Я только въехала на подъездную дорожку к нашему дому, когда позвонил мой брат.
– Ник? – По дороге домой я забрала из лагеря Сесили и детей, и они вывалились из машины. – Все нормально?
– Прекрасно, Пенни.
Мне было не до смеха. В последний раз брат звонил мне на Рождество. За это время он, возможно, дважды написал мне по электронной почте, хотя я писала ему каждые несколько недель и посылала фотографии Стиви и Майлза. Зажав телефон между ухом и плечом, я открыла перед детьми входную дверь. Все трое, расталкивая друг друга локтями, пролезли в дом, оставив за собой разбросанную обувь и рюкзаки.
– Как ты?
Санджей был на кухне и раскладывал на противне куриные наггетсы. Он наклонил голову набок.
– Ник, – проговорила я одними губами.
– Замечательно. Только что вернулся из Намибии, – сказал Ник. – Там круто, это одно из красивейших мест, которые я когда-либо видел. Пейзаж, как на гребаной акварели, а люди более чем дружелюбные.
– Классно, я завидую.
– Ха-ха. Тебе надо когда-нибудь съездить со мной.
Я посмотрела на стол в столовой, по центру которого текла река из свежего клея.
– Я бы с удовольствием.
– Кстати, Пен-Пен, – сказал он, называя меня детским прозвищем, – ты в последнее время разговаривала с папой?
– Это кто? – спросила я.
Санджей фыркнул у меня за спиной. В его представлении мой отец занимал положение на одну малюсенькую ступеньку выше моей бездельницы-матери. Что было справедливо, мы редко слышали о нем. Когда я звонила ему, то ему обычно требовалось несколько недель для того, чтобы перезвонить, поэтому иногда я просто не докучала ему. После нашего переезда из Бруклина он навестил нас лишь один раз. Однако он был моим единственным родителем. Я просто не смогла бы вычеркнуть его из своей жизни.
– Я серьезно, – сказал Ник. – Ему пришлось нелегко.
«Да, а у меня только что умерла лучшая подруга», – подумала я. О чем Нику было известно, он послал мне СМС, украшенное печальным смайликом после того, как я наконец опубликовала в Facebook пост о смерти Дженни. Возможно, наше с ним общее ДНК отправило что-то вроде сигнала бедствия, потому что он добавил:
– Эй, кстати говоря, как у тебя дела? После того, как не стало твоей подруги?
Как у меня дела? Что он хотел узнать? У меня щемило сердце не менее пяти раз в день, и тогда я изо всех сил старалась полностью сосредоточиться на работе и семье. Я безнадежно пыталась достичь того состояния, когда вид Сесили – которая в данный момент бегала на заднем дворе, так как Майлз охотился с водяным пистолетом за ней и Стиви – перестанет навевать на меня такую печаль, от которой мне хотелось неделю прорыдать в кровати. И хотя я боролась, пытаясь спасти свою семью, я чувствовала, как мало мы с Санджеем продвинулись вперед. По крайней мере, у нас еще оставался шанс укрепить наши отношения.
– Не знаю, Ник. Дела идут хорошо. Дети счастливы и здоровы, а у меня есть возможность проводить побольше времени с Сесили.
– С Сесили?
– С дочкой Дженни.
– Точно.
Я вздохнула.
– Так что там с папой?
– Ну, у него были проблемы со здоровьем.
У меня упало сердце.
– Какие проблемы со здоровьем?
– Вероятно, тебе следует самой поговорить с ним об этом.
– Я не понимаю. Если он позвонил, чтобы рассказать тебе, почему он не может позвонить мне?
Ник помолчал.
– Он не звонил мне. Пару недель назад я пролетал через Флориду и задержался, чтобы повидать его. Он выглядел ужасно, поэтому я поднажал и узнал, что с ним кое-что происходит.
Его признание задело меня больше, чем то, что он забыл имя Сесили. Ник не приезжал к нам несколько лет, но он удосужился повидать отца, который никогда не уделял ему достаточно времени.
– Ник, я не могу сейчас полететь во Флориду. Как ты думаешь, он скажет мне, если я позвоню ему?
– Не знаю, Пен-Пен, – сказал Ник. – Ты знаешь папу – вряд ли ты услышишь от него что-нибудь, кроме воспоминаний о группе «Orioles» и разговоров о погоде. Но, может быть, тебе стоит попробовать.
Через кухонное окно на меня смотрела пара коричневых птичек, сидевших на заборе, как на насесте. Одна в течение нескольких секунд пощипала клювом другую, затем вторая, вытянув шею, в ответ полюбезничала с первой. Одна из птиц взлетела, а потом исчезла из виду.
Я подумала о своем брате, который, учась в начальной школе, выпал из окна спальни, хотел проверить, умеет ли он летать. Сразу после этого он прибежал ко мне и сказал, что разбил руки, но он был уверен, что взлетел.
– Ник? – сказала я.
– Да, сестренка?
– Я позвоню папе. Приезжай как-нибудь повидать нас, хорошо?
– Конечно, Пен. Это было бы замечательно.
– Я люблю тебя, – сказала я, услышав гудок.
Когда я отложила телефон, Санджей посмотрел на меня.
– Что? – проговорила я, не скрывая уныния.
– Что? – повторил он.
– Ты смотрел на меня так, будто я в чем-то нечаянно провинилась. Что я такого сказала?
Санджей взглянул на таймер на микроволновке, которую приготовил для наггетсов. Потом встретился со мной взглядом.
– А как же «перестать делать вид, что тебе все легко дается»?
– Разве я сделала вид?
– Пен, даже после всего, что недавно произошло, ты по-прежнему сглаживаешь углы, вместо того чтобы сказать своему брату о том, что он – дерьмо, потому что никогда не приезжает к нам.
– Нужно ли мне напоминать тебе о том, что это я сказала тебе, как обстоят дела в нашей семье? Вряд ли я сглаживаю углы. А как насчет того, что я сказала Иоланде после того, как она заявила, что стипендия Нэнси – это счастливая случайность? Я даже сказала Мэтту, что Сесили требуется больше внимания. В любом случае Ник знает, что мне хотелось бы видеть его чаще, и я бы предпочла оставить все, как есть. Я не хочу быть такой.
Он поморщился.
– Такой?
– Тебе такой тип известен. Стоит сказать «привет», как она с жаром начинает перечислять все, что не ладится у нее в жизни.
Санджей схватился за голову.
– Пенелопа, я не прошу тебя превращаться в нытика. Просто, по-моему, тебе кажется, что ты обязана делать вид, будто все идет прекрасно даже тогда, когда все совсем не так.
Во мне все клокотало. Делать вид, будто все идет прекрасно! Я не делала вид, больше не делала. Доказательством тому служило то, что я, стоя на кухне, пререкалась с Санджеем.
– Разве в этот самый момент мы не конфликтуем?
– Мы в одной команде, Пен. Я пытаюсь быть честным с тобой. – Подойдя ко мне, он обнял меня за талию, но я сбросила его руки. Пусть не думает, что я хочу, чтобы он прижал меня к себе. – Отлично. Но ты сказала, что готова к следующему пункту моего списка.
– И я готова, – вызывающе ответила я.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты была честной со всеми, не только со мной. Этот план – начало, но ты могла бы распространить его за рамки нашей семьи.
Он пропустил все, что я рассказала ему об Иоланде и Мэтте?
– Как? – сказала я.
– Ну, я хочу, чтобы ты сказала Нику и своему отцу, что тебе кажется, будто ты им сбоку припека.
Сбоку припека. Разве это было так, неужели? Кровь прилила у меня к лицу, и горло сжалось.
– Я не пытаюсь сделать тебе больно, – сказал он, словно защищаясь. – Я говорю только, что если у тебя что-то не ладится, то не веди себя так, будто все нормально.
– Прекрасно. – Я выждала минуту, пока не убедилась, что смогу говорить без слез. Потом я сказала: – Поскольку мы честны друг с другом, я хотела бы знать, как у тебя обстоят дела с поиском работы. Я рада, что ты так много делаешь по дому и стараешься быть внимательнее. Но деньги по-прежнему остаются главной проблемой, и я не думаю, что твои планы написать книгу что-то исправят.
Он был уязвлен.
– Мне нечего сказать тебе. Я рассылаю одно резюме за другим. Разве это ничего не значит?
– Бесспорно, – сказала я. – Это очень много значит.
– Спасибо. Я сообщу, если получу хоть какой-то ответ. – Склонившись над столом, он смотрел на меня так, словно был на грани провала. Но он не мог поднять белый флаг, по крайней мере, до тех пор, пока один из нас нуждался в нашем проекте. – Прошло около месяца. Тебе действительно кажется, что это улучшит наши супружеские отношения?
Он только что сказал мне, чтобы я прекратила обманывать, и я согласилась. Но есть честность, а есть глупость.
– Да, – солгала я.