Глава 22

Отец позвонил в пятницу вечером, когда я возвращалась с работы. После разговора с Ником я оставила отцу несколько сообщений, но прошло больше недели, и я, так и не получив ответа, уже не надеялась услышать его.

– Все в порядке? – спросила я.

– Разве человек не может просто позвонить своей дочери? – сказал он.

– Ну да, безусловно, – сказала я, зажав телефон между ухом и плечом, пока нащупывала в сумочке ключи. Я рано ушла с работы, а под «рано» я подразумеваю время, когда все уже ушли, но Санджей как раз сейчас забирал детей из лагеря. – Я пыталась связаться с тобой. Как у тебя дела?

– Я был занят. В прошлые выходные мы с Анитой закатили вечеринку в честь получения Луисом диплома.

Анита была его подружкой, а Луис – ее сыном. Я была совершенно уверена, что мой отец втайне предпочитал Луиса мне и Нику. Возможно, оттого что Луис ничего не ждал от него. Ждала от него Анита, но она любила его, а он ее обожал. После стольких лет одиночества мой отец заслуживал счастья. Однако порой было больно слышать, как он расшибается ради них в лепешку.

– Как у тебя дела niña? – Казалось, он постарел еще больше. Или, может быть, как и я, просто устал.

– В последнее время дела идут неважно, – призналась я. – Умерла одна из моих хороших подруг.

– Мне очень жаль. Когда?

Повесив сумку на крючок у двери, я скинула туфли.

– Примерно полтора месяца назад.

– Жаль, – повторил он.

Это было больше, чем я ожидала, впрочем, мне хотелось, чтобы он сказал что-то еще, например: «Полтора месяца! Почему ты мне раньше не сказала?» Даже «Как это произошло?» заполнило бы тот вакуум, который я так часто ощущала, разговаривая с отцом. Ник утверждал, что наш отец не умеет общаться с нами, потому что его собственные родители то обращались с ним жестоко, то пренебрегали им. Мой брат считал, довольно и того, что наш отец не пошел по стопам бабушки и дедушки.

Впрочем, я не стремилась быть идеальной матерью. Все, чего я хотела, это попытаться быть ею. После того как мне исполнился тридцать один год, я поняла, что с большей вероятностью я могла бы загадать желание выиграть миллион долларов, но это не помешало мне надеяться на невозможное.

– Как дети? – спросил отец. – И как у тебя с Санджеем?

Я рассказала ему о том, что Майлз перестал писаться в постель, и о том, что Стиви читает толстые книги для детей более старшего возраста. И что у нас с Санджеем все замечательно – все в порядке.

Только после того, как отец отреагировал, я поняла, почему придерживалась таких стандартных, стерильных ответов, вместо того чтобы признаться, что мы в бедственном положении.

– Хорошо. Вам обоим повезло. Крепкий брак – это дар судьбы, – сказал он.

Как я раньше этого не замечала? Мой брак был, бесспорно, тем, за что отец ценил меня, и его комплимент наполнил меня гордостью, возможно, даже ощущением победы. Потому что, если говорить коротко, отец полагал, что я достигла своей заветной цели – я не превратилась в своих родителей.

– Спасибо, – сказала я. – Папа, Ник сказал, что у тебя какие-то проблемы со здоровьем. Что происходит?

Он шикнул на меня:

– Ничего. У меня немного болел желудок, поэтому врач провел кое-какие исследования.

– И?

– Что? – произнес он.

– Что?

– Что? – снова сказал он.

– Значит, что-то не так?

– Возможно. В следующем месяце мне сделают операцию.

Я почувствовала тошноту.

– Операцию? По какому поводу?

– Я меня небольшой рак, – сказал он.

Мой отец говорил только по-испански до тех пор, пока его семья не переехала из Пуэрто-Рико в Балтимор, ему тогда было шесть лет. Даже теперь он иногда коверкал английские фразы или использовал неподходящие слова. Но я была уверена, что его владение языком не имело никакого отношения к тому, как он описывал свою проблему со здоровьем.

– Небольшой рак? В желудке?

– Так они говорят. Впрочем, они обнаружили его рано. Не беспокойся, врач говорит, что со мной все будет в порядке.

Мне хотелось заплакать.

– Так что? Тебя будут лечить химиотерапией?

– Вероятно, да.

– Чем мы можем помочь тебе? – спросила я. – Не хочешь приехать сюда и проконсультироваться с другим врачом? Онкоцентр нашего университета – один из лучших в стране. Я уверена, что смогу записать тебя на консультацию.

– Нет-нет, мне и здесь хорошо. Анита позаботится обо мне.

Конечно позаботится. Я ничего не сказала.

– Я просто хотел, чтобы ты знала. Пенелопа?

– Да?

– Мне очень жаль твою подругу.

Я громко сглотнула.

– Спасибо, папа. Прошу тебя, держи меня в курсе по поводу своего здоровья, хорошо?

– Целую тебя, – сказал он вместо ответа. Потом отключился.

Я все еще стояла, уставившись на телефон, когда открылась входная дверь и воздух наполнился голосами моего семейства. Наверное, это был самый счастливый гвалт, который я когда-либо слышала, но мне по-прежнему казалось, что я погружаюсь в темноту, в которой в последнее время провела так много времени. Возможно, родитель из моего отца был никудышный, но, кроме него, у меня никого не было. Он не мог умереть.

Когда я вошла в кухню, Санджей взглянул на меня и спросил:

– Что случилось?

– Только что звонил отец и сказал, что у него рак желудка. В следующем месяце будет операция.

– О, Пен, прости, – сказал он. – На какое число она назначена?

– По правде сказать, я не знаю.

– Ты знаешь, какая у него стадия рака?

Я покачала головой:

– Ты же знаешь моего папу, когда дело касается лично его, из него ничего не вытянешь.

Участие на лице Санджея быстро сменилось тем, что было похоже на злость.

– Он думает только о себе.

– Да, но я не собираюсь акцентировать на этом внимание. Захочет – скажет.

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Что? – спросила я.

– Я не понял.

– Что ты не понял?

– Ты давила на Мэтта, чтобы он уделял больше внимания Сесили. Что замечательно, кто-то же должен это делать.

– Какое отношение это имеет к моему отцу? – спросила я.

Он хмуро посмотрел на меня, словно я задала ему дурацкий вопрос.

– Просто я хочу, чтобы ты поддерживала своего отца так же, как ты поддерживаешь Сесили.

Мне показалось, будто мне дали пощечину.

– Не смотри на меня так, Пенни, – сказал Санджей. – Я говорю это лишь оттого, что люблю тебя.

– Прекрасно, – сказала я, избегая встречаться с ним взглядом. – Ты прав.

И он был прав. Если за прошедшие несколько месяцев я чему-то научилась, так это быть честной. Даже безжалостно честной. Правда, если речь не шла о том, что ранит больнее всего.

* * *

На следующий день Мэтт забросил к нам Сесили, чтобы дети поиграли вместе. Когда они приехали, она выглядела угрюмой, но ее лицо просветлело, едва в кухне она увидела детей и меня.

Мне было знакомо это чувство. Почти все утро меня не отпускали мысли об отце, но вид Сесили вывел мое сознание из тумана.

– Привет, – сказала я, обнимая ее. – Рада, что ты наконец приехала.

– Спасибо, тетя Пенни. – Она улыбнулась мне. – Мы сегодня пойдем есть мороженое?

Я повернулась к Мэтту. Он был чисто выбрит и выглядел не таким обезумевшим, как в прошлый раз. Но холодок между нами остался, если только мне не показалось. Мэтт пожал плечами.

– Я не возражаю.

– Ура! Мы пойдем есть мороженое! – сообщила Сесили Майлзу и Стиви. Вся троица принялась улюлюкать, и, прежде чем я успела сказать им, чтобы они шли на улицу, они стремглав унеслись на задний двор.

– Если бы я не был уверен в обратном, то сказал бы, что здесь ей нравится больше, чем дома, – сказал Мэтт. Он оглядел кухню. – Не могу сказать, что сержусь на нее за это. Я забыл, какой у вас уютный дом.

– Насчет этого не знаю, – сказала я. Я хотела убраться до приезда Сесили, но не успела достать чистящий спрей, как Майлза ужалила пчела. После чего все полетело в тартарары.

– Пенни хотела сказать спасибо, – произнес Санджей за моей спиной.

К моему удивлению, Мэтт рассмеялся. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела его смеющимся, и поняла, что тоже улыбаюсь.

– Несомненно, я хотела поблагодарить тебя, – сказала я.

В окно было видно, что Майлз и Сесили прыгали на батуте так высоко, как только могли, стараясь добраться до Стиви, которая подпрыгивала посередине. Эту игру они называли попкорном, и всякий раз, когда они играли в нее, я думала о том, что сподвигло меня установить на заднем дворе огромную адскую машину.

– Эй, ребята, что вы делаете с детьми в конце лета? – спросил Мэтт. – Я рассчитывал, что лагерь будет работать до Дня труда, а оказалось, что он закрывается на неделю раньше.

– Предполагалось, что я буду приглядывать за ними, – сказал Санджей, – но не исключено, что я буду уже работать. Я был на собеседовании в отделе по связям с общественностью в Колледже гуманитарных наук.

Мэтт был явно удивлен.

– Правда? Я думал, что ты пишешь и все идет хорошо.

– И да, и нет. Скоро я надеюсь продать книгу, но пока я недостаточно зарабатываю. Пришло время что-то изменить.

– Рад за тебя, Санджей. Ты удивил меня.

Я скользнула взглядом по Санджею, чтобы понять, не раскаивается ли он в том, что сказал, но он только улыбнулся.

– Спасибо, приятель, – сказал он. – Хочешь пива?

– Конечно, это как раз то, что нужно.

Санджей открыл пару бутылок, и они вышли на веранду. Когда я смотрела в окно на них и на детей, мне в какой-то момент все показалось таким обычным, что я забыла о том, что Дженни нет в соседней комнате и что она не появится здесь.

Потом Мэтт вернулся в дом. Я хотела напомнить ему о том, что закончила пост для сайта Дженни, но, пока он приближался ко мне, я догадалась, что у него на уме что-то другое.

Действительно.

– Пенни, если в конечном счете ты или Санджей будете сидеть с детьми в последнюю неделю августа, как ты думаешь, не могли бы вы взять и Сесили? Я не смог подыскать няню. Я собирался отправить Сесили к своим родителям в Мэн, но она не хочет ехать.

– Мы можем, – медленно проговорила я. – Но не думаешь ли ты, что было бы намного лучше взять отпуск на неделю и провести его вместе? Держу пари, она захотела бы поехать в Мэн, если бы ты поехал с ней.

Он окинул меня взглядом.

– Разве мы с тобой не можем хотя бы раз поговорить без того, чтобы ты не напомнила мне, что я самый плохой отец на свете?

– Ты же знаешь, что у меня не было такого намерения.

– И все же. – Мэтт поставил полупустую пивную бутылку на стол. – Я пойду. Заеду за Сесили через час.

Мы планировали, что она поужинает с нами. Невозможно, чтобы Мэтт забыл об этом. Я пристально посмотрела на него, размышляя, действительно ли он так обижен – или жесток, – что заберет Сесили раньше только потому, что чувствует себя оскорбленным.

Но он был прав. Он был отцом Сесили. Кроме него, у нее никого не было. В конце концов, только он мог решить, когда его дочь покинет мой дом, как и обо всем остальном, что касалось ее.

– Хорошо, до скорого, – сказала я.

* * *

В тот вечер Стиви и Майлз прохлаждались в гостиной, смотря по телевизору сериал «Планета Земля».

– У вас найдется место еще для одного человека? – спросила я, плюхаясь между ними на диван.

– Мамочка! – сказал Майлз, не отрыва глаз от экрана.

Стиви оказалась чуть внимательнее.

– С тобой все в порядке? – спросила она, поглаживая меня по ноге.

– Да, милая, – сказала я. – Почему со мной должно быть что-то не в порядке?

– Потому что ты не ладишь с Мэттом, – сказала она.

Мой ребенок ничего не упустил. Мэтт не опоздал ни на минуту. Хотя он вел себя так, как будто никакого разговора между нами не было, Сесили ревела, протестуя против того, чтобы ее забирали так рано, от чего я, в свою очередь, тоже расплакалась. Попрощались мы с ним холодно, без каких-либо обещаний или планов встретиться снова. Когда я смотрела, как они отъезжают, мне пришлось отгонять от себя мысль о том, что, возможно, мы не скоро снова увидимся с Сесили.

– Боюсь, что так, – согласилась я. – Но, думаю, все это пройдет.

Стиви посмотрела на меня с сомнением.

– Правда?

– Не могу сказать с уверенностью, но надеюсь на это, – сказала я, кладя руку ей на плечо. – Ребята, что за серию вы смотрите?

– Про горы, – сказала Стиви.

– О-о, я ее не видела. – Я откинулась на диванные подушки. На экране телевизора по склону горы расхаживали два снежных барса. Рассказчик представил их как мать и ее подросшего детеныша. Пара игриво боролась, а потом мать начала вылизывать свою дочь. Хотя детеныш был почти таким же крупным, как мать, сказал рассказчик, ему придется многому научиться, прежде чем начать жить самостоятельно.

Мы с детьми с восхищением наблюдали за тем, как в период спаривания взрослая самка защищает своего детеныша от пары самцов. Она победила, но была ранена, и когда, хромая, она направилась в пещеру, ведя за собой дочь, рассказчик предположил, что, возможно, никто их них не выживет, ведь детеныш все еще нуждался в наставлениях матери, чтобы освоиться с жизнью в горах.

Когда Стиви схватила меня за руку, я поймала себя на том, что моргаю от слез.

Потом на экране снова появился снежный барс, это была мать. Видео было снято через несколько месяцев после ее травмы, и теперь, когда рана зажила, она с легкостью перепрыгивала через расселины. На последних кадрах ее дочь, живая и здоровая, и теперь уже самостоятельно бродившая по горам, шла по следу матери. Как сказал рассказчик, находясь на расстоянии нескольких миль друг от друга, они будут жить параллельной жизнью и, вероятно, больше никогда не увидят друг друга.

– Мамочка, почему ты плачешь? – спросил Майлз, когда на экране пошли титры.

– Я не плачу… – шмыгнула я носом. – Ладно, плачу. Мамочке немного грустно.

– Из-за тети Дженни? – спросила Стиви.

– Да, – сказала я. Из-за Дженни и Мэтта, и из-за Сесили, и из-за своего отца, и из-за своего брака, и… ну, почти из-за всего, поняла я, пока по моему лицу продолжали течь слезы.

В тот же момент Стиви и Майлз забрались на меня, обнимая своими тощими руками.

– Все хорошо, мамочка, – сказал Майлз, вытирая мне лицо ладонью.

– У Сесили еще остался папа, – сказала Стиви.

Странно, как вдруг ниоткуда наплывают воспоминания, я поймала себя на том, что думаю о том времени, когда Ник, учившийся в начальной школе, избил мальчишку из моего класса. Тот издевался над ним, как практически над всеми другими. Директор школы вызвал меня к себе в кабинет, потому что в школе не могли дозвониться до нашего отца и Ник настаивал, что ему нужна я.

Я не помню, что сказала директору, но, должно быть, я была убедительной, на время заменив родителя, потому что Ника не исключили из школы. Наш отец так и не узнал, что случилось в тот день. Тогда мы вздохнули с облегчением, но, когда я оглядываюсь в прошлое, мне кажется, что это нельзя было назвать удачей.

– Ты права, малышка, – сказала я Стиви. – У Сесили действительно еще остался отец. – И у меня пока есть мой. Если только этого достаточно.