Чернила

Итак, отец мой, извлечь исповедь Нарсиса из дома Монтуров мне не удалось. Сам виноват, конечно, но я и предположить не мог, что эта особа станет так бесстыдно лгать. От безумной идеи попросту вломиться в дом и отнять у нее рукопись я решительно отказался. Неужели я и впрямь мог бы на такое пойти? Господи, и когда я успел таким стать?! Но если в записях Нарсиса хоть как-то упоминается тот давнишний несчастный случай…

Теперь в ушах у меня постоянно звучит голос Нарсиса, словно мало мне тех грехов, что и без того лежат на моей совести. Да, отец мой. Я все время слышу голос Нарсиса, сухой, шелестящий, как пригоршня осенних листьев, но такой отчетливый, будто он прижимается губами к моей ушной раковине. Чудеса да и только! Словно мало у меня в жизни всяких призраков! Вчера вечером я еле приплелся домой, утратив всякую надежду, опустошенный, обессилевший, однако стоило мне коснуться подушки – не уверен, правда, что я вообще хоть сколько-нибудь времени нормально спал! – и мои сны оказались наполнены страшными темными видениями. Ах, отец мой, если б только я мог крепко-крепко уснуть и никогда не просыпаться.

Сегодня утром я попытался успокоить нервы и немного повозиться в саду. Этот ритуал всегда доставляет мне самое настоящее наслаждение – особенно прополка и посадка растений. А какая радость видеть, как первые ростки весенних первоцветов – крокусов, тюльпанов, нарциссов – вылезают из земли, переживая очередное возрождение! Если б и мы так умели, отец мой. Но возрождаться мы, увы, не умеем, мы умеем только стареть.

Солнце сегодня здорово припекало, и я вспотел, хотя был не в сутане, а в джинсах и футболке с длинными рукавами. Наш епископ не одобряет ношение сутаны вне церкви. Да она, если честно, и куда менее практична, особенно если нужно вставать на колени.

Мой отец, этот убийца. Кстати, в последнее время мне стало гораздо труднее вставать с колен, особенно если долго пробыл в этом положении. С одной стороны, возникает ощущение покаяния, что, на мой взгляд, хорошо, однако столь любимый мною процесс прополки и посадки превращает подобное «покаяние» скорее в удовольствие. У меня постоянно возникали трудности, когда я пытался примирить удовольствие с верой. Возможно, именно поэтому Вианн Роше всегда пробуждала во мне соответствующие чувства, хотя, по-моему, именно она могла бы помочь мне в нынешнем, столь затруднительном положении… но нет, ее я никак не могу просить о помощи. Сам виноват. Как говорится, сам натворил – сам и разбирайся.

Ну, тогда молись, снова раздался у меня в ушах тот тихий суховатый голос. Уж это ты действительно хорошо умеешь делать.

Правда? По-моему, нет. Знаешь, Нарсис, я уже довольно давно не молился. Печально, но я не верю, что Господь действительно меня слушает. Кого-то Он, может, и слушает, но не меня. И все же – впервые за несколько месяцев – я испытывал потребность в общении с Ним, в Его присутствии.

Поблизости, правда, не было ни распятия, ни алтаря, перед которым я мог бы преклонить колена. Только ведро с сорняками и заступ. И все же я, к своему удивлению, стал молиться – Прошу Тебя… Я без конца повторял эти два слова, точно испуганный ребенок, и если б меня спросили, о чем я прошу, скорее всего, я не сумел бы ответить. Однако по-детски надеялся, что Бог все же меня поймет.

Помогая себе воткнутым в землю заступом, я с трудом поднялся с колен и откинул со лба влажные от волнения волосы. На сегодня, пожалуй, довольно. Заглянув за садовую ограду, я, к своему удивлению, увидел, что из зарослей фуксии выглядывает чье-то круглое лицо и этот человек смотрит прямо на меня. Это был Янник Монтур, с которым мы встречались, хотя и мельком, всего несколько дней назад.

А голос Нарсиса тут же прокомментировал: Вот видишь, сын мой? Твои молитвы были услышаны. Господь тебе ответил.

– Спасибо. Обойдусь и без твоих саркастических намеков, – буркнул я.

Янник Монтур озадаченно на меня посмотрел:

– Что?

– Извини. Это просто мысли вслух. – Я выпрямился и, невольно охнув, схватился за поясницу, которая так и заскрипела. – Рад тебя видеть, Янник. А Розетт Роше тоже с тобой пришла?

Янник застенчиво помотал головой. Он выглядел неуклюжим и смущенным, и я, грешным делом, подумал: а что, если это мать послала его проследить, как я буду действовать дальше? Очень на нее похоже. Он ей все расскажет, а она будет торжествовать, чувствуя, что одержала победу.

И тут у меня вдруг возникла идея. По-моему, это Нарсис своим тихим голосом ее мне подсказал. И она мне сразу понравилась своей простотой и ясностью. Вдвоем играть легче – примерно так это звучало. Ну а после инцидента с земляничным вареньем я совершенно точно знал, каким оружием лучше воспользоваться.

– Янник, ты пирожные любишь? – спросил я.

От изумления его глаза стали совсем круглыми, а я продолжал искушать:

– Шоколадные? Мокко? Или, скажем, баварские, со взбитыми сливками?

Янник как-то странно скосил глаза, словно все еще не был уверен, что я именно к нему обращаюсь, а потом с воодушевлением кивнул.

– Какое совпадение! Меня только что посетило жгучее желание сходить на площадь в chocolaterie и съесть что-нибудь вкусное. Думаю, против кусочка торта ты возражать не будешь? Съедим по пирожному и немного поболтаем, хорошо?

И он, не говоря ни слова, последовал за мной.