ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Первый том воспоминаний Ехезкеля Котика (1847-1921), предлагаемый ныне в русском переводе, вышел впервые в Варшаве в 1912 году и был встречен критикой с большим энтузиазмом. Еврейские писатели и публицисты, в их числе Шолом-Алейхем и Ицхок-Лейбуш Перец, не пожалели для 65-летнего «простого еврея» - хозяина дешёвой кофейни на Налевках, известного ходатая по еврейским делам и дебютанта на ниве литературы на идиш - самых лестных слов. Первое письмо Шолом-Алейхема автору, написанное по прочтении книги, – перед нами: потрясённый неожиданным успехом автор поместил его как предисловие ко второму изданию, вышедшему через десять лет, с которого сделан настоящий перевод.
Автор оказался с семьёй в Варшаве после долгих скитаний по Российской империи в поисках того, что евреи называют «парнаса» - более ёмкое слово, чем русское «заработок». Скитания эти составили содержание как раз 2-го тома, вышедшего впервые в 1914 г. В первом описан потерянный рай: родное местечко автора, Каменец-Литовский, «где евреи жили бедно, но «спокойно» и – если можно так выразиться – со вкусом…», со всем разнообразием его типов и учреждений, с его бытом и нравами, с взаимотношениями внутри еврейской общины и окружающей средой, с верованиями и представлениями, с городской верхушкой и духовенством, меламедами и арендаторами, скупцами и филантропами, хасидами и их противниками, представителями власти и польскими помещиками - в обычное время и в эпохи кризиса, - со всем, типичным для еврейского местечка на протяжении веков, но уходящим в прошлое: «ныне этого ничего нет, нет и поэзии былых местечек. Америка их проредила, а тяжёлая для евреев жизнь в России, полная чёрного свинца антисемитизма, их совсем разрушила». До полного исчезновения еврейского Каменца осталось всего 30 лет, но автор этого не знает, и его рассказ о прошлом лишён надрыва.
История семьи автора - одной из самых уважаемых в местечке - ведется с прадеда. Главные герои книги – любимый дед Арон-Лейзер и незабвенная бабушка Бейле-Раше. Автор рассказывает о своём детстве, годах учения, о юности, об отношении к хасидизу и нарождающемуся еврейскому Просвещению, о женитьбе и попытках найти своё место в жизни – в привычной среде или вне её, найти источник пропитания для семьи, не отказываясь от потребностей духа, о трудностях на этом пути - и многом, многом другом.
О появлении русского перевода книги стоит рассказать. В 1998 году в Центре по истории польского еврейства Института по исследованию диаспоры при Тель-Авивском университете вышел её перевод на иврит. Рецензия на этот перевод была напечатана в литературном приложении к ежедневной газете «Ха-Арец» и попалась мне на глаза. Книгу захотелось прочесть, что по времени совпало с занятиями языком идиш с учителем, выходцем из тех же мест, что и автор. Но читать – лучше в оригинале, сверяясь с ивритским переводом, поскольку мой учитель русского языка не знал. Погрузившись в чтение и перевод, я уже не смогла оторваться и покончив с первым томом, занялась вторым. Было странно, что, вызвав, в качестве исторического источника при своём появлении большой интерес со стороны еврейской общественности, книга, появившись ещё раз через десять лет в Берлине, вышла там же в отрывках в переводе на немецкий язык в 1936 году и больше не появлялась, не попав, фактически, в научный оборот ни в Израиле, ни в России. Ещё поразила позиция автора – такая непохожая на нашу – как в России, так и в Израиле. Покинув местечко, в котором стало тесно духу и неудобно телу, как его покинули наши родители, никогда туда не вернувшись, Котик – не умалчивая ни о чём плохом - нашёл для своего Каменца слова глубокой любви, чему нам следует поучиться.
«Что меня очаровало в Вашей книге, - писал Котику Шолом-Алейхем», - это святая, голая правда, безыскусная простота». Также и язык, которым написана книга – прост и выразителен, и единственной задачей переводчика было – сохранить эту простоту и выразительность в русском переводе, не пытаясь при этом «говорить с еврейским акцентом», не прибегать к излишним вульгаризмам. Говоря о себе как о «простом еврее», автор, однако, был – по понятиям своей среды - человеком образованным, «базарным языком» не выражался. Большим подспорьем в переводе было обилие славянизмов в языке «литваков», которым пользовался Котик.
Будучи научным изданием, вышедший в Тель-Авиве перевод на иврит снабжён обширным предисловием и богатым справочным аппаратом, чем было мне позволено неограниченно пользоваться, за что приношу глубокую благодарность Давиду Асафу, переводчику книги на иврит и её редактору, сотруднику Тель-Авивского университета. К сожалению, понятия, которые надо разъяснять российскому и израильскому читателям, не всегда совпадают, а для определения принятого написания имён и перевода названий пришлось обращаться к русским справочникам. Библейские цитаты приводятся в новом, иерусалимском переводе издательства «Шамир», как более точном в смысле иврита. Названия праздников, предметов религиозного культа и духовные понятия – если есть необходимость приводить их «на святом языке», даются в сефардском произношении, как принято в Израиле. Имена – в ашкеназийском, идишистском.
Незадолго до выхода книги в Тель-Авиве Давид Асаф обменялся письмами с проживавшей в Москве внучкой Котика, Рахилью Абрамовной Котик, которая сообщила ему, что переводит книгу на русский язык. Не надеясь опубликовать перевод, Р.А. писала, что старается «для внуков». Вскоре после этого она умерла, и все мои попытки, находясь в Москве, узнать о судьбе перевода, были напрасны. Ничего об этом не знают и потомки Е.Котика, проживающие в Израиле. Памяти Р.А.Котик и моего учителя языка идиш, Дова Сискеля, относившегося к моей работе с большим сочувствием, посвящаю свой перевод.
