Книга: Мои Воспоминания
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17

Глава 16

 

Мои занятия. – Торговцы книгами былых времён. – Моё первое общество. – Исроэль Вишняк. – Устроенный ему экзамен. – Карьера Исроэля. – Что ему помешало.

 

В двенадцать лет я любил летними вечерами, освободясь от хедера, приходить в бет-ха-мидраш и между послеобеденной и вечерней молитвой общаться с разными учениками бет-ха-мидраша, знакомиться с новыми порушами, а также и с недавно женившимися хозяйскими сыновьями, и говорить с ними на всякие еврейские темы и о прочих житейских делах. Я открывал Гемару – и всё время между послеобеденной и вечерней молитвой с удовольствием разговаривал, один вечер – за одним столом; на другой вечер – за другим.
Тут я часто спорил о хасидизме. По природе я имел склонность прилепляться к старшим, стараться с ними дружить. Я не смущался, что я для них - малыш, получая удовольствие от того, что мог набраться у взрослых ума, эта моя черта придавала мне смелости спорить с ними о хасидизме, а благодаря способности к спору, я часто побеждал.
В бет-ха-мидраше было много экземпляров Талмуда, но только рваных, и помню, что это было тогда горячим вопросом: молодые люди и порушижаловались, что оттого, что все книги рваные, им это мешает заниматься.
В прежние времена по стране ездили книготорговцы, каждый со своей лошадкой – настоящей клячей Менделе Мойхер-Сфорима. В повозке лежали разные книги, а также и книжечки со всякими историями. Заезжали во двор бет-ха-мидраша, а на ночь - в какую-нибудь дешёвую корчму; утром перед молитвой такой мойхер-сфоримник уже стоял «с конём и повозкой» на синагогальном дворе. Иной раз книгоготорговец арендовал за пару рублей в большом бет-ха-мидраше стол у дверей и устраивался там с книгами, а его партнёр (у него иногда бывал партнёр) объезжал с частью книг деревни.
Книготорговцы часто привозили с собой анонсы о выходе разных изданий Талмуда с разными комментариями на бумаге большого формата. Однажды книготорговец привёз объявление издателя из Славуты о предстоящем роскошном издании Талмуда со всеми толкованиями на очень хорошей бумаге и прекрасной печатью. Цена за экземпляр – семьдесят два рубля с выплатой в течение года по шести рублей в месяц.
Мне пришло в голову создать вместе с другими мальчиками общество: каждый даст по четыре копейки в неделю, и мы на это купим для большого бет-ха-мидраша. славутский Талмуд. Книготорговец нам показал один трактат – это была красота!
Создали общество, и Йоселе, сын богача, стал кассиром, я – казначеем, на каждые десять мальчиков мы поставили по одному «десятнику» - он должен был сосредотачивать у себя каждую неделю деньги и передавать их Йоселе. Все регулярно платили, а один из нас всё записывал в специальную книгу. Потом отдавали деньги сыну магида Мойше-Арону, а уже тот их посылал в Славуту, после чего тут же получали трактат, который переплетали в красивый переплёт. И таким образом уже получили шесть томов.
Это было первое созданное мной в жизни общество, и скажу откровенно и без скромности, что без меня оно долго не просуществовало. Только я заболел – и моё общество тут же развалилось. Йосл с Авреймеле-писцом не способны были руководить, и в бет-ха-мидраше осталось на память шесть томов – больше мы не выписывали.
Илюй Исроэль Вишняк, который всех нас, мальчиков, порол за неспособность учиться как он, стал в Люблине через четыре года очень знаменит. Учился он у люблинского раввина, реб Хершеле, который в своих «Вопросах и ответах» писал о нём: «мой ученик, мудрец реб Исроэль». Реб Исроэлю было тогда 12 лет. Он задумал совершить поездку в Каменец к своему деду, реб Зелигу Андаркесу. Ехал он на извозчике, выходя по дороге в каждом большом городе к раввинам, беседуя с ними о Торе и задавая им такие вопросы, что они не могли на них ответить.
Побывал он и в Бриске у раввина, реб Хершеле Лембергского, также большого мудреца. Исроэль его держал три часа в разговорах о Торе; поражал остротой своего ума. По приезде его в Каменец там уже всё кипело известием о юном мудреце.
Говорить с простыми каменецкими мальчиками ему не пристало, и он собрал вокруг себя несколько самых лучших, среди которых был и я. Я же к нему питал большое почтение, очень был польщён, что он с нами играет. Посреди игр к нему часто являлись учёные поговорить об Учении, и он их забрасывал вопросами из Гемары, а они не знали, что ответить.
Как всегда, он навестил также каменецкого равввина и задал ему какой-то вопрос. Тот ответил не так быстро, и будучи маленького роста, Израиль забрался к раввину на колени, взял большую белую бороду раввина двумя ручками и дёрнув вверх и вниз, сказал:
«Хорош раввин, если двенадцатилетний мальчик задаёт вопрос, а вы ничего не можете ответить…»
Об этом сразу стало известно в городе, и дерзость Исроэля по отношению к старику-раввину, известному знатоку Талмуда, возмутила всех каменецких больших учёных. Они собрались во главе с реб Мойше Кацем, реб Йоселе, братом карлинского, очень выдающегося раввина, и реб Лейб Бен-Меиром, и решили: задать ему, Исроэлю, особенно большие вопросы из Гемары, и если он на них тут же не ответит – выпороть.
Местом для экзамена выбрали большой бет-ха-мидраш. Прийти назначили на завтра в два часа дня. Самоуверенность была в нём очень развита, и до подобных вопросов он был большой охотник. Уверен был, что легко справится с любым, самым трудным вопросом. Но в глубине души чувствовал какой-то страх – а вдруг споткнётся и получит хорошую порку?…
В такую минуту он прибежал ко мне и попросил помочь – не дать его выпороть. Я, естественно, не отказался и привёл с собой в старый бет-ха-мидраш в час дня восемь здоровых парней…
Помню, как сегодня, что в бет-ха-мидраше собрались все каменецкие учёные, прушим и хозяйские дети, кто, учась в бет-ха-мидраше, кормился по очереди в разных домах. Собралась большая толпа. Исроэль, маленький мальчик, стоял с нами в стороне. Потом, когда пришли реб Мойше Кац и реб Йоселе, его взяли на экзамен. Они смешали трактат «Песахим» из Гемары, помнится, лист 66, страница 2, велели ему просмотреть страницу Гемары с Дополнениями и стали задавать вопросы. Исроэль влез совсем на стол и стал очень быстро водить по Гемаре своим маленьким пальчиком сверху вниз, а потом – по Дополнению. Не прошло и пяти минут, как он ответил на вопрос, учёные были поражены и потрясены мальчиком, и вместо порки стали его целовать.
«Но как это ты можешь так быстро просмотреть целую страницу Гемары с Дополнениями!» - все удивлялись.
«Дайте мне труднейшие «Вопросы и ответы», - отвечал он, - и я вот так же пробегу пальцем по странице и тут же скажу наизусть». Ему дали «Пней Иошуа», и он так же быстро прошёлся пальцем по странице и тут же повторил наизусть. После чего уже весь город перед ним испытывал страх, и его гордость не знала меры. На всех он смотрел, как на невежд, неспособных ничего глубоко и как следует выучить.
В Каменце он прожил несколько недель, и город всё время из-за него кипел, все только и говорили, что о мальчике Исроэле, таком гении! После чего он вернулся к отцу в Люблин и занялся изучением Каббалы. Талмуд и галахические авторитеты были уже для него слишком легки, он взялся за Каббалу, и это было его несчастьем. Учил бы он дальше Талмуд, авторитеты, Вопросы и ответы, как все большие знатоки, стал бы, возможно, вторым Виленским Гаоном, единственным в своём поколении.
Но к сожалению, он с ранних лет взялся за Каббалу. Примерно через год я получил составленную им книгу Каббалы, вышедшую к его тринадцатилетию. Стал читать и не понял ни слова. Мне Каббала вообще была совсем чужда, а это была типично-Каббалистическая книжица.
В Семятичах, Гродненской губернии, жил в те времена богач, Довид Широкий. Имя «Широкий» он получил из-за широкой натуры. Жил он, как граф. Захотелось ему взять своей дочери жениха-илюя. Он слышал об илюе Исроэле и послал свата к отцу Исроэля, реб Йозлу Вишняку, учёному еврею, уважаемому человеку, с предложением взять его сына Исроэля себе в зятья. Давал пять тысяч приданого и обязался кормить молодых десять лет.
Реб Йозл порасспросил, и шидух состоялся. Реб Довид Широкий предложил день для подписания «условий», прося со всей Литвы величайших раввинов и учёных явиться на церемонию за его счёт. Тут уж он показал всю свою широту: желая, чтобы все раввины знали, какого он берёт зятя.
На подписание «условий» прибыло несколько миньянов важных раввинов, и жених Исроэль пустился с раввинами в сложную полемику, поражая их своей гениальной головой. Были они вне себя от радости: удалось же встретить в четырнадцатилетнем мальчике такую остроту ума! «Условия» прошли по-княжески, и радости реб Довида Широкого не было границ.
Невеста была ещё очень молода, тоже четырнадцати лет, и реб Довид просил отложить свадьбу на два года. Ему только было важно «отхватить» большого илюя, а теперь можно было и подождать. Отдавать дочь замуж до шестнадцати лет ему не хотелось.
Тем временем вспыхнуло польское восстание. В Семятичи вступили поляки, чтобы захватить город. Тут же явились русские войска, началась стрельба, в которой Довид Широкий был убит. Всё его состояние, вместе со всеми делами, которые он вёл с помещиками, во время восстания, почти пропали. Осталось всей собственности тысяч на тридцать. Но детей – сыновей с дочерьми - было много, и между ними пришлось разделить деньги. Наследники справили свадьбу сестре, отдали пять тысяч рублей приданого, но уже без кормления.
Исроэль женился и уехал жить в Бельск, уездный город Гродненской губернии, возле своего дяди, реб Лейзера Вишняка, богача и большого учёного. Но ни о каких делах он не думал, даже денег в рост не отдавал. Только снял большую квартиру и проедал деньги. И совсем не думал о том, что они в конце концов кончатся. Тем временем в городе он стал себя вести как ребе, учёнейшие молодые люди приходили послушать его ученье, его острые толкования, и в городе он прослыл святым. Даже его дядя, реб Лейзер, тоже звал его ребе.
С каждым днём он становился всё известней как большой мудрец, праведник и каббалист. Он проложил новый путь в Каббале и собирался основать ешиву для её изучения. День и ночь у него в доме было полно учёных, молодёжь «стояла на голове», лишь бы услышать его ученье, его Каббалу.
А жил он на готовые рубли, и жена его даже стала беспокоиться, что вот уйдут деньги - и что дальше? Но он стал совсем святым, и с ним было трудно сказать слово. Ни о чём житейском он говорить не хотел, и иной раз у себя в комнате ей случалось плакать.
И так уже он был погружён в свою Каббалу, что стал носить на голове двенадцать пар тфиллин, чтобы угодить разным мнениям - сделал маленькие тфилинчики, повязывал все двенадцать пар на голове и так ходил по улице. А следом ходили молодые люди и следили, чтобы над ним не смеялись.
В городе, как уже говорилось, его считали святым. Стали к нему приходить, как к ребе, прося благословения, но он таких прогонял, не желая ничего отвечать.
А карман с каждым днём всё пустел, и из-за этого его жизнь с женой всё ухудшалась. Совсем уже не оставалось, на что жить, а поговорить с ним ей всё не удавалось. Он ничего не хотел слышать о таких вещах, а стоило ей заговорить построже, как он её назвал «нахалкой» и послал за раввином, чтобы написать ей разводное письмо. Жена заплакала и в момент получения развода упала в обморок. Потом уехала в Семятичи к своим братьям, и что с ней потом стало, мне неизвестно.
Это Исроэля сломило. Он не мог сориентироваться, кто он: не раввин, не хасидский цадик, не торговец – так кто же? Он впал в меланхолию и после долгих размышлений решил готовиться в университет, стать профессором – для него ведь это пустяк. В один год он пройдёт все классы средней школы. Купил русский словарь и буквально через месяц знал все русские слова наизусть.
Его дядя, реб Лейзер Вишняк, увидел, что Исроэль ступил на опасный путь и телеграфировал отцу. Отец приехал и увёз его, измученного и расстроенного, к себе в Люблин, привёл его к ребе, реб Лейбеле Эйгеру, и сделал хасидом. Ребе, реб Лейбеле, ему радовался, и он стал хасидом.
Тут он всецело предался хасидизму, снова женился. Жена открыла магазин, зажили они просто, как все евреи, и так из гениального мальчика получился обыкновенный еврей.
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17