Интерлюдия
Отделение БНМ-13, метроплекс Москва-Сити
Недавний разговор с комиссаром не давал Кротову покоя. Вроде бы обвинить Дмитрия было не в чем, а все равно он места себе не находил. Метался по кабинету, как загнанный в угол хищник, настроение было таким, что хоть на луну вой. За свои тридцать лет Дима всякого натерпелся и многому научился, однако сейчас не мог простейшего — сделать выбор. Разве можно выбирать? Разве это правильно? А ведь комиссар Данилевич четко дал понять, что выбирать придется. С одной стороны – друг, напарник и брат; с другой – собственная карьера и репутация.
Прекрасно зная, как рискует, общаясь с Бестужевым, Дима твердо решил, что не отступит. Ведь если помочь Егору с расследованием и найти виновных, то и выбирать не придется. Но в стройном плане Кротова была брешь – времени оставалось не больше двух дней. Если за двое суток дело не сдвинется с мертвой точки и Егор не представит доказательства своей невиновности, то придется выбирать.
И Дима знал, каким будет выбор. И с ума сходил. И предателем быть не хотел.
Собравшись с мыслями, Дима вышел из кабинета и направилсяк лифту. В руках он держал бумажный пакет с булочками. Егор сказал, что к Эдуардовне по-другому не подмазаться? Что ж, как раз выпал случай проверить. Сегодня из питерского отделения БНМ пришли результаты вскрытия матери той самой Татьяны Литвинцевой. Возможно, что-то удастся выяснить. Остальные зацепки, которые дал Бестужев, пока не принесли результатов. Кротов запросил разрешение на проверку новостного видео и получил лаконичный ответ: отклонено. Естественно, без объяснения причин. А чуть позже услышал от руководства, что такую проверку проводит Комиссариат и через день-другой все станет известно наверняка. Если, конечно, Комиссариат посчитает нужным делиться информацией.
Об «Анти-гене» удалось кое-что найти. Дима отправил файлы на портал, через который держал с Егором связь, но пока не получил от него ответа. Читал ли файлы Бестужев? А если читал, то удалось ли извлечь пользу?
Погрузившись в мрачные раздумья, Дима не заметил, как добрался в южное крыло. Он шел по длинному коридору, ориентируясь по голографическим указателям. Кротов не так часто здесь бывал, чтобы знать кабинеты наизусть, обычно запрашивал информацию через IP-ком, или набрав нужного служащего по коммуникатору, и моментально получал ответ. Зато Бестужев зачем-то вечно усложнял и лично тащился то в морг, то в хранилище.
Светящийся зеленый указатель с надписью «В-12. Морг» привел к стальной двери. Дима занес кулак, чтобы постучать, но потом решил, что стучат в морг – глупо, и просто толкнул дверь.
Тереза Эдуардовна делала вид, что не замечает его. Она стояла возле белого шкафа с выдвижными ящиками и перебирала голографии. На мощном мясистом плече коронера лежала толстенная золотая коса, настолько толстая, что напоминала сытого питона.
Дима мялся в дверях, не решаясь пройти. Эдуардовна продолжала делать вид, что не замечает следователя, хотя он готов был поклясться, что она слышала стук двери и шаги.
— Тереза Эдуардовна? — неуверенно позвал Дима. – Можно с вами поговорить?
Эдуардовна резко обернулась. Подбочилась и уставилась на него исподлобья, в медицинском комбинезоне она напоминала разъяренную белую медведицу.
— Зачем пришел? Что, коммуникатора нет? – начала браниться коронер. – Мне некогда! Всю ночь раком над столом простояла, ваших жмуриков разделывая! А тут ты еще!
Решив, что обратиться можно и к другому коронеру, Кротов непроизвольно попятился назад, готовый открыть дверь и выскочить обратно в коридор, как вдруг вспомнил про пакет.
— Я принес булочки с корицей. Это вам Бес просил передать, — сказал со значением.
Охнув, коронер грузно опустилась в кресло возле рабочего стола и скорбно покачала головой.
— Угробили Бестужева, зверье. Как жаль, такой ведь мужчина… — проронила с болью в голосе.
Подойдя ближе, Дима положил на стол пакет. Немного помолчал, ожидая реакции Эдуардовны. Не встретив протеста, сказал:
— Я хочу доказать, что майор Бестужев невиновен. И мне нужна ваша помощь.
-- Что я могу сделать? – подняла на него глаза Эдуардовна, и Дима только сейчас заметил, какие они красивые, голубые-голубые, будто летнее небо.
– Это отчет о вскрытии, проведенном вашим коллегой из восьмого отдела БНМ СПБ. Есть основания полагать, что эту женщину убили, хотя в отчете сказано иное. Проверьте, пожалуйста.
Эдуардовна буквально вырвала у него из рук коммуникатор и принялась просматривать информацию. Полистала отчет, вывела голограммы со вскрытия и теперь прохаживалась среди трехмерных снимков кишок, печени и прочих окровавленных внутренностей, как по саду с розами – такой у коронера был умиротворенный вид.
– Итак, некая Галина Литвинцева, уроженка Санкт-Петербурга, сорок восемь лет… – говорила Эдуардовна, обращаясь не то к самой себе, не то к Кротову. – Ну и вид у нее для такого цветущего возраста. Хотя при ее образе жизни и уровне модификаций неудивительно. Бедная женщина, надо же было себя так запустить. Я давно подобного не встречала.
Коронер осмотрела голограмму, на которой пестрило красным и багрянцем кровавое месиво, затем вторую, третью… Дима отвернулся, чувствуя, как подкатывает тошнота – зрелище не из приятных, еще и обстановка морга со специфичным запахом действовала не лучшим образом.
– Значит так, капитан, – подбочилась Эдуардовна. – Нет здесь признаков насильственной смерти. Все как написано в заключении: захлебнулась рвотными массами в результате паралича, вызванного чрезмерным употреблением спиртного.
Дима часто заморгал, не веря ее словам. Ведь Бестужев считал, что Литвинцеву-старшую убили.
– Тереза Эдуардовна, а ей могли залить спиртное? Или, скажем, заставить выпить?
– Вряд ли, сынок. Следов насилия нет, шея, рот, запястья – чистые. Заставить? Не похоже. Судя по концентрации, она выпивала не залпом, а приговорила бутылку в течение часа.
Кротов вздохнул, нервно почесал редкую рыжую бороду.
– Но ведь подсунуть бутылку с паленой водкой могли? – не сдавался он.
– Откуда ж я знаю?! – всплеснула руками Эдуардовна. – Ты следователь, вот и делай выводы, могли или не могли. А я заверяю: Галина Литвинцева умерла не насильственной смертью. Точка.
Из морга Дмитрий вышел бледный и опустошенный. Он шел по коридору, не глядя на указатели, в голове вертелся неутешительный вывод: еще одна зацепка Егора оказалась ложной. Может и якобы сфабрикованные события на мосту – тоже ложь?