Глава 4

Певица

В те безумные недели на неоднократные предложения Максима выйти за него замуж Юля довольно загадочно неизменно отвечала:

– Подожди, милый, еще не время. Для меня в жизни может наступить перелом, и тогда я тебе отвечу…

У Юли были насчет своего будущего совершенно иные, чем у Максима, планы.

Мы ведь о ней, так же как и Максим, абсолютно ничего не знаем: кто она, откуда, чем занимается? Ровным счетом ничего, кроме того, что она – феноменальная любовница и безжалостная охотница на мужчин.

Джульетта с давних пор мечтала стать певицей и в конечном итоге стала. Не очень известной, не шибко популярной и даже не слишком-то певицей. Но мало ли у нас на эстраде певцов и певиц, которые вообще не поют? При наличии определенных инвестиций любую пустышку можно сделать звездой – это всем известно. А уж спонсора или инвестора Джульетта нашла бы без труда – с ее-то умением привлекать мужчин! Вначале она была бэк-вокалисткой (то есть на подпевках) у знаменитой еще в Советском Союзе певицы, которой удалось выжить и уцелеть в тяжелых, ураганных условиях перестройки. Она продолжала выступать и гастролировать со своей группой, и Юля – вместе с ней.

Но потом, как это нередко бывает с бэк-вокалистками, Джульетта решила заняться сольной карьерой и прежде всего стала думать о своем эстрадном образе. В то время, как и теперь, на сцене выступали певицы с диковинными именами, скорее похожими на некие эстрадные клички – Глюкоза, Акула, Анестезия… Джульетта, будучи девушкой, обладавшей и цинизмом, и юмором, подумывала взять себе сценическое имя Вагина. Но при дальнейшем размышлении решила, что это все-таки слишком дерзко, хотя ворваться в наш шоу-бизнес с таким именем элементарно. Попытка модифицировать свое непростое имя «Джульетта» оказалась неудачной. «Джуля» звучало как-то по-собачьи. «Джулия» – тоже недалеко, да и Джулия Робертс уже есть. Непременно требовалось, чтобы имя звучало эпатажно. Если «вагина» – это слишком, то, допустим, «ангина» – вполне умеренно, но вместе с тем пугающе.

Решено было стать певицей Ангиной. Тем не менее карьере имя не способствовало, как Юля ни старалась: и с премьерным хитом, и с ротацией на радио, и с клипом для ТВ. Ну, как-то не пошлó… И все же…

Шанс все же подвернулся – фестиваль «Сан-Ремо» в Москве. Выступали все наиболее популярные итальянские певцы, кроме Челентано, который, как известно, избегает авиаперелетов. Итальянские песни были переведены на русский язык, и главная изюминка концерта состояла в том, что итальянский солист пел вместе с русским. На двух языках, по очереди. Дуэты часто были неожиданны и обаятельны.

Юле удалось пробиться в этот концерт и спеть песню Джузеппе Романо вместе с автором. Пришлось все же уступить требованию продюсеров – изменить имя для представления номера.

– Ангина никак не покатит, – убеждали они. – На один раз можешь и отказаться. Будь в этом выступлении, ну, хотя бы Джулией… Впрочем, нет, так само по себе будет по-итальянски. Значит, давай как-то поближе к отчизне. Будешь в этом концерте, скажем, Жар-птицей… Хотя нет, у нас в шоубизе одна жар-птица, это Киркоров… Или так: давай по-простому – Вятка. Замечательно! Певица Вятка!

Вот так и вышла на сцену Кремлевского дворца певица Вятка вместе с певцом и автором доброй дюжины шлягеров, известных во всем мире, Джузеппе Романо. Вышла не просто так. Как и было договорено, итальянец вызвал ее во время концерта из первого ряда, будто первую попавшуюся девушку-поклонницу, которая по счастливой случайности знает все его песни на итальянском языке и, более того, кое-что сама перевела на русский – разумеется, из-за пламенной любви к его творчеству. И она – вся вспыхнув от смущения и якобы неожиданности – подала руку спустившейся в партер звезде (место в первом ряду обеспечил предыдущий спонсор – владелец мясокомбината и сети продовольственных магазинов «Колбасочка». Он же, кстати, и проплатил «внезапный» концертный сюрприз) и пошла на сцену, чтобы спеть со знаменитым итальянцем.

Джузеппе представлял собой импозантного пожилого мужчину с эффектно уложенной копной черных волос, в которой красиво смотрелись седые пряди, намекающие на непростой и не всегда благополучный жизненный путь маэстро; с большими выразительными светло-карими глазами, подчеркнутыми к тому же неправдоподобно длинными ресницами; свежей, вне возраста, матового оттенка кожей и очень маленьким ртом, которому следовало бы при такой внешности быть чуточку побольше.

Звезда нежно прижала девушку из первого ряда к своему, как всегда, безупречному костюму и расстегнутой на две верхние пуговицы рубашке, от которой ощутимо, но в меру, пахло мужскими духами «Тьерри Мюглер», так что быть прижатой к такому восхитительному фасаду было не только полезно, но и приятно.

Джузеппе начал песню. Первый куплет – на итальянском языке. Дальше настала очередь Джульетты-Вятки, и она пропела свой куплет, застенчиво потупив глазки, которыми все-таки два раза (а больше и не надо) выстрелила в лицо любвеобильного итальянца, и он уже на втором куплете своей песни начал строить планы относительно этой чудесной русской девушки.

Затем последовал музыкальный проигрыш, и певцы продолжали медленно двигаться, не отрываясь друг от друга. Джози, как называли Джузеппе его друзья, прошептал в лицо партнерши – пока что только по пению:

– Вьятка, я лублу тьебья, – не забывая, впрочем, и о микрофоне, чтобы и зал это слышал.

Зал услышал тихое, почти интимное признание итальянской звезды и взревел. В ответ Юля смутилась сильно, мило и трогательно, тоже не забыв повернуть личико в сторону зрительного зала.

Смущение, однако, не помешало ей в тот же вечер постучаться в двери его гостиничных апартаментов. (Стоит ли говорить, что Джози успел после концерта пригласить ее к себе, назвать гостиницу и номер и предусмотрительно распорядиться, чтобы охрана и администрация не препятствовали проникновению в его номер русской певицы, которая учится у него мастерству вокала.)

Итак, она робко, демонстрируя искреннее смущение, постучала в дверь номера Джузеппе. Вообще-то, Юля заранее решила сделать смущение главным козырем в любовной игре с многоопытной звездой. Это с бедным Максимом она избрала своим оружием оригинальную наглость. А тут… Тут надо было по-другому. Смущение было ее основной и любимой фишкой, всегда приносившей удачу. Козырная карта, работающая гораздо лучше, чем, скажем, слезы, или, допустим, тихая истерика, или, того хуже, похотливость…

На смущение покупаются очень многие. Смущение в девушке предполагает такие почти забытые качества, как стыд и, смешно сказать, верность и порядочность, что, в свою очередь, позволяет мужчине надеяться, что его не обманут.

Но знаменитый красавец-музыкант был слишком искушен в женских приемах, чтобы слепо повестись на один из них. Опытный певец не искусился, и искусительница в конечном итоге осталась ни с чем.

Но в гостинице все было здорово и казалось многообещающим. Когда Джузеппе узнал, что настоящее имя Вятки – Джульетта, он был совершенно очарован: ну как же – филиал Италии в патриархальной Москве! Он так обрадовался, что и Юля воспылала надеждой. А дальше, высоким стилем низкой литературы – безумная любовь, полная страсти и огня! Любовь ненасытная и неугасимая! Страсть – испепеляющая! Чувства – всепоглощающие! Но, как оказалось, всего на месяц, к концу которого «безумная страсть» итальянца постепенно испарилась и превратилась в разумную холодность, а сама Юля из, как она мечтала, невесты превратилась в банальную телку для краткосрочной забавы поп-идола.

Джузеппе Романо писал красивейшие песни про любовь, в его голове рождались волшебные мелодии, однако над самой любовью он мог жестоко посмеяться или, как поется в одной эстрадной песне, «растоптать цветы». И погубил все призрачные надежды Джульетты на счастье в браке со знаменитым автором-исполнителем. Эти надежды быстро испарились в утреннем тумане Средиземного моря после недолгой идиллии на его яхте, носящей чудесное имя «Изабель» – скорее всего, в честь одной из его бывших подруг. Через неполный месяц красивого и свободного плавания, после неконструктивного диалога с ветреным макаронником, использовавшим «подлинное» чувство для удовлетворения тщеславия и похоти и оценившим красивую женщину не выше ежедневного спагетти, Юля была высажена в ближайшем порту.

– Низкий, грязный макаронник! Чтоб тебе подавиться своим спагетти и захлебнуться кьянти! – орала она ему во время финального выяснения отношений.

Когда слезы и мольбы не помогли, Юля без паузы перешла к прямому хамству, став при этом сразу вульгарной и некрасивой. Куда только подевалось милое смущение?! И Джози с удовольствием отметил про себя, как он не ошибся, как правильно оценил эту женщину и поступил с ней именно так, как она и заслуживает.

Месяца для одного и того же смущения, переходящего в явные претензии на официальный брак, ему вполне хватило. Правда, при высадке с яхты она получила в качестве компенсации десять тысяч евро и его авторский диск в подарок. Джузеппе решил, что этого для сезонной шлюхи более чем достаточно.

Сходя по трапу, нежная и застенчивая Джульетта оглядывалась и материлась так, что портовые грузчики, если бы смогли перевести все это на французский язык, позавидовали бы недостижимому для них совершенству матерной фразеологии миловидной дамы. А ее вчерашний кумир Джузеппе только смеялся, глядя ей вслед.

Что ж, рано или поздно и она должна была нарваться на симметричный ответ, должна была по справедливости заплатить за душевные травмы, причиненные многим и многим измученным ею мужчинам. Ведь Юля с несвойственной ей наивностью полагала, что если отечественные эстрадные звезды каждую следующую жену делают профессиональной певицей и прокладывают ей дорогу в наш удивительный шоу-бизнес, то чем она хуже?! Ведь великий Романо способен сделать ее даже не русской, а итальянской звездой, и она потом, уже в этом качестве, триумфально вернется на родину.

Вот такой план вызревал в ее вероломном сердце и порочной душе, когда она все не отвечала на предложения руки и сердца от влюбленного Максима, тянула, а сама в то же время встречалась с итальянцем, надеясь с его помощью построить карьеру. И дождалась… приглашения на яхту, предложения – не жениться, нет! – а совершить морское путешествие.

И когда дождалась, приняла решение сыграть ва-банк и окончательно порвать отношения с Максимом. Для этого она выбрала, точнее, придумала невероятный финал. Вполне в духе Миледи из знаменитого романа. Вероломно, иезуитски и с изрядной долей садизма, без малейшей жалости к объекту. Чтобы вначале дать шанс, а потом все обрушить и красиво покинуть кладбище надежд, гордо и улыбчиво шагая по развалинам любви. Она продумывала оригинальный сценарий и соответствующую ему яркую и неожиданную прощальную ноту в виде, например, предельно наглого секса в общественном месте.

Отплытие на яхте Джузеппе было назначено на утро, поэтому подводить черту в отношениях с Максимом надо было накануне вечером. Юля сама пригласила его в их любимое кафе под названием «Маэстро», где и намеревалась сыграть свой прощальный ноктюрн, или, выразимся еще поэтичнее, симфонию расставания, или, еще круче, реквием любви.

Черного юмора и цинизма в девице Джульетте было предостаточно. С хитрой улыбкой она спросила Максима после окончания трапезы:

– Скажи, Макс, а у вас в театральном между студентами ходили такие гадкие шутки?..

– Какие? – полюбопытствовал Максим.

– Ну, переделки песен, стихов, глумление над классиками… и вообще…

– Например?

– Ну вот, над Шекспиром, например. Помнишь эпилог трагедии «Ромео и Джульетта»?..

– Ну да, конечно, это все помнят: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».

– А смешную, но довольно неприличную переделку не знаешь?

– Нет. Я, видишь ли, учился и рос в довольно целомудренной среде…

– Ну ладно, я тебе попозже продекламирую. А сейчас я хочу тебя! Хочу так, чтобы немедленно. Пошли быстро в туалет.

Народу в кафе было совсем немного, и обе туалетные кабинки оказались свободными. Они заперлись в одной из них, и Юля-Джульетта, сев на крышку унитаза, судорожно стала расстегивать ему брюки. Максим попытался поднять ее, но она заставила его стоять, после чего произошло то, чем они не занимались никогда; до того у них все происходило консервативно, путем, унаследованным от многих поколений отцов и дедов, бабушек и прабабушек. Максиму и Юле этого было вполне достаточно для удовлетворения. В тонкостях орального секса, который за последние десятилетия обрел лидирующее положение в половой жизни страны, Максим разбирался мало, да и необходимости такой не было, но сейчас он испытал такой невообразимый экстаз, что был просто потрясен.

Юля, вытирая губы розовым платочком и улыбаясь в лицо слегка испуганного Максима, сказала:

– Ну вот. Теперь хорошо. А сейчас вернемся к столу.

Она открыла дверь и увидела, что возле их кабинки топталась пожилая женщина. Другая кабинка была, наверное, тоже занята. Юля, смеясь, выскочила из туалета и побежала в зал. За ней вышел Максим и, увидев тетку, покраснел до волос. А у тетки сделались такие глаза, будто она встретила змею с человеческим лицом и в костюме. Женщина попыталась взвизгнуть, но сама закрыла себе рот обеими руками.

Максим бросился в зал вслед за Юлей и сел за столик с таким чувством, будто он теперь точно знает – что такое счастье.

– Так ты хочешь узнать, во что черные юмористы превратили финал трагедии Шекспира?

– Ну?.. – весь сияя от нового доказательства ее любви, пролепетал Максим.

– Давай, говори первую часть фразы.

– «Нет повести печальнее на свете…» – заунывно продекламировал он.

– Стоп! А теперь я продолжу, – сказала она и тем же, что и он, тоном произнесла: – «Чем повесть о минете в туалете», – и захохотала.

Несколько шокированный герой спросил, едва скрывая досаду, – ведь его новое счастье было омрачено дурнопахнущим содержанием шутки.

– И что ты находишь в этом смешного?

– Как что? Ты прикинь. То, что сейчас было… было в туалете?

– Ну да…

– То, что я делала, – как называется?

– Ну, м-мин…

– Во-во, – не дала ему закончить девушка. – А меня как зовут, не припомнишь?

– Юля, – покорно ответил он.

– Нет-нет, полное имя?

– Ну, Джульетта…

– Да! Да! – торжествующе вскричала Юля на весь зал. – Ты же видишь, все совпадает! Все точно, как в переделке! И Джульетта, и туалет, и минет… Вот то-то и смешно!

– Действительно, – попытался улыбнуться Максим. – Однако там имеется еще «нет повести печальнее»…

– И это сейчас будет, – вдруг посерьезнела его любимая. – Мы с тобой расстаемся сегодня. И то, что было в туалете, – мой прощальный подарок ко дню рождения. – Максим оцепенел. – Я уезжаю.

– Надолго? – только и сумел вымолвить он.

– Не знаю. Может, на две недели, может, на месяц… или больше. Не знаю. Я думаю, мне пора изменить жизнь. Ты, главное, меня не ищи. Не надо. Если сложится – встретимся как-нибудь потом.

Джульетта никогда не сжигала все мосты. Один маленький мостик оставляла. Так, на всякий случай. Мало ли что.

Она протянула Максиму запечатанный конверт.

– Здесь не читай. Я сейчас потихоньку уйду, а то, что там написано, прочтешь дома. Прощай, родной!..

И она поцеловала ошалевшего Максима в лоб. Как сына, как брата…

Дома Максим прочел убийственные слова: «Я не сказала всего. Мы расстаемся навсегда. Я уезжаю с итальянским певцом Джузеппе Романо. Вернее, уплываю на его яхте. Быть может, мы с ним поженимся. Не забывай меня. Все ведь было хорошо, правда?»

«Мы расстаемся навсегда», – мрачно процитировал ее письмо и соответствующую песню Максим.

«И чего они так радуются, – некстати подумал он, – когда это поют? „Прощай, от всех вокзалов…“ Чего они так ликуют от того, что расстаются? Что певец, что автор… Или радуются, что наконец-то от нее избавились?»

Максим так думал, пока горе не настигло его окончательно. Его глубину он почувствовал лишь на следующий день. И оказалось, что он настолько завяз в своей гибельной страсти, что стало страшно. Красивый, талантливый человек, делающий стремительную карьеру, ко всему прочему – умный и ироничный, вдруг совсем ослабел, и ему стало даже казаться, что потерян смысл жизни. Все куда-то ушло: все мысли, память, планы на будущее – всё испарилось, всё, кроме подлой Джульетты, исковеркавшей всю его жизнь.

Разбитое сердце Максима реагировало на происшедшее вполне физиологическим образом. Кардиограмма показала и тахикардию, и перебои, и аритмию (что, кажется, одно и то же), а кроме того, линия его поведения из стабильной и уверенной обрела черты крайней депрессии и даже склонности к суициду, точнее, к рассмотрению его, суицида, возможности.

В голове все время назойливо звучали фрагменты песен о несчастной любви, в которых постоянно ставился один и тот же вопрос: «Как теперь без тебя?» Звучал безжалостный приговор: «Я не могу без тебя». Песни эти к тому же были снабжены точными, бьющими прямо в разбитое сердце метафорами типа: «Без тебя, как без птиц лето». Тема неразделенной любви, любовного предательства и «растоптанных цветов» – в нашей песенной лирике самая любимая. Максим, всю жизнь издевавшийся над такими песенными штампами, вдруг почувствовал в них не только пошлость, но и искренность и неподдельное горе. Ведь правда: мир без нее, без этой коварной изменщицы, стал действительно пуст, бесцветен и безмолвен! «Все ненужным сразу стало без тебя», – думал он задолго до сочинения этого нетленного песенного шедевра. Пусть банально, да, но банально и избито ведь потому, что верно!

А что до самоубийства – в очередной печальный вечер он поставил перед собой ополовиненную бутылку коньяка и храбро решил додумать эту мысль до конца и сегодня же с ней покончить – либо в одну сторону, то есть отказаться, раз и навсегда выбросить из головы, либо головой вниз с пятого этажа.

Вот что делает любовь проклятущая, ненастоящая, бесовская! Но, слава богу, от второго варианта Максим, после еще двух доз коньяка и получасового размышления, отказался. Хватило ума и чувства самоиронии. Он думал: самоубийство – это мерзость хотя бы потому, что это неправомерный бунт человека против природы, Бога, против естественного, органичного течения жизни, событий. Бунт такой же нелепый, как идея повернуть вспять сибирские реки. Идиот, который это придумал и возомнил себя царем природы, не понял, что он не царь природы, а лишь ее ничтожная часть, причем не самая лучшая. Ты ведь не сам рождаешься – тебе подарена жизнь, и не ты ее хозяин, и не тебе ее отнимать.

«Да-да, слабость, заносчивость, гордыня, – думал Максим в правильном направлении. – А потому мерзость!»

И налил себе еще полстакана. Надо жить, как бы больно тебе ни было. Переживать, даже страдать, но жить, а реке – течь в своем русле. Жизнь – это, наверное, такой редкий дар Бога, что поднимать на нее руку – по меньшей мере бестактность по отношению к Творцу. Потому и церковь относится к суициду с резким отрицанием, как к одному из тяжелейших грехов.

После следующих ста граммов Максим расслабился, ненадолго отвлекся от душевных ран, и ему удалось перенастроить свой уставший от переживаний мозг на философские обобщения.

И тут он набрел на главный вывод из сегодняшних рассуждений. А ведь так умереть, из-за такого умереть просто-напросто стыдно! Это сродни какой-то психической аномалии или истерике, а может, и тому и другому! Так или иначе, но отдает чем-то дамским; и если дам еще как-то можно понять, то мужчину, завершившего свою жизнь по такой постыдной причине, таким постыдным способом, понять сложно, в лучшем случае – можно лишь посочувствовать. Маяковский – не в счет, не из-за несчастной любви все произошло.

Так или иначе, после этого глубокомысленного диалога с самим собой Максим потихоньку начал выздоравливать. Еще через пару дней он почувствовал, что немного отпустило, что жестокой ломки уже нет, и помчался к малознакомому, но авторитетному психоаналитику, чтобы укрепить отвоеванные (у меланхолии) позиции и окончательно расстаться с прошлым в лице антишекспировской Джульетты.

Ушел он от аналитика с улыбкой на устах и твердой надеждой на то, что теперь и сам справится. Хищная лапа неутоленной страсти, которую он долго принимал за любовь, постепенно разжималась, отпускала, удалялась и превращалась в воспоминание. После психотерапевтической беседы Максим возвращался домой, отвергая намерение купить спиртное, без которого не жил последние недели, – не волевым усилием отвергая, а просто не захотелось, и осознавая, что сегодня уже не нужно, – и вспоминал забавную беседу и довольно смешные рекомендации популярного врача. Ну почему, почему эксперты в области любви, секса и семейных отношений – в большинстве своем очень некрасивые люди (что женщины, что мужчины)? Хотя, может, в этом-то все и дело: они нелюбимы, и даже в сексуальные отношения с ними никто не вступает. Так хоть поговорить, порассуждать на эту тему…

В общем, Максим не без труда, но выздоровел. Уже вспоминал ее не ежеминутно, как раньше; потом не каждый час, затем – не каждый день, а потом и вовсе – не каждую неделю. И тут она позвонила.

Неожиданно Максим с удивлением обнаружил, что совсем не взволнован. Ничуть! Через длинные, тяжелые паузы, запинаясь на каждом слове, как бы не зная, о чем надо говорить и как приступить к главному – зачем, мол, звоню? чего хочу? Звоню, чтобы что? – Юля-Джульетта начинала телефонный разговор, даже не стараясь быть оригинальной и неожиданной, как в начале их отношений.

Ничего похожего на «сердце кружится» (чем она спровоцировала в Максиме первый импульс любопытства и мужского внимания) она сейчас не произносила. Ей самой было мерзко и неудобно спрашивать: «Ну, как живешь?» И затем в том же роде: «Как дела?» Но она все равно спросила, за неимением подходящего предлога. И на первый, и на второй вопрос Максим ответил вполне протокольно и скупо: «Спасибо, ничего, нормально», чем еще больше поставил ее в неудобное положение. Однако помогать ей выпутываться Максим вовсе не намеревался.

Он слушал, как она пытается обрести свой прежний уверенный тон, стать лидером, режиссером разговора, и как у нее ничего не выходит. Без глупого мстительного наслаждения он слушал эту агонию мысли и гениального – в прошлом – женского кокетства. Он определенно знал, как она продолжит разговор, и заранее знал, чем все закончится. И когда Юля приступила к извинениям, она вновь споткнулась, сказав фразу, которая через десятилетие стала звучать во многих фильмах: «Это было совсем не то, что ты думаешь». И дальше: «Меня просто снесло», «Это был какой-то ураган». Юля попыталась стремительно броситься в трагический монолог о нелегкой женской судьбе, но тут же споткнулась второй раз, сказав глухо и горько:

– Да, Максим, я страшно любила и страшно ошиблась.

– Правда? – усмехнулся Максим. – Именно эту фразу ты мне сказала при первом нашем свидании.

– Да? Серьезно?.. – растерялась Юля.

– Конечно. Ты просто забыла. Вероятно, ты так много раз страшно любила и страшно ошибалась, что это стало устойчивой формулой твоих отношений с мужчинами.

– Наверное. Хотя, если честно, моих страшных ошибок было совсем немного. Гораздо больше у моих мужчин со мной…

– Да, – помолчав, отозвался Максим, – любишь ты действительно страшно.

– Прости меня, ну пожалуйста!..

– И что? Что это изменит?..

– Не знаю… И все же прости, если сможешь…

– Да за что, Юля? Бог с тобой! Разве кролик прощает удава, когда тот его душит и заглатывает? Как можно прощать или не прощать ястреба за то, что он охотится на суслика? Попавшему в когти суслику и в голову не придет пискнуть ястребу напоследок: «Я тебя прощаю…» Все просто: ястреб и удав по природе такие, а суслик и кролик – другие. Так что мое прощение тебе не нужно. Но если хочешь – пожалуйста. Я отпускаю тебе грех со мной. Иди с миром… – не без иронии добавил он.

– Значит, всё?

– Да, всё…

– И никакой надежды?

– Ох, да перестань ты, наконец! Все же ясно!

– У тебя кто-нибудь есть? – Юля не могла не задать такой важный, такой женский вопрос.

– Нет, пока нет, – честно ответил Максим. – Но это не имеет никакого значения.

И он положил трубку, опасаясь, что она будет продолжать этот никчемный и мучительный для обоих диалог.