28. Батоно Джамал и серый Коба

Экспедиция выдвинулась в Цебельду прямо на рассвете. Гурам договорился с гаишниками, на посту за Сухумом нас подробно проинструктировали и указали ориентиры. Альгис был занят, поэтому просто отдал ключи от машины Володе, Алдона села рядом с Агеевым, я устроилась на заднем сиденье. Быстроходный Костя поехал, как обычно, впереди.

А щенка мы оставили дома на попечении Фиры Моисеевны. Она, кстати, с появлением малыша заметно оживилась, внимательно следила за его питанием, за обходными маневрами желающих угостить щена какой-нибудь запретной вкуснятиной (добрые цирковые дети несколько раз пытались поделиться с Вели шоколадом, например, а сердобольные пожилые билетерши и уборщицы почему-то считали, что собачий младенец вообще должен есть круглосуточно), когда я была занята на манеже, выводила его погулять на пустырь и призналась мне, что всю жизнь мечтала о большой собаке:

– Ну, и куда бы я с ней в поездки? В передвижке ладно, в вагончике отлично поместились бы, а в стационере? В цирковых гостиницах нельзя жить с крупным псом, на конюшне своих зверей полно – без вариантов. Дети мои поназаводили себе мелких шибздов, каких-то левреток, шпицев, пинчеров, глянуть не на что. А твой гордый сын кавказских гор – то, что мне надо.

Сын кавказских гор в процессе разговора меланхолично жевал совсем еще детскими деснами найденную где-то старую кожаную перчатку.

О красоте дороги, ведущей в сторону Даринского перевала, о белых, голубых и бежевых домах среди садов, темно-изумрудных от листвы цитрусовых деревьев, о коровах, неспешно бредущих прямо по дороге и абсолютно не боящихся машин, об улыбающихся людях, приветливо машущих нам с обочин, о старике, который показал нам нужный поворот, но перед этим радушно пригласил посидеть у него на веранде, «покушать мяса и выпить стаканчик-другой вина», я могла бы рассказывать бесконечно.

Вдали виднелись громадные зеленые вершины, дорога неожиданно нырнула в прохладное ущелье, справа встала стена из светлых пластов известняка, а слева открылся глубокий обрыв, на дне которого шумела бирюзовая Мачара, горная река с водой удивительного цвета. Костя умчался вперед, а мы ехали медленно, любуясь видами. Машинка осторожно наматывала километры извилистой дороги, окна были открыты, и воздух, сладкий воздух гор кружил головы и заставлял нас улыбаться. На другой стороне ущелья деревья карабкались по отвесным склонам, мелькнули развалины какого-то древнего строения на вершине высокой неприступной скалы – как на такую высоту горцы затаскивали камни для постройки, ну как? Навстречу попался грузовик, загорелый водитель посигналил, остановился:

– Ваш друг на красном мотоцикле просил передать, что ждет у водопада, – и вдруг протянул круг золотистого копченого сыра в чистой тряпочке. Алдона в ответ уговорила его взять коробку зефира детям.

Костя, пока мы разглядывали красоты и плелись неспешно, успел искупаться в небольшом водопадике и ждал нас, сидя на перилах мостика, влажные волосы собрал в хвост (кстати, длинные волосы некоторых наших артистов почему-то не вызывали у кавказцев отторжения; сейчас же, часто бывая на Кавказе, я точно знаю, что здесь подобные прически не приветствуются). Он сказал:

– Вы посмотрите на это чудо!

Перед нами лежала древняя Цебельдинская долина, утопавшая в зелени, замкнутая со всех сторон горами. Наш путь лежал через нее, еще выше.

Когда мы добрались до места, солнце как раз было в зените, а мы – пыльные, уставшие от жары, но в полном восторге. Около километра пришлось пройти пешком, потому что машина проехать сюда не могла, дорога отсутствовала напрочь. Мы сгрузили подарки в багажник мотоцикла, и Костя поехал вперед. Обнаружили мы его на краю небольшой долинки, издалека выглядевшей, как ровная полка на пологом горном склоне. Он стоял к нам спиной и, когда оставалось пройти каких-то двадцать метров, предостерегающе поднял руку. Все цирковые знают этот знак: «Внимание и еще раз внимание!» А потом Троепольский громко сказал:

– Впереди собаки, остановитесь.

И мы увидели их. Трое огромных псов замерли на равном расстоянии друг от друга, преграждая дорогу, а один вышел вперед и абсолютно спокойно смотрел на нас. Изучал. Хвост его, однако, даже не шелохнулся, приветствовать нас пес явно не собирался.

Кобель был черно-серый, невероятного размера, с огромной башкой, густой шерстью и мощными лапами тяжеловеса. А на лапах красовались белые «носочки». Велькин папаня! Так вот ты какой, красавец – я чуть не кинулась обниматься, но вовремя очнулась, хотя впечатление от впервые увиденной взрослой кавказской овчарки меня, признаться, потрясло. Агеев это отлично заметил и теперь улыбался ехидно.

Сколько бы еще мы любовались друг другом, неизвестно, но из-за кустов самшита раздался свист, и вышел сам батоно Джамал. Он бросил собакам несколько гортанно-отрывистых команд, те немедленно развернулись и пошли куда-то, освободив нам дорогу. Серый гигант, правда, несколько раз обернулся: «Ты уверен, хозяин, что справишься? Их вон сколько, один здоровенный какой. Ты зови, если что, я рядом», – совершенно отчетливо услышала я беззвучный монолог.

Уже потом, когда уважаемый Джамал усадил нас за стол, вкопанный под старой шелковицей, когда были вручены подарки (Агееву пришлось уговаривать старика, тот поначалу отказывался, поминая вину внука, вину всего рода и свою персональную вину, но Володя очень мягко переубедил его), и на углях в каменной открытой жаровне зашипели огромные шампуры с бараниной, потом, когда были подняты первые стаканы – тогда старый Джамал внимательно и дружелюбно оглядел меня и одобрительно кивнул, сделав для себя какие-то выводы. А потом свистнул – собаки показались из-за сараюшки и сели на почтительном расстоянии. У ног крупной бежево-коричневой суки вились три круглых щенка. Это были братики и сестричка моего Мцвели.

– Пока мясо готовится, пойдем, сынок, – позвал Джамал Костю, – нарубим тушу, с собой барашка возьмете. И ты иди, гого, познакомлю тебя с Кобой поближе, вижу, как ты хочешь этого. Мади сейчас с детьми, ее беспокоить не будем, ты и так поняла, что это мать Мцвели.

Получив короткую команду, Коба подошел к нам почти вплотную и оказался мне ровно по место, где заканчивался кулон, что висел на шее. То есть его холка была почти на уровне моей груди, он свободно мог смотреть мне в лицо, лишь слегка запрокидывая голову. Нет, я, конечно, не великанша, ниже среднего роста, но размеры этого пса были грандиозны. Он смотрел на меня какое-то время, а потом скорчил рожу, клянусь: вывалил дурашливо язык, закатил глаза и поднял брови. Тут же получил за представление от хозяина кусок мяса, который с достоинством поймал пастью и, кажется, даже не глотал, оно просто исчезло. Я спросила позволения потрогать пса, Джамал снова что-то коротко сказал. Коба тут же сел и выжидательно уставился на меня. Мол, давай уже скорее, гладь или чего ты там хотела, и я пошел.

Руки мои погрузились в теплую шерсть по запястья, потом я, едва касаясь, провела по мощной шее и сделала шаг назад:

– Спасибо, батоно Джамал, спасибо, Коба.

Коба степенно вернулся к семье и работе, наш хозяин пошел к столу, а я пригорюнилась: пришло осознание, что Агеев и Костя, наверное, были правы. С таким псом мне не справиться, потому что нужно работать ежедневно, чтоб получить хоть приблизительно такое же уважение и послушание, а у меня времени от репетиций и работы остается всего ничего. Это пока щеночек хорошенький, маленький, спит у моей кровати на матрасике, но очень быстро он вырастет и станет гораздо сильнее и тяжелее меня (Коба весит почти восемьдесят килограммов, а Джамал сказал, что Вели будет крупнее отца), и если я не смогу стать лидером сразу, то, скорее всего, нас с ним ожидает печальное будущее. А еще дома ждет обаятельный разгильдяй Митька, любящий весь мир подобранец из чистокровных дворян, считающий нас с мамой исключительно своей собственностью. Понравится ли это «гордому сыну кавказских гор»? И вот как быть? Расстаться с моим Хранителем я была совершенно не в силах.

Сидя на одной из колод, которые батоно Джамал использовал в качестве табуреток, я печально обоняла дивный аромат почти готового шашлыка и чуть не плакала. Идти за стол в таком настроении мне было стыдно, наши тут же заметили бы, что я включила заднюю.

Понимаете, он всегда появлялся именно в тот момент, когда больше всего был мне нужен. Откуда он всё знал? Костя ведь не делал никаких попыток к сближению, у него просто не было возможности хоть немного ко мне приглядеться. Я и до сих пор не нашла ответа на этот вопрос, хотя прошло больше тридцати лет. Мне было почти семнадцать, ему – целых тридцать два (Агееву, которого я для себя назначила папой и относилась к нему как к папе, исполнилось тридцать шесть), между нами беспощадно пролегла Костина взрослая жизнь, но начинающая просыпаться женская интуиция говорила мне, что этому необыкновенному человеку я отчего-то небезразлична. Было прекрасно и страшно, и ни секунды из тех пятидесяти трех дней (да, я каждый из них отметила в настенном календаре), которые уже прошли рядом с Костей, и тех, которые были еще впереди, я не отдала бы ни за какие блага.

– Тяжкую думку думаешь, Ло? Осознала масштабы? Ничего, ты пока люби Вельку своего, расти, воспитывай и радуйся ему, а проблемы будем решать по мере их возникновения. И решим. Веришь мне?

Верю ли? После мамы и Агеева Костя был третьим человеком, который мог бы, подведя меня к краю Гранд-Каньона, предложить прыгнуть вниз, утверждая, что ничего плохого не случится, что я не упаду, а взлечу, например. И я прыгнула бы, ни на миг не усомнившись.

Именно Костя раз и навсегда поселил во мне уверенность: внимания и любви стоит только тот мужчина, который абсолютно естественно воспримет твои трудности как свои собственные и незаметно подставит плечо.

Мы еще погуляли по долинке, посмотрели на белых и черных овечек, поиграли с ягнятами, понаблюдали, как батоно Джамал что-то делает возле ульев, которые стояли чуть в стороне, в роще каштанов – а Коба издалека приглядывал за нами. Особенно за огромным Агеевым.

Наш хозяин рассказал, почему у взрослых собак и у щенков так низко купированы уши. Оказывается, в горах отару подстерегают волки и шакалы, а Коба и все остальные – настоящие грузинские волкодавы, древний род охранников и пастухов. И они сражаются с волками (шакалы трусливо убегают, им с огромными псами не справиться, мелковаты), битвы бывают и смертельные. В бою уши – уязвимое место, волк легко может вообще оторвать собачье ухо. Как останавливать кровопотерю, как в горах лечить возможные последствия битвы? Вот потому щенкам в первые семьдесят два часа жизни ушки и режут, коротко, остатки хряща зарастают и прячутся в густой шерсти, а голова собаки становится похожа на шар.

Мы уезжали уже к вечеру, нагруженные мясом, сыром, медом в сотах и в банках, молодым фундуком и каштанами. А наш гостеприимный хозяин получил приглашение на представление и пообещал приехать вместе с женой.

Дома Вели, спавший у кресла-качалки Фиры Моисеевны, кинулся ко мне так, будто я вернулась из рекрутчины и отсутствовала двадцать пять лет, а не десять часов. Он восхищенно всхлипывал, лизал мне лицо и руки, отчаянно махал хвостиком и втягивал кожаным носишкой родные запахи. Подозреваю, что я здорово пахла пастбищем, медом и даже овечками. Может, он и отца своего почуял, не знаю, но очень интенсивно тыкался мне в колени и нюхал, нюхал. Я гладила широкую спинку и думала о том, что очень скоро этот ласковый комок шерсти превратится в грозного зверя, волкодава, воина и охранника. Но это будет потом, а до «потом» мы что-нибудь придумаем – Костя ведь пообещал.