Глава 8
Сталин стоял у окна и смотрел на золотые купола Успенского собора. Чуть ниже их сияли скромным серебром купола церкви Двенадцати апостолов, едва просвечивающиеся сквозь буйство майской зелени.
Этот месяц, по существу, завершал относительно знакомый и максимально спланированный этап той войны, к которой они начали готовиться с того самого момента, как в его рабочем кабинете появился молодой и слегка испуганный паренёк, представившийся Алексом Штраубом. Получилось далеко не всё, что планировалось. Да и того, что получилось, удалось добиться далеко не с первого раза. Но общий результат, пожалуй, можно было признать сугубо положительным. Несмотря на все косяки и неудачи первого года войны. А неудачи были, да… Так, сколько бы ни прилагали усилий, не удалось поймать в ловушку немецкую третью танковую группу. Не получилось остановить немцев под Смоленском, часть армии «Норвегия», причём, пожалуй, самая опасная – горные егеря, сумела вырваться из ловушки, для организации которой, кстати, на этот раз было выделено почти в два раза больше войск, чем в том такте, когда эта операция была осуществлена в первый раз. В этот раз на Нарвикский плацдарм было переброшено на одну стрелковую дивизию больше, а также дополнительно выброшен воздушный десант на Ивало и Сиковаару. Но егеря сумели-таки преодолеть снега и болота и вырваться из окружения. Не все. Дай бог, четвёртая или даже пятая часть, но…
И с группой армий «Север» получилось далеко не всё, что планировалось. Хотя на этот раз число попавших в плен оказалось почти в три раза больше, чем в предыдущей реальности, – около ста пятидесяти тысяч вместо пятидесяти, но полностью замкнуть кольцо окружения снова не удалось. Невзирая на то, что и на эту операцию, по его настоянию, было выделено больше сил, чем в прошлом такте. Благодаря чему на юге, например, немцы сейчас продвинулись куда дальше… Увы, куда лучшая организация, тактика, снабжение и вооружение, как выяснилось, решают далеко не всё. Очень большое значение имеет личный опыт. На всех уровнях. Летом/осенью сорок первого немецкий солдат спокойнее вёл себя под огнём, более умело передвигался по полю боя, командир немецкой роты быстрее принимал решения, быстрее и точнее наводил огонь приданных средств, система снабжения немецких частей и соединений быстрее и в больших объёмах доставляла в боевые части необходимое снабжение и быстрее реагировала на резкие изменения обстановки… Короче, в первые месяцы войны немцы были лучше везде. На всех уровнях – от солдата до генерала. Кое-где совсем немного. На каких-то участках даже совсем чуть-чуть. Но лучше. На целых две войны. Польскую и французскую. Однако ситуация начала постепенно меняться уже к концу лета. В первую очередь вследствие того, что удалось избежать крупных «котлов». Нет, они были, но поскольку Ставкой сразу же дана была жёсткая установка на то, чтобы подвижные части использовались в первую очередь именно для организации прорывов из «котлов» и купирования немецких охватов и обходов и ни в коем случае не бросались во встречные лобовые атаки, подавляющее большинство «окруженцев» удалось-таки пусть и с потерями, но вывести. Далеко не всех, конечно, но общее количество тех, кто оказался в плену на сегодняшний день, по приблизительным подсчётам, не превысило двести тысяч. То есть оказалось более чем в пятнадцать раз меньше, чем это случилось в той реальности, из которой попал к ним Алекс Штрауб. И раза в три меньше, чем в предыдущем такте… Так что к осени РККА научилась обороняться вполне успешно. А вот наступать, судя по результатам, пока не очень. Части и соединения постоянно запаздывали с манёвром, отставали тылы, не получалось вовремя перенацеливать авиацию. Немцы же показали себя во всём блеске, умудряясь, например, почти в три раза меньшим числом самолётов осуществлять почти такое же число самолёто-вылетов, уступая по этому параметру советской авиации на жалкие пятнадцать процентов. Страшно было подумать, каким был бы разрыв, если бы не удалось осенью провести операцию «Капель», которую немцы обозвали «Генерал Мороз». Так что достаточно впечатляющий (чего уж там скромничать) итог был результатом скорее хорошего многоуровневого планирования вследствие имеющегося доступа к уникальнейшей информации, образовавшегося вследствие помощи Александра, нежели чего другого. Ну да ладно, выучимся ещё…
Сталин поднёс ко рту трубку и затянулся. Да, не так уж долго у него получилось не курить. «Ничего, даст Бог, всё равно проживу подольше. Пусть и меньше, чем мог бы…» На этот раз ведь обошлось без инфаркта в июне сорок первого, да и, кроме того, во время пребывания в будущем удалось неплохо подлечиться.
Что ещё можно записать в плюс? Потери немцев. Похоже, на этот раз, общий итог кампании сорок первого – начала сорок второго года впервые за историю всех предыдущих тактов оказался в пользу Советского Союза. Только пленными к маю сорок второго советскими войсками было захвачено около двухсот восьмидесяти тысяч человек. И это против двухсот тысяч потерянных по данному пункту РККА. Да, общий счёт сорок первого, скорее всего, вышел в пользу немцев, поскольку две трети этого числа – результат разгрома армии «Норвегия» и группы армий «Север», то есть окончательно уже начала зимы сорок второго, но всё равно это радует. Тем более что, хотя по остальным видам безвозвратных потерь превышение потерь вермахта над РККА не столь явное, но, по подсчётам Шапошникова, оно всё равно есть. Причём, по реальным подсчётам, то есть не тем, которые озвучиваются в сводках Совинформбюро, а тем, которые ложатся на стол ему и отражают действительную картину. Ибо самообман на таком уровне ой как чреват… Сталин вздохнул. Эх, устроить бы сейчас «Парад побеждённых» в виде прохождения колонны пленных немецких солдат и офицеров по Садовому кольцу. Пленных для этого уже вполне хватает. Но нельзя, нельзя… Наоборот, пока необходимо максимально преуменьшать собственные успехи. А то, как докладывает Меркулов, в немецких высших кругах начались очень неприятные телодвижения в сторону англичан. Нет, пока у власти находятся Гитлер и Черчилль, это ничем не окончится, но ведь и в первоначальной истории Алекса, и практически во всех остальных получившихся реальностях против Гитлера каждый раз образовывались заговоры, ставившие своей целью его убийство и скорейшее заключение сепаратного мира с англичанами и американцами, дабы сосредоточить все силы против СССР. Правда, как правило, это случалось заметно позже. В изначальной реальности Алекса аж в сорок четвёртом. Но ведь в той истории в сорок первом – сорок втором годах у них всех ещё имелась полная уверенность, что они вот-вот додавят-таки Советский Союз. А в этой у них такой уверенности больше нет. Зато есть страх. Страх перед неминуемой расплатой за авантюру, в которую они ввязались вместе с Гитлером. И это не столько нападение на Советский Cоюз, сколько вся эта война в целом. Вот они и пытались добыть себе прощение подобным образом. То есть – вернувшись к изначальному плану англичан и французов. Потому как по этим планам Гитлер «выкармливался» против именно СССР. Он же прямо об этом писал в своей «Майн кампф»! Вот в него и стали вкладываться и продвигать к власти… Это американцам было изначально наплевать, кто и с кем будет воевать. Им просто нужна была «большая европейская война». А кого с кем не важно.
На столе зазвонил телефон Поскрёбышева. Сталин вздохнул, бросил прощальный взгляд в окно и, подойдя к столу, снял трубку.
– Да?
– Товарищ Сталин, к вам Молотов. По записи.
– Хорошо, пусть заходит…
– Значит, англичане категорически не согласны признать наши приобретения в Норвегии? – задумчиво произнёс Сталин, после того как нарком иностранных дел закончил доклад.
– Да, – Молотов мгновение поколебался, но потом всё-таки добавил: – У меня сложилось впечатление, что они ещё могут как-то согласиться на Шпицберген, но всё остальное – нет.
– Это ничего, – усмехнулся хозяин кабинета. – Пока идёт война, сильно гадить они нам не осмелятся, а после… у нас найдутся аргументы, способные их убедить.
Вячеслав Молотов молча склонил голову. Он совершенно не понимал непременного желания Иосифа Виссарионовича обязательно оставить за Советским Союзом не слишком-то и нужные, на его взгляд, территории. Ну ладно Шпицберген – там хоть есть уголь. Или Финнмарк, где имеются неплохие запасы ценных полезных ископаемых, но всё остальное… Вот на хрена СССР расположенный за Северным полярным кругом совершенно безлюдный остров, ближайшими территориями к которому являются Исландия и Гренландия? Или такой же, но ещё и на девяносто процентов покрытый снегом и льдом неподалёку от Антарктиды? У нас у самих таких обледенелых и безлюдных островков в Северном Ледовитом океане до хрена и больше… Увы, старый соратник Сталина не знал и не мог ничего знать о будущих базах стратегических бомбардировщиков США в Гренландии, о скором возрастании значения Антарктиды, о передовом противолодочном рубеже NATO, протянувшемся от мыса Нордкап до острова Медвежий… Нет, сейчас пока были шансы на то, что никакого NATO в этом варианте истории не случится. Но, как говорится, бережёного Бог бережёт. Так что и острова, и весь Тромс и Финнмарк должны остаться за Советским Союзом. Тем более что особенных проблем с контролем этих территорий не предвидится. Они и так были заселены весьма скудно, в обоих бывших норвежских провинциях общая численность населения даже до войны не превышала ста пятидесяти тысяч человек, а уж после того, как там «порезвились» оголодавшие гитлеровцы из армии «Норвегия», их, похоже, наново заселять придётся…
– Кстати, удалось разузнать, кто нам так сильно помог с Норвегией, – оживился Молотов.
– И кто же?
– Геббельс, – усмехнулся нарком иностранных дел.
– Англичане поделились информацией, – понимающе усмехнулся Сталин. Это было объяснимо. У англичан всегда было куда лучше с агентами в высших кругах немецкого руководства. Достаточно вспомнить того же Канариса… К тому же советской агентуре в Германии и других оккупированных странах ещё в конце ноября был отдан приказ прекратить всякую деятельность и залечь на дно. Дабы сохранить её до весны. Потому как самым основным вопросом, на который должна была ответить разведка, был вопрос с направлением летнего немецкого наступления. Почти во всех предыдущих реальностях немцы выбирали южный вариант, но быть уверенными в том, что они и сейчас примут такое же решение, было нельзя. Могут попытаться ударить и на Москву. Или попытаться снова вернуть себе Прибалтику. Уж больно близко советские войска оказались от Кёнигсберга… А на последнем совещании Ставки было принято решение в сорок втором году снова действовать от обороны. То есть дождаться удара немцев, выбить технику и личный состав и уж потом ударить самим, при удаче попытавшись устроить немцам нечто вроде того Сталинграда, о котором рассказывал Алекс. Ну, если получится и сложится удачная конфигурация фронта. Тем более что вследствие столь сильных собственных потерь Гитлер надавил на своих союзников и заставил их выделить на «совместный фронт борьбы против коммунизма» куда большие силы, чем когда-либо ранее. Так что «слабые фланги» у немцев точно будут…
– И что же они тебе поведали?
И Молотов рассказал…
Втянуть норвежцев в войну против СССР предложил именно Геббельс. И клятвенно пообещал Гитлеру лично добиться этого. После чего весьма истово взялся за воплощение своего обещания. Ибо разбрасываться подобными заявлениями перед Гитлером было весьма чревато… Так что, когда первая попытка с «национальным правительством» не привела к желаемому результату, Геббельс развил бурную деятельность, сочиняя речи, редактируя статьи для норвежских газет и устраивая пышные «парады добровольцев». Но, увы, те приёмы, которые отлично срабатывали на территории рейха, в Норвегии отчего-то не дали привычного эффекта.
Геббельс обратился напрямую к Гитлеру с просьбой о помощи. Вследствие чего от операции по снабжению войск фон Фалькенхорста был оторван целый полк транспортных самолётов, который за неделю перебросил в Норвегию добровольческий легион СС «Норвегия», прошедший по Осло торжественным маршем. После чего он был немедленно переброшен на север, к линии новообразованного фронта, который в тот момент удерживали исключительно немецкие отряды, сформированные, по большей части, из военнослужащих тыловых и охранных подразделений.
Прибыв на фронт, норвежские эсэсовцы попытались атаковать советские войска, которые за это время уже продвинулись до Роганана, но не преуспели. Норвежцы предприняли несколько атак, но так и не смогли сбить русских морпехов с позиции, потеряв при этих атаках около двадцати человек убитыми и до пятидесяти ранеными и не продвинувшись ни на шаг. Однако, как выяснилось, на успех, по большому счёту, никто и не рассчитывал. Эта атака нужна была для кое-чего другого… Доктор Геббельс решил добавить в приготавливаемое им «варево» крови «героев». Так что после неудачного для легиона СС боя во всех газетах были опубликованы портреты убитых, снабжённые пафосными некрологами, и организовано пышное награждение раненых и просто отличившихся…
В этот момент НКИД СССР опубликовал заявление, в котором говорилось, что Советский Союз не признаёт легитимность правительства «немецкой марионетки Квислинга» и потому не считает себя в состоянии войны с Норвегией. И никто, даже сам Молотов, не знал, что на самом деле, это заявление было началом некой игры, которая должна была окончиться весьма неожиданно как для врагов, так и для союзников…
Заявление было принято вполне благосклонно. Англия, как и США, к тому моменту, благодаря идиотскому поступку Гитлера, уже вступившие в войну с Германией, высоко оценили данный жест Советского Союза. А находящийся в Лондоне король Норвегии и глава правительства в изгнании Хокон VII горячо одобрил подобный подход и призвал русских «видеть в норвежцах не врагов, но друзей, вместе борющихся против общего врага»…
Увы, пропагандистская операция никак не помогла Геббельсу, потому что скудный ручеёк добровольцев совершенно не увеличился. За всё прошедшее время удалось набрать всего около двадцати пяти тысяч человек, большую часть из которых составляли сопляки и алкоголики из квислинговского «Национального единения», среди которых было всего несколько офицеров. Причём большая часть из них записалась «на войну с азиатскими ордами» ещё в первую же неделю. Так что рейхсминистр пропаганды, уже осознавший, в какую задницу он угодил со своей идеей, и отчаянно искавший способ как-то исправить ситуацию, решил пойти ва-банк. Его следующим шагом стало то, что по местам проживания офицеров распущенной после оккупации норвежской армии пошли совместные команды квислинговских молодчиков и шутце войск СС, заставляя их, под угрозой заключения семей в концентрационный лагерь, записываться в «новую норвежскую армию». Рейхсминистру пропаганды жизненно требовалось сделать из двух с половиной тысяч сопляков и алкоголиков хоть какое-то подобие воинской части, что без офицеров было невозможно…
Надо ли говорить, что, когда сформированное из подобного «материала» и подобными методами «войско» было брошено в бой, реальный результат снова оказался практически нулевым. Но! Доктор Геббельс был гением пропаганды. Поэтому даже из нулевого результата он сумел сделать чуть ли не эпическую победу! Норвежские газеты были заполнены фотографиями бравых «норвежских героев» и заснеженными полями, усеянными телами советских солдат. И никто не догадывался, подобное поле было единственным, просто снятым с нескольких ракурсов, и чтобы усыпать его телами, их пришлось собирать по всему фронту. Более того, существенная часть этих тел, а конкретно все те, что размещались на заднем плане, вообще не имели отношения к РККА. При имеющемся качестве газетных фотографий это не имело никакого значения… Однако картинка получилась что надо. Так что новое заявление советского правительства, в котором уже явственно сквозило глухое раздражение, было вполне объяснимо. НКИД СССР заявил, что по-прежнему не считает себя в состоянии войны с Норвегией, но, если советские солдаты, несущие норвежцам свободу от гитлеровской оккупации, продолжат гибнуть от их рук, эта позиция может быть пересмотрена.
Это заявление привело в ужас норвежского короля, очень не понравилось Англии, а вот доктором Геббельсом, наоборот, было воспринято как весьма добрый знак. Ибо если русские реально объявят войну норвежцам, хочешь не хочешь, придётся защищаться. Так что он с огромным воодушевлением принялся за подготовку настоящего пропагандистского шедевра. А именно – организации налёта «первой бомбардировочной эскадрильи армии освобождения Норвегии» на столицу советского Заполярья – город Мурманск. После которого СССР, «с глубоким сожалением», оказался вынужден объявить-таки войну Норвегии, ставшей ажно восьмой страной, находящейся в состоянии войны с Советским Союзом…
– А какова их реакция на «Большую порку»?
– Среди рядовых британцев – восторженная, – усмехнулся Молотов. – Фильм «Обыкновенный фашизм» в достаточной мере подготовил почву. Да и бомбёжки Лондона и других английских городов в сороковом – начале сорок первого тоже ещё у всех в памяти…
«Обыкновенный фашизм», вышедший на экраны в апреле сорок второго года, естественно, сильно отличался от того фильма, который Сталин просмотрел во время своего путешествия в будущее. Хотя снял его тот же самый режиссёр – Михаил Ромм. Это было вполне объяснимо. Ведь осенью сорок первого, когда началась работа над этим фильмом, в его распоряжении не имелось значительной части того огромного объёма кинофотоматериалов, который был накоплен архивами к середине шестидесятых годов, когда он принялся за работу в предыдущих тактах. Но начатая буквально с первого дня войны практика максимальной фиксации преступлений немецко-фашистских войск принесла свои плоды. Этим занимались как специальные следственные бригады, так и партизаны и даже часть диверсионных групп, которым для этого выдавались фото– и киноаппараты. Не говоря уж об «активированных» материалах, как назывались фото– и кинодокументы, которые собирались с немецких трупов. Ну вот любили некоторые «сверхчеловеки» поснимать себя на фоне горящих изб и убитых детишек… Так что с чем работать у Ромма было. К тому же кое-что удалось прихватить с собой и из будущего. Например, содержание того же плана «Ост» или кое-что из материалов Ванзейской конференции, которая в этой реальности произошла практически в те же сроки, что и во всех предыдущих. Кстати, то, что фильм вышел в апреле, было связано именно со сроками её проведения. В Великобритании и тем более в США еврейское лобби всегда было очень влиятельным. И если к страданиям и смертям всяких «гоев» они ещё могли отнестись с долей пренебрежения, то вот целенаправленное уничтожение именно евреев должно было привести основную массу этого «избранного народа» в ярость. Каковой Иосиф Виссарионович собирался воспользоваться в интересах Советского Союза и всего советского народа. И, судя по той информации, что поступала, подобные надежды вполне себе оправдывались.
– А вот среди истеблишмента скорее паническая, – продолжил между тем Молотов. – Они не ожидали от нашей дальней авиации такой эффективности. По информации Майского, Черчилль дал срочное поручение провести ревизию британских стратегических объектов на предмет возможной атаки с подобными последствиями. Они сильно опасаются, что немцы в отместку предпримут нечто подобное. Вроде как даже планируют для усиления ПВО метрополии перебросить часть истребителей из Северной Африки.
Сталин самодовольно усмехнулся.
– Это хорошо. Меньше дурных мыслей в нашу сторону в голове появится… А что американцы?
– Там лучше, хотя и не намного, – с готовностью ответил Молотов. – У них сейчас основные проблемы с японцами. Рузвельт, конечно, сам провоцировал японскую атаку – ничем иным его эмбарго не объяснишь. Тем более что он давно хотел продавить своих изоляционистов в конгрессе. Но-оо… он явно не ожидал, что они способны ударить так сильно и так широко.
Сталин понимающе кивнул. Да уж, японцы показали себя просто мастерами доводить до совершенства любые, даже самые рискованные идеи. Впрочем, Советский Союз им с этим старательно помогал… Скрупулёзная работа с подданными императора Хирохито, основной целью которой было максимально содействовать развороту направления японской экспансии как минимум в сторону, обратную расположению советских границ, а как максимум вообще в морском, а не континентальном направлении, началась ещё в начале тридцатых. Японцев старательно обрабатывали на тему того, что, поскольку Япония – остров, ему сама… эээ… Аматерасу велела повторить путь точно такого же острова, но лежащего «по другую сторону» самого большого континента Земли. То есть тоже стать «Владычицей морей». А вернее, океанов. Тихого и Индийского. Вследствие чего СССР щедро делился с японцами технологиями, пригодными для использования именно в военно-морской области, не отказывал в поставках самых современных корабельных РЛС, гидрофонов, а также и электронных компонентов для них. И не только. Особенных изменений в последовательности событий это поначалу не принесло. Японцы, точно так же, как и во всех предыдущих тактах, по пояс влезли в Корею и Маньчжурию и начали весьма по-хозяйски вести себя в Китае. А после инцидента на мосту Лугоу экономическое сотрудничество СССР и Японии вообще оказалось полностью свёрнуто. После чего японцы, опять же, как и во всех предыдущих реальностях, попытались попробовать СССР на прочность. Сначала у озера Хасан, а затем у монгольской реки Халхин-Гол. Итогом этих попыток стало то, что сторонники военного конфликта с СССР, во-первых, сильно потеряли в авторитете и, во-вторых, несколько убавились в числе. Потому что около десятка японских офицеров во главе с генералами Камацубара Мититаро и Кэнкити Уэда совершили сэпукку. Причём проделали это публично, придя при полном параде с родовыми мечами на площадь перед императорским дворцом. Всеми японистами мира это было расценено как публичное извинение перед СССР… После этого никого не удивило то, что практически сразу же после данного символического жеста между Японией и Советским Союзом был заключён Пакт о ненападении, дополненный секретным протоколом о взаимном уважении границ, в котором гарантировалась неприкосновенность не только государственных границ, но и согласованных линий разграничения на территории Китая. Причём во время подписания этого договора японский посол Ёсицугу Татэкава через советского народного комиссара по иностранным делам проинформировал советское руководство, что императором принято решение «отпустить птиц севера и насыпать обильного корма в кормушки птиц юга и востока». Эта цветастая фраза означала, что японцы отказываются от экспансии на север и собираются сосредоточиться на других направлениях. СССР это оценил. В Японию были восстановлены поставки «невоенной» продукции, включая и электронные компоненты, а также продана крупная партия колёсной и гусеничной техники, включавшая в себя несколько десятков мощных бульдозеров (которые, по информации разведки, в настоящий момент активно использовались японцами при строительстве аэродромов на островах Тихого океана), а также, конфиденциально, был продан пакет военных технологий, среди которых оказались чертежи лёгких авианосцев, которые СССР строил на базе американских танкеров. С помощью Алекса с третьей попытки у кораблестроителей Советского Союза получились вполне приличные кораблики… После чего японцы поспешно купили у американцев несколько стареньких танкеров той же модели, которая использовалась СССР для перестройки в авианосцы.
К седьмому декабря два новых лёгких авианосца на их базе уже были в строю. Вследствие чего количество японских самолётов, которые нанесли удар по Пёрл-Харбору, увеличилось на девять десятков машин.
Сам налёт снова прошёл по слегка изменённому по сравнению с предыдущим тактом сценарию. На этот раз японцы не стали высаживать десант на Оаху, но зато выбомбили базу Тихоокеанского флота США куда более основательно. А также, как и в прошлый раз, утопили «Энтерпрайз», точные координаты местонахождения которого были переданы в эфир радиостанцией с позывными японского парохода «Koshun Maru», вышедшего из Панамы ещё в конце ноября, который вроде как был атакован эсминцами конвоя этого авианосца. «Вроде как», потому что сами американцы отрицали, что факт атаки этого корабля со стороны кораблей их военного флота имел место быть. Хотя корабль исчез-таки где-то на просторах Тихого океана… Впрочем, в связи с разразившейся войной делали это они достаточно вяло и не очень долго. А затем вообще объявили, что поскольку данный корабль шёл из Панамы, значит, так или иначе, точно имел отношение к чудовищной диверсии на Панамском канале. Вследствие чего его утопление есть факт доблести и несомненная военная победа. Хотя вопросы по поводу того, кто же именно его утопил, а главное, кто так удачно «засветил» перед японцами координаты оперативного соединения адмирала Хэлси, остались… Как бы там ни было, сообщение было принято на эскадре адмирала Нагумо именно тогда, когда вовсю шла подготовка к третьей волне, для которой на Оаху уже осталось не особо много важных целей. Поэтому для атаки этого авианосца тут же была выделена группа самолётов, которые отлично справились со своей задачей, утопив не только его, но и ещё парочку кораблей восьмого оперативного соединения.
– Да уж, возмущение в конгрессе было таким большим, что от импичмента его спасло только чудо, – усмехнулся Сталин. – Даже разгром Тихоокеанского флота уже был сильнейшим ударом, но это хотя бы военное поражение. Разрушение же Панамского канала очень сильно ударит и по их экономике…
– В том числе и в виде нашей поддержки, – также усмехнулся в ответ Молотов. – Ну ещё и Гитлер помог. С немедленным объявлением войны США.
– Ну-у, ему в тот момент очень пригодилось бы нападение японцев на наш Дальний Восток. Вот он и попытался хотя бы подобным образом подтолкнуть своего азиатского союзника к подобному решению…
Оба собеседника обменялись хищными ухмылками. Фюрер германской нации был совершенно не в курсе дополнительного протокола о взаимных гарантиях границ. Причём инициатива по заключению данного соглашения исходила именно от японской стороны, которая была очень не против усилить свои войска, действующие в Китае и Индокитае, полумиллионом солдат Квантунской армии, до сего момента бесполезно торчащих у границ Советского Союза. В изначальной истории Алекса они держали там столь крупную группировку, имея мысли в удобный момент (то есть когда дела у СССР на Западном фронте пойдут совсем плохо) ударить-таки русским в спину и оттяпать чего получится. Здесь же после куда более впечатляющего разгрома у Халхин-Гола и намного более успешного для СССР течения войны с Германией таких мыслей у японцев не осталось… Нет, всю армию от границ СССР японцы, конечно, не убрали. Договор договором, но с русскими всё равно порох следовало держать сухим. Однако уже к сентябрю сорок первого общая численность японских войск, дислоцированных поблизости от советских (и монгольских) границ, составила не более ста тысяч человек. Да и из них чисто японскими была только половина частей. Остальное – местные формирования.
– Но Рузвельт, можно сказать, вернул нам долг, не дав конфисковать наши военные заказы, которые мы сделали по линии ленд-лиза, – уточнил Молотов.
– Не думаю, что конфискация реально планировалась, – пожал плечами Сталин. – Наши заказы в основном относятся к сухопутным войскам, а американцев ждёт война на море.
– Это-то да, но опасность потерять часть всё равно присутствовала. Те же патроны к крупнокалиберным пулемётам, скажем, или взрывчатку… Да и конгрессмены в угаре могли принять какой-нибудь законопроект типа «все и всё на борьбу с наглым агрессором», предусматривающий тотальную конфискацию любых военных заказов в пользу своих вооружённых сил. И тогда даже президент США ничего не смог бы сделать, – он вздохнул. – Хотя и без этого с заказами по ленд-лизу у американцев сейчас стало сложно. Несмотря на объявление им войны Гитлером. Но кое о чём удалось договориться. Вот списки, которые уже согласованы с Гарриманом и Джонсом…
Когда народный комиссар иностранных дел СССР покинул кабинет, Иосиф Виссарионович ещё несколько минут сидел неподвижно, обдумывая всё, что ему доложил Молотов. Что ж, пока ситуация складывается весьма неплохо. Да, получилось не всё запланированное, а кое-что получилось совсем не так, как хотелось, но в жизни вообще всегда присутствует зазор между желаемым и тем, что и как из этого воплотилось. Больший или меньший – но всегда. А в общем, внешнеполитическая ситуация для СССР пока складывается куда как лучше, чем в любой из предыдущих реальностей. Но это только потому, что пока, по большей части, были использованы «домашние заготовки». Когда было, в общих чертах, конечно, известно, что и когда предпримут как противники, так и союзники. И какие результаты принесут их действия. Естественно, приблизительно, но всё-таки с достаточной долей достоверности. Даже заявления советского правительства по поводу нападения японцев на Пёрл-Харбор Сталин написал заранее. И специально запланировал на вечер дня японской атаки расширенное заседание Политбюро. Чтобы его можно было немедленно утвердить и сразу же отправить. Правда, информация о нападении пришла чуть позже, чем он рассчитывал, когда все вопросы повестки дня уже были рассмотрены, поэтому пришлось придумать, как не дать людям разъехаться, пригласив их на просмотр новой американской комедии. Но зато всё вышло даже более естественно. Остановка сеанса. Внезапное появление посла США. Срочное ночное совещание. И главное, успели! Телеграмма с заявлением Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства была получена как раз в момент крайне тяжёлого для Рузвельта совместного заседания двух палат американского конгресса, и слова: «Мы как государство, так же подвергнувшееся внезапному и вероломному нападению, заверяем американский народ, что готовы вместе, плечом к плечу встать против…» явно серьёзно изменили настроения многих сенаторов и конгрессменов. Конечно, после подобного пришлось по неофициальным каналам довольно долго успокаивать японцев. Но вроде как к настоящему моменту это сделать удалось. Тем более что за последние три месяца численность советских войск на Дальнем Востоке была почти демонстративно уменьшена на две трети. Так что, судя по последним докладам разведки, начавшееся было в январе сорок второго быстрое увеличение Квантунской армии к апрелю уже практически остановилось, а в начале мая её численность вновь стала падать…
Сталин вздохнул и, протянув руку, взял трубку и принялся неторопливо набивать её табаком. Увы, большая часть «домашних заготовок» к настоящему моменту была использована, и с этой весны они вступали на тонкий лёд неизвестных вероятностей. Даже направление летнего удара немцев и то пока не было определено. Хотя с апреля месяца все сети советской разведки были выведены из спячки и сейчас интенсивно работали в первую очередь именно над этим вопросом. Эх, если бы у них была возможность опять получить информацию от Александра!.. Алекс, Алекс, что же с тобой случилось? После того как от Зорге не поступило подтверждения успешного перехода, из Москвы в Швейцарию была выслана специальная группа, которая обнаружила сгоревший дом и следы перестрелки в виде россыпей гильз. Трупов отыскать не удалось. Опрос возможных свидетелей в окрестностях дома тоже практически ничего не дал. Тем более что делать его пришлось с предосторожностями. И после того как расспрашивающими заинтересовалась местная полиция, быстро ретироваться…
Снова зазвонил телефон. Иосиф Виссарионович снял трубку.
– Товарищ Сталин, к вам Фрунзе и Королёв. По записи…
– Путь заходят.
– Ну, чем порадуете? – усмехнулся хозяин кабинета, когда гости расположились на стульях.
– По твёрдотопливым ракетам всё идёт нормально, – слегка волнуясь, начал Сергей Павлович. Когда ещё перед нападением Германии на Польшу в его КБ из Секретариата Сталина были переданы материалы по ракетным топливам, причём как твёрдым, так и жидким, он целую ночь сидел над папкой, с одной стороны восторгаясь неизвестными инженерами и химиками, сумевшими продвинуться так далеко в той области, которая была предметом и его интереса, а с другой – обливаясь холодным потом. Потому что эти неизвестные уже были готовы к созданию реального боевого оружия, которому его страна не могла ничего противопоставить. Ну то есть вообще ничего… Кто это был? Англичане? Немцы? Французы? Американцы? Двадцать девятого июня у него засосало под ложечкой. Потому что ему показалось, что он наконец-то узнал, кто это. Немцы – кто ж ещё… Но шли недели, потом месяцы, однако о применении немцами ракетного оружия ничего не было слышно. Даже Москву они пытались бомбить с помощью обыкновенных бомбардировщиков. И перед Королёвым забрезжила надежда, что он сможет успеть. Упредить. Если уж не в технических разработках и решениях, то хотя бы в создании рабочего образца…
– С июня мы запускаем в серию новые модели авиационных противотанковых ракет калибра пятьдесят семь миллиметров, что позволит увеличить боекомплект по носимому ракетному оружию самолётов-штурмовиков «Ил-2» почти в два раза. Кроме того, на выходе ещё несколько образцов для ракетных систем залпового огня – увеличенной дальности и кучности и надкалиберные, увеличенной мощности. А также надеемся к концу лета представить рабочий образец твёрдотопливного снаряда калибра шестьсот пятьдесят миллиметров с дальностью пуска до пятидесяти километров и весом боевой части в триста килограмм.
– А по жидкостным?
– По жидкостным… по жидкостным – хуже. То есть одноступенчатые с дальностью пуска до трёхсот километров и весом боевой части в одну тонну уже летают. А вот с двухступенчатыми пока проблема, – Королёв замялся. – Понимаете, для двухступенчатых систем нами, по рекомендации, – тут Сергей Павлович бросил быстрый взгляд в сторону Фрунзе, – была выбрана пакетная схема. А при такой схеме двигатели второй ступени начинает работу одновременно с двигателями первой ступени, но работают куда дольше. И так получилось, что созданный металлургами жаропрочный сплав при длительном воздействии высоких температуры и давления начинает терять прочность куда быстрее, чем ожидалось. Для обеспечения надёжной работы первой ступени его характеристик хватает, но вот для второй…
– Понятно, – Сталин встал и прошёлся по кабинету. – То есть сроки создания двухступенчатой ракеты межконтинентальной дальности у нас сдвигаются. И как сильно?
– Не уверен, что могу сейчас ответить на этот вопрос, товарищ Сталин, – Королёв развёл руками. – Всё зависит от металлургов. Как только они дадут нужный сплав, мы сразу же возобновим испытания.
Хозяин кабинета нахмурился. Опять… Никакие полученные чертежи и формулы не могли гарантировать, что необходимое изделие получится создать легко и просто. Всё время вылезали те самые, упоминаемые Алексом, «ноу-хау». Так, например, очень затянулась эпопея с вертолётами. Нет, здесь их удалось сделать куда раньше, чем в предыдущем такте, но к войне всё равно не успели. Хотя делали их те же люди, что справились с этой задачей в предыдущих реальностях, – Миль и Камов. И финансирование у них также было вполне себе щедрым. Но вот, поди ж ты, более-менее пристойные аппараты, способные не просто летать, а реально выполнять требуемые задачи, удалось сделать только к концу сорокового. А развернуть серийное производство вообще уже после начала войны. Вследствие чего, например, поисково-спасательные подразделения ВВС пришлось вместо вертолётов поначалу оснащать лицензионным вариантом немецкого лёгкого самолёта «Шторх» под названием ОКА-38. Слава богу, лицензию на него удалось получить от немцев уже осенью тридцать девятого, а серийное производство развернуть к лету сорокового. Или та же ЭВМ… Увы, «сваять» супер-пупер-компьютер на базе принесённых Межлауком из будущего деталей не удалось. Уж больно сильной оказалась разница между несколькими компонентами из будущего и всем остальным, что потребовалось сделать в настоящем. От устройств ввода/вывода информации и до внешней памяти. И «состыковать» их не получилось. Так что первая советская ЭВМ оказалась полностью изготовлена на текущей компонентной базе. Вследствие чего её производительность была весьма невысокой, стоимость – заоблачной, а время изготовления составляло пусть уже не годы, как это произошло с первым образцом, но всё ещё месяцы и месяцы… И так по очень многим направлениям. Ой, недаром Ванников говорил, что на текущем технологическом уровне СССР способен освоить, дай бог, десять процентов привезённых из будущего технологий. Даже несмотря на то, что технологические возможности Советского Союза в этом такте были заметно шире, чем в любом предыдущем. Не говоря уж об изначальной реальности Александра. И из-за куда лучшего экономического положения страны, избежавшей голода начала тридцатых и сумевшей в тридцатых «откусить» весомый кусок и финансов, и технологий, по полной воспользовавшись полученной информацией о Великой депрессии и том кризисе, в который она повергла все развитые капиталистические страны. И из-за того, что в тех же самых тридцатых, опять же вследствие имеющейся информации, получилось избежать огромного количества ошибок внутри страны…
Но ведь в иных реальностях ракеты были сделаны. И никакой проблемы с жаропрочными сплавами не было? Иначе бы в материалах, представленных «потомком», про неё упоминалось бы. Почему она сейчас-то вылезла? Хм-м… может быть, дело было в том, что во всех предыдущих реальностях межконтинентальной ракетой занялись уже после войны. То есть тогда, когда советские учёные и конструкторы получили доступ ко всем материалам немецкой ракетной программы. И вполне могло быть, что необходимый материал (ну или некую ключевую добавку к уже имеющемуся) смогли сделать немцы. Вполне рабочая гипотеза… Тогда где ещё мы можем поискать?
Сталин развернулся к Фрунзе.
– А что, если нам запросить материалы по жаропрочным сплавам у союзников? Возможно, у них получится отыскать что-то, что если не полностью нам подойдёт, то позволит хотя бы снять остроту проблемы.
Фрунзе согласно кивнул.
– Хорошо. Я подумаю, как это обосновать.
– Возможно, стоит подумать об отходе от пакетной схемы, – робко предложил Королёв. Сталин улыбнулся.
– Что ж, подумайте. Но работу над пакетной схемой не прекращайте. Даже если другая схема окажется лучше с военной точки зрения, пакетная, как я представляю, будет гораздо более выгодной для вопросов исследования околоземного пространства…
Королёв едва не задохнулся от восторга. Нет, он чётко осознавал, что основные усилия необходимо сосредоточить именно на военной тематике. Особенно сейчас, во время войны. Но мечта была иной. Космос…
Когда за руководителем советского ракетного проекта закрылась дверь кабинета, Сталин вернулся за стол и задал Фрунзе вопрос:
– Что там с Руром, определились с общим итогом?
Тот покачал головой.
– Всё ещё не до конца. Очень сложно работать. Немцы стянули в тот район очень большие силы ПВО. Так что прорваться в район удаётся, дай бог, одному самолёту-разведчику из десятка… Но уже и так ясно, что итог впечатляющий. Все шесть плотин, которые были целями ударов, разрушены. Так что затопления и разрушения очень большие. А кроме того, достигнут очень мощный пропагандистский эффект. Недаром мы два месяца до удара буквально «засеивали» Германию листовками, в которых сообщали о зверствах войск СС и отдельных подразделений вермахта на оккупированных территориях, и призывали немцев вернуться к соблюдению «законов войны» в отношении военнопленных и мирного населения. Иначе Германию настигнет возмездие. Наша агентура сообщает, что после «Рурской катастрофы» резко увеличилось число писем из Германии на фронт, в которых оставшиеся в тылу семьи солдат заклинают своих отцов и сыновей «относиться к русским по-доброму» и ни в коем случае не творить «тех ужасов, о которых говорилось в русских листовках». Да и вообще, авторитет нацистов в районах, подвергнувшихся разрушениям и затоплениям, практически рухнул…
– То же самое докладывает и Меркулов, – удовлетворённо кивнул хозяин кабинета. – И это хорошо. Да и Геббельс так удачно выступил со своей речью перед самым налётом, что я даже раздумываю – не предложить ли политбюро наградить его какой-нибудь почётной грамотой…
– Это когда он буквально за два дня до налёта обозвал наши листовки «самым очевидным признаком абсолютного бессилия русских и их полной неспособности хоть как-то угрожать населению рейха»? – усмехнулся Фрунзе. – Да уж, если бы даже он захотел – и то вряд ли лучше бы подставился, – и оба собеседника сдержанно рассмеялись.
– По направлению возможного немецкого удара новых сведений нет? – уточнил Иосиф Виссарионович, когда они, наконец, отсмеялись.
– Сведения-то есть, – Михаил Васильевич недовольно скривился, – но уж больно противоречивые. По данным авиаразведки и докладам подпольщиков, немцы перебрасывают подкрепления как на север, так и на юг.
– Именно подкрепления?
– Да. В центр тоже идут пополнения. Но именно пополнения. А вот на юг и север перебрасываются дополнительные части. Например, в районе Запорожья замечены танки с пустынной окраской. Под Николаевом – техника триста сорок третьей пехотной дивизии, которая, по последним докладам, входила в состав восемьдесят седьмого армейского корпуса, дислоцированного во Франции. А неподалёку от Даугавпилса аэрофотосъёмка зафиксировала технику с эмблемами триста девятнадцатой пехотной дивизии, переброшенной оттуда же. Но ведь они же не будут наступать сразу по двум направлениям? Мы же на последнем совещании Ставки обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что это невозможно. У них просто не хватит сил для двойного удара!
– Не хватит, – согласно кивнул Сталин, а потом задумался: – Хотя-аа… ударить они всё равно могут решиться, – после чего ещё подумал и твёрдо закончил: – И, похоже, решились!
– Но-оо… как? Зачем? – недоумённо спросил Фрунзе.
Хозяин кабинета усмехнулся:
– Мы не учитывали психологию. Гитлер – убеждённый сторонник превосходства немецкой расы. Именно на расовой теории и построена вся его идеология. Поэтому ему просто нестерпима мысль о том, что какие-то «унтерменши» вдруг окажутся хоть в чём-то лучше немцев. И «Три Сталинских удара», – тут Иосиф Виссарионович усмехнулся, ибо именно так отдел пропаганды ЦК решил обозвать три зимние наступательные операции, – нанесли его самолюбию незаживающую рану. А наша «Большая порка» вообще привела его в бешенство. Ну ещё бы – он обещал немцам быстрые и победоносные войны, и до нападения на Советский Союз всё так и шло. Поэтому ему верили. А вот когда врагами стали «неполноценные унтерменши», всё перевернулось с ног на голову. Война неожиданно пришла в каждый немецкий дом. Причём не только в виде потока похоронок, но ещё и с лишениями, трудностями с продуктами, затем сыплющимися на головы бомбами, а теперь и огромной техногенной катастрофой, непосредственно затронувшей уже миллионы немцев. Так что ему жизненно необходимо восстановить их доверие, показать им, что Германия может не меньше, чем эти «унтерменши»… – он снова встал и отошёл к окну.
– Так что ищите, где будет третий удар. Иии… – Сталин задумался. – Подумайте, где нам стоит его «не удержать».
– В смысле? – не понял Фрунзе. Хозяин кабинета вздохнул.
– Мы неожиданно оказались для всех слишком сильными. Перед тобой был Вячеслав, и из его доклада я понял, что американцы и англичане очень обеспокоены. Пока это не слишком заметно, но ещё немного – и союзники начнут нас бояться больше немцев. Как думаешь, к каким последствиям это приведёт? – Сталин пристально посмотрел на собеседника. Тот несколько мгновений напряжённо раздумывал над его словами, а затем понимающе кивнул.
– Понятно, нам нужно продемонстрировать слабость, – он вздохнул. – Эх, жаль! После таких потерь и при условии, что из-за катастрофы в Руре у немцев большие проблемы с восполнением техники, наступать самое то…
– Понимаю, – вздохнул Сталин. – Но если мы не хотим сепаратного мира союзников с Гитлером – этого делать нельзя. И вообще, лучше всего, если до осени мы будем «отчаянно обороняться». Но тут я не настаиваю. Смотрите сами, насколько это возможно. И это… подумай, как ещё нам донести до союзников нашу текущую слабость. Например, организуй для военных атташе союзных стран выставку наших суррогатных ПТО-САУ, ну тех, которые наклепали из немецких захваченных трофеев. И ещё что-то в таком роде. Мол, еле держимся, чуть ли не палками отбиваемся…
Фрунзе задумчиво кивнул, а затем вздохнул:
– Как же я жалею, Коба, что не смог, как ты, побывать в будущем. Ты сильно изменился после возвращения, – Михаил Васильевич усмехнулся. – Нет, ты и раньше был той ещё хитроумной кавказской сволочью, но тепе-ерь…
