Глава 15

Большинство людей говорят, что хотят знать правду. То есть они хотят знать ее, если она приятная. Я с удивлением осознала, что большинство наших общих друзей и знакомых успокоились, когда им объяснили, что Дженни стала жертвой невыясненной ошибки в рецепте. («Это происходит чаще, чем ты думаешь», – сказал Арджун, отец Санджея, а поскольку он выписывал рецепты, то знал.) Я размышляла, верят ли они в это или думают, что дополнительная информация, возможно, опорочит память Дженни.

Джэл была не как все. Через несколько дней после того, как я передала Санджею свой список, мы встретились с ней, чтобы пропустить по стаканчику. Я давно хотела увидеться с ней, но все время откладывала, наш разговор во время прощальной церемонии навел меня на мысль о том, что она засыплет меня вопросами о смерти Дженни.

Я не ошиблась.

Не успели мы сесть, как она начала спрашивать. Что это было за лекарство? Предъявила ли семья Суит иск аптеке, где был отоварен рецепт? Как насчет врача или даже фармацевтической компании? Виноваты ли они? Кто-то же должен нести ответственность.

Я сама задавала себе некоторые из этих вопросов, но все, на что я была способна, это вяло отвечать, что не знаю. Мне было противно лгать, и я была почти уверена, что совершаю ошибку. В отчаянии я наконец предложила ей связаться с Мэттом и спросить у него. Мне стало легче, когда она сказала, что так и сделает.

– Еще одно, – сказала Джэл. Она помахала нашему официанту пустым бокалом из-под вина. Потом посмотрела на мой бокал, который был почти полон. – По крайней мере, горе не превращает тебя в пьяницу.

– Просто я сегодня устала. – Я отпила глоточек вина. Если бы мне не нужно было быть начеку, я, вероятно, опрокинула бы залпом весь бокал и тут же заказала бы новый.

– Черт возьми, мне так жаль. Я виделась с Дженни почти за два месяца до ее смерти. Правда, я так переживала из-за того, что не могу ни с кем увидеться после рождения Калеба, – сказала она, имея в виду своего третьего ребенка.

Не только она. По воле случая наши дружеские связи ослабли примерно в то время, когда из нашего круга почти выпала Соня. К тому моменту, когда я столкнулась с Джэл на поминальной службе по Дженни, прошло около полугода с тех пор, как мы не виделись с ней, и я почти не узнала ее. Джэл похудела – от того, что беспрестанно кормила ребенка грудью и не успевала поесть, как сказала она извиняющимся тоном, вероятно, потому что на меня рождение ребенка произвело обратный эффект, – а в ее черных волосах проглядывала седина. Лицо было не накрашено, а вокруг глаз образовалась сеточка из тонких морщинок. Она выглядела на десятки лет старше, чем тогда, когда мы встречались в последний раз, как будто у нее на лице вдруг выступили все прожитые ею годы.

– Послушай, мы все сожалели о том, что не встречаемся, – сказала я Джэл. – Не мучай себя.

– Да, но я избегала Дженни по ложной причине. Я чувствовала себя такой виноватой, забеременев Калебом в то время, когда она так боролась со своим эндометриозом. И, знаешь, когда уже не за горами сорок… казалось, что эта глава ее жизни уже окончена. Наверное, это было тяжело для них с Мэттом.

Я молчала, не донеся бокал до рта, и думала, что ответить. Я знала, что Дженни хочет второго ребенка, но в то же время она говорила, что любит свою семью из трех человек такой, какая она есть.

Теперь мне пришлось усомниться, все ли я знала.

– Ведь это все они, верно? – вдруг сказала Джэл. – Гормоны, которые она принимала. Я прочитала, что они могут привести к образованию тромбов у женщин старше тридцати пяти.

– Возможно, – приврала я.

– Держу пари, это они, – кивая, проговорила она. – Как бы то ни было, когда я сообщила Дженни, что снова беременна, она сказала, что они давно махнули на это рукой. Но я не знаю, можно ли на это на самом деле махнуть рукой, особенно когда ничего не получается. У моей сестры было вторичное бесплодие, и она переживала это очень тяжело, даже после того, как в конце концов родила второго ребенка.

– Во всяком случае, Дженни и Мэтт не теряли надежды.

Джэл удивленно посмотрела на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Они трахались, как кролики, – быстро поправилась я. – Ну, может быть, не как кролики.

– Потому что кролики рожают кучу детенышей?

Я смущенно улыбнулась.

– Извини, я сболтнула лишнее. Но, знаешь, Дженни всегда говорила о том, что они занимаются этим каждый день, когда он бывает дома, иногда даже дважды в день. Мы с Санджеем вели себя так, только когда нам было чуть за двадцать. – Потом я нерешительно добавила: – Он хочет, чтобы мы чаще занимались сексом.

Джэл вытаращила глаза.

– Мужики. Впрочем, если я чему-то и научилась, так это тому, что, если делать это по обязанности, мгновенно исчезает всякое удовольствие. Нам с Тони пришлось потрудиться только над Рейчел, – сказала она, говоря о своем старшем ребенке. – По себе знаю, что самый быстрый способ убить свое либидо – это лишить отношения всякой спонтанности.

Недвусмысленная просьба моего мужа была очень далека от какой-либо спонтанности, но это была моя вина.

– Да, я понимаю тебя, – сказала я, уставившись в красную бездну своего бокала.

* * *

– Санджей, – прошептала я.

Он спал на нашей кровати, лежа ровно и спокойно, как бревно. Я перелезла через него и наклонилась вперед. На мне была узкая майка «White Sox», которая нравилась ему, и синие трусики. На трусиках была крохотная дырочка в том месте, где к резинке было пришито кружево из полиэстера, но она была сзади, и было темно, ну, я во всяком случае, старалась.

– Привет, – прошептала я, пытаясь разбудить его.

– Привет, – пробормотал он, открыв один глаз. Потом вдруг раскрылся второй. – От тебя пахнет вином.

– Это мои новые духи, – развязно сказала я. Мы с Джэл выбрали ресторан в пешей доступности от ее и моего дома, поэтому я решила выпить второй бокал вина и, не отставая от Джэл, третий. Теперь спальня слегка покачивалась у меня перед глазами. Но когда я вошла в дверь, мне вдруг в голову пришла одна мысль – сегодня ночью я попытаюсь задать жару, как в студенческие времена.

И, черт побери, я была намерена получить удовольствие.

Он приподнялся на постели и посмотрел на меня.

– Правда, ты отлично выглядишь.

Я хотела заметить, что это оттого, что мой живот был прикрыт майкой, но мне хватило здравомыслия, чтобы удержаться от сарказма.

– Спасибо, – сказала я таким тоном, которым не говорила давно.

Потом я наклонилась и поцеловала мужа. В десять часов у него уже пахло изо рта. Это почти не обеспокоило меня, как и щетина, которая царапала мне кожу, словно наждачная бумага. Впрочем, я, разумеется, не хотела отступать так легко, поэтому, пристроив лицо поудобнее, я снова поцеловала его. На этот раз я почти не испытала прежнего раздражения, и теперь у его губ тоже был винный привкус. Победа.

Мои волосы рассыпались вокруг наших голов, скрыв от меня стопку одежды рядом с кроватью и бдительный взгляд игрушечной коалы Стиви, которую она выкинула к нам на комод. Были только я и Санджей, чьи руки были напряжены под моими пальцами и чья кожа пахла мылом, что всегда заводило меня. В конце концов, последняя мысль была, возможно, не такой уж незрелой.

– Чем же я это заслужил? – прошептал он.

Не был ли это вопрос с подвохом? Да ничем. Дело было в том, что он согласился одобрить наш проект укрепления семьи.

– Давай поговорим, – прошептала я.

– Ладно, – сказал он.

– Безмолвно поговорим.

– Прости.

– Ш-ш-ш. – Я опять поцеловала его. Потом протолкнула свои бедра меж его и, взяв его ладони, положила их себе на грудь. Он медлил, как будто заново знакомился с моим телом (что так и было, я полагаю). Потом он стянул с меня майку. К счастью, я больше не думала о том, что вокруг меня все раскачивается, и о том, что дырка на моих трусиках будет видна, если я наклонюсь не в том направлении. Это было совсем неплохо. На самом деле я была на пути к тому, чтобы получить удовольствие.

Я поняла, что Санджей не сводит с меня глаз. Он смотрел на мой лоб, вероятно, размышляя о том, указывают ли морщинки между бровей на то, что я собираюсь перейти к действиям. Потом перевел взгляд на мои губы. Может быть, они сморщились или выдавали мое желание покончить с этим как можно скорее?

Всего понемногу. Я гадала, понял ли он.

Потом он заглянул мне в глаза, и отчего-то мне показалось, что я беззащитна, как никогда. Я не хотела, чтобы он прочитал мои мысли, я не хотела впускать его к себе в душу. Потому что мысли о том, как я люблю своего мужа, через секунду могут смениться желанием оплакивать умершую подругу. Нет, чего я хотела – что мне было необходимо – так это физической близости. Старой, доброй страсти с закрытыми глазами и без особых эмоций. Гормоны. Феромоны.

Я откатилась от него.

– В чем дело? – сказал он, все так же лежа у меня за спиной. Он приподнялся, опершись о локоть. – Я что-то сделал не так?

– Отнюдь нет. Просто мне захотелось перевернуться. – Я притянула его к себе, а потом нежно взяла за плечи и подтолкнула вниз. Я видела, как его макушка опускается все ниже по моему животу и останавливается между ног. Потом я больше не могла говорить, потому что в этот момент моя мертвая зона поразила меня, начав подавать признаки жизни.

А потом появились другие признаки, меня захлестнула знакомая и в то же время удивительная волна наслаждения. Возможно, вино пошло мне на пользу, потому что я не думала о том, что в десять часов вечера, в полумраке, Санджей трется о мои бедра, или о том, что мы занимаемся этим, потому что он попросил меня об этом одолжении, или же о том, что я не могла вспомнить, когда мы в последний раз делали это. Через несколько минут я смогла забыть обо всем.

Но потом ни с того ни с сего я начала мысленно заниматься семейной арифметикой. Я (наконец), по просьбе Санджея, сдвинулась с мертвой точки. Что было невероятно. Но я по-прежнему не справлялась. Он мыл тарелки и готовил ленч – неважно, по крайней мере, он это делал. Как раз накануне я застала его в тот момент, когда он орудовал мини-пылесосом так, словно был включен в платежную ведомость клининговой компании «Molly Maid». А в тот день, когда мы обменялись списками, он совершил невозможное – сложил выстиранное белье и разложил все вещи по ящикам.

Через долю секунды мое наслаждение ушло в небытие.

– Подожди, – сказала я Санджею. – Одну минутку, прости.

Он в смущении поднял голову.

– Мне правда было приятно, но, когда я подумала о том, о чем не стоило думать… прости меня. Правда, дело не в тебе.

– Если дело не во мне, то о ком ты думала две минуты назад? – спросил он, криво усмехнувшись.

Я не смогла удержаться от смеха, а потом обрадовалась, что рассмеялась, потому что туман начал рассеиваться. Я больше не испытывала возбуждения, но это не означало, что я не сделала шаг вперед.

– На чем мы остановились? – спросила я, привлекая Санджея к себе.

Я стала стягивать с него трусы, но он остановил меня.

– Нет, не надо.

– Почему? – сказала я.

Он состроил гримасу.

– Это было чудесно. Давай остановимся на этом и попробуем снова в другой раз.

– Правда? – сказала я. – Ты не хочешь, чтобы я сделала то же самое?

Он откинул голову.

– Ты только поэтому хочешь это сделать?

– Нет, – сказала я. – Я пыталась вести себя спонтанно. Но потом стала думать о том, какой ты хороший, а я – нет.

Он погасил лампу за своей спиной.

– Понимаешь, это не соревнование.

– Понимаю, – сказала я.

Но что я на самом деле поняла, так это то, что «Это не соревнование» было сказано тоном победителя, пытающегося успокоить неудачника.

* * *

На следующее утро я стояла на кухне, обозревая достижения Санджея. Тарелки были вымыты, сверкающие столешницы были чище, чем в последний визит Рии. Меньше чем за неделю Санджей уже заработал высший балл, исполнив одну из моих просьб. Наверняка он еще не нашел работу, я знала, что это требует времени, но если мужчина готов чистить раковину, возможно, он в конечном счете способен решить мировые проблемы, если очень этого захочет.

Ему как можно быстрее нужно было решить денежные проблемы.

– Майлз, перестань! – крикнула неизвестно откуда Стиви.

– Нет, ты перестань! – крикнул в ответ Майлз.

Интуиция подсказывала мне, что нужно вмешаться, пока один из них не отправил другого в карету «Скорой помощи», но Санджей уже проснулся, он смог это сделать. Ожидая, когда он вмешается, я взялась за дело и принялась готовить кофе.

– Я скажу маме! – заголосила Стиви. – Мама!

В ответ Майлз завизжал, как шимпанзе. Прохожий не без основания подумал бы, что ребенок сломал ногу, но я-то лучше знала. Он демонстрировал свою силу, чтобы Стиви не наябедничала.

Я подождала, потом налила чистой воды в емкость кофеварки.

Визг продолжался.

Отмерив кофе в зернах, я пересыпала его в металлический фильтр кофеварки, стараясь не обращать внимания на пульсацию в голове.

Внезапно наступила полная тишина. Я улыбнулась, подумав, что Санджей наконец вмешался.

Потом последовал громкий стук и новый крик, на этот раз настоящий. Нажав кнопку «Пуск» на кофеварке, я пошла в гостиную.

Облаченная в ночную рубашку, Стиви сидела на груди Майлза.

– Что? – спросила она, как будто я прервала их секретный разговор.

Лицо Майлза было темно-красного цвета, и он ловил ртом воздух.

– На помощь, – прохрипел он.

– Слезь с брата, пока я не отшлепала тебя, – сказала я Стиви.

Продолжая сидеть, она взглянула на меня так, словно я уже отлупила ее. Потом Стиви начала ругаться.

– По правилам нашей семьи, нужно следить за своими словами! Бить – это гадко! Гадко, мамочка!

– О, прости меня, и ты говоришь это сидя на груди у своего брата и душа его? – Я показала на лестницу. – Поднимайся в свою комнату и одевайся, или я покажу тебе, что значит гадко.

Бросив на меня сердитый взгляд, Стиви встала, отпустив Майлза.

– Вперед! – крикнула я.

Лицо Майлза приобретало естественный оттенок, но он по-прежнему лежал на полу и плакал. И когда я получше присмотрелась к нему, то поняла, что он тоже смотрит на меня так, словно я – призрак Джоан Кроуфорд.

– Не шлепай Стиви, мамочка! – заорал Майлз.

Врагом врага моего сына была его любимая сестра.

– Ох, умоляю тебя, Майлз. Я не собираюсь этого делать, и тебе об этом известно.

– Тогда зачем ты так говоришь? – завопил он.

От отчаяния? Еще мгновение, и мне показалось, что я достигла крайнего предела, который на самом деле был лазом куда-то еще ниже? Это было только догадкой.

– Иди в свою комнату и одевайся, – сказала я ему. – Сейчас же.

Затем я пошла посмотреть, что делает Санджей. В гостиной его не было, поэтому я предположила, что он снова уснул. Но когда я вошла в нашу комнату, то увидела его в кровати с ноутбуком и в наушниках.

– Привет, – сказала я, хотя мне хотелось сказать: «В наушниках или нет, как, черт побери, ты не услышал этот ор?»

Он стянул наушники.

– Привет.

– Ты слышал детей? – спросила я.

– Нет, – сказал он, бросив взгляд на экран. – Прости, я работал.

«Не ворчи на мужа за то, что он занимается тем, о чем ты его просила», – напомнила я себе.

– Замечательно, но сегодня пятница. Дети через сорок пять минут должны быть в лагере, а мне надо заскочить в душ и доехать до работы.

– Прости. – Он говорил искренне. – Я правда увлекся.

У меня раскалывалась голова. Три бокала вина за вечер, когда утром нужно собирать детей в лагерь! За кого я себя принимала, за Мика Джаггера?

– Чем ты занимаешься? – спросила я. Вполне естественно. Я надеялась, он скажет, что ищет работу.

Санджей смущенно улыбнулся.

– Знаешь, той статьей о джазе, над которой я работал последние несколько месяцев.

Нет.

– Да? – сказала я.

– Я писал ее на свой страх и риск для журнала Atlantic, – сказал он. – Помнишь?

Теперь я вспомнила. Алекс свела Санджея с кем-то из издательского бизнеса, и тот передал разговор с Санджеем редактору интернет-сайта. Редактору идея понравилась, но, поскольку у Санджея было немного публикаций под своим именем, его попросили написать всю статью целиком, прежде чем они купят ее.

– Это статья о том, какое влияние оказал джаз на американских политиков, – добавил он.

– Точно, ты был очень увлечен ею. Как продвигаются дела?

Он сел и закрыл компьютер.

– На самом деле, она готова. Я отправил ее вчера.

– Отправил?

Я не смогла скрыть удивления. В Hudson Санджей был крайне эффективным сотрудником, но тогда он был младшим редактором, который сочинял разве что заголовки и подписи к фотографиям. Однако я знала, что как журналист он слабоват, он может целую неделю мучиться над одним абзацем. По правде сказать, чем больше он думал о чем-то, тем меньше была вероятность того, что он дойдет до конца. По этой причине я вполне допускала, что он все еще работает для журнала Atlantic.

– Да, и редактор уже прочитал ее и только что написал, что ему понравилось. Цитирую: «Большой редакторской правки не потребовалось».

– Чудесно!

– Они собираются опубликовать ее в октябре. Онлайн и в журнале. За печатный вариант мне заплатят гонорар.

Я подошла и поцеловала его.

– Я так горжусь тобой.

– Спасибо, – сказал он. – Но это не все.

В моей голове заплясали значки доллара. Atlantic предложил ему новое задание! Или, возможно, даже колонку!

– Редактор сказал мне, что эта история – из числа тех проектов, которые у них на глазах часто превращаются в долгосрочные, – сказал он. – Или… даже в книгу.

Моя радость разлетелась на миллионы мелких кусочков. Книгу? Потребовалось бы несколько лет, чтобы написать ее. Оплата, как обычно, была бы паршивая, и, конечно, так и должно было быть, поскольку речь шла о мало известной теме. Даже если бы Санджей продал книгу за умеренную цену, она обернулась бы единовременной выплатой и не обеспечила бы нам стабильного дохода, в котором мы нуждались. Я размышляла, учел ли он это или же все еще переживает первую волну восторга.

Ладно, я не собиралась поднимать этот вопрос – не сейчас. Не то чтобы в последнее время он заикался о том, чтобы написать книгу, я давно спалила его планы парой обескураживающих, но правдивых слов. Может быть, через несколько дней я смогу возобновить разговоры о поиске работы, совместимой с его проектом. В данный момент я собиралась поддержать мужа.

Переведя компьютер в спящий режим, Санджей толкнул крышку. Потом он встал и потянулся.

– Времени еще много, но я собираюсь поработать, чтобы обдумать проект. Когда статья будет опубликована, у меня уже что-то будет готово. И если получится хорошо, я поеду в Нью-Йорк и попробую найти агента, чтобы продать книгу. В смысле, все закончится успехом, если действовать последовательно. Я посмотрел, и мне кажется, что можно хорошо продать подобный материал, если он написан с умом, но рассчитан на массового читателя. Это могло бы положить начало чему-то большему.

– Замечательно, милый. Я правда рада за тебя. – И я была рада. Только мне хотелось, чтобы он понял, что все его мечты о будущем – журавль в небе, и что даже если они материализуются, они не решат наши финансовые проблемы надолго. Я просто представила себя морщинистой старухой, согнувшейся над компьютером, как мелкая офисная сошка. Когда придет моя очередь сидеть дома и писать?

Ответ, поняла я с грустью, был «никогда». Или, во всяком случае, после того, как оба ребенка закончат колледж. Кому какое дело, что я тоже когда-то хотела писать детские книжки? Полагаю, я могла бы выкроить несколько минут вечером или в выходные, чтобы вернуться к одной из историй, которая много лет зрела в моей голове. Но для этого пришлось бы забыть о том, что я обессилена, и постараться поймать вдохновение, а потом работать еще усерднее.

И, честно говоря, я не была уверена, что готова на это.

В какой-то момент Санджей, вероятно, нашел бы работу – ведь я попросила его об этом, и он, кажется, серьезно отнесся к нашим планам – но маловероятно, что он будет получать зарплату, хотя бы отчасти сравнимую с моей. Все держалось на мне, и никакие семейные проекты не могли опровергнуть эту банальную истину.

Санджей снова застенчиво ухмыльнулся.

– Так… что ты думаешь?

Отправив мысленный вопрос Дженни, я улыбнулась как губами, так и глазами.

– Я думаю, это замечательно, милый. Я не могла бы порадоваться за тебя больше, даже если бы постаралась.