Глава 14

Помню, когда Стиви и Майлз были совсем маленькими, я думала, что из-за расколотых на части, тщательно спланированных дней вкупе с бессонными ночами время превратилось в черную патоку. Время после смерти Дженни напомнило мне об этом леденящем покое, неделя после панихиды вполне могла показаться шестью неделями, так долго я ждала известий от Мэтта. Нужно было найти золотую середину, чтобы проявить уважение к его частной жизни, не позволив при этом Сесили слишком отдалиться от меня. Но мое терпение в конце концов лопнуло, и я позвонила, чтобы спросить, могу ли я увидеться с ней. Мэтт согласился и попросил меня заехать в понедельник после работы, через два дня после того, как мы с Санджеем обсудили наши списки.

Когда Сесили открыла входную дверь, я, забыв все, что собиралась сказать, застыла как вкопанная, словно Сесили была прожектором, который ослепил меня в темноте. Что говорят ребенку, у которого больше нет матери? Когда-то таким ребенком была я. Отчего-то это не помогло мне подобрать верные слова.

– Привет, Сесс, – наконец проговорила я. – Как дела?

Вместо лица у нее была неподвижная маска, по которой ничего невозможно было понять.

– Привет, тетя Пенни, у меня все хорошо. – На ней были легинсы с набивкой в виде котят и розовое платье с котенком в больших солнечных очках на груди. Платье было полинявшим, а легинсы висели на коленках, но она была счастлива, когда Дженни купила ей этот наряд два года тому назад. То, что Сесили надела его теперь, говорило обо всем, чего нельзя было прочитать по ее лицу.

Внезапно я кое о чем вспомнила. После ухода матери все обращались со мной, как с китайским фарфором, который мог разбиться от малейшего толчка. Мне же хотелось, чтобы люди вели себя как обычно, так же, как до того, как меня бросили. По крайней мере, это я могу сделать для Сесили.

– Так приятно видеть тебя, – сказала я. – Можно войти?

Она кивнула и провела меня на кухню, где Мэтт вытаскивал из пакета продукты. Он выглядел еще более усталым, чем в последний раз. Заметив меня, он оставил продукты и пошел через кухню. Почти подойдя ко мне, он остановился, как будто нас разделяло силовое поле. Я наклонилась вперед, чтобы он смог, как обычно, сделать вид, что целует меня.

Он не сразу решился ответить на мой вызов.

– Привет, Пенелопа. Рад тебя видеть.

Не знаю, говорил ли он правду, но я не винила его. Я была по-прежнему жива, что, вероятно, напоминало ему о том, что Дженни больше нет.

– Я тоже, – сказала я.

Вернувшись к продуктам, он вынул из пакета бутылку кленового сиропа.

– Куда это поставить? – пробормотал Мэтт, в замешательстве оглядываясь вокруг.

Действительно ли он был таким бестолковым, или Дженни никогда не позволяла ему помогать ей на кухне?

– В холодильник, – сказала я. – Впрочем, шкаф тоже отлично подойдет, если ты используешь всю бутылку в ближайшие пару месяцев.

– Спасибо. Полагаю, мне придется многому научиться теперь, когда… – Не закончив фразы, он снова занялся продуктами.

– Ладно, я провела слишком много времени у вас на кухне, поэтому скажи мне, если понадобится помощь, – сказала я.

Он держал в руках коробку с овсянкой быстрого приготовления. Дженни обычно засыпала органический овес в кастрюлю и всю ночь вымачивала его в кокосовом молоке. По утрам семейство Суит ждал вкусный завтрак определенно не быстрого приготовления. Я, конечно, не собиралась говорить об этом Мэтту. По крайней мере, он купил продукты, а не послал свою дочь в ближайшую забегаловку на углу за хлебом и болонской колбасой. Конечно, времена изменились. Теперь все расхваливали мужчин, которые умеют готовить. Я все еще сомневалась в том, что современный образ жизни заставил бы моего отца активнее участвовать в домашних делах. Он любил меня, но мою мать он когда-то любил больше, а мужчины с давних времен не способны замечать чужого горя.

– Думаю, я справлюсь, – сказал Мэтт, пряча коробку в шкаф, забитый кастрюлями и сковородками.

Я села рядом с Сесили у кухонного острова, дожидаясь, пока Мэтт закончит опустошать пакеты. Столы были покрыты пылью, так же как ножи на подставке и кофеварка для эспрессо. На краю мраморной столешницы была разбросана почта. Коробка для ленча, предназначенного для Сесили, валялась открытой за холодильником, в стоявших в нем стеклянных контейнерах лежали остатки пищи. Если бы я была у себя дома, это было бы нормально. Чисто даже, по нашим стандартам. Однако Дженни уже схватила бы губку с дезинфицирующим гелем, и все следы грязи и беспорядка были бы вскоре уничтожены.

«Знаешь, я не слишком полагалась на случай и не ожидала, что все сделается само собой», – прошептала Дженни мне на ухо.

Я отчаянно тряхнула головой. Голос Дженни уже умолк, но суть сказанного я запомнила. Чистый дом больше не казался мне пределом мечтаний.

– Сесс, ты собираешься на этой неделе вернуться в лагерь? – сказала я.

– Не знаю, – ответила она, но с таким выражением, будто я спросила ее, не хочет ли она поиграть с осиным гнездом. Потом она сказала чуть громче: – Папочка, я вернусь?

Мэтт перестал бороться с пустыми пакетами, которые он пытался сложить, и посмотрел на нее. Я ожидала, что он скажет: «Я сделаю все, что ты захочешь, милая. Если ты хочешь остаться дома со мной, оставайся». Он мог бы позволить себе взять неоплачиваемый отпуск в связи со смертью жены. Даже в хедж-фонде благосклонно отнеслись бы к временной передышке в связи со смертью супруги.

Вместо этого Мэтт сказал:

– Что ж, тыковка, папочка должен работать. Впрочем, я могу каждый день забирать тебя пораньше.

У Сесили вытянулось лицо.

– Майлз и Стиви будут там до конца месяца и бо́льшую часть августа тоже, – сказала я, надеясь смягчить удар, нанесенный Мэттом. – Я знаю, что они уже скучают по тебе.

– Хорошо, – тихо сказала она.

– Хочешь, порисуем или сыграем в игру? – спросила я. Секунду она колебалась, а потом кивнула. Потом она сползла со стула и побежала в свою комнату.

– Ты действительно должен так скоро вернуться на работу? – спросила я Мэтта, как только она ушла. – Возможно, для вас обоих было бы лучше побыть вместе?

Облокотившись о кухонный стол, он обхватил голову руками.

– Да, я должен. Я уже слишком долго отсутствовал.

Мои брови поползли вверх, хотя не должны были этого делать. Я, как никто другой, знала, что такое трудоголики: они работают даже тогда – или, возможно, возразите вы – особенно тогда, когда семья нуждается в них.

– Помню, как мне хотелось, чтобы папа был рядом, когда ушла моя мама. Более одинокой я не чувствовала себя никогда в жизни, – сказала я. – И это при том, что у меня был брат. – Теперь Ник работал фотографом, и, хотя он снимал квартиру в Лос-Анджелесе с двумя другими типами, он обычно жил на чемоданах в каком-нибудь далеком уголке. Я редко получала весточку от него.

– Это не совсем одно и то же, – сказал Мэтт.

Я раздумывала, не лишила ли его боль рассудка. Неужели он не понимает, что то, с чем имеет дело Сесили, намного хуже? Я глубоко вздохнула.

– Я все еще надеюсь, что ты подумаешь об этом.

– Конечно, – сказал он таким тоном, каким говорят, когда собираются поступить наоборот.

– А как ты? Как твои дела? – спросила я в надежде увести разговор в сторону.

– Я? – Казалось, он удивлен, что я спросила его. – Я в ярости. Я знаю, что это неправильно, но я не могу поверить, что она покинула нас.

– Да, – сказала я. Состояние слепой ярости стало привычным и для меня, наряду с неистовыми рыданиями и внезапными приступами смятения. – Я понимаю.

– Я собираюсь на сеансы психотерапевта. Сесили тоже.

– Я рада, мне кажется, это разумное решение. – Я решила воспользоваться отсутствием Сесили. – Тебе еще что-нибудь сообщили патологоанатомы?

Он покачал головой и посмотрел в сторону лестницы.

– На составление отчета уйдет несколько недель. Хотя я не знаю, важно ли это.

Это было важно для меня. Я понимала, что случившегося это не изменит, но я просто хотела знать то, чего я еще не знаю. Это было неправильно, но почему-то мне казалось, что эти крохи информации послужат оценочной шкалой для нашей дружбы, и эта шкала сообщит мне, на каком уровне я находилась. У каждого есть одна или две тайны, но тайны Дженни были такими, что вся наша история предстала передо мной, как в тумане.

Я громко сглотнула.

– Я знаю, не мне говорить тебе, что делать, но мне правда было тяжело осознать то, что произошло. Дженни даже не упоминала о том, что принимала обезболивающие, поэтому для меня это было огромным потрясением.

– Я знаю, но что еще сказать? Она совершила роковую ошибку. – Он встретился со мной взглядом, почти бросая вызов, в надежде, что я продолжу.

До кухни долетел звук шагов Сесили. Она держала в руках большой пазл.

– Мы можем сложить его вместе, тетя Пенни?

– Я здесь ради тебя, милая. – Говоря это, я собрала всю свою силу воли, чтобы глянуть, как говорили мои дети, на Мэтта. – Я с радостью сделаю все, что ты хочешь.

* * *

Я задержалась у них вплоть до того момента, пока не пришло время укладывать Сесили спать, правда, мне понадобилось выйти в интернет и закончить свою самооценку для переаттестации, которая ожидалась через два дня, и к тому же я получила письмо из лагеря, в котором говорилось, что в лагере вспышка педикулеза и я должна купить специальный состав и обработать волосы своих детей, еще был постскриптум: рюкзаки, ленчи и дополнительную одежду вплоть до дальнейших указаний нужно приносить в школу в новом пакете для мусора. Я сказала себе, что нужно попросить Санджея, чтобы он взял это на себя – не самая худшая идея, это была часть нашей сделки. Должно быть, он тоже подумал об этом, потому что, когда я отправила ему короткое сообщение, он в ответ написал мне СМС: «Уже делаю».

– Спасибо, что пригласил меня, – сказала я Мэтту, когда он провожал меня до входной двери. Сесили уже обняла меня на прощанье и лежала наверху, в кровати Мэтта, дожидаясь, пока он прочитает ей сказку.

– Я рад, что ты зашла. Сесили совсем загрустила с тех пор, как… – Его голос замер. – Ну, ты понимаешь.

Я понимала.

– Мы бы хотели пригласить ее к себе через несколько дней, если ты не возражаешь.

– Безусловно, не возражаю, – сказал он.

Я надела туфли и посмотрела на него. Напряженность, возникшая в начале нашего разговора, почти исчезла, и мне не хотелось все портить, говоря банальные слова. Но, коснувшись дверной ручки, я поняла, что не могу молчать. Не тогда, когда дело касается Сесили.

– Мэтт, вероятно, ты это уже знаешь, но Сесили потребуется больше внимания, чем прежде, – сказала я.

– Хорошо, – сказал он. Он произнес это слово с вопросительной интонацией. И посмотрел на меня, ожидая, что еще я скажу.

– Это все, – сказала я ему. – До скорого.

Я не была психотерапевтом, но Сесили, вероятно, кажется, что она должна вести себя так, будто у нее все в порядке, точно так же, как делала Дженни, поняла я, внезапно ощутив острую боль. Время от времени печаль будет напоминать о себе, но Сесили, вероятно, будет казаться спокойной и уравновешенной, и все будут говорить, что она очень, очень мужественная.

А когда всем надоест хвалить ее, никто, возможно, и не заметит, что она начнет заполнять обыденные пустоты, оставшиеся после матери. Что ее горе будет следовать за ней, как тень.

Что она отчасти лишена детства, и это будет преследовать ее еще долго, даже когда она вырастет.

* * *

В тот вечер я притащила прямо к кровати свой ноутбук и стакан воды. Я намеревалась закончить обзор, но, посмотрев на вмятину на простынях у себя за спиной, вспомнила, что еще не отправила Санджею, который работал внизу, свой список с просьбами. Я должна была отправить их ему по электронной почте два дня назад, после того как мы с ним поговорили. Ладно, лучше поздно, чем никогда. Открыв почтовый ящик, я стала печатать.

Привет. Вот мой список.

Зарабатывать больше денег. Возможно, найти работу на неполный день.

Больше помогать по дому и с детьми.

Проявлять заинтересованность, находясь рядом со мной.

Ц. о., Пенни

Но имела ли я право подписать, что целую и обнимаю, после того как передала мужу краткий перечень его личных и супружеских упущений?

Я удалила «ц. о.» и написала:

«Люблю тебя».

Затем, по непонятной для меня самой причине, это я тоже удалила и заменила словом «Люблю».

Потом я быстро стукнула по клавише «Отправить», не давая себе возможности снова передумать.

«Молодец», – услышала я голос Дженни.

Меня больше не тревожило то, что я теряю рассудок, в любом случае он, вероятно, был утерян много лет тому назад. Но эти разговоры с Дженни казались мне невозможными, и не только потому, что она была мертва. Что за человек был тот, с кем я разговаривала? Подруга, которую, как мне казалось, я знала, или женщина, скрывавшаяся за всем этим внешним лоском?

Неважно, возможно это или нет, но я по-прежнему чувствовала, что обязана найти ответ.

– Спасибо, – сказала я. – Я стараюсь.

– С кем ты разговариваешь? – В дверном проеме появился Санджей с зубной щеткой в руках.

– Сама с собой, – соврала я.

Он вскинул брови.

– Я должен обеспокоиться?

Вероятно. Но хотя это было не совсем честно, я не была готова рассказать ему о коротких разговорах между Дженни и мной.

– Я в порядке, – сказала я.

– Знаешь, если ты не в порядке, то это нормально.

Я нахмурилась.

– Что это значит?

Он вздохнул.

– Это значит, что я люблю тебя, Пенни.

Потом он ушел. Я услышала, как под его шагами скрипит пол в коридоре, а затем – звук закрывающейся двери ванной. Я крепко зажмурилась, ожидая снова услышать Дженни. Вместо этого все мои мысли куда-то исчезли, и я погрузилась в глубокий сон без сновидений.