Черная полоса

Блокада и бомбежки позади, тяжелый переезд из Ленинграда в Алма-Ату тоже; казалось бы, можно, наконец, немного передохнуть — так нет: началась новая черная полоса.

Перестали приходить письма от нашей с Элей сестрички Вирджинии. Нет и нет писем, нет и нет. Мы послали в Ленинград запрос. Вирджиния была в ополчении, рыла под Ленинградом окопы. Ополченцев, естественно, все время обстреливали. Может, ее ранило? О худшем мы старались не думать. Но вот наконец пришел ответ на наш запрос. Ужасный ответ: «Вирджиния Жеймо в Ленинграде больше не проживает». Хотя само страшное слово там отсутствовало, мы с Элей поняли: наша сестричка погибла. Это был первый удар.

Затем пришло письмо от дочек Павлуши, которые вместе с нашим дедушкой были эвакуированы в Ашхабад. Девочки писали, что умер наш дедушка. Второй удар.

Следом — письмо от солдат, чьим командиром был мой давнишний друг Миша Викторов, с которым мы когда-то снимались в картине «Песня о счастье». Мы с ним довольно редко виделись, поскольку он жил в Москве, а я в Ленинграде, но все время переписывались — он мне и с фронта часто писал. И вот приходит это письмо. Меня сразу насторожило, что конверт надписан не его почерком. Вскрываю его дрожащими руками, читаю: «Ваш друг и наш любимый командир Михаил Викторов пал смертью храбрых». Еще один удар.

Проклятая война! Сколько потерь! Почти каждая семья оплакивает своих родных и близких.

И вдруг приходит сообщение из Ташкента: мужа наконец на несколько часов отпустили со съемок фильма «Его зовут Сухэ-Батор». Завтра он будет в Алма-Ате. И вот приезжает — а нам даже поговорить толком негде: в нашем маленьком номере в гостинице живут семеро (хотя кроватей шесть — седьмая не поместилась, и мы с дочкой спим вместе). Спускаемся в холл — там не так много народу. Садимся в уголке. А разговор не клеится: мы так долго не виделись, не общались… Но главная причина не в этом: так называемые доброжелатели донесли мне, что у моего мужа роман.

Муж пытается объяснить, что это началось уже после того, как ему сказали, что я погибла в том эшелоне, который разбомбили на вокзале в Тихвине. Если бы он тогда знал, что это ошибка, что я жива… Головой-то я все это понимаю, но сердце… Сердце никак не хочет с этим смириться, не может простить.

Решили расстаться. Он уехал. И всё… Всё.