припомнить средства нет.

Кто ты? Иль Небеса так возмутились

 

 

 ⁵⁸Твоим грехом, что ты покинул свет

Для этих отвратительных страданий?»

«В том городе, – мне тень дала ответ, —

 

 

 ⁶¹Где много так завистливых созданий,

Я был, как ты, на этот свет рожден,

И жил, не зная тяжких испытаний,

 

 

 ⁶⁴Мой грязный грех – обжорство, бог мамон.

Известен я под именем Чиакко

И за порок обжорства осужден

 

 

 ⁶⁷Томиться под дождем в жилище мрака.

На эту казнь, за тот же самый грех

Не я один здесь осужден, однако:

 

 

 ⁷⁰Приговорили к казни этой всех

Отверженных, что вкруг меня теснятся».

И после слов и после жалоб тех

 

 

 ⁷³Умолкла тень. «Чиакко, удержаться

Нельзя от слез, – я вновь проговорил, —

Твои страданья видя… Может статься,

 

 

 ⁷⁶Ты будущность Флоренции открыл:

Скажи, что с этим городом случится?

Иль нет людей там праведных? Иль пыл,

 

 

 ⁷⁹Пыл мятежей в нем ввек не прекратится?»

И призрак отвечал мне: «Вновь и вновь

Мятеж за мятежом там разразится,

 

 

 ⁸²И долго будет литься граждан кровь.

Сперва Лесные сделают восстанье,

С насилием изгнав своих врагов;

 

 

 ⁸⁵Продолжится три года ликованье, —

Потом падут Лесные, наконец,

И гордость Черных, после испытанья,

 

 

 ⁸⁸Поднимет, ими вызванный, пришлец.

И долго над врагом своим кичиться

Там станет победитель, как боец,

 

 

 ⁹¹Который угнетенья не стыдится.

Два праведника только там живут,

Но их народ не знает, не боится.

 

 

 ⁹⁴Три страшных искры сердце граждан жгут:

Гордыня, зависть и любостяжанье».

Он замолчал, но я заметил тут:

 

 

 ⁹⁷«Тень бедная, прерви свое молчанье

И отвечай, хоть речь тебе тяжка:

Где Фарината? Местопребыванье

 

 

¹⁰⁰Где Рустикуччи, Арриго, Моска,

Тегьяйо? В мире добрыми делами

Они известны были. Иль горька

 

 

¹⁰³В Аду их участь, или Небесами

Дарована теперь им благодать

И мир овладевает их сердцами?

 

 

¹⁰⁶Так где ж они? И как мне их узнать?»

Чиакко мне сказал: «Искать их надо

Не в Небесах, – там их не отыскать, —

 

 

¹⁰⁹Но ниже, в глубине подземной Ада, —

Ты встретишь их, когда сойдешь туда,

В числе теней: прощенье и пощада

 

 

¹¹²Им неизвестны будут никогда.

Прошу тебя: из этих мест унылых

Когда вернешься к людям ты, тогда

 

 

¹¹⁵Им обо мне напомни… Я не в силах

Вновь говорить. Дождь жжет сильней огня…»

Его глаза, – темно в них, как в могилах, —

 

 

¹¹⁸Перекосились вдруг; он на меня

Взглянул и снова низко опустился

В среду слепцов, чело свое склоня.

 

 

¹²¹«Пока, трубя, архангел не явился,

Пока Судья Небесный не сойдет, —

Сказал поэт, – и сильно я смутился. —

 

 

¹²⁴Казня теней, дождь адский не пройдет.

А в Судный день все тени возвратятся

В свои могилы; быстро в свой черед

 

 

¹²⁷В свой прежний образ, в плоть преобразятся

И будут ждать последнего Суда».

Вперед мы стали тихо подвигаться

 

 

¹³⁰По мрачному пространству, и тогда

Смесь грязи и Теней мы увидали;

Про Страшный суд в грядущие года

 

 

¹³³Мы по дороге тихо толковали.

«Учитель! – между прочим я спросил, —

Усилятся ль их муки и печали,

 

 

¹³⁶Иль ослабеют кары адских сил,

Когда суда последний день настанет?»

«Знай, смертный, – спутник мой проговорил, —

 

 

¹³⁹Чем ближе к совершенству каждый станет,

Тем ближе для него добро и зло.

Хоть эту сволочь адскую не тянет

 

 

¹⁴²Достичь до совершенства, – не могло

Родиться в них подобное стремленье, —

Но осеняет грешников чело

 

 

¹⁴⁵Надежда, и пощады и прощенья

Все ждут они в день Страшного суда».

Мы шли. Не передам я в песнопенье

 

 

¹⁴⁸Всего, что говорили мы тогда.

Но вот у спуска Плутуса нашли мы,

Который был врагом людей всегда:

 

 

¹⁵¹Для Плутуса все люди нестерпимы.