Эстрада

Мама взяла напрокат кабинетное пианино. Таких номеров, как «Музыкальные эксцентрики», в Ленинграде было мало, и мы стали выступать с этим номером на эстраде. Играли на двух ксилофонах, на звонках, бутылках, а позднее еще и на фанфарах. Сначала наш номер шел без реприз. Особенно эффектно получалась у нас игра на звонках. Они стояли на столе, а мы, танцуя, играли. Эля даже умудрялась жонглировать ими. С ксилофонами было сложней, там требовалась техника.

Дома, чтобы не беспокоить соседей, мы клали ксилофоны на диван или кровать (мягкое заглушает звук) и играли целыми днями. В конце этого номера мы исполняли акробатический танец. В дальнейшем пришлось все же вставить и репризы.

Как хорошо, что мама взяла напрокат пианино! Оно было нашим единственным товарищем, когда становилось грустно. А такое случалось всякий раз, как мы ходили в цирк и встречали наших старых друзей. Они уговаривали нас вернуться и ездить на гастроли, но мы неизменно отвечали, что, пока при цирке нет общеобразовательной школы, вынуждены оставаться в Ленинграде, чтобы учиться.

Вернувшись после таких разговоров домой, мы могли сесть за пианино и, играя, тихонько поплакать.

Эстраду я не любила. Там все было чужим. А главное — на эстраде я не нашла того, что принято в цирке: «Один — за всех, и все — за одного».

В Ленинграде было много эстрадных артистов и мало работы. Существовала очередь на право получить концерт. Если бы наш номер пролонгировали, те, кто ждал своей очереди, уже считали бы нас врагами.

Как-то, вернувшись из эстрадного бюро, мама с радостью объявила, что получила наконец-то работу, через девять дней у нас концерт.

— Меня спросили, — рассказывала мама, — играют ли ваши девочки на концертино, и я ответила: «Конечно!»

— Мама, дорогая! Что ты натворила? Ведь у нас, кроме папы и дяди, никто не играл на концертино!

— У вас девять дней и пианино. Сыграйте гаммы, а потом подберите то, что нужно, на концертино. Вот и все.

Ну что ты скажешь! Наша мама иногда была просто как ребенок.

— На концертино, — сказала я, — учатся играть месяцами, а ты предлагаешь через девять дней выйти на эстраду.

— Что мне оставалось делать? — грустно прошептала мама. — Нас пять человек, а деньги на исходе. Теперь тебе понятно? — И совсем тихо, как бы по секрету, добавила: — Я же вижу, как ты подвязываешь подошву к туфле, чтобы не потерять по дороге.

Ничего не ответив, я села за пианино, которое мы в шутку называли «наш Рояль». Сыграв гамму, я стала подбирать ее на концертино. Весь день я только и делала, что играла гаммы в разных тональностях; пальцы, как слепые котята, тыкались не в те клавиши, но я терпеливо заставляла их без конца повторять одно и то же. Гамма туда и обратно, туда и обратно… К вечеру гаммы я одолела, но мама, послушав меня, сказала:

— Если ты собираешься с утра до ночи пилить одно и то же, то концерт через девять дней определенно не состоится.

Но концерт состоялся. Я выбрала очень легкую вещь — «Сон негра», и это меня спасло. Эля, окрыленная успехом, предложила попробовать дуэт на двух концертино. Эта идея нам понравилась, и мы начали разучивать старинный романс «Не искушай меня без нужды». Через несколько дней мы с Элей играли дуэт на концертино, а мама аккомпанировала нам на гитаре. Впервые мы исполнили этот романс в ночном кабаре, в первом отделении, но надо было выступать еще и во втором, то есть в четвертом часу утра, когда посетители ресторана разговаривают так громко, что сидящие рядом плохо слышат друг друга. Мы выбрали для этого номера такие инструменты, чтобы нас не заглушил шум: фанфары, бубенчики и звонки. Под утро особенно хочется спать, но это было невозможно — в перерывах между выступлениями мы с сестрой готовили уроки. Однажды один из актеров, взглянув на наши концертино, сказал:

— Я в свое время видел клоуна Бима, который мог играть на двух концертино одновременно. Выглядело это очень эффектно. Я даже помню, что он играл — «Солнце всходит и заходит».

— А как же это — на двух сразу? — заинтересовавшись, спросила я.

— В каждой руке он держал по инструменту.

И артист показал нам, как умудрялся играть знаменитый Бим.

На сцене закончился очередной номер, нам нужно было приготовиться к выходу. Актер отдал мне концертино, и я механически стала наигрывать «Солнце всходит и заходит».

— Именно это, — радостно сказал он.

Я тут же посмотрела на Элю, и мы поняли друг друга. Взяв гитару, она мгновенно подобрала аккомпанемент. Потом тихо сказала маме:

— Ты выйдешь на сцену позже, когда мы закончим играть на концертино.

— Как?.. Ведь концертино у вас были в первом отделении. И потом сейчас так шумно, что никто все равно вас не услышит!

Тут рояль заиграл наш выход, и мы не дослушали, что мама хотела сказать еще. В зале действительно стоял страшный шум, но нам это было безразлично. Эля села с гитарой на табурет, я взяла концертино, и мы начали исполнять «Солнце всходит и заходит». После первого куплета я взяла второе концертино и начала играть на двух. Правда, довольно медленно Постепенно в зале наступила полнейшая тишина. Я положила инструменты, Эля встала… Тишина продолжалась несколько секунд. И вдруг раздался гром аплодисментов. Мы были счастливы.

Риск — благородное дело…

После выступления артист, рассказавший нам о Биме, не дав мне опомниться, обнял меня и звонко поцеловал.

— Никогда заранее не знаю, что моим девочкам может прийти в голову на сцене, да еще в последнюю секунду, — почему-то с обидой произнесла мама.