Глава 26

Девятичасовой дороги было достаточно для того, чтобы все до единого сомнения забродили и поднялись в моем сознании. После четырех суток с Рией кровь моих детей, вероятно, превратится в кукурузный сироп. Иоланда, скорее всего, поймет, что должность, которую мы делили с Рассом, лучше подходит для одного человека. А самым пугающим из моих страхов был страх того, что для нас с Санджеем эта поездка ничего не изменит.

Последнее было наиболее вероятным. По пути мы болтали о работе, о детях и даже о Мэтте. Но бо́льшую часть времени я смотрела в окно, пока Санджей барабанил пальцами по рулю и подпевал, слушая заготовленные для поездки записи. Между нами не пролетела даже искра взаимопонимания, на которую я надеялась.

Но едва я увидела зубчатый край горизонта, в моей душе расцвело неожиданное волнение. В Нью-Йорке я начинала свою карьеру. Именно там я перестала быть брошенным матерью ребенком и превратилась во взрослую женщину со своей собственной историей. У нас с Санджеем все начиналось в этом городе – в тот день, который запомнился каждому ньюйоркцу.

В то утро мы вместе были в офисе, Санджей работал в Hudson всего несколько недель, я к тому времени проработала там год. Помню, как я зашла в лабиринт из кабинок, где стоял мой стол, и поняла, что многие из моих коллег отсутствуют, а потом профланировала до комнаты отдыха, где увидела, что все толпятся у телевизора.

– Что происходит? – спросила я Алекс, видя съемку горящей Северной башни.

– Полагают, что это был винтовой самолет или, возможно, чартерный рейс, – сказала Алекс. – Странное происшествие.

Но не прошло и минуты, как пораженный диктор сообщил, что Южная башня тоже горит.

Это не был несчастный случай.

Наш главный редактор потребовал, чтобы мы сохраняли спокойствие, пока не поступило распоряжение от мэра или от федерального правительства, либо от того, кто мог бы сказать нам, что делать дальше. Наш офис располагался в центре города, который, возможно, был следующей целью, но кто знает, где безопасно? Во всяком случае, никому не нужно было напоминать о том, что важно сохранять спокойствие, все мы были необычайно спокойны, когда звонили своим любимым, чтобы сообщить им о том, что мы живы, по крайней мере, пока живы, а потом возвращались к телевизору и настольным радиоприемникам, чтобы осмыслить, что происходит.

Потом обрушилась Южная башня.

Малколм мгновенно заявил, что он уезжает – к тете, которая пообещала довезти его на машине отсюда до штата Род-Айленд. Потом Алекс, поцеловав меня в обе щеки, снова спросила, не хочу ли я поехать с ней и компанией ее друзей, они собирались добраться до Нью-Джерси. Я не поехала, хотя не могу сказать почему. Я уже позвонила отцу и брату, которые призывали меня спасаться бегством, но, поскольку метро и железная дорога уже не работали, я не думала, что это возможно.

Потом в нашем офисе отключились телефонные линии, и стало ясно, что ожидание в здании, находившемся в двух кварталах от Таймс-сквер, было уже не безопасным.

Быстро собрав вещи, я пошла к лифтам, думая, какова вероятность того, что будет выпотрошен весь остров Манхэттен, и что лучше – отправиться в свою квартиру в Верхнем Ист-Сайде или… куда-то еще? Когда я подошла к лифту, там стоял Санджей.

– Надо пойти по лестнице, – сказал он.

– Прости? – сказала я.

Первоначальное притяжение, которое я почувствовала при нашем знакомстве, не исчезло, но тогда я заставила умолкнуть всякий инстинкт спаривания. Хотя романы в нашем отделе новостей не были под запретом, связи с коллегами не приветствовались. Но в то утро меня меньше всего волновала благопристойность. Когда наши с Санджеем взгляды встретились, во мне внезапно возникло всепоглощающее желание.

– По лестнице, – повторил он. Он все еще смотрел на меня. – Нам надо пойти по лестнице на случай, если отключат электричество.

– Верно подмечено.

За нашими спинами вприпрыжку пробежал главный редактор и, не признав нас, исчез в лестничном колодце.

– Куда ты направляешься? – спросила я Санджея, когда мы стали спускаться по двадцати пролетам, ведущим в вестибюль.

– На север.

– В Гарлем, в Бронкс или в Канаду?

– Если все пойдет хорошо, то в Канаду. Но в данный момент – в свою квартиру в Гарлеме.

Санджей правда жил в Гарлеме?

– До следующего года я присматриваю за квартирой своего старого профессора, – объяснил он. – А ты куда?

– Еще не знаю, – призналась я. Я все еще пребывала в шоке, но начал прорываться страх. Я совершенно не понимала, где сейчас безопасно и как поступить разумнее.

Не знаю, как описать выражение глаз Санджея, разве что оно было такое же, как у меня.

– Я тоже, – признался он.

Мы остановились на лестничной площадке между этажами, и Санджей положил руку мне на спину. Его прикосновение было легким, хотя я до сих пор помню, как по моему позвоночнику прокатилась волна дрожи от того, что может произойти.

– Почему бы тебе не поехать со мной? – тихо сказал Санджей.

Я ответила не колеблясь:

– Да.

Теперь, шестнадцать лет спустя, мужчина, которого я неожиданно возжелала, был моим мужем. Когда мы вынырнули в город из туннеля Холланда, Санджей взял меня за руку.

– Я рад, что ты здесь, – сказал он.

Я подумала, вспоминал ли он, так же как и я, о том, как у нас все начиналось?

– Я тоже, – сказала я.

* * *

У Малколма и Джоан были штабеля еженедельника New Yorker. Экземпляры журнала были помяты и потрепаны, а многие страницы были загнуты, что свидетельствовало о том, что в отличие от нас с Санджеем, несколько лет назад отказавшихся от подписки, чтобы сэкономить деньги и спасти несколько деревьев, Малколм и Джоан их действительно читали.

– Может быть, мы жили бы так же, если бы у нас не было детей, – заметила я Санджею, отыскивая свежий выпуск. В лофте наших друзей были высокие сводчатые потолки, а пол был сделан из красного дерева. Вся южная стена полностью состояла из окон, другие стены, как и бо́льшая часть мебели, были белыми. Немногочисленные украшения были из стекла. Стиви и Майлз за час разорили бы здесь все.

Санджей выглянул в окно. С высоты третьего этажа было видно, что наше прежнее бруклинское окружение обновилось. Такова жизнь. Я все еще помнила, как Роджер, редактор, брак которого разрушился из-за виски, жаловался на то, что закрылись последние непристойные театры на Таймс-сквер. Как он говорил, самому ему было наплевать на подобного рода заведения, принципиальным было то, что за деньги можно купить все, что лишено блеска, и покрыть это пластиком.

– Может быть. Не уверен, что хотел бы жить в подобном месте, – сказал Санджей. – Но четыре дня без детей я проведу.

Я уже скучала по Стиви и Майлзу, но симфония сигналящих такси и ревущих сирен была сравнима с их перепалками. Я подошла к окну, и Санджей обнял меня обеими руками, а потом легонько поцеловал. Поцеловав его в ответ, я с облегчением поняла, что все нормально и правильно.

– Это пойдет нам на пользу, как ты думаешь? – сказала я.

– Думаю, да. Я все еще под впечатлением от того, что ты сказала Иоланде об отпуске.

– Попросила ее.

– Нет, – возразил он. – Ты сказала. Ты проделала долгий путь, прежде чем сумела дать понять, когда что-то пошло не так.

– Спасибо, – сказала я. – Но это далеко не все. Мы по-прежнему не… ты понимаешь.

– Понимаю. – К моему удивлению, он обнял меня еще крепче. – Но я понимаю, что очень многое зависит от меня. Как бы то ни было, то, что ты поддерживаешь мою идею о книге, для меня гораздо важнее, чем секс.

– Ох, – сказала я. Это мне в голову не приходило. – Но это не то, о чем ты просил меня.

– Нет, но я не понимал, как это волнует меня, пока не начал писать. – Он чуть нахмурился. – Ты уверена, что не будешь возражать, если я встречусь с агентами?

– Уверена, – сказала я. – Я горда тем, что ты так быстро закончил книгу. По дороге в Нью-Йорк я прочитала отрывки из нее, это восхитительно – умно, часто забавно и удивительно увлекательно, тем более что я не отношусь к целевой аудитории.

Теперь, как мне показалось, он постарался сдержать улыбку.

– Я бы не сказал, что она окончена. Я все еще продолжаю редактировать ее как одержимый.

– Но она готова во всех отношениях.

– Да, полагаю, что так, – сказал он. – У нас есть свободный час до того, как ты отправишься ужинать с подругами. Не хочешь пройтись?

Не надеется ли он, что я скажу: «Нет, давай займемся любовью»? В прошлом мы поступили бы именно так, добравшись до места назначения, по крайней мере, так было до того, как у нас родились дети. После состоявшегося у нас разговора мои чувства к нему потеплели. Я ощущала связь между нами, хотя мне очень не хотелось признаваться себе в этом из страха сглазить. И все равно я не могла выбросить из головы Кристину. Был ли он увлечен ею до смерти Дженни, в то время когда мы, пусть и от случая к случаю, спали с ним? Если так, не тосковал ли он по Кристине, когда обнимал меня? Ох, как я жалела о том, что все время выключала свет. Как легко это можно вообразить – если не изгибы ее тела, то ее лицо, когда мое скрыто завесой темноты.

В любом случае влечение невозможно отключить выключателем. Может быть, ему даже случалось произносить ее имя. Я лучше не стала бы спать с ним, чем подвергать себя риску услышать ее имя.

– Конечно, – сказала я. – Давай прогуляемся.

* * *

– О боже, посмотри-ка на нее! – В ту самую минуту, как она увидела меня в баре, Харуэ вскочила со своего места и начала подпрыгивать, не выпуская стакана из рук. На ней были ярко-красные очки и джинсовый комбинезон, что могло бы навести окружающих на мысль о том, что я батрачу на ферме. Выглядела она потрясающе.

Уклонившись от нее, я рассмеялась.

– Я тоже рада видеть тебя, но не настолько, чтобы принять винную ванну.

Алекс слезла с табурета и выдвинулась вперед, но прежде бросила взгляд на скрывавшуюся за ее спиной парочку, дерзко предупреждая каждого из них, чтобы они не заняли ее место. Она была одета во все черное, а накрашенные пурпурной помадой губы были похожи на открытую рану.

– Дорогая, как приятно видеть тебя, – сказала она, обнимая меня. – Тебе здесь понравится. Ты должна попробовать свиную грудинку.

– Ты опять ешь мясо? – удивленно спросила я.

– Вегетарианство оказалось непрактично. – Наклонившись ко мне, она громко прошептала: – И я худею, когда получаю протеины.

Харуэ фыркнула.

– Предательница.

Я засмеялась.

– Девчонки, вы все те же.

– Ничто не стоит на месте, – сказала Алекс. – Просто не все меняется сразу, и слава богу. Ладно, как ты чувствуешь себя, уехав с любимым подальше от своих идеальных детей? – Посмотрев на Харуэ, она закатила глаза.

– В точку, Алекс, – сказала Харуэ. – Не могу представить, что можно прожить в браке более двух лет, но вы с Санджеем… – Она посмотрела на меня. – Сколько времени уже прошло? Три десятилетия?

Я отмахнулась от нее.

– Очень смешно. Одиннадцать лет.

– А где сегодня вечером твоя лучшая половина? – спросила Алекс.

– Он покупает еду навынос и добавляет последние штрихи к своей книге. Спасибо тебе за то, что помогла ему, – добавила я.

– Мне было это очень приятно.

Появился официант и сказал, что наш столик готов. Как только мы уселись, Алекс сказала:

– Я заинтригована книгой Санджея, но, Пен, если говорить честно, я думала, что буду обсуждать твою книгу. Помнишь, какие ты писала сказки? О девочке, которая любила пышки? – сказала она, намекая на наброски, написанные как раз перед рождением Стиви.

– Мне нужно работать, – запинаясь, проговорила я, – потому что после рождения детей многое в моей жизни было заброшено ради более неотложных дел.

– Все равно, это было замечательно.

– Спасибо, – смущенно сказала я.

– Помнишь те смешные стихи, которые ты писала о нас, когда работала в Hudson? «Харуэ, Харуэ! Звери тебя обожают, ты избегаешь бекона и бургеров. Потому что ты знаешь, что они вытворяют: мясо – это убийца!» – Она смеялась, распевая мою песенку.

Я тоже не смогла удержаться от смеха.

– Не верится, что ты помнишь это. Это было аж пятнадцать лет назад.

– Это было легко запомнить! Над чем ты работаешь в последнее время? – спросила Алекс.

– Над своим браком, – сказала я.

– Ха-ха.

– Нет, серьезно. В последнее время у нас с Санджеем были сложности. Мы старались справиться с ними, и в этом нет ничего смешного. Мы пытаемся быть честнее по отношению друг к другу, говоря о своих потребностях и о том, каких перемен мы ждем друг от друга. – Эта исповедь далась мне так легко, может быть, потому что честность стала мне привычной.

– Я рада, потому что, если вы оба этого не сделаете, любовь умрет, – сказала Харуэ.

Забавно, я вспомнила, как говорила то же самое Дженни.

– Брак – нелегкое дело, – сказала я. – Во всяком случае, мой.

– Кому ты это говоришь! Если бы это было легко, я не развелась бы дважды! – воскликнула Харуэ. – Но как насчет работы? Алекс права, я рада, что ты так успешно трудишься в университете, но мы все думали, что это ненадолго.

Подошла официантка, чтобы принять от нас заказ на вино. Я успокоилась, мне не хотелось говорить о своей работе. Но не успела официантка отойти, как Харуэ продолжила:

– Какие у тебя планы? Ты собираешься остаться там?

Я подумала о своем разговоре с Рассом.

– Там хорошо платят, и в сентябре меня снова повысят. Поэтому да, вероятно, я еще некоторое время поработаю в университете.

– Ты хотя бы счастлива? – сказала Алекс. – Ты хоть занимаешься каким-то творчеством, помимо работы?

Они обе смотрели на меня, вероятно, с разочарованием. Я пожала плечами.

– Нет.

– Что ж, неудивительно, что у вас с Санджеем сложности, – сказала Харуэ.

– Что ты имеешь в виду?

– Дорогая, – вмешалась Алекс, – даже мне известно изречение: «Если несчастлива мать, то несчастны все».

Харуэ фыркнула:

– Я совершенно уверена, что так оно и есть. «Если мама не счастлива, никто не счастлив».

– Точно, – сказала Алекс.

Должно быть, я выглядела как контуженая, потому что Харуэ сразу же извинилась:

– Я не пытаюсь обидеть тебя. Просто я… удивлена. Десять, даже пять лет назад я не поверила бы, что ты по-прежнему будешь жить на Среднем западе и заниматься тем, что тебе неинтересно.

Я взяла бокал вина, который официант только что поставил передо мной.

– Я тоже, но, знаете, жизнь с детьми – совсем не то, что обещают в брошюрах. А Санджею действительно нелегко было встать на ноги после того, как он бросил медицинскую школу. Вместо того чтобы подталкивать его, чтобы давить на него, побуждая больше работать, я дала ему право жить по инерции. Сейчас, с книгой и новой работой, дела налаживаются, но мне все еще кажется, что я слегка увязла. – Когда я писала по электронной почте и разговаривала по телефону со своими подругами, я не думала о том, как трудно мне будет казаться храброй, встретившись с ними лицом к лицу. Я испытала облегчение, когда честно рассказала обо всем.

– Тебе необходимы перемены, – сказала Харуэ.

– Ты не первая, кто говорит мне об этом, – сказала я, думая об СМС Дженни. – Но я не знаю, есть ли у меня выбор. – Черт, выбора у меня нет с тех пор… возможно, даже с тех пор, как две крохотные клетки приютились у меня в матке и решили размножиться со скоростью света, и с тех пор, как Санджей бросил медицинскую школу.

– Не похоже, что тебе первым делом стоит тревожиться о том, что твоя семья внезапно разрушится, – с едва заметной улыбкой сказала Алекс. – Ты ведь это понимаешь, дорогая?

«Она права», – сказал голос в моей голове, и на этот раз я была совершенно уверена, что это был мой собственный голос.

И вдруг я поняла, что смотрела на все, руководствуясь добрыми намерениями, но под неверным углом. Мой брак был не идеален, а моя работа бессмысленна, но я искала сложные решения вместо того, чтобы привести оба уравнения к общему знаменателю – к себе.

Вдобавок я подходила к своей жизни так, словно выигрыш одного равен проигрышу другого. Как только что заметила Алекс, удовлетворить свою потребность в переменах не значит погубить свою семью или загнать ее в долги, доводящие до банкротства. В моем браке были отдельные проблемы, которые, возможно, никогда не решатся, кто знает, «к лучшему это или к худшему», но все это не обязательно приведет нас с Санджеем на паром, плывущий в один конец – на остров развода. И даже если бы мы действительно разошлись, это не стало бы концом света. Это причинило бы адскую боль, но не зачеркнуло бы тех прекрасных моментов, которые мы пережили. У моих детей все равно остались бы двое любящих родителей, которые не стали бы отказываться от них только потому, что жизнь трудна.

Я откинулась на стуле, едва дыша от такого осознания.

– Ты в порядке, Пенни? – спросила Алекс.

– Я бы сказала, что в порядке, но это не так, – согласилась я. – Я только что поняла, почему я в порядке, и это не менее прекрасно, чем знать, что все идет нормально.

* * *

Когда я вернулась домой, Санджей сидел, развалившись на диване. Компьютер стоял перед ним на кофейном столике, но глаза у мужа были прикрыты.

– Привет, – сказала я. – Я разбудила тебя?

Он сонно улыбнулся.

– Я рад, что ты меня разбудила. Как все прошло?

– Очень хорошо, – сказала я. Позднее я расскажу ему о своем разговоре с Алекс и Харуэ. Но сейчас у меня на уме было другое. Подойдя к дивану, я оседлала Санджея и уткнулась лицом ему в шею.

– Наверное, от меня пахнет карри, – проговорил он приглушенным голосом, но его губы уже встретились с моими.

– Мне все равно, – сказала я, пока он продолжал целовать меня. Мое внезапное желание не было вызвано вожделением. Чего мне в действительности хотелось, так это почувствовать его прижавшееся ко мне тело – поделиться с ним тем, что когда-то сближало нас, и, кто знает, может быть, сблизиться снова.

– Хочешь, я выключу свет? – сказал он, уже потянувшись к лампе у дивана.

– Нет, – тихо сказала я, – пусть горит.

А потом мы превратились в сплетение рук, ног, губ и пальцев, соединившихся так привычно, но по-новому. Надо сказать, это было странно, как будто спишь со своим другом. Но я не стала дольше задерживаться на этой мысли, потому что, прежде чем я поняла это, Санджей извинился за то, что кончил так же быстро, как начал.

Я засмеялась и снова поцеловала его, охваченная внезапным ощущением легкости.

– Я не обижаюсь, – сказала я, и это было правдой. Я наконец выполнила его просьбу, но ни разу не подумав о том, как я это делаю, не вспомнив даже о Кристине.

Наконец мне показалось, что начинается нечто новое. Или, может быть, не совсем новое, просто лучшее.