Глава 3

Злая любовь

Все началось на кинофестивале «Лики любви» – еще одном фестивале среди многих других, выросших как грибы после дождя в знак возрождения отечественной киноиндустрии.

Годами прогибаясь под напором наглеющего рынка и звереющего капитализма, наш кинематограф уже настолько адаптировался к современным условиям, что временами опускался до совсем уж недостойных ухищрений, которые, с точки зрения создателей художественных фильмов, должны были привлечь зрителя и обеспечить прокат. Вот и этот новенький фестиваль всеми силами стремился не отстать от волчьей стаи нашей «фабрики грез». Поэтому никого не удивило, когда на фасаде главного кинозала, где проходило открытие и закрытие фестиваля, торжествующе красовался плакат: «Смотрите самый скандальный фильм о прекрасном». И соответствующее название фильма: «Незабываемое тело». Толпы зрителей, несомненно, бросятся смотреть, купившись на такую аппетитную зазывалку. Ну что за прелесть!

Максим был приглашен на фестиваль в качестве не только гостя, но и номинанта на приз за главную мужскую роль в недавно снятом конкурсном фильме. Приз в тот раз Максим не получил, но и члены жюри, и публика сочли его очень перспективным молодым актером, которого, судя по всему, ждет блестящее будущее.

В первый же вечер она с Максимом и познакомилась. Там знакомились все со всеми: строили совместные планы, которые никогда не выполнялись, намечали новые кинопроекты, которые умирали, едва родившись. А после хорошей дозы алкоголя все перспективы становились радужными, внушали уверенность в том, что замыслы осуществимы. А завтра… Лишь бы до пива добраться или хоть чем опохмелиться.

Максим приехал в шесть утра на поезде и сильно удивился, что в гостинице все бодрствуют, ходят по коридорам, громко разговаривают. «Что, они все так рано встают?» – наивно предположил Максим, но уже через полчаса понял, что все эти люди не встали, а еще и не ложились.

В круглосуточном кафе на четвертом этаже Максим, ведший здоровый образ жизни, решил приобрести себе что-нибудь на завтрак – кисломолочные продукты, какие там найдутся. В крохотной очереди из двух человек перед ним стоял артист с очень знакомым лицом. Он мелькал на вторых-третьих ролях в колоссальном количестве фильмов, и лицо его было знакомо всем. Лицо – да, фамилия – нет.

Скромный труженик большого экрана был смертельно пьян, но хотел принять еще. Он подошел к прилавку и попытался посмотреть на буфетчицу. Он посчитал, что для этого надо поднять глаза и сфокусировать на ней взгляд. Не вышло. Глаза не поднимались. Он безуспешно манипулировал бровями, вздергивая их вверх. Брови поднимались, глаза – нет. Тогда он догадался, что можно поднять голову – не только брови, и тогда глаза окажутся на нужном уровне. Вскинув голову вверх и едва при этом не упав назад, он взглядом все же настиг буфетчицу и сказал: «Быстро-быстро-быстро…» Она не поняла, и он наконец сумел вымолвить нужные слова: «Сто грамм – быстро-быстро…» Буфетчица объяснила, что у них водки нет, но ресторан сейчас, в семь утра, опять откроется. Закрылся в шесть, а в семь снова будет работать.

Максим в это время приобрел кефир и прочие продукты и стал спускаться к себе на третий этаж. За спиной он услышал какую-то возню и обнаружил, что следом за ним спускается тот самый артист, не достигший в буфете своей цели, но стремящийся к ней неотвратимо и упрямо. Он спускался и разговаривал сам с собой.

– Ну-у, фестиваль! – бормотал он угрюмо. – Во-о фестиваль!

Послышалось шуршание. Максим оглянулся. Артист рылся в своем бумажнике и сопровождал этот процесс комментариями.

– Хорошо еще деньги есть, – заканчивая ревизию средств, подытожил он. А потом произнес фразу, немыслимую в другой стране. На Каннском фестивале, да еще в этом контексте, она была бы столь же абсурдна и невероятна, как, скажем, «толстый стайер». Закончив шуршать, он пять секунд помолчал, а потом уверенно произнес: – А щас и здоровье будет!

Однако я немного отвлекся. Рассказ же – о самой сильной, коварной и разрушающей любви Максима Зябкина, который в ту пору еще не обрел нынешней, известной всем фамилии – Зимин. И псевдоним Буратинов возник значительно позже, когда жизнь перестала казаться такой серьезной, чтобы не относиться к ней со спасительным юмором.

Знакомство произошло по ее инициативе. Прошла премьера его фильма, был успех – и группы, и Максима, который в своей роли, безусловно, был хорош, красив, талантлив, и потому смело можно сказать – блеснул.

Кем она там была, на этом фестивале, какие функции исполняла, неизвестно, скорее всего, состояла в оргкомитете или работала в администрации. Серьезному Максиму всегда нравился ни к чему не обязывающий флирт с красивыми девушками. Флирт, который не имел продолжения, но представлял собою такую чудесную игру, что-то предварительное – многообещающее кокетство, в котором некоторые женщины не имеют себе равных.

Перед фильмом было представление группы, которая собралась за кулисами и ждала приглашения к выходу. Она стояла чуть сбоку и все время хитро поглядывала на Максима. И он вступил в игру. Ах, лучше бы он этого не делал! Он шагнул в сторону, приблизился к красивой девушке с такой стройной фигурой, таким милым лицом и такими смеющимися глазами и, глядя на нее в упор, задал только один короткий вопрос:

– Да?

Небанально, не правда ли?

Девушка оказалась на уровне, ответив тоже предельно лаконично и тоже в упор глядя на Максима:

– Может быть…

На этом они и расстались – Максим пошел на сцену.

Расставание оказалось совсем недолгим. По окончании фильма, после того как утихли аплодисменты, Максим вновь увидел за сценой ее. С цветами. С улыбкой на чрезвычайно привлекательном лице. Она подошла, протянула букет и сказала:

– Знаете, Максим, отчего у вас всегда такое мрачное лицо и такой независимый вид? У вас нет настоящей любовницы… И никогда не было… Так… одна шваль. – Она выделила интонационно слово «настоящей» и, предупреждая вопрос: «С чего вы это взяли?», объяснила: – Я за вами давно слежу и многое о вас знаю.

И этим она окончательно смутила давно уже не смущающегося артиста. И тем же вечером он пригласил ее отужинать в ресторане. Это была его вторая ошибка.

За ужином он рассмотрел ее получше. Молодая, очень, как говорят в народе, «манкая» – женщина с глазами испуганной лани, тонкой, беззащитной шейкой, на которую красиво падали длинные светлые волосы. Такому облику ее выбор основного блюда не соответствовал, более того, нарушал гармонию. Диссонанс усугублялся еще и тем, что девушка носила нежное и трепетное имя – Джульетта, хотя и просила называть себя просто Юлей. А из еды Джульетта, оказывается, предпочитала плохо прожаренное мясо. С кровью!

Но Максима блюдо не насторожило. Джульетта оригинально мыслила и разговаривала так, что была совершенно непохожа на других женщин, с которыми артисту приходилось общаться (или флиртовать) до сих пор. И все, что она говорила, как улыбалась, как себя вела, убивало в Максиме любые попытки быть с ней независимым. Да он уже и не пытался, совершенно не сопротивляясь растущей симпатии к новой знакомой. Уж если такая женщина захочет понравиться – она понравится, будьте уверены!

– У меня губы знобит от шампанского, – сказала она после двух бокалов.

А после третьего сообщила, что у нее «сердце кружится». И так посмотрела, что у бедного Максима, уже совсем очарованного, его собственное сердце ухнуло куда-то в желудок. Образовавшийся в груди вакуум сильно удивил артиста, не знавшего до тех пор симптомов подступающей любви.

Так продолжалось на протяжении всего ужина. Она поистине с волчьим аппетитом поглощала кровавое мясо, в то же время нежно обольщая жертву. Но вдруг в конце трапезы окатила Максима холодным душем. И хотя он пытался сохранить иронию и достоинство, поддерживая этот странный диалог, похожий на фехтование, далось ему это с трудом.

– Знаете, Максим, я передумала. Не связывайтесь со мной. Я такая сволочь!..

– Ничего, я тоже сволочь…

– Не надо ничего. Я вас измучаю и брошу. Когда-то я страшно любила и страшно ошиблась. И теперь у меня внутри холодно и пусто. Я не способна любить. У нас нет будущего…

– Не говорите за меня. У меня есть будущее!..

– А у меня – прошлое, – сказала Джульетта, и ее прекрасные глаза увлажнились, чтобы придать сцене мелодраматический флер. То есть сказала сквозь слезы, но могла бы и сквозь зубы, имея в виду всю горечь пережитого. – Так что не связывайтесь со мной. Я вас предупредила, – еще раз сказала Джульетта, поднимаясь из-за стола.

– Да я и не собирался, – ответил Максим, из последних сил сохраняя лицо.

– Вы врете!

– Наверное, – окончательно сдался он.

– Не провожайте меня. Я не хочу.

И она ушла. Вот так нашего героя и накрыла первая любовь. Фактически первая, так как он до того ни разу не попадался.

Он понятия не имел, где и как ее найти, но через неделю, уже в Москве, Джульетта позвонила сама. Она-то знала, где найти еще не совсем растерзанное сердце своей новой жертвы.

Они встретились вновь. Максим не смог отказаться, потому что их первая встреча не была для него каким-то тривиальным приключением. Он влюбился, хотя пока не понимал, насколько сильно и серьезно.

Говорят, бывают разные категории любви – от страсти до песенной формулы: «Наша нежность и наша дружба сильнее страсти, больше, чем любовь». Это, наверное, тогда, когда любовь переходит в фазу спокойствия и стабильной, ровной привязанности. В случае Максима – безусловно, страсть, несомненно, костер, который Джульетта успела за одно лишь свидание разжечь в неопытном сердце. А потом не погасить, нет! Лишь слегка притушить, про запас, и тлеющие угли только и ждали нового топлива, чтобы вспыхнуть еще более ярким пламенем.

Юля-Джульетта умела так говорить, даже по телефону, что мужчина с воображением, фантазер и романтик, попадал в безжалостный плен, из которого уже не мог вырваться безнаказанно, не мог сбежать. Не мог! Пока она сама не отпустит, пока костер, лишенный нового топлива, не догорит сам, пока угли не погаснут и не превратятся в седую золу.

Ну, представьте только себе, как она закончила телефонный разговор с Максимом! О-о! Не всякая женщина так заставит думать о себе, о своей последней фразе – что бы это значило? Что она хотела этим сказать? – думать еще несколько часов, суток, недель!

Юля, резко перейдя от парламентских отношений к телефонному – пока телефонному! – интиму, прошелестела в трубку.

– Я тебя целую… – (Обертонов было – не счесть!) И добавила то самое, роковое: – А вот нежно или страстно – еще не решила…

А?! Каково?! И отбой! Всё! Погибель! Падение в любовный омут! Еще медленно, но уже набирая силу. Началось!

Они стали встречаться. Джульетта, демонстрируя вопиющее целомудрие, сравнимое разве что с тем же у шекспировской тезки, ограничивалась поцелуями, которые сама квалифицировала как нежные. Распаленный артист каждый раз пытался пойти дальше, но столь желанное тело девушки было настолько недоступно, что, можно даже сказать, доступа не было вовсе. Граница была на замке, и длилось это уже довольно долго.

Однако хитрая обольстительница, вооруженная немаленьким опытом, прекрасно понимала, что долго держать влюбленного на голодном пайке – жестоко (впрочем, когда это ее останавливало?), но главное – глупо: он может перегореть. А надо было доводить роман до художественного апогея и неожиданного драматического финала.

И вот наступил день его рождения. Было это пятнадцать лет тому назад. В тот день у него был спектакль. И она явилась на спектакль неожиданно – он ей не заказывал пропуск. Напротив, она соврала, что занята, не придет, но, мол, заранее его поздравляет. А сама тайком пришла. Инкогнито. С цветами, как в тот день на фестивале, когда они познакомились. Мало того, с такими же цветами, что и тогда, – нарциссами. Сюрприз. Позже он спросил: отчего такой странный выбор? С чего, мол, она взяла, что это его любимые цветы? На что получил ответ: подарила не потому, что любимые, а потому, что считала его самовлюбленным нарциссом с амбициями гладиолуса или даже эдельвейса. Но когда стали встречаться, она убедилась, что это не так, что она ошиблась. А сегодня попросту решила напомнить об их первой встрече. Думала, что он будет тронут знаком внимания. Однако не считала цветы подарком ко дню рождения, ею было припасено другое – то, чего он давно ждал.

Они отошли в сторону, подальше от служебного входа. И тогда она его поцеловала. Уже не просто нежно, как могут целовать родственницы, а долго и глубоко.

Отличный веселый писатель Андрей Кнышев как-то пошутил, что «поцелуй – это стремление найти общий язык». Лучше не скажешь! Так и было.

Когда они оторвались друг от друга, Максим едва скрыл головокружение, а она, адресуя фразу себе, но, конечно же, и не только, полуотвернулась и глухо произнесла.

– Все-все, Юля, Ю-у-уля! Все! Пора кончать. Надо что-то делать. – И ему, серьезно и решительно: – Слушай, что тебе подарить на день рождения?

– Себя, – не задумываясь выдохнул Максим.

А она, словно ждала именно такого ответа, не раздумывая ни секунды, сказала:

– Поехали!

И они поехали.

А потом… Ну что потом – три недели непрерывного счастья.

Первый серьезный опыт физической близости с женщиной, в которую, как ему кажется, он без памяти влюблен, – это для молодого мужчины, как правило, учеба. Такой первый опыт случается часто с женщиной несколько старше. Она мягко подсказывает ему, даже не словами, а позами, жестами и ласками, как с нею надо обращаться, чтобы и она получала эротическую радость. Случайные кратковременные связи с девушками, нацеленные на быстрое удовлетворение желания, не оказывали никакого существенного влияния на жизнь такого серьезного и порядочного мужчины, как наш герой. Он всегда чувствовал, что ему не хватает чего-то главного. А не хватало ему вот такой – сильной, глубокой – страсти, когда всем сердцем, а не чем-то другим желаешь, чтобы женщине рядом с тобой было хорошо.

Теперь он, на свою беду, обрел такую страсть и ежедневно получал необходимую дозу сексуального наркотика, попав тем самым в тяжелую физиологическую зависимость от партнерши по любовным играм. Ничто предыдущее и будущее (он был в этом уверен) не может и не сможет сравниться с таким, адской силы экстазом с Джульеттой, когда так хорошо, что даже больно. И поэтому эта история нанесла Максиму тяжелейшую травму, от которой он очень долго не мог оправиться. Именно эта, почти рабская зависимость, а не сама Джульетта, любившая сырое мясо убитых животных, привела его к ломке, мукам, которые последовали вслед за разрывом.

Пока Максим наслаждался дурманом изобретательных ласк, Джульетта готовила эффектный финал. Но перед тем, как его исполнить, надо было кое-что решить.