Вран Соболь, чернобородый и одетый во все черное, сидел на заднем сиденье своего изящного черного лимузина и говорил по изящному черному телефону со своей базой на Западном побережье.

– Как дела? – спросил он.

– Очень неплохо, шеф, – ответил начальник маркетингового отдела. – На днях завтракаю с покупателями из всех главных сетей супермаркетов. Никаких проблем. На этот раз «ЕДА» будет во всех магазинах в следующем месяце.

– Отлично, Ник.

– Все путем, шеф. Мы знаем, что это все ты, Вран. Работать под твоим началом – одно удовольствие, старина. Просто чудо, я так считаю.

– Спасибо, – сказал Соболь и повесил трубку.

«ЕДА»® была предметом его особой гордости.

Одиннадцать лет назад корпорация «Диетэтика» начала с малого: с нескольких ученых-диетологов, армии специалистов по маркетингу и связям с общественностью и запоминающегося логотипа.

Через два года исследований и капиталовложений «Диетэтика» явила миру «ПИЩУ». «ПИЩА»® состояла из скрученных, спутанных и ссученных белковых молекул, кодированных и капсулированных, самым тщательным образом рассчитанных на то, чтобы их не замечали даже самые прожорливые ферменты пищеварительного тракта, а также бескалорийных подсластителей, минеральных масел (вместо растительных), искусственной клетчатки, красителей и ароматизаторов. Полученный продукт питания было почти невозможно отличить от других. Почти, потому что, во-первых, он стоил чуть дороже, а во-вторых, по своей питательной ценности он был примерно эквивалентен питательной ценности плеера «Сони». Сколько бы «ПИЩИ»® ни поглощал конечный потребитель, он только худел.

Ее покупали толстые. Ее покупали худые, которые не хотели стать толстыми. «ПИЩА»® была вершиной диетического питания – искусно скрученной, сбитой и измолотой таким образом, чтобы имитировать все что угодно, от картофельного пюре до оленины. Хотя лучше всего продавались куриные окорочка.

В руки Соболя, без особых усилий с его стороны, рекой потекли деньги. Он с удовольствием наблюдал, как «ПИЩА»® постепенно вытеснила старомодные, не помеченные значком торговой марки, продукты из соответствующей рыночной ниши.

Вслед за «ПИЩЕЙ» он выпустил «СНЕДЬ»® – продукт быстрого приготовления, приготавливаемый из обычных отбросов с неимоверной быстротой.

«ЕДА»® была новейшей идеей Соболя.

«ЕДА»® представляла собой «ПИЩУ»® с добавлением сахара и жира. Теоретически, если есть много «ЕДЫ»®, можно было: а) неимоверно растолстеть; б) умереть от недоедания.

Этот парадокс весьма забавлял Соболя.

Сейчас «ЕДА»® проходила проверку по всей Америке: «ЕДА»-пицца, «ЕДА»-рыба, «ЕДА» по-сычуаньски, вегетарианская «ЕДА» с рисом. Даже «ЕДА»-бургеры.

Лимузин Соболя остановился на стоянке перед рестораном «Бургер-Лорд» в Де-Мойне, штат Айова, одним из огромной сети ресторанов быстрого обслуживания, которая полностью принадлежала его организации. Именно здесь он последние полгода проводил пилотные испытания «ЕДА»-бургеров. Теперь он хотел видеть, чего они добились.

Он наклонился вперед и легонько постучал по стеклянной перегородке за спиной шофера. Тот нажал на кнопку, и стекло опустилось.

– Да, сэр?

– Я собираюсь посмотреть, как мы работаем, Марлон. Десять минут. Потом обратно в Лос-Анджелес.

– Да, сэр.

Соболь неторопливо вошел в «Бургер-Лорд». Этот ресторан выглядел в точности так же, как любой другой «Бургер-Лорд» в Америке. В Детском уголке приплясывал клоун Мак-Лорди. Весь персонал щеголял дружелюбными улыбками, которые не отражались в глазах. А в дальнем углу толстяк средних лет, облаченный в форму «Бургер-Лорда», швырял котлеты на противень и тихонько насвистывал, наслаждаясь работой.

Соболь подошел к прилавку.

– Привет-меня-зовут-Мэри, – сказала девушка за прилавком. – Что-будем-заказывать?

– Большой «громобой», двойной гарнир, без горчицы, – ответил он.

– Что-пить?

– Особый густой, с шоколадом и бананом.

Девушка нажала на несколько кнопок с рисунками. (Умение читать уже не требовалось при приеме на работу в эти рестораны. А вот умение улыбаться – требовалось). Потом она повернулась к толстяку у плиты.

– БГ, ДГ, без горчицы, – сказала она. – Шокобанан.

– У-угу-у, – протянул повар. Он быстро рассовал заказ по бумажным пакетикам и тряхнул головой, чтобы роскошный седеющий вихор не падал на глаза.

– Держи, крошка, – сказал он.

Она, не глядя на него, взяла поднос, и толстяк радостно повернулся к плите, мурлыча под нос что-то про голубые замшевые ботинки.

Эта мелодия, по мнению Соболя, не гармонировала с фоновой музыкой, звучащей во всех «Бургер-Лордах» – бесконечно повторяющейся фирменной мелодией из их рекламного ролика – и он мысленно взял себе на заметку, что толстяка надо уволить.

Привет-меня-зовут-Мэри выдала Соболю ЕДУ, сказала ему «спасибо» и, подняв руку, отчаянно выкрикнула:

– Свободная касса!

Соболь нашел незанятый пластиковый столик, уселся на пластиковый стул и внимательно оглядел поднос.

Искусственная булочка. Искусственная котлета. Гарнир, которому была искусно придана форма ломтиков картофеля, никогда даже не лежал рядом с настоящей картошкой. Соусы не имели отношения к еде. А в гамбургере (что доставило Соболю особенное удовольствие) виднелся ломтик искусственного маринованного огурчика. Обследовать коктейль смысла не было. Питательной ценности он не имел, как и все коктейли, которые продавались у конкурентов.

Он огляделся вокруг. Процесс «питания» шел полным ходом. Посетители, если и не выказывали явного наслаждения, то, во всяком случае, ели не с бóльшим отвращением, чем в любом другом подобном заведении в любой точке земного шара.

Он встал, отнес «ЕДУ»® к баку под вывеской «Пожалуйста, будьте аккуратны, выбрасывая мусор» и ссыпал туда все, что было на подносе. Если бы ему напомнили, что в Африке голодают дети, он был бы польщен этим замечанием.

Кто-то потянул его за рукав.

– Вы, часом, не Соболь? – спросил человечек в очках, форменной кепке «Интернешнл Экспресс» и с коричневым свертком в руках.

Соболь кивнул.

– Так и думал. Смотрю, вы стоите, с бородой, в хорошем костюме, таких не так уж много. Вам посылка, сэр.

Соболь расписался в квитанции настоящим именем: одним словом из пяти букв. Рифмуется с «молод».

– Спасибо большое, сэр, – сказал курьер и уже собрался уйти, но вдруг остановился. – Смотрите-ка, – сказал он. – Вон тот тип, за прилавком, – он вам никого не напоминает?

– Нет, – ответил Соболь.

Он дал курьеру на чай (пять долларов) и вскрыл пакет.

В нем были миниатюрные медные весы.

Соболь улыбнулся узкой, почти мгновенно исчезнувшей улыбкой.

– Как раз вовремя, – сказал он.

Он сунул весы в карман, не обращая внимания на складки, появившиеся на изящном узком пиджаке, и направился к машине.

– Назад в контору? – спросил водитель.

– В аэропорт, – ответил Соболь. – И позвоните им прямо сейчас. Мне нужен билет в Англию.

– Да, сэр. Билет в Англию, в оба конца.

Соболь нащупал весы в кармане.

– Пожалуй, в один конец, – сказал он. – Обратно я доберусь сам. Кстати, позвоните в контору, пусть отменят все встречи.

– Надолго, сэр?

– На предсказуемое будущее.

А у плиты в «Бургер-Лорде» толстяк с роскошным вихром бросил еще полдюжины котлет на противень. Он был счастливее всех в мире и тихо напевал себе под нос.

– …танцевали под тюремный рок, – мурлыкал он.

Трое ЭТИХ с интересом слушали. Моросил мелкий дождичек, которому с трудом противостояли листы проржавевшего железа и потертого линолеума, служившие крышей их штабу в карьере. В такие дни они всегда полагались на Адама по части придумывания, чем бы заняться, пока идет дождь. И они не были разочарованы. Глаза Адама сверкали, полные нового знания.

Когда он ночью заснул под грудой «Нового Водолея», на часах уже давно было три.

– А еще был тип, которого звали Чарльз Форт, – продолжал Адам. – Он мог устроить дождь из рыб, и из лягушек, и еще из всякого.

– Гы, – сказала Язва. – Как же. Вживых лягушек?

– Ага, – заверил ее Адам и оживился, развивая тему. – И они скакали, и квакали, и все такое. И потом ему даже платили, чтобы он убрался, и… и…

Он запнулся, пытаясь вспомнить что-то такое, что сможет удовлетворить его аудиторию. По его меркам, он впитал за раз огромную кучу новых сведений.

– И он уплыл на «Марии Челесте» и основал Бермудский треугольник. Это в Бермуде, – добавил он, чтобы было понятно.

– Не мог он этого сделать, – серьезно заявил Уэнслидейл, – потому что я читал про «Марию Челесту», и там никого не было. Она и прославилась, потому что там никого не было. Ее нашли, когда она плыла сама по себе, а на ней никого не было.

– А я разве сказал, что он там был, когда ее нашли? – срезал его Адам. – Конечно, его там не было. Потому что НЛО приземлилось и забрало его. Я-то думал, это все знают.

Троим ЭТИМ стало легче. С НЛО они чувствовали себя намного увереннее. Конечно, с НЛО в стиле «нью-эйдж» было сложнее; из вежливости они слушали Адама, но этим обновленческим НЛО явно не хватало живости.

– Если бы я была инопланетянин, – высказалась за всех Язва, – я бы не стала расхаживать и рассказывать людям про таинственную гармонию космоса. Я бы сказала, – голос ее стал хриплым и сдавленным, словно ей мешала зловещая черная маска, – «У меня в руках лажер-блаштер, так что делай, что шкажано, повштанчешкая швинья».

Все дружно закивали. Игра, в которую они любили играть в карьере, была основана на чрезвычайно популярном кино, в котором были лазеры, мечи, роботы и принцесса с прической, похожей на стереонаушники. (Без всякого обсуждения сразу было решено, что если кто и будет какой-нибудь дурацкой принцессой, так точно не Язва.) Однако обычно игра заканчивалась общей потасовкой за право носить на голове Черное Ведерко™ и взрывать планеты. Адаму это удавалось лучше всех – когда злодеем был Адам, казалось, словно он и впрямь может взорвать мир. Все ЭТИ, разумеется, по характеру своему вставали на сторону разрушителей миров, при том условии, что в то же время им можно будет спасать принцесс.

– Похоже, раньше было так, – сказал Адам. – А теперь по-другому. Они все излучают вокруг яркий синий свет и повсюду творят добро. Типа галактической полиции – ходят и всех учат жить во всеобщей гармонии и так далее.

Несколько секунд они молчали, размышляя о том, как совсем новые НЛО гоняют впустую.

– Вот чего никогда не мог понять, – сказал Брайан, – так это почему они называются НЛО, когда все точно знают, что это летающие блюдца. Ну то есть тогда они Опознанные Летающие Объекты.

– Это потому, что правительство норовит замять все разговоры, – объяснил Адам. – Миллионы летающих блюдец все время у нас садятся, а правительство хочет все это замять.

– Зачем? – спросил Уэнслидейл.

Адам запнулся. В том, что он успел прочитать, не было прямого ответа на этот вопрос: «Новый Водолей» просто принимал это как данность, как символ веры, равно своей и своих читателей – правительство норовит все замять.

– Потому что они правительство, – решительно заявил Адам. – Правительство всегда так делает. У них в Лондоне огромный дом, в котором полно книг и прочего, чего они хотят замять. Когда премьер-министр утром приходит на работу, он первым делом читает длиннющий список, что случилось за ночь, и ставит на него такой огромный красный штамп.

– Вот стопроцентно, он сначала пьет чай, а потом еще читает газету, – сказал Уэнслидейл, который однажды на каникулах (этот день надолго остался в его памяти) явился без предупреждения к отцу на работу и сделал вполне определенные выводы. – И еще обсуждает, что вчера было по телику.

– Ну и ладно, а потом он точно достает список и большущий штамп.

– А на штампе написано «Замять», – добавила Язва.

– На штампе написано «Совершенно секретно»!

Адам пресек все поползновения к совместному творчеству.

– Это как с ядерными станциями. Они все время взрываются, а никто не замечает, потому что правительство их замяло.

– Ничего они не взрываются все время, – строго заметил Уэнслидейл. – Папа говорит, они совсем безопасны и что это благодаря им мы живем не в парнике. И вообще, в моей книжке есть большая картинка такой станции, и там ничего не говорится ни про какие взрывы.

– Ага, – встрял Брайан. – То-то там одной стены нет, и полкрыши снесло, и трубы разорваны. Ты же мне давал эту книжку!

Уэнслидейл сжал зубы, а потом, с трудом сдерживаясь, объяснил:

– Брайан, это рисунок в разрезе…

Началась обычная потасовка.

– Так, – весомо произнес Адам. – Мне рассказывать про Эру Водолея или нет?

Потасовка, никогда не заходящая слишком далеко среди ЭТИХ, сразу закончилась.

– Отлично, – продолжал Адам. Он почесал в затылке. – Теперь из-за вас я забыл, на чем остановился, – заявил он.

– Летающие блюдца, – подсказал Брайан.

– Точно. Значит, так. Значит, если ты видел летячий НЛО, из правительства приезжают и устраивают тебе разнос, – сказал Адам, снова нащупав нить повествования. – В большой черной машине. В Америке такое то и дело случается.

Остальные ЭТИ понимающе кивнули. В этом-то они не сомневались. Америка для них была тем местом, куда отправляются добрые люди после смерти. Они были готовы верить, что в Америке может случиться почти все что угодно.

– Наверное, из-за этого и пробки на дорогах, – продолжал Адам. – Все в черных машинах, и все ездят и устраивают людям разносы за то, что те видели НЛО. Вот ты его видел, и они к тебе приходят и говорят, что если будешь об этом рассказывать, попадешь в серьезную аварию.

– Типа тебя задавит большая черная машина, – заметил Брайан, расковыривая царапину на грязной коленке. Вдруг он оживился.

– А знаете, мой двоюродный брат говорил, что в Америке есть магазины, где продают тридцать девять сортов мороженого!

Тут замолчал даже Адам, правда, ненадолго.

– Не бывает тридцать девять сортов мороженого, – сказала Язва. – Во всем мире нет столько разных вкусов.

– Есть, если смешивать, – вставил Уэнслидейл, хлопая глазами как сова.

– Ну там клубничное и шоколадное. Шоколадное и ванильное. – Он попробовал вспомнить, какие еще бывают вкусы у английского мороженого. – Клубничное и ванильное и шоколадное, – менее уверенно добавил он.

– А еще есть Атлантида, – прервал его Адам.

Вот этим он их заинтересовал. Атлантида им очень нравилась. Города, потонувшие в океане, были как раз для них. Они внимательно прослушали весьма запутанную лекцию о пирамидах, зловещих культах и древних секретах.

– А она вдруг затонула или медленно? – спросил Брайан.

– Вроде как вдруг и медленно тоже, – пояснил Адам, – потому что их много уплыло на лодках во все другие страны, и там всех научили математике, английскому и истории. Ну и там еще всему.

– И чего в этом такого? – спросила Язва.

– А там, наверное, здорово было, когда она тонула, – завистливо произнес Брайан, вспомнив, как однажды затопило Нижний Тэдфилд. – Молоко привозили на лодках, и газеты тоже, и в школу никто не ходил.

– Если б я был атлантянин, я бы там и остался, – сказал Уэнслидейл. Это предположение было встречено презрительными смешками, но он воодушевленно продолжил:

– Просто надо ходить в водолазном шлеме, и все. И все окна забить и напустить в дома воздух. Тоже было бы здорово.

Адам уставился на него леденящим взглядом, приберегаемым для любого из ЭТИХ, кто осмелится раньше его предложить идею, которую ему хотелось бы высказать самому.

– Может, они так и сделали, – с нарочитым сомнением в голосе ответил он. – После того как отослали учителей на лодках. Все, может, так там и остались, когда она потонула.

– Мыться не надо, – размечтался Брайан, которого принуждали мыться значительно чаще, чем, по его мнению, полезно для его здоровья. Не то чтобы от этого был толк. В Брайане от природы было что-то приземленное. – Потому что все и так было бы чистое. А в огороде можно сажать водоросли и все такое и охотиться на акул. И держать дома осьминогов и все такое. А школы и все такое закрыли бы. Потому что избавились от учителей.

– А может, они и сейчас там? – сказала Язва.

Они представили себе, как атлантяне, облаченные в таинственно струящиеся одеяния и круглые аквариумы, живут себе под бурными океанскими волнами.

– Хы, – сказала Язва, подытоживая их размышления.

– Что будем делать? – спросил Брайан. – Дождь вроде бы кончился.

В конце концов они стали играть в Чарльза Форта, как будто «он открывает тайны и секреты». Игра состояла в том, что кому-то из ЭТИХ поручалось ходить с останками древнего зонтика в руках, а остальные устраивали дождь из лягушек, точнее – лягушки. Единственной, которую можно было поймать в пруду. Это была лягушка почтенного возраста, давно знакомая с компанией ЭТИХ и терпевшая их интерес к собственной персоне исключительно в обмен на возможность спокойно жить в пруду без щук и цапель. Некоторое время она добродушно сносила их выходки, прежде чем ускакать в потайное, до сих пор не обнаруженное укрытие в старой канализационной трубе.

А ЭТИ отправились по домам обедать.

Адам испытывал полное удовлетворение от плодотворно проведенного утра. Он всегда чувствовал, что наш мир – очень интересное место, и воображение населяло его пиратами, бандитами, шпионами, астронавтами и прочими подобными персонажами. Однако, с другой стороны, его терзали сомнения, и он подозревал, что если подходить к жизни всерьез, все это было только в книгах и уже не существовало на самом деле.

А вот насчет Эры Водолея – это было на самом деле на самом деле. Взрослые написали о ней множество книг (в «Новом Водолее» было полно рекламы), и не только о ней. Там были еще и большеног, и человек-мотылек, и йети, и морские чудовища, и пума, которую видели в Суррее, и все они существовали на самом деле. Если бы у Кортеса на вершине Дариена, откуда он увидел Тихий океан, были бы сырые ноги из-за того, что он ловил лягушку, он бы чувствовал себя точно так же, как Адам в этот момент.

Мир был прекрасен и неизведан, и в центре его был Адам.

Он залпом проглотил обед и удалился к себе в комнату. У него еще оставалось вполне достаточно номеров «Нового Водолея», которые он не успел прочесть.

Полчашки какао свернулось в светло-коричневую слизь.

Сотни лет многие пытались разобраться в пророчествах Агнессы Псих – люди по большей части весьма умные. Анафема Деталь, которая была Агнессой настолько, насколько это позволяла игра генов, была лучшей из всех. Но ангелов среди них не было.

У большинства из тех, кто видел Азирафеля в первый раз, складывалось о нем следующее впечатление: во-первых, что он англичанин; во-вторых, что он весьма умен; и, в-третьих, что он настолько голубой, что любой тропический остров нанял бы его, чтобы подсвечивать небо в разгар туристического сезона. Два мнения из этих трех были неверны: небеса не Англия, что бы там себе ни думали некоторые поэты, а ангелы не имеют пола, если только всерьез этим не озаботятся. А вот умен он был – это правда. И это был ангельский ум, который, возможно, не намного острее человеческого, но зато значительно глубже и к тому же имеет за плечами тысячелетний опыт использования.

Азирафель был первым среди ангелов, кто приобрел компьютер – дешевую, неторопливую, несерьезную модель, усиленно рекламируемую как лучший выбор для предприятий малого бизнеса. Он с пылом новообращенного использовал его для того, чтобы вести счета, которые отличались такой аккуратностью, что налоговые инспекторы проверяли их пять раз, пребывая в полной уверенности, что он пытается где-то скрыть пару трупов.

Но те вычисления, которыми он был занят сейчас, не смог бы сделать ни один компьютер. Иногда он что-то быстро записывал на листе бумаги, лежащем перед ним. Лишь восемь человек во всем мире были способны понять эти символы. Из них двое были нобелевскими лауреатами, а одному из оставшихся шести приходилось постоянно утирать слюни и не давать в руки ничего острого, чтобы не поранился.

Пообедав на скорую руку соевым супом из банки, Анафема погрузилась в изучение карт. Без сомнения, в окрестностях Тэдфилда проходило множество лей-линий, и даже преподобный Уоткинс, авторитет в своей области, отметил некоторые из них. Вся проблема была в том, что, если только она не ошибалась, эти линии начали двигаться.

Последнюю неделю она с помощью теодолита, маятника и топографической карты снимала показания, и теперь карту почти сплошь покрывали точки и стрелочки.

Она помедлила, разглядывая то, что у нее получилось. Потом она взяла фломастер и, иногда сверяясь с блокнотом, начала соединять точки на карте.

Хотя радио было включено, она его не слушала. В результате она не услышала начало репортажа. Уже потом, когда отдельные ключевые слова достучались до ее сознания, она обратила на него внимание.

Некто, представленный как пресс-секретарь, судя по голосу, был близок к истерике.

– …опасности ни для работников станции, ни для общественности, – сказал он.

– Так сколько точно исчезло ядерных материалов? – спросил журналист.

После продолжительной паузы пресс-секретарь ответил:

– Мы бы не стали говорить «исчезло». Не исчезло. Временно отсутствует.

– Вы имеете в виду, что они все еще на территории станции?

– У нас нет точных предположений насчет того, каким образом они могли быть перемещены за ее пределы, – сказал пресс-секретарь.

– Вы, разумеется, рассматривали вариант террористического акта?

Снова наступила пауза. Затем пресс-секретарь заговорил, очень спокойно, тоном человека, который сыт всем по горло, и, как только это закончится, уйдет в отставку и займется разведением кур.

– Да, – сказал он, – видимо, надо рассматривать и этот вариант. Только при этом нам надо выяснить, какие именно террористы способны изъять работающий ядерный реактор из кожуха целиком так, чтобы этого никто не заметил. Его вес – около тысячи тонн, а в высоту он двенадцать с половиной метров. Так что это очень сильные террористы. Возможно, вам стоит позвонить им, сэр, и задать несколько вопросов таким же презрительно-обвиняющим тоном.

– Но вы сказали, что станция все еще производит электричество? – репортер чуть не задохнулся от неожиданности.

– Производит.

– Как же она может его производить, если на ней нет реактора?

Безумная ухмылка пресс-секретаря была видна даже по радио. Более того, видно было, как он обводит маркером объявления на странице «Фермы на продажу» в журнале «Куроводство».

– Этого мы не знаем, – сказал он. – Мы надеялись, что ответ нам подскажут умники с Би-би-си.

Анафема взглянула на карту.

То, что у нее получилось, было похоже на галактику или на рисунок, вырезанный на надгробии древнего кельтского вождя – из тех, что побогаче.

Лей-линии действительно двигались. Они закручивались спиралью.

Центром которой – не совсем точно, с учетом возможных ошибок, но без всякого сомнения – был Нижний Тэдфилд.

В нескольких тысячах миль от Тэдфилда, почти в тот же момент, когда Анафема взглянула на свои спирали, лайнер «Морбилли» сел на мель на глубине в триста морских саженей.

Для капитана Винсента это означало лишь, что у него стало одной проблемой больше. К примеру, он точно знал, что сейчас нужно связаться с владельцами судна, но никогда не мог со всей уверенностью сказать, кому оно принадлежит в данный момент и кому будет принадлежать на следующий день – или на следующий час, принимая во внимание глобальную компьютеризацию.

Одна беда с этими компьютерами. Вся документация на судне велась в электронном виде, и лайнер мог перейти под более выгодный (на данный момент) флаг за доли секунды. Навигационными системами тоже управлял компьютер и постоянно обновлял данные о положении судна через спутники. Капитан Винсент пытался терпеливо объяснить владельцам, кто бы они ни были, что лучше вложить деньги в покупку нескольких сот квадратных метров обшивочной стали и бочки заклепок, но ему вежливо сообщили, что эти рекомендации не соответствуют текущим прогнозам соотношения расходов и прибыли.

Капитан Винсент питал сильное подозрение, что, несмотря на всю его электронику, «Морбилли» стоил бы больше, затонув, чем оставаясь на плаву. При этом, возможно, когда он отправится на дно, он войдет в историю мореплавания как пример самого точного определения места крушения.

Отсюда следовал еще один вывод – что мертвый капитан Винсент был более ценен, чем живой.

Сейчас он сидел за столом и неторопливо просматривал приложение к «Международному кодексу мореплавания», на шестистах с лишним страницах которого были даны образцы коротких, но содержательных фраз, специально разработанных для передачи сообщений о любых происшествиях на море, которые только можно было себе представить, по всему миру с минимальными искажениями и, прежде всего, по минимальной цене.

Он хотел сообщить следующее: «Шел курсом ЮЮЗ, координаты 33°N 47°72′W. Первый помощник (если помните, взят на борт в Новой Гвинее вопреки моему желанию; возможно, он из племени охотников за головами) знаками показал, что что-то неладно. Обнаружили, что обширный участок океанского дна ночью поднялся на поверхность. На нем большое количество зданий, многие из которых по архитектуре напоминают пирамиды. Сели на мель во дворе одного из них. Вокруг статуи очень неприятного вида. На борт поднялись дружелюбные пожилые люди в длинных плащах и водолазных шлемах и радостно общаются с пассажирами, которые считают, что это организовано нами. Жду рекомендаций».

Он перевернул еще одну страницу. Его палец остановился. Добрый старый «Кодекс» снова не подвел. Пусть его придумали восемьдесят лет назад, но в те дни люди всерьез думали о том, с чем может столкнуться мореплаватель вдали от земли.

Он взял ручку и написал: «XXXV QVVX.».

Что в переводе означало: «Нашли Атлантиду. Верховный жрец только что выиграл состязание по метанию колец».

– Да ни фига!

– А вот фиг!

– Да вот ни фига!

– А вот фиг тебе!

– Да ни… ладно, а как тогда насчет вулканов? – Уэнслидейл откинулся назад, торжествующе сложив руки на груди.

– И что насчет вулканов? – спросил Адам.

– Из них вся пена идет прямо из центра Земли, а там жарища, – объяснил Уэнслидейл. – Я программу по телику видал. А вел ее Дэвид Аттенборо, так что это правда.

Остальные ЭТИ дружно повернулись к Адаму. С их точки зрения, это походило на соревнования по теннису.

Теория полой Земли не имела особого успеха в меловом карьере. Соблазнительная идея, которая выдержала поддержку таких замечательных мыслителей, как Сайрус Тид, Бульвер-Литтон и Адольф Гитлер, трещала по швам под напором уничтожающе-очкастой логики Уэнслидейла.

– А я говорил, что она везде кругом пустая? – защищался Адам. – Никто не говорил, что она везде кругом пустая! Она, может, на целые мили не пустая, чтобы хватило места и на твою пену, и на нефть, и на уголь, и на тибетские тоннели, и все такое. А потом она пустая. Так они думают. А на Северном полюсе дыра, чтобы воздух проходил.

– Не видел я в атласе никакой дыры, – хмыкнул Уэнслидейл.

– Правительство не разрешает ее рисовать на карте, чтобы кто-нибудь туда не полез, – объяснил Адам. – Потому что те, кто живет внутри, не хотят, чтобы на них все время смотрели свысока.

– Какие такие тибетские тоннели? – спросила Язва. – Ты сказал про тибетские тоннели.

– Ну да. Я что, не рассказывал еще?

Все ЭТИ замотали головами.

– Ну, это здорово! Что такое Тибет, знаете?

Они кивнули с некоторым сомнением. В их сознании промелькнула серия смутных образов: яки, Эверест, люди с именами типа «Золотой Дракон», старички на вершинах гор, еще какие-то люди в пижамах, изучающие кунг-фу в древних храмах, и снег.

– Ладно, помните тех учителей, которые уехали из Атлантиды, когда она потонула?

Они снова кивнули.

– Так вот некоторые забрались в Тибет и теперь правят миром. С помощью Тайного Учения – раз они учителя. Я так думаю. И у них там потайной город под землей, называется Шамбала, а под всем миром прорыты тоннели, так что они знают все, что творится, и всем управляют. Кое-кто считает, что они на самом деле живут под пустыней Гобби, – свысока заметил он, – но более компентентные специалисты думают, что все же Тибет. Опять же, с тоннелями проще.

Все ЭТИ инстинктивно уставились под ноги, на белый камень, прикрытый тонким слоем грязи.

– А как это они все знают? – спросила Язва.

– А им только прислушаться – и все, – предположил Адам. – Им-то что: сиди себе в тоннеле и слушай. Ты же знаешь, какой слух у учителей. В классе только шепнешь – они в другом углу услышат.

– У меня бабушка приставляла стакан к стене, – сказал Брайан. – Она говорила, что ей все слышно, что за стеной творится, просто отвратительно.

– И эти тоннели везде-везде? – спросила Язва, не отрываясь взгляда от земли.

– По всему миру, – твердо заявил Адам.

– Долго же они их тогда копали, – с сомнением в голосе произнесла Язва. – Помните, мы однажды пробовали выкопать тоннель в поле? Полдня копали, и все равно, чтобы залезть, чуть не втрое надо было складываться.

– Ну так они же миллионы лет их строили. Знаешь, какие тоннели можно построить, когда у тебя миллионы лет?

– А я думал, что тибетцев завоевали китайцы, и Дай-Лай-Лайме пришлось переехать в Индию, – сказал Уэнслидейл, но без особой убежденности. Уэнслидейл каждый вечер читал папину газету, но прозаическая повседневность мира, видимо, таяла на жаровне объяснений Адама.

– Стопроцентно, они и сейчас там. – Адам не обратил на Уэнслидейла внимания. – Они сейчас уже везде. Сидят себе под землей и слушают.

Все ЭТИ поглядели друг на друга.

– А если быстро-быстро прокопать ход… – начал Брайан.

Язва, соображавшая значительно быстрее, издала стон.

– Ну и чего ради это говорить? – осведомился Адам. – Как же, так мы их и застанем теперь врасплох, когда ты так орешь! Я как раз думал, что мы могли бы прокопать ход, а тебе, конечно, понадобилось их предупредить.

– Вряд ли станут они копать эти тоннели, – упрямо сказал Уэнслидейл. – Какой в этом смысл? От нас до Тибета сотни миль.

– Ну да, конечно. Ты, значит, в этом больше понимаешь, чем мадам Блатвататская? – хмыкнул Адам.

– Вот если бы я был тибетец, – продолжал свои рассуждения Уэнслидейл, – я бы просто прокопался до того пустого места в середине, а потом перебежал на другое место и стал бы копать наверх, туда, куда мне нужно.

Они обдумали и это предложение.

– Похоже, в этом больше смысла, чем в тоннелях, – сказала Язва.

– Ну, может, так они и делают, – согласился Адам. – Ну просто не могут они не додуматься до такой простой вещи.

Брайан задумчиво уставился в небо. Его палец, видимо, живший собственной жизнью, погрузился в изучение содержимого правого уха хозяина.

– Вообще смешно, – сказал он. – Всю жизнь ходишь в школу, учишь всякую ерунду, и никогда тебе не расскажут ни про Бермудский треугольник, ни про НЛО, ни про этих Старых Учителей, которые бегают внутри Земли. Так вот мне и непонятно: на фиг надо учить всю эту скучищу, когда можно учить столько интересностей?

Все хором согласились.

А потом они пошли играть в Чарльза Форта и атлантянинов против Древних Учителей с Тибета, и тибетяне заявили, что стреляться из древних мистических лазеров нечестно.

Когда-то ведьмознатцы были в почете, хотя и не очень долго.

К примеру, Мэтью Хопкинс, Армии Ведьмознатцев генерал, занимался розыском ведьм по всей Восточной Англии в середине семнадцатого века, по цене девять пенсов за ведьму с города или села.

И в этом была вся проблема. Они не получали почасовой оплаты. Любому ведьмознатцу, потратившему целую неделю на то, чтобы обследовать каждую старую каргу в округе и с полной уверенностью заявить старосте, что тому нечего бояться уведомления, причитался полный комплект заверений в сердечной благодарности, миска супу и недвусмысленное пожелание счастливого пути.

Следовательно, чтобы его ремесло приносило прибыль, Хопкинсу приходилось обнаруживать изрядное количество ведьм. Это привело к тому, что его отношения с органами местного самоуправления резко ухудшились и его самого повесили по обвинению в ведьмовстве в одной деревне, староста которой не без основания пришел к выводу, что сможет снизить накладные расходы, избавившись от посредника.

Многие считают, что Хопкинс был последним Армии Ведьмознатцев генералом.

И здесь, строго говоря, они правы. Хотя, возможно, и не совсем так, как они себе представляют. Армия Ведьмознатцев продолжала боевые действия, лишь чуть-чуть более скрытно.

Сейчас в ней уже нет ни одного настоящего Армии Ведьмознатцев генерала.

Равно как и ни одного Армии Ведьмознатцев полковника, Армии Ведьмознатцев майора, Армии Ведьмознатцев капитана, или даже Армии Ведьмознатцев лейтенанта (последний разбился насмерть в 1933 году, свалившись с очень высокого дерева в Кэтерхеме при попытке получше разглядеть действо, которое он принял за сатанинский шабаш самого извращенного пошиба; на самом деле это был ежегодный обед Ассоциации рыночных торговцев Кэтерхема и Уайтлифа, с играми и танцами).

Зато все еще есть один Армии Ведьмознатцев сержант.

А еще теперь есть один Армии Ведьмознатцев рядовой. Его зовут Ньютон Импульсифер.

В Армию Ведьмознатцев его привело объявление на задней странице «Газетт», между «Продается холодильник» и «Отдам в хорошие руки почти чистопородных щенков-далматинцев».

Во время обеда он набрал номер, указанный под объявлением. Ему ответил женский голос.

– Алло, – неуверенно сказал он. – Я по объявлению.

– По которому, дорогуша?

– Э-э… по объявлению в газете.

– Понятно, дорогуша. Значит, так: мадам Трейси Снимает Покровы каждый день после обеда, кроме четверга. Принимаются групповые заявки. Когда бы вам хотелось Снять Покров Тайны, дорогуша?

Ньютон застеснялся.

– Это то объявление, где сказано «Вступай в ряды профессионалов!» – объяснил он. – Там не говорится про мадам Трейси.

– Ах, так вам нужен мистер Шэдуэлл! Минутку, я посмотрю, дома ли он.

Уже позже, чуть ближе познакомившись с мадам Трейси, Ньют узнал, что если бы он упомянул другое объявление, то, что было в журнале, мадам Трейси сообщила бы ему, что предоставляет услуги типа «интим и бичевание» каждый вечер, кроме четверга. Еще одно объявление было размещено где-то в телефонной будке. Когда, много позже, Ньют спросил ее, про что говорится в том объявлении, она ответила: «Про четверги». В трубке послышались шаги, громко отдающиеся в незастеленном ковром коридоре, громкий кашель и, наконец, голос оттенка старой шинели:

– Ага?

– Я прочел ваше объявление. «Вступай в ряды профессионалов». Мне хотелось бы побольше узнать об этом.

– Ага. Многим хотелось бы узнать об этом поболе, а многим… – последовала многозначительная пауза, и окончание фразы прозвучало на полной громкости, – НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ!

– Ой! – вскрикнул Ньютон.

– Как тебя звать, паренек?

– Ньютон. Ньютон Импульсифер.

– ЛЮЦИФЕР? Ты сказал – Люцифер? Так ты Отродье Тьмы, лукавый искуситель из Преисподней, блудное орудие кипящих адских котлов, похотливый раб повелителя мерзкого Пандемониума?

– Импульсифер, – по слогам произнес Ньютон. – Начинается с «И». Насчет остального не уверен, но мы родом из Сюррея.

В голосе на другом конце линии послышалось легкое разочарование.

– А… Ага. Ну, значит, Импульсифер. Импульсифер. Раньше мне твое фамилие часом не попадалось?

– Не знаю, – сказал Ньютон. – У моего дяди магазин игрушек в Хьюнслоу, – добавил он на всякий случай.

– Да ну-у? – протянул Шэдуэлл.

Опознать говор мистера Шэдуэлла было невозможно. Он галопом несся по всей Британии, словно общенациональная велогонка – тут озлобленная рожа служаки-валлийца на плацу, там кислая физиономия шотландского пресвитерианца, узревшего, что кто-то работает в воскресенье, а где-то между ними угрюмый пастух из Йоркшира в компании скряги из Сомерсета. При этом кто бы ни выныривал на поверхность, общение не становилось более приятным.

– Зубы у тя все целы?

– Да, конечно. Правда, есть пломбы.

– Здоровье как?

– Вроде бы нормально, – смутился Ньют. – Ну, то есть я тут хотел вступить в резервисты. Брайан Поттер из бухгалтерии уже вступил и здорово накачался. Может сделать упражнение на пресс почти сто раз. И участвовал в параде для королевы-матери.

– Сосков скока?

– Что-что?

– Сосков, паренек, сосков, – пробрюзжал мистер Шэдуэлл. – Скока у тебя сосков?

– Э-э… два, а что?

– Ладно. Ножницы свои имеются?

– Что?

– Ножницы! Ножницы! Глухой, что ль?

– Нет. Да. То есть… у меня есть ножницы. Я не глухой.

Какао почти высохло. На стенках чашки появилась зеленоватая плесень.

А на Азирафеле – тонкий слой пыли.

Стопка карточек перед ним росла. «Прекрасные и точные пророчества» ощетинились закладками, на скорую руку оторванными от «Дейли Телеграф».

Азирафель пошевелился и ущипнул себя за нос.

Он почти все понял.

Во всяком случае, в общих чертах.

Он никогда не был знаком с Агнессой. Видимо, она была чересчур умна. Обычно или Рай, или Ад быстро распознавали личность, склонную к прорицанию, и глушили ее ментальный канал, чтобы предотвратить любую неподобающую точность предсказаний. Вообще говоря, в этом почти не было смысла: чаще всего сами предсказатели из чувства самозащиты прибегали к различным способам генерации помех, достаточных для того, чтобы снизить интенсивность образов в собственном мозгу.

Бедняга св. Иоанн, к примеру, для этой цели использовал грибы. Матушка Шиптон – эль. У Нострадамуса была целая коллекция нетривиальных восточных снадобий. У пророка Малахии – самогонный аппарат.

Добрый старый Малахия. Сидеть бы тебе, старина, и видеть сны про то, кто наследует папский престол. А у тебя дня не проходило, чтобы ты не нажрался в хлам. Мог бы стать настоящим философом, если бы не самогон.

Печально. Иногда в голову приходят непрошеные мысли о том, что непостижимый план следовало бы продумать получше.

Продумать. Именно. Вот что надо сделать. Позвонить своим людям и все уладить.

Он встал, потянулся и позвонил.

А потом он подумал: почему бы нет? Надо попробовать.

Он вернулся к столу и порылся в своих записях. Агнесса действительно была точна. И умна. Кому нужны точные пророчества?

Прихватив с собой листок бумаги, он снова подошел к телефону и позвонил в справочную.

– Алло? Добрый день. Спасибо. Да, так вот: мне нужен номер в Тэдфилде. Или, я думаю, в Нижнем Тэдфилде… или, может быть, в Нортоне, я не уверен насчет кода. Да. Янг. Фамилия – Янг. Нет, имени не знаю, извините. Не могли бы вы подсказать все их номера? Благодарю вас.

Карандаш на столе подскочил и бешено забегал по бумаге.

На третьем номере он сломался.

– А! – сказал Азирафель и продолжал уже автоматически, потому что в мозгу у него словно вспыхнула сверхновая. – Мне кажется, это тот самый номер. Благодарю вас. Спасибо. До свидания.

Он почти благоговейно повесил трубку, сделал несколько глубоких вздохов и набрал номер. Рука у него так сильно дрожала, что последние три цифры дались ему с трудом.

В трубке послышались гудки, а потом ему ответил, судя по голосу, мужчина средних лет: не то чтобы недружелюбно, но пребывая не в лучшем настроении – словно он прилег на минутку и звонок его разбудил.

Он сказал:

– Тэдфилд, шесть – шестьдесят шесть.

Азирафель чуть не уронил телефон.

– Алло? – послышалось в ней. – Алло?

Азирафель взял себя в руки.

– Извините, – сказал он. – К сожалению, не ошибся.

И повесил трубку.

Ньютон не был глух. И у него были собственные ножницы.

И еще – огромная куча газет.

Если бы он знал, что армейская жизнь состоит главным образом из применения одного к другому (как думалось ему все чаще), он бы никогда не пошел в эту армию.

Армии Ведьмознатцев сержант Шэдуэлл составил для него список и приклеил его липкой лентой на стену крохотной захламленной комнаты над магазинчиком «Раджит: Газеты, журналы, видеопрокат». В списке значилось:

Ньют вел поиск в соответствии с этим списком. Он вздохнул и взялся за следующую газету. Он быстро просмотрел первую страницу, открыл газету, пропустил страницу номер два (тут никогда ничего интересного) и зарделся, пересчитывая, как того настоятельно требовал Шэдуэлл, соски на фотографии полуголой девицы на странице номер три.

– Им верить нельзя, этим коварным тварям, – объяснял ему Шэдуэлл. – Как раз по-ихнему будет выставиться напоказ, словно они нас и в грош не ставят.

На странице номер девять парочка в черных свитерах с воротом под горло улыбалась в камеру. В статье под фотографией они уверяли, что руководят самым большим шабашем в Саффрон Уолден и восстанавливают потенцию с помощью маленьких, но в фаллическом смысле весьма одаренных куколок. Далее набор из десяти таких куколок предлагался в подарок всем читателям, которые пришлют им свои истории на тему «Самый неловкий момент в моей жизни, связанный с импотенцией». Ньют вырезал статью и вложил ее в альбом.

В дверь глухо стукнули.

Ньют открыл. На пороге стояла огромная кипа газет.

– Шевелись, рядовой Импульсифер! – рявкнула она и протиснулась в комнату. Газеты посыпались на пол, и из них появился Армии Ведьмознатцев сержант Шэдуэлл. Он мучительно закашлялся и зажег успевшую потухнуть самокрутку.

– За ним глаз да глаз. Он тоже один из этих, – сказал Шэдуэлл, успокоившись.

– Кто, сэр?

– Вольно, солдат. Он. Этот черный типчик. Мистер, так скать, Раджит. Ох уж мне эти жуткие заморские колдовства! Рубиновый глаз косого желтого божка. Богини те еще, и у каждой слишком много рук. Ведьмы они, почти все.

– Однако он отдает нам газеты бесплатно, сержант, – заметил Ньют. – И даже не слишком старые.

– И вуду. Он точно творит вуду. Жертвует кур своему Барону Субботе. Этому чернокожему верзиле в цилиндре. Воскрешает мертвецов, значит, и заставляет их работать в день субботний. Вуду. – И Шэдуэлл глубокомысленно хмыкнул.

Ньют попытался представить себе мистера Раджита, который сдавал комнату Шэдуэллу, в роли исполнителя вудуистских ритуалов. Конечно, мистер Раджит работал по субботам. Более того, вместе со своей тихой кругленькой женой и своими веселыми кругленькими детьми он вообще работал день и ночь, невзирая на календарь и прилежно удовлетворяя спрос жителей квартала на лимонад, хлеб, сигареты, сладости, газеты и порнографические журналы, о которых Ньют стеснялся даже подумать. Худшее, что мог сделать мистер Раджит с курицей, насколько Ньют мог себе представить – это продать ее после истечения срока годности, указанного на упаковке.

– Но мистер Раджит вроде бы из Бангладеш, – сказал Ньют. – Я думал, вуду появилось в Вест-Индии.

– Ага, – отозвался Армии Ведьмознатцев сержант Шэдуэлл и опять глубоко затянулся. По крайней мере, так показалось Ньюту. Ему никогда не удавалось разглядеть сигареты своего непосредственного начальника – Шэдуэлл умел каким-то особенным образом складывать ладонь так, что их не было видно. Даже окурки исчезали таинственным образом.

– Ага.

– Так не из Вест-Индии?

– Тайное знание, паренек. Военная тайна Армии Ведьмознатцев. Вот пройдешь посвящение, как должно, будешь знать все секреты. Какое-то вуду, может, и из Вест-Индии. Тут я, так и быть, с тобой соглашусь. Ага, соглашусь. Но вуду худшего рода, самого черного рода, оно из этого… как там…

– Бангладеш?

– Во-во, из Бангладеш! Точно, паренек, оттуда. Прямо вперед меня сказал. Бангладеш. Точно.

Шэдуэлл докурил самокрутку (при этом окурок непостижимым образом бесследно исчез) и ухитрился сразу же свернуть следующую. Ньют снова не успел разглядеть ни бумаги, ни табака.

– Ну, так. Нашел чего, Армии Ведьмознатцев рядовой?

– Вот вроде бы, – Ньютон протянул ему вырезку.

Шэдуэлл, прищурясь, взглянул на нее.

– А-а, эти… – протянул он. – Вздор. Это они себя называют ведьмами? Я их прошлым годом проверил. Взял с собой весь добродетельный арсенал и кой-чего на растопку, забрался к ним, а они чистые, что твой младенец. К горло-носу не ходи, это они нас просто дразнят. Вздор. Да они дедушки родного призрак не узнают, хоть он им из штанов вылезет. Чистый вздор. Вот раньше, паренек, все было по-другому.

Он уселся и налил себе чашку сладкого чая из липкого термоса.

– Я тебе уже рассказывал, как меня завербовали в Армию? – спросил он.

Ньют решил принять это за разрешение сесть. Он покачал головой. Шэдуэлл прикурил от видавшего виды «ронсона» и со вкусом откашлялся, прежде чем начать.

– Сидели мы с ним вместе, вот как. Армии Ведьмознатцев капитан Ффолк. Десять лет за поджог. Хотел сжечь сборище ведьм в Уимблдоне. Всех бы там и спалил, да днем ошибся. Добрый человек. Все мне рассказал про войну: про великую битву Небес и Преисподней… Вот, значит, и про Военные Тайны Армии Ведьмознатцев. Про семейных духов. Соски. И прочее… Он, понимаешь, помирал. И ему нужно было, чтобы кто-то продолжил традицию. Ну вот как ты сейчас… – И Шэдуэлл покачал головой.

– Вот ведь до чего дошло, паренек, – продолжил он. – А ведь всего пару сотен лет назад мы были в силе. Мы стояли между нашим миром и тьмой. Как тонкая красная линия. Тонкая красная линия огня, понимаешь?

– Я думал, церковь… – начал Ньют.

– Фуй! – сморщился Шэдуэлл. Ньют встречал это слово в книгах, но действительно услышать, как кто-то его сказал, ему довелось впервые.

– Церковь? А на что вообще когда-нибудь годилась церковь, а? Что одни, что другие. И работа у них почти что одна и та же. Что, церковникам можно доверить покончить с нечистым? Как же! Они ведь если с ним покончат, так сразу потеряют работу. Если идешь на тигра, тебе не по пути с тем, кто думает, что лучший способ на него охотиться – бросить ему кусок мяса. Нет уж, паренек. Это наше дело – сражаться с силами тьмы.

Наступила тишина.

Ньют всегда старался видеть в людях только хорошее, но вскоре после вступления в АВ ему показалось, что его начальник и единственный соратник по уравновешенности напоминает перевернутую пирамиду. («Вскоре» в данном случае означает «меньше чем через пять секунд».) Штаб АВ размещался в вонючей комнатушке со стенами цвета никотина, которым, по всей вероятности, они и были покрыты, и полом цвета табачного пепла, из которого, по всей вероятности, он и состоял. Посреди комнаты лежал квадратный коврик. Ньют старательно обходил его, потому что он любовно лип к подошвам.

На одной из стен висела пожелтевшая карта Британских островов, и в нее кое-где были воткнуты самодельные флажки. По большей части они отмечали места, куда можно было доехать из Лондона по самым дешевым льготным билетам.

Однако Ньют торчал здесь уже несколько недель потому, что, скажем так, сначала он был потрясенно очарован. Потом в его душе появилась потрясенная жалость, и наконец – что-то вроде потрясенной привязанности. Оказалось, что в Шэдуэлле чуть больше полутора метров росту, а одевался он во что-то неописуемое – в том смысле, что во что бы он ни одевался, описание, даже сделанное с натуры, сводилось бы к словам «старый длинный грязный плащ». Зубы у него, наверное, были свои, но только потому, что они больше никому не были нужны: если бы он положил любой из них под подушку, чтобы Зубная Фея его забрала, она бы тут же уволилась.

Жил он, похоже, исключительно на сладком чае, сгущенном молоке, самокрутках и особой строптивой разновидности внутренней энергии. У Шэдуэлла была Цель Жизни, и он шел к ней, задействовав все ресурсы души и льготного проездного билета для пенсионеров. Он верил в эту Цель. Именно она приводила его в движение.

У Ньютона Импульсифера никогда не было цели в жизни. А еще, насколько ему было известно, сам он ни во что не верил и из-за этого ощущал определенную неловкость, потому что ему давно уже хотелось во что-нибудь поверить, с того самого момента, когда он осознал, что вера – это спасательный круг, благодаря которому большинство людей держатся на плаву в бурных водах Жизни. Он хотел бы поверить в Бога Вседержителя, хотя ему казалось нелишним, прежде чем связывать себя обязательствами, сначала поговорить с Ним хотя бы полчаса, чтобы выяснить некоторые сомнительные вопросы. Он пробовал ходить в самые разные храмы, ожидая яркой синей вспышки внезапного озарения, и ничего не произошло. Потом он попробовал официально стать атеистом, но ему не хватало твердокаменной и самодостаточной уверенности даже для этого. Любая из политических партий казалась ему столь же бессовестной, как и все остальные. От идей «зеленых» он отказался, когда прочел статью про планировку экологически чистого сада в выписанном журнале об охране окружающей среды. На иллюстрации к этой статье было показано, как экологически чистая коза пасется на привязи в метре от экологически чистого улья. Ньют провел достаточно времени у бабушки в деревне, чтобы узнать кое-что о повадках как коз, так и пчел, и пришел к выводу, что редакция этого журнала состоит исключительно из пациентов психиатрической клиники. К тому же в нем слишком часто упоминалась «общественность»; Ньют всегда подозревал, что люди, постоянно употребляющие слово «общественность», имеют в виду его особое значение, подразумевающее, что ни он, ни кто-либо из его знакомых не имеют к этой общественности никакого отношения.

Потом он пытался поверить во Вселенную, что казалось достаточно разумным до тех пор, пока он, в невинности своей, не начал читать новые книги, в названии которых мелькали слова типа «Хаос», «Время» и «кванты». Он обнаружил, что даже те люди, которые, так сказать, по роду занятий занимаются Вселенной, всерьез в нее не верят и даже едва ли не гордятся тем, что не знают, что она собой представляет и даже существует ли на самом деле, пусть даже чисто теоретически.

Для неизощренного сознания Ньюта это было просто невыносимо.

Ньют не верил в младших скаутов, а потом, когда подрос, и в старших скаутов тоже.

Он, однако, начинал верить в то, что работа бухгалтера по начислению заработной платы в группе компаний «Корпорация “Холдинг”», вероятно, самая скучная во всем мире.

Как мужчина, Ньютон Импульсифер выглядел следующим образом: если бы он вбежал бы в телефонную будку и переоделся, ему бы, возможно, удалось слегка походить на Кларка Кента. Настоящий Кларк Кент, конечно, мог вбежать в будку еще раз и явиться оттуда Суперменом – но не Ньютон Импульсифер.

Однако Шэдуэлл, к его собственному удивлению, ему понравился. Так часто случалось с теми, кто знакомился с мистером Шэдуэллом, к крайнему раздражению последнего. Семья Раджита любила его, потому что он иногда все же платил за комнату и не доставлял особых хлопот, и был расистом такого развесистого и всеобъемлющего толка, что становился абсолютно безвредным; говоря попросту, Шэдуэлл ненавидел всех в этом мире, вне зависимости от расы, цвета кожи или вероисповедания, и не собирался делать исключения ни для кого.

Он нравился мадам Трейси. Ньют был поражен, когда узнал, что в комнатах по соседству проживает добрейшая женщина средних лет, которая по-матерински относится ко всем своим клиентам мужского пола. А запросы ее клиентов не превышали чашки чая и, в качестве интимного бичевания, беседу по душам – собственно, все, на что она была способна. Иногда, приняв стаканчик «Гиннесса» вечером в субботу, Шэдуэлл выбирался в общий коридор и принимался вопить что-то про «блудницу Вввилонскую», но с глазу на глаз мадам Трейси призналась Ньюту, что она даже благодарна ему за это, хотя ближе Торремолинос («это в Испании») к Вавилону она не была ни разу. Так что это все равно что бесплатная реклама, считала она.

Еще она сказала, что ей абсолютно не мешает то, что он колотит в стенку и ругается, когда у нее идет сеанс. Коленки у нее уже не те, что раньше, и ей не всегда удается вовремя изобразить, как духи стучат в стол, так что когда мистер Шэдуэлл барабанит в стенку, это оказывается даже кстати.

По воскресеньям она ставила ему под дверь тарелку с едой, заботливо накрыв ее другой тарелкой, чтобы не остыло.

Шэдуэлла нельзя не любить, говорила она. Что до его благодарности, впрочем, так она могла с равным успехом отпускать хлебные крошки по космическим течениям.

Ньют вспомнил, что у него есть и другие вырезки. Он выложил их на заляпанный клеем стол.

– Это еще что? – подозрительно уставился на них Шэдуэлл.

– Явления, – ответил Ньют. – Вы сказали, что я должен искать явления. Боюсь, в наши дни больше явлений, чем ведьм.

– И что, никто не подстрелил зайца серебряной пулей, а на следующий день какая-нибудь старуха в деревне вдруг охромела? – с надеждой в голосе спросил Шэдуэлл.

– Боюсь, что нет.

– Может, корова пала, когда старуха на нее посмотрела?

– Нет.

– А что тогда? – насупился Шэдуэлл.

Он прошаркал к липкому рыжему шкафчику и вытащил банку сгущенки.

– Странные происшествия, – сказал Ньют.

Он занимался ими уже несколько недель. Шэдуэлл серьезно запустил дела с газетами. Некоторые из них копились годами. У Ньюта была неплохая память: может быть, просто за двадцать шесть лет его жизни произошло слишком мало, чтобы заполнить ее, и в некоторых эзотерических вопросах он стал настоящим специалистом.

– Такое впечатление, что каждый день происходит что-то новое, – сказал Ньют, роясь в квадратиках газетной бумаги. – Что-то непонятное происходит с ядерными станциями, и никто не знает, в чем дело. Некоторые уверяют, что всплыла Атлантида. – Ньют с гордостью поглядел на Шэдуэлла.

Тот был занят тем, что протыкал перочинным ножом банку сгущенки. В коридоре зазвенел телефон. Оба инстинктивно не обратили на него внимания. Все равно все звонившие спрашивали исключительно мадам Трейси, и некоторые звонки явно не предназначались для мужского уха. Ньют однажды, в первый свой рабочий день, добросовестно снял трубку, внимательно выслушал вопрос, ответил: «Как ни странно, трусы из отдела мужского нижнего белья в “Маркс и Спенсер”, 100 %-ный хлопок», и трубку тут же повесили.

Шэдуэлл глубоко затянулся.

– Да не, не те это явления, – сказал он. – Чтоб ведьмы этим занимались? У них все больше тонет, чем всплывает. Ну, ты знаешь.

Ньют открыл рот. Закрыл его. Снова открыл и снова безмолвно закрыл.

– Если мы из последних сил боремся с ведьмовством, нечего разбрасываться на всякое такое, – продолжал Шэдуэлл. – Про ведьмовство ничего больше нету?

– Но там высадились американцы, чтобы от чего-то ее защитить! – простонал Ньют. – На несуществующем континенте!

– Ведьмы там есть? – внезапно заинтересовался Шэдуэлл.

– Не сообщается, – ответил Ньют.

– Да чтоб их, тогда это просто политика с географией, – отмахнулся Шэдуэлл.

Мадам Трейси заглянула в дверь.

– Ау, мистер Шэдуэлл! – сказала она, приветственно помахав Ньюту. – Вас к телефону какой-то джентльмен. Здравствуйте, мистер Ньютон.

– Прочь, распутница, – автоматически отозвался Шэдуэлл.

– Такой интеллигентный голос, – продолжала мадам Трейси, не обратив на это никакого внимания. – И у нас в воскресенье будет печеночка.

– Я уж с чертом скорее буду обедать, женщина.

– Так что если вы мне отдадите тарелки, которые я принесла на прошлой неделе, вы окажете мне услугу, родной мой, – улыбнулась мадам Трейси и, неуверенно переступая на шпильках высотой не меньше шести сантиметров, вернулась к себе и к тому, от чего ее оторвал телефон.

Шэдуэлл, ворча, пошел к телефону, а Ньют мрачно уставился на свои газетные вырезки. Сверху лежала заметка о том, что камни Стоунхенджа начали двигаться, словно железные опилки в магнитном поле.

Он рассеянно прислушался к тому, как Шэдуэлл говорит по телефону.

– Кто? А. Ну. Ну. Чего говорите? Какого рода явления? Ну. Как скажете, сэр, да. А где, говорите, это место?

По всей видимости, Шэдуэлл считал, что таинственное движение камней – не в его вкусе. Вот если бы это были банки сгущенки…

– Ладно-ладно, – заверил Шэдуэлл своего собеседника. – Прямо вот сейчас и займемся. Отправлю лучших людей и сразу доложу, что все получилось, можете быть спокойны. Угу, сэр, до свиданья. И вас да благословит, сэр.

Трубка стукнула о телефон, и голос Шэдуэлла, видимо освободившись от необходимости почтительно гнуть спину, расправил плечи и зазвучал громогласно: – Да чтоб тебя! Эти мне южане-чистоплюи!

Мистер Шэдуэлл, шаркая, вернулся в комнату и уставился на Ньюта так, словно забыл, что тот здесь делает.

– И чего это ты мне тут рассказывал? – спросил он.

– Происходят всякие странные вещи… – начал Ньют.

– Ага, – Шэдуэлл по-прежнему глядел сквозь него, задумчиво постукивая пустой банкой по передним зубам.

– Вот, к примеру, в одном городке уже несколько лет стоит удивительная погода, – безнадежно продолжал Ньют.

– Чего? Дожди из лягушек и все такое? – оживился Шэдуэлл.

– Нет. Просто погода нормальная для любого времени года.

– Это что, явление, по-твоему? – хмыкнул Шэдуэлл. – Я вот такие явления видал, что у тебя волосы без бигудей завьются, парень. – И он снова постучал банкой о зубы.

– Вы можете вспомнить, чтобы когда-нибудь была нормальная погода? – Ньютон даже чуть-чуть разозлился. – Нормальная погода в любое время года – это ненормально, сержант. Там на Рождество идет снег. Когда вы последний раз видели снег на Рождество? А чтобы летом подолгу стояла жара? Каждый год? А ясное осеннее утро? Такая погода, о которой вы мечтали в детстве? Чтобы в ноябре, в день Порохового заговора, никогда не шел дождь и можно было спокойно запускать фейерверк? Чтобы всегда в вечер перед Рождеством шел снег?

Шэдуэлл все так же рассеянно смотрел куда-то вдаль. Пустая банка остановилась на полпути.

– Я ни о чем не мечтал в детстве, – спокойно заметил он.

Ньют почувствовал себя так, словно перед ним разверзлась глубокая, мрачная пропасть, и мысленно попятился назад.

– Просто это очень странно, – сказал он. – Вот здесь метеоролог пишет про средние температуры, нормы, микроклимат и все такое.

– И чего это значит? – спросил Шэдуэлл.

– Это значит, что он не может ничего понять, – объяснил Ньют, который не зря провел юные годы на побережье делового моря и успел поднатореть в понимании подобного рода текстов. Он искоса взглянул на Ведьмознатцев Армии сержанта.

– Ведьмы, как известно, могут влиять на погоду, – попробовал он зайти с другого конца. – Об этом рассказывали по телевизору, в «Дискавери».

О боже, подумал он, или любое другое подходящее существо, не дай мне провести очередной вечер за резкой газет в лапшу в этой огромной пепельнице. Выпустите меня на свежий воздух. Пошлите меня на задание, и лучше такое, которое в Армии Ведьмознатцев служит эквивалентом катания на водных лыжах в Германии.

– Это отсюда меньше, чем в часе езды, – осторожно предложил он. – Я подумал, может, мне просто взглянуть, что там происходит, скажем, завтра? Посмотреть, оглядеться. Я сам заплачу за бензин, – добавил он.

Шэдуэлл задумчиво вытер верхнюю губу.

– Место это, – сказал он, – часом не Тэдфилд зовется?

– Именно, мистер Шэдуэлл, – сказал Ньют. – Откуда вы знаете?

– Ну и в чего теперь играются эти южане? – произнес Шэдуэлл как бы про себя. – Ладно! – громко добавил он. – А чего бы нет?

– Кто играется? – спросил Ньют.

Шэдуэлл не обратил на него внимания.

– Ага, так. Вреда, значит, вроде как от этого не будет. Говоришь, за бензин сам заплатишь?

Ньют кивнул.

– Тогда зайдешь сюда в девять утра, – сказал Шэдуэлл, – перед тем как ехать.

– Зачем? – спросил Ньют.

– За добродетельным арсеналом.

Как только Ньютон ушел, телефон зазвонил еще раз. На этот раз звонил Кроули и дал примерно те же инструкции, что и Азирафель. Шэдуэлл для порядка записал их, а мадам Трейси восторженно порхала за его спиной.

– Два звонка за день, мистер Шэдуэлл! – умилялась она. – Ваша маленькая армия прямо как на войну собралась!

– Да чтоб тебя ящуром поразило, потаскуха, – пробормотал Шэдуэлл и захлопнул за собой дверь. Тэдфилд, подумал он. Да хоть Тэдфилд, лишь бы платили вовремя…

Ни Азирафель, ни Кроули не управляли Армией Ведьмознатцев, но и тот, и другой с одобрением относились к ее существованию. По крайней мере, они знали, что так к ней отнеслось бы их начальство. Таким образом, она значилась в списке организаций, подведомственных Азирафелю, потому что была, понятно дело, Армией Ведьмознатцев, а поддерживать любого, кто называет себя ведьмознатцем, нужно по той же причине, по которой США поддерживают любого, кто называет себя антикоммунистом. В списке Кроули она значилась по несколько более сложным соображениям, а именно: люди наподобие Шэдуэлла не причиняли делу Зла никакого вреда. Даже совсем наоборот, по общему мнению.

Строго говоря, Шэдуэлл тоже не управлял Армией Ведьмознатцев. По зарплатной ведомости ею управлял АВ генерал Смит. Ему подчинялись АВ полковники Грин и Джонс, и АВ майоры Джексон, Робинсон и Смит (не приходившийся генералу родственником). Далее следовали АВ майоры Сковорода, Банка, Молоко и Шкаф (в этот момент ограниченное воображение Шэдуэлла начало сдавать сбои), а также АВ капитаны Смит, Смит, Смит, Смиит и Онже. И еще пять сотен АВ рядовых, капралов и сержантов. Многих из них звали Смит, но это не имело особого значения, поскольку ни Кроули, ни Азирафель до них уже не дочитывали. Они просто давали деньги.

В конце концов, с них обоих получалось всего фунтов шестьдесят в год.

Шэдуэлл ни в коей мере не считал это уголовщиной. Его армия была святым делом. Что-то же нужно делать. Грошики с неба не сыплются, как то раньше бывало.