Глава 9
– Дзанг, – лопата снова наткнулась на камень, которыми была буквально переполнена здешняя земля, неприятно отдавшись в руках. Сашка зло сплюнул и при очередном копке` просто пустил штык немного под углом, выковыривая булыжник из заготовки под окоп. Уж чего-чего, а копать он за прошедший год наловчился…
Спустя полчаса лейтенант Чалый со стоном разогнулся и, утерев пот, приложил руку козырьком ко лбу, окидывая позицию роты цепким взглядом. Повсюду, куда мог достать взгляд, сотни людей, раздевшись по пояс и сдвинув пилотки на затылки, отчаянно махали лопатами, торопясь закопаться в землю.
– Дзанг… дзынь… бздынь… ах ты ж мать твою… – да уж, почва здесь, в приазовских степях, была тем ещё геморроем. Либо чернозём, жирный, толстый, при малейшем дожде тут же начинающий плыть и превращаться в непролазную грязь, которая засасывала в себя всё – от подмёток сапог и до гусеничных тягачей с орудиями на прицепах. Либо, наоборот, крайне скудные супесь и суглинок, да ещё и набитые камнями, как банка консервов килькой. Нет, наверное, здесь были и какие-то другие почвы, но лейтенанту Чалому за всё время боёв встретились пока только эти две разновидности…
Практически весь их выпуск откомандировали именно сюда, на Юго-Западный фронт. Вернее, сначала им сказали, что они направляются на пополнение Южного фронта, но к тому моменту он как раз был в процессе расформирования. Потому что ещё с осени перестал существовать как единое целое. Часть войск фронта к тому времени уже давно сидела в осаде в Одессе, ещё часть – оказалась отрезана от остальных в Крыму, ну а те части и соединения, которые сумели сохранить контакт с Юго-Западным фронтом, занимали крайне небольшой участок линии фронта, протяжённостью менее ста километров, в районе Мариуполя. И их численность составляла едва десять процентов от общего состава числящихся за фронтом войск. Но осенью Ставке было совсем не до юга. Да и немцам, по большому счёту, тоже. Все основные события осени и зимы разворачивались на севере и, частично, в центре. На юге же боевые действия практически остановились. Потому что все резервы, а также заметная часть наиболее боеспособных как немецких, так и советских войск были отправлены на Север. Оставшимися же частями можно было только кое-как, растянув войска раза в три-четыре больше положенного по нормативам, прикрыть линию фронта, но никак не наступать. Нет, у немцев, конечно, были ещё и союзники, которых как раз здесь, на южном фасе огромного фронта, имелось больше всего. Особенно после переброски их наиболее боеспособных частей на Север. Но наступательный потенциал всех этих словаков, венгров и румын после боёв лета и осени сорок первого даже ими самими оценивался весьма слабо. Поэтому едва только прекратили наступление немцы – тут же остановились и их союзники… Вследствие всего этого Южный фронт и просуществовал вот в таком «очаговом» виде ажно до января нового, сорок второго года. И только когда огромное сражение в Прибалтике, буквально досуха выпившее все накопленные к тому моменту резервы, запасы боеприпасов, вооружения и техники, а также доведшее офицеров армейских управлений, штабов фронтов и самого Генерального штаба до крайней степени истощения, наконец закончилось, руки у Ставки наконец-то дошли до того, чтобы заняться и другими направлениями… Так что новоиспечённых офицеров, прибывших сюда, на юг, с предписаниями, выписанными на штаб Южного фронта, сначала задержали в запасном полку, дислоцированном на окраине Старобельска, а затем и вовсе передали в распоряжение Юго-Западного фронта. Вследствие исчезновения Южного, из которого был выделен Крымский фронт, взявший под своё управление и Приморскую группу войск, защищавшую осаждённую Одессу. Части же и подразделения, оставшиеся, так сказать, на Большой земле, были просто переданы в состав Юго-Западного фронта.
Всё это вызвало некоторую задержку в распределении. Вследствие чего непосредственно в назначенных им подразделениях молодые командиры появились только в конце января… Впрочем, бесполезным пребывание в запасном полку Сашка назвать не мог. Потому что именно в нём с новоиспечёнными командирами были проведены дополнительные занятия по тактике, на которых были изложены изменения, планируемые к внесению в уставы и наставления по итогам обобщения опыта первых месяцев войны с немецко-фашистскими захватчиками. И эти изменения оказались весьма существенными… Вот как, например, предусматривалось ведение огня ротой в обороне согласно требованиям действующих уставов? Первыми, с дистанции около километра огонь должны были открывать шестидесятимиллиметровые ротные миномёты. Затем, с дистанции шестисот-семисот метров, вступали станковые пулемёты и снайперы. Далее, где-то с четырёхсот пятидесяти метров, наступало время ручных пулемётов и карабинов. А также ПТР, если противник использовал танки или иную бронетехнику. С двухсот с достаточной долей успеха уже можно было задействовать винтовочные гранаты. А со ста пятидесяти противника должен был встречать уже настоящий шквал огня, потому что на этой дистанции в действие вступали пистолеты-пулемёты, которыми были вооружены все вторые номера расчётов, а также и командиры разных уровней, начиная с отделения. Логично же всё, не так ли? Ага, щаз… Буквально в первых же боях выяснилось, что если действовать согласно уставу, то к моменту подхода противника на дистанцию применения пистолетов-пулемётов у обороняющихся оказывались полностью выбиты и станковые, и ручные пулемёты, и снайперы, и, уже тем более, миномёты. Миномёты вообще, как выяснилось, лучше всего было убирать куда подальше и за укрытия – в лес, за обратные скаты высот, за строения и тому подобное. Просто окопов для их сколько-нибудь долгого сохранения оказывалось недостаточно. Потому что именно их немцы гасили первыми. Снайперов и станковые пулемёты – вторыми. Поэтому, согласно новым поправкам в уставы, тем же снайперам предписывалось вести огонь только на фоне частой стрельбы карабинов. Либо менять позицию после каждого выстрела. Впрочем, частая смена позиций оказалась в этих поправках самой популярной рекомендацией. Ибо она касалась буквально всего коллективного оружия – пулемётов, причём как становых, так и ручных, миномётов, снайперов, ПТР… Для чего теперь предписывалось оборудовать для каждого вида вооружения минимум три запасных позиции. И это дополнительно к фланговым, отсечным и всему такому прочему… То есть упор на инженерную подготовку, который Чалому со товарищи так не нравился в училище, на фронте оказался самым, так сказать, модным и популярным трендом сезона!
– Товарш командир, мы тут от колгоспу вам поснидать привезли… не побрезгуйте.
Чалый резко обернулся. И замер. Поскольку перед ним возникло то самое «мимолётное видение», которое так хорошо описал в своих стихах русский поэт товарищ Пушкин, – статная южнорусская красавица с толстенной косой и огромными чёрными глазищами, лукаво смотревшая на него из-под огромных ресниц. Впрочем, возможно, под «мимолётным видением» великий русский поэт имел в виду нечто другое. Потому что от этого видения глаз было просто не оторвать. Какая уж тут мимолётность… Сашка едва не сглотнул, но-о… удержался-таки и, постаравшись добавить в голосе солидности (хотя бы в голосе), хрипло приказал тут же возникшему рядом с ним старшине:
– Васильич, давай-ка роте – шабаш на полчаса. Нам тут колхозники поесть привезли. Негоже хозяев отказом обижать… – после чего обратился к местной красотке:
– Спасибо, красавица, за доброту. Откуда вы такие?
– Та со Старой Карани, – с улыбкой отмахнулась та. – А давайте я вам солью!
Это оказалось ошибкой. Олёна, как представилась девушка, оказалась весьма бойкой иии… шаловливой. Пока сливала и подавала рушник, умудрилась не менее трёх раз потереться о него бедром и пару раз задеть его своей пышной грудью. Отчего Сашку пробило на румянец. Глаза девушки торжествующе сверкнули, после чего она, эдак внешне простодушно, а на самом деле с подвывертом вроде как удивилась:
– Ой, товариш командир, вы такий молоденький, а вже над стилькома людьми старшим поставлени!
Старшина, до этого с улыбкой наблюдавший за «страданиями» своего молодого ротного, нахмурился и строго заявил:
– Ты, красавица, не думай. Командир у нас – справный. Не только немцу не кланяется, но ещё и жизни солдатские бережёт. За что его все в роте сильно уважают!
Сашка после такого слегка приободрился.
В ротные командиры он попал совершенно неожиданно для себя. Ну не то чтобы совсем уж, конечно… После того тяжёлого боя под Гуляйполем, когда рота потеряла ажно трёх средних командиров, никаких других кандидатов на эту должность просто не осталось. Нет, теоретически могли прислать кого и со стороны. Из соседней роты, например, или вообще из другого батальона. Но, как правило, командование предпочитало назначать кого-то со стороны, только когда впереди просматривался хотя бы небольшой период затишья. Чтобы новоназначенный командир успел войти в курс, познакомиться с людьми, узнать сильные и слабые стороны подчинённых, вникнуть в специфические требования непосредственного командира. Люди ж разные: одни уделяют больше внимания одному, другие – другому. И без знания подобных деталей обеспечить эффективное руководство подразделением довольно сложно… Но последние полтора месяца, то есть с того момента как немцы начали своё наступление, на их фронте о каком-либо затишье можно было только мечтать. Сашка же, как отличник, выпустился из училища уже младшим лейтенантом, а не сержантом, как другие, и за прошедшие полгода уже успел получить следующее звание. Приказ о его повышении пришёл аккурат перед тем злополучным боем… И ротный в представлении на лейтенанта дал ему самую положительную характеристику, особо подчеркнув, что он «обладает обширными и твёрдыми знаниями в области тактики и инженерной подготовки». Что в условиях тяжёлых оборонительных боёв было куда как актуально… Вот так и получилось, что, после того как ротный и второй по старшинству в роте среди средних командиров – командир первого взвода после боя под Гуляйполем выбыли из строя вследствие контузии и тяжёлого ранения, а политрук, Николай Силыч, призванный по мобилизации учитель истории из Чугуева, что под Харьковом, вообще погиб, Сашка оказался, считай, единственным кандидатом на место командира роты. Потому что вторым взводом и взводом огневой поддержки к тому моменту уже давно командовали сержанты, а командиром третьего взвода был точно такой же, как и Сашка, полгода назад только что выпустившийся из училища младший лейтенантик.
Глазки красавицы возбуждённо заблестели.
– А я що? Я ж ничого! А ось ще вареникив спробуйте, товариш командир. Сама зробила! Ох и смачнючи!
Сашка на мгновение замер, несколько обалдело уставившись на солидную такую миску с варениками, извлечённую из-под меховой безрукавки, которой она была заботливо укрыта для того, чтобы продукт не остыл.
– Не-ее… спасибо, конечно, но я это не осилю.
– Це чому? – удивилась Олёна. И наставительно произнесла: – Мий батько коли батракив наймав – завжди дивився, хто скильки є. Поганий идець и працивник слабкий. Так що йжте…
Но даже борщ Сашка доесть не успел. Потому что уже через пять минут на позиции роты прибыл командир роты огневой поддержки батальона в сопровождении двух расчётов крупнокалиберных пулемётов и отделения самозарядных ПТР. В отделениях-то ПТР ротных взводов огневой поддержки на вооружении имелись только однозарядные… И, кстати, не один. С ним вместе прибыл какой-то старлей-артиллерист, тут же начавший выписывать круги вокруг Олёны. И она (вот ведь… девушка) тут же начала стрелять глазками в его сторону, мгновенно позабыв о молодом ротном.
– Вот, Чалый, усиление тебе привёл, – заявил старший лейтенант Кашкаев, командир роты огневой поддержки батальона. – Из трёх оставшихся расчётов крупнокалиберных пулемётов два тебе отдаю. И половину оставшихся ПТР. Цени!
– Ценю, товарищ старший лейтенант… – кивнул Сашка, который как-то ещё не привык, что он уже почти месяц, считай, равен Кашкаеву. Оба же ротные как-никак. Но старший лейтенант пребывал на своей должности ещё в тот момент, когда младший лейтенант Чалый только-только появился в этом полку. Поэтому Сашка всё ещё, подсознательно, считал его старше себя.
– Ценю и пла2чу. Потому что такая щедрость означает, что, по мнению командования, основной удар немцы нанесут именно по моей роте, – зло продолжил он. А как ещё, скажите, реагировать, если в роте почти половина – необстрелянные новички из последнего маршевого пополнения? Непрерывные бои сжирали людские жизни, как огонь берёзовые дрова.
– Соображаешь, – усмехнулся Кашкаев. – Но, чтобы поднять тебе настроение, скажу ещё, что и мои миномёты также будут поддерживать именно тебя. И не только они, кстати. Для чего у тебя останется Завгулидзе, а также старший лейтенант Кулаков. Он – командир взвода управления батареи гвардейских миномётов из состава бригады, которую выделили в поддержку нашей дивизии.
Сашка удивлённо вскинулся.
– Неужто нормально обороняться надумали? – весь последний месяц их оборона больше напоминала попытки всего лишь задержать продвижение немцев, нежели демонстрировала твёрдое желание их остановить. Остановиться, окопаться, выдержать атаку, редко две, а после отойти, прикрываясь заслоном, чтобы снова километров через десять-пятнадцать, убив все силы на окапывание, опять отбить одну-две атаки и снова отойти, бросив оборудованную позицию. Ну, если получалось. Потому что немцы не были наивными мальчиками для битья, которых можно было обмануть парой изо дня в день повторяющихся фокусов. Так что были и мгновенно уничтоженные заслоны, не сумевшие даже заставить немцев развернуться из походных колонн в боевой порядок, и фланговые обходы, и прорывы с неожиданного направления, и внезапные артналёты как раз в тот момент, когда, по всем прикидкам, был ещё час-другой на окапывание или, наоборот, нужно было как можно быстрее отходить. Как раз именно во время такого внезапного артналёта у Гуляйполя рота и лишилась разом аж троих средних командиров во главе с ротным. Да и вообще понесла едва ли не самые большие однодневные потери за всё время Сашкиной службы.
– Похоже, да, – задумчиво произнёс старший лейтенант, задирая голову вверх, потому что там, наверху, внезапно раздался треск пулемётных очередей. «Судя по всему, над позициями роты внезапно начался воздушный бой.
– Эх ты, как он его! – загомонили бойцы, разогнувшись и задрав головы вверх. – Смотри, смотри как завернул… Да тудой гляди, тудой…
Спустя минут пять один из самолётов задымил и, перекувыркнувшись через крыло, потянул вниз.
– Сбили, ура, сбиииили!!!
– Чего орёшь, дурак, то нашего сбили!
– Да где ж нашего-то… эвон смотри… ах ты ж мать твою… Василич, а давай я на полуторке за ним смотаюсь. Явно ж на вынужденную пошёл, обязательно где-то поблизости сядет.
– А ну притихни, шебутной, – старшина, вследствие своего опыта сразу же занявший правильную позицию и потому смотревший за боем из ямы, которой в недалёком будущем предстояло стать ротным КНП, развернулся к Сашке и, вскинув руку к виску, солидно произнёс: – Товарищ командир, дозвольте съездить к месту посадки самолёта и оказать помощь лётчику.
– Давай, Василич, действуй, – кивнул молодой ротный, прекрасно понявший, что этим жестом его многоопытный старшина решил подчеркнуть перед «гостями», что лейтенант Чалый, несмотря на молодость и очень небольшой срок, прошедший со времени назначения, в своём подразделении пользуется полным и непререкаемым авторитетом. За что Сашка был ему очень благодарен…
Воздушный бой оказался весьма скоротечным. Уже минут через десять мешанина кружащихся высоко в небе самолётиков внезапно распалась на две разные кучки, которые почти одновременно развернулись и резво разлетелись в разные стороны.
– Эх, а наши-то так никого и не сбили, – с горечью произнёс какой-то молоденький боец. Но стоящий рядом сержант – командир второго взвода (кстати, почти такого же возраста, но старше бойца почти на восемь месяцев войны) тут же залепил ему подзатыльник.
– Не сбили… от ты тютя! Вон, видишь! – он ткнул пальцем на тонкую полоску уже почти развеявшегося инверсионного следа, видневшуюся заметно в стороне от места только что закончившегося боя. – Там наш высотный разведчик из-за линии фронта возвращался. А немцы его ссадить хотели. Чтобы он добытые сведения командованию не принёс. Знаешь, кого на такие перехваты посылают – самых сильных и опытных бойцов, у которых не по одному десятку сбитых на счету. У немцев они экспертами называются… Наши же немцев перехватили и навязали бой, не дав им за разведчиком увязаться. И этим, я тебе скажу, немцам куда больше вреда нанесли, чем если бы даже всех немцев здесь посбивали. Да и потеряли в схватке с такими зубрами всего лишь одну машину. Так что это, считай, победа. Понял?
– Ага… то есть так точно, товарищ сержант!
– То-то же. А сейчас схватил лопату и копать. Если над нами разведчики разлетались, значит, завтра немец ой в каких тяжких силах на нас навалится. Верная примета!..
Кашкаев уехал через час, оставив Сашке в расположении командира взвода батальонных миномётов роты огневой поддержки батальона лейтенанта Георгия Завгулидзе, с которым Чалый сошёлся накоротке ещё когда был взводным. Гоша был весёлым малым, но дело своё знал туго. Да и поддержка пятёрки восьмидесятидвухмиллиметровых миномётов в предстоящем бою точно лишней не будет. Пятёрки, потому что один миномёт, по словам Завгулидзе, потеряли уже как неделю назад и пока замену ему не прислали.
– Не волнуйся, Саня, – я фрицев так причешу, что тебе и делать ничего не надо будет, – хорохорился Гоша.
– Пятью-то «трубами», – хмыкнул молодой ротный.
– Зато скорострельность у них аж тридцать выстрелов в минуту, – обиделся Завгулидзе.
– Ага… – вздохнул Сашка. – И за сколько ты таким темпом огня весь свой БК выпустишь? За три минуты? Или меньше? – он вздохнул. – Тяжко завтра придётся, Гоша. У меня ведь половина бойцов – вообще не обстрелянные. Только-только пополнение получили… А если расчёты пулемётов исключить или тех же бронебойщиков – так и две трети. С кем немецкий удар держать-то?
Ночь прошла довольно спокойно. То есть спокойно в общем… А так Сашке пришлось основательно поругаться со старлеем-миномётчиком, который вместо оборудования своего НП укатил в Старую Карань вслед за весьма благосклонно отнёсшейся к этому Олёной. Так что лейтенанту Чалому, при вечернем обходе обнаружившему, что сопровождавший миномётчика личный состав успел до заката вместо оборудования полноценного НП, на что времени, по идее, вполне хватало, только слегка расковырять землю, после чего уселся у костерка с фляжкой, в которой булькало явно что-то горячительное, пришлось отправлять за старлеем вооружённый наряд, который, по их словам, буквально снял его с южной красавицы. Ну а по его прибытии пригрозить взбесившемуся от подобного развития событий артиллеристу, что ежели с утра на этом месте не будет полноценного НП с амбразурой для стереотрубы и нормальным перекрытием, он немедленно поставит вопрос о саботаже. Подобный наезд привёл миномётчика в бешенство.
– Что, сопляк, стукачеством выслужиться захотелось? – орал тот. – Или взревновал, что баба вместо тебя нормального мужика выбрала?
– А если вы, товарищ старший лейтенант, не заткнётесь и не приступите к работе немедленно, то я сделаю это сейчас, – холодно оборвал его Сашка. После чего добавил: – Дело не в стукачестве, а в том, что если твою дурную башку, старлей, первым же немецким залпом в клочья разнесёт, ваши гвардейские миномёты мне совершенно бесполезны окажутся. Потому что будут стрелять не туда и не тогда, когда это будет нужно. А значит, немцы до моих окопов доберутся в куда больших силах, чем могли бы. И потому людей, моих людей, дурень ты этакий, хреном озабоченный… погибнет куда больше, чем это случилось бы, выполни ты свою работу как надо, а не через мудя. И вот ради того, чтобы всё прошло как надо, я не то что в полк, я в дивизионный трибунал позвоню и потребую немедленно разобраться с саботажем. Понял меня?
Старлей скрипнул зубами, но промолчал. Потому что командование командованием, оно всю ситуацию и на тормозах спустить может, а вот дивизионный трибунал – совсем другое дело. Всем было известно, что этих чинуш хлебом не корми – только дай дело открыть и нормального мужика под статью подвести. Поэтому старлей лишь зло выдохнул и, развернувшись, коротко рявкнул на уже кое-что принявших и потому совсем не настроенных на трудовые подвиги подчинённых:
– Ну чего расселись, бл… быстро подскочили и расхватали лопаты!
Сашка где-то с минуту молча стоял, наблюдая за унылыми телодвижениями подчинённых миномётчика, после чего развернулся и двинулся дальше инспектировать то, что его люди успели нарыть за день. Ему тоже отбиваться было ещё рано.
Утром их разбудили немцы. Девятка «лаптёжников» появилась над позициями роты, едва минуло полчаса после рассвета. Так что вместо будильника подъём роте обеспечил вой сирен немецких пикировщиков. В газете писали, что немцы специально включают сирены, чтобы пугать людей, но, как рассказывал Сашке один из лётчиков во время тех посиделок за столом на кухне у брата Константина, дело было не только в этом. Опытные немецкие пилоты по изменению тональности звука могли достаточно точно определять скорость и высоту, которые их машины достигли на пикировании. Что заметно помогало им в точности бомбометания.
– Ддых! – первый взрыв гулко врезал по барабанным перепонкам. – Ддых! Д-а-адых! – третья бомба рванула совсем рядом с амбразурой КНП, опрокинув внутрь целую волну песка.
– Кха-кха-кхаах, тьфу ты… – сплюнул старшина, ввалившийся в блиндаж КНП аккурат в этот момент. – От суки! Значит, точно на нас идут.
– В смысле? – не понял Чалый, разворачиваясь к Василичу. Тот воевал с первого дня, так что боевой опыт у него был куда поболее, чем у молодого ротного. Хотя и его уже неопытным назвать было нельзя. По расчётам, командир взвода в бою живёт пять дней, а он уже, считай, полгода воюет и ещё жив. Даже вон ротным стал… Впрочем, из этого полугодия реальные бои начались всего около двух месяцев назад. Всё что было до того – так, перестрелки. Но зато за эти два месяца боёв он наелся от пуза. От того состава роты, который был два месяца назад, осталась дай бог десятая часть. Четыре раза маршевые пополнения принимали. А «маршевики» на три четверти, считай, необстрелянная молодёжь. Только-только из «учебки». Да и сколько той «учебки» – дай бог два месяца. Максимум стрелять да окопы рыть и научились…
– Так вы ж знаете, товарищ лейтенант, – у немцев орднунг, – напомнил старшина. – Авиация по тылам и подходящим колоннам работает. А по переднему краю – артиллерия и миномёты. Самолёты вызывают, только ежели несколько раз лбом стукнулись и всё одно – никак. А тут вишь какое дело – сразу с «лаптёжников» утро началось. Причём немчуры даже ещё на горизонте не видно… Так бывает только если мы аккурат на направлении главного удара оказались. Ну, чтобы не дать нам позиции до конца оборудовать.
– Ну, это они уже ошиблись маленько, – хищно ощерился Сашка. Основные позиции вчера к вечеру удалось закончить практически полностью. Осталось отрыть только несколько запасных позиций для пулемётов, взводные блиндажи и оборудовать отхожие места с ходами сообщения к ним. Ну а пока вся рота ходила в полевой сортир, оборудованный в небольшой балке перед правым флангом опорного пункта первого взвода. Ничего особо сложного – яма да поперечная жердина, на которую можно опереться задницей, когда гадишь… А что – и недалеко, и немцам лишнее препятствие будет!
Налёт закончился через двадцать минут появлением советских истребителей. Несмотря на то что у «штук» было прикрытие, сразу же после появления «Яков» они побросали остатки бомб куда попало и сдёрнули. Что, кстати, для немцев было не очень-то характерно… Впрочем, может, им какие новые приказы поступили. Мол, беречь материальную часть и всё такое. Потому что с авиацией у немцев было плохо. А конкретно с пикировщиками – и того хуже. То есть не сказать чтобы у ВВС РККА с этим было так уж всё в порядке. Потери от приграничных боёв привели к тому, что части полков пришлось снова пересаживаться на старенькие «И-161» и «СБ», которые были заботливо законсервированы в тылу после того, как авиационные части приграничных округов перед войной были перевооружены на новую технику. Поскольку производство новых самолётов вследствие эвакуации части производств (того же Запорожского моторостроительного и Воронежского авиационного заводов) и перестройки производства на военные рельсы заметно отставало от потребностей фронта. Но, ВВС РККА, пусть и на стареньких самолётах, в небе присутствовали почти постоянно. А вот у люфтваффе после их колоссальных осенних и зимних потерь всё было гораздо хуже. Здесь, на Юго-Западном фронте, Сашка увидел немецкие самолёты в более-менее значимых количествах только после того, как фрицы перешли в наступление…
Когда «штуки» окончательно растаяли в голубизне неба, Сашка выбрался из КНП и, стряхнув песок с гимнастёрки, отправился посмотреть результаты налёта. Результаты оказались вполне приемлемыми. За получасовой налёт в роте было убит один и ранено девять бойцов, из которых только трое согласились отправиться в тыл на полковой медицинский пункт. Остальные же после перевязки вернулись в свои подразделения. Ну да, хоть взводные блиндажи отрыть и не успели, но по перекрытой щели на каждое отделение вчера сделали. Так что куда прятаться от бомб народу было… Один дзот на левом фланге оказался сильно разрушен близким разрывом бомбы, а у установленного в нём пулемёта был разбит станок. Но это-то были мелочи – дзот можно было восстановить часа через два, запас шпал для перекрытия ещё был, а пулемёт вполне можно использовать на сошках. Увы, запасных станков в роте не имелось… Старлей-миномётчик со своими тоже пережили налёт вполне нормально. Потому что за ночь успели-таки выкопать вполне приличный блиндаж. Правда, с перекрытием они накосячили, не став заморачиваться со старыми шпалами, которые использовали в качестве перекрытия во всех остальных инженерных сооружениях роты, а ограничившись жердями, укрытыми стащенным где-то плетнём, на который навалили небольшой слой земли… Но на налёт этого почти хватило. Почти, потому что подобное «перекрытие» близким разрывом одной из последних бомб просто сдуло. Поэтому в настоящий момент они спешно устраняли свой косяк, в поте лица ворочая воняющие креозотом брусья шпал. Даже сам старлей, скинув гимнастёрку, энергично принимал участие в этой утренней разминке. Ну да утренний налёт – такая вещь, быстро прочищает мозги и помогает выстроить правильные приоритеты. Хотя общий итог налёта Сашку всё-таки несколько озадачил. Обычно немцы бомбили куда точнее…
Противник появился около одиннадцати утра. То есть сначала на горизонте возник пылевой хвост весьма внушительных размеров, а когда он приблизился, в нём начали мелькать угловатые коробки каких-то странных колёсных броневиков, ничем не похожих на «Ганомаги», но зато, судя по торчащим из башен стволам, вооружённых не менее чем крупнокалиберным пулемётом. Зато привычных мотоциклистов не оказалось совсем. Подобный набор техники означал, что перед Сашкой появился некто новый, а не те подразделения, с которыми его рота бодалась последние несколько недель. У тех подобного богатства не было. Их головной дозор чаще всего ограничивался парой мотоциклистов и одним-двумя грузовиками…
А ещё через десять минут сквозь изрядно загустевшую пылевую пелену молодой ротный разглядел и угловатые коробки танков… Хм, это было необычно. Танки немцы никогда вперёд не пускали. Первая атака практически всегда шла пехотой. Максимум с поддержкой «штугов», которые, опять же, шли второй-третьей линией, выполняя функции не щита, своей броней укрывающего пехоту, а скорее артиллерии поддержки, наступающей с ней в одних боевых порядках и помогающей пехоте сразу же подавлять выявленные пулемётные гнёзда и опорные узлы обороны. И только после того как немцы полностью выявляли систему огня и максимально подавляли средства ПТО, только тогда могла воспоследовать атака пехоты при поддержке танков. Могла. Но чаще всего такого тоже не случалось. Танками немцы предпочитали атаковать уже частично подавленную оборону, с выбитой ПТО, а лучше и вообще просто дожать уже почти закончившееся сопротивление, после чего они сразу же уходили в отрыв, вглубь, в тыл, рушить коммуникации, рвать управление и разносить в клочья подходящие подкрепления прямо на марше. А здесь танки шли сразу же в передовом отряде. Причём, судя по явно различимым башням, не «штуги», чьё предназначение как раз поддерживать пехоту, а именно танки. К чему бы это? Да и передовой дозор с броневиками тоже наталкивал на размышления. Впрочем, делать выводы было рано. Потому что после того как наша авиация разбомбила рурские плотины, военное производство в самом рейхе довольно сильно упало. Вследствие чего немцы выкатили на фронт настоящий «зверинец», состоящий из жуткой смеси техники разных стран и фирм. Считай, всё, что захватили в оккупированных странах – от Польши и Дании и до Голландии и Франции. Управлению информации Генерального штаба пришлось выпускать толстенные справочники, чтобы личный состав хотя бы вчерне представлял, с чем столкнулся…
Первая атака захлебнулась, не успев начаться. Сашка уже пару раз видел, как работают гвардейские миномёты, но очень издалека. И даже издалека – это впечатляло. А сегодня ему удалось насладиться данным действом прямо, так сказать, из «партера»… Едва накопившаяся вражеская пехота только обозначила движение в сторону переднего края, как где-то далеко за спиной загудело, заскрежетало, и с противным свистом над головой пронеслась одинокая комета с огненным хвостом, жахнув по земле немного не долетев до занятого немцами рубежа.
– Пристрелочный, – выдохнул Гоша Завгулидзе, после авианалёта прописавшийся у него на КНП. Противник, судя по всему, тоже это понял, и потому мелкие фигурки сразу же порскнули по сторонам, будто брызги от попавшего в воду камня, уже не думая об атаке и спеша занять хоть какие-нибудь укрытия. Но они опоздали. Старлей, несмотря на свой сволочной характер, оказался отличным корректировщиком. Потому что он не стал запрашивать второй пристрелочный выстрел, а, сообщив поправки, сразу дал своим команду на залп. В тылу снова загрохотало, засвистело, заскрипело, и спустя всего лишь пару мгновений, позиции немцев заволокло огромным облаком пыли, внутри которого один за другим вставали огромные огненные всполохи.
– Эк как садят, – уважительно покачал головой Гоша. – Похоже, какая-то новая модификация. Ты гляди, взрывы какие сильные…
– А ты что, Гоша, из «катюш» стрелял?
– Так я ж миномётчик, – горделиво улыбнулся тот. – В училище мы их тоже изучали. И даже стрельбы были. Один раз, правда. Всё ж таки я в «ствольной» роте учился…
Где-то через полчаса в тылу наступающих тоже загрохотала артиллерия. Но, вопреки ожиданиям, вражеские снаряды на голову обороняющейся роты не посыпались.
– По позициям «катюш» садят, – авторитетно заявил Завгулидзе. – Только зря. По тактике гвардейские миномёты сразу после залпа должны немедленно покинуть огневую позицию и выдвинуться в другой район, на заранее подготовленные и оборудованные маскировкой позиции для производства перезаряжания. Так что немцы сейчас бьют по пустому месту.
– А они что, этого не знают?
– Да знают, скорее всего. Но что им ещё делать-то – просто «умыться»? Вот и садят, надеясь успеть перехватить на отходе, – он на мгновение задумался и как-то с сомнением произнёс: – Да и как-то поздновато они начали. Обычно немцам не более десяти минут хватает, чтобы засечь позиции и подготовить данные для стрельбы, а эти полчаса провозились. Тормозы они какие-то…
Как выяснилось чуть позже, эти слова оказались пророческими. Потому что подготовить следующую атаку противник сумел только через четыре часа. Рота даже пообедать успела, а кое-кто и вздремнуть…
Атака, ожидаемо, началась с артналёта. Причём противник, с какого-то бодуна, принялся садить по позициям роты из какой-то мешанины стволов и калибров – среди которых встречались и пушки, и гаубицы, и миномёты… И как эту мешанину корректировать? Ну, они, похоже, и не стали. «Судя по тому, с каким разбросом падали снаряды. Один даже в полевой сортир попал, разбросав по сторонам содержимое… Так что толку от подобного артналёта оказалось немного. Что Сашку только больше озадачило. До сих пор немецкие артиллеристы подобный бездарный расход боеприпасов не допускали. И что это было? А потом вперёд пошли… танки?! Сашка сразу даже не понял. Немцы! Двинули танки на неподавленную и даже не выявленную противотанковую оборону! Они что, идиоты? Да ещё и, до кучи, танки двинулись в первой линии! Но затем его взгляд зацепился за какие-то странные пропорции приближавшихся боевых машин, и он приник к биноклю…
– Блин, да это ж не немцы!
– Точно! – кивнул старшина. – А я-то смотрю, чего это у энтих танков башни какие-то совсем маленькие. Да и сами они того… совсем на немецкие не похожи! А дайте-ка вашу биноклю, товарищ командир…
– Тогда кто же это к нам пришёл? – задумчиво произнёс Сашка. – Румыны? Словаки?
– Венгры, – уверенно произнёс старшина, отрываясь от окуляров. – Сталкивались мы с ними по осени как-то. Только тогда одна пехота была.
– И как они?
– Супротив немчуры так послабее будут. А вот ежели с румынами сравнивать – так позлее. Румыны сразу ложились, как пулемёты огонь откроют, а эти какое-то время ещё дёргаться пытались.
– Та-ак, – Сашка принялся лихорадочно восстанавливать в памяти тактико-технические данные венгерской бронетехники, которые им давали в училище на занятиях по тактике, но до сего момента не пригодившиеся ему ни разу (ну дык Венгрия-то объявила войну СССР ещё двадцать седьмого июня сорок первого года, а вооружение и технику противников СССР им давали в полном объёме). – Танки – это, похоже, «Толди». Броня у него картонная, на уровне наших «Т-33»… ну, если только бортовая чуть потолще. Но наши ПТР их берут начиная с предельной дальности эффективного огня даже в лоб. А броневики – это «Чабо». У тех с бронированием ещё хуже. Пушки у обоих – двадцать миллиметров, но неавтоматические. Хе-эх… – молодой ротный расплылся в улыбке. – Ничё – повоюем!
