Провал «императора реформ»

2 декабря 1992 года на VII съезде народных депутатов Гайдар поставил себе в заслугу избежание массового голода, транспортного паралича, распада государства и общества, которое было заслугой прежде всего В.В. Геращенко во главе Центробанка и региональных властей. Гайдар резко выступил против увеличения госрасходов, на котором настаивали депутаты ради выживания социальной сферы, сохранения экономики и самой страны, так как в его понимании сокращения инфляции можно было достичь только урезанием бюджета: другого пути он в принципе не видел.

Хорошо помню, что даже в 1996 году, в относительно стабильной ситуации, практически на любой вопрос из серии «что делать?» он отвечал одинаково: сократить бюджетные, и в первую очередь социальные расходы. Гайдар был полностью сформирован логикой «убийц национальных экономик» из МВФ, никаких других ответов у него просто не было, – и, как показала его последующая жизнь, он их так и не нашел (хотя вряд ли у него когда-либо вообще возникала потребность искать другие ответы).

9 декабря 1992 года Ельцин предложил съезду кандидатуру Гайдара в обмен на установление законом порядка, при котором назначение министров обороны, внутренних и иностранных дел происходит только с согласия Верховного Совета. Расширение полномочий парламента съезд принял с удовольствием, а вот Гайдара «прокатили».

Похоже, именно тогда Ельцин понял, что сотрудничать со съездом, делегаты которого ощущали за собой бедствующую разоренную страну и не были готовы к компромиссам за ее счет, у него не получится. Съезд оказался недоговороспособным, – в силу не столько своей громоздкости и политической алчности Хасбулатова, сколько своей демократичности.

На следующий же день Ельцин обрушился на съезд с критикой и пригрозил референдумом о доверии себе и съезду. Поскольку его авторитет оставался огромным, это была страшная угроза, и представители съезда договорились с ним о назначении на начало 1993 года референдума по новой Конституции России и о предложении им нескольких кандидатов для мягкого рейтингового голосования с последующим выдвижением в премьеры одного из трех, набравших максимальное число голосов.

Из пяти кандидатур Гайдар оказался на третьем месте с 400 голосами, уступив шедшим «ноздря в ноздрю» представителям ВПК и нефтегазового комплекса Скокову и Черномырдину (соответственно 637 и 621 голос) более чем в полтора раза. Продолжать продавливать Гайдара стало невозможно, Ельцин предложил Черномырдина, который и был избран, а Гайдар был отправлен в отставку.

Подготовить новую Конституцию для вынесения на референдум так и не удалось: интересы депутатов и Ельцина в ее части были противоположны, и при этом у них не было ни квалификации, ни должной мотивации, – не говоря уже о времени.

О моральных качествах «команды Гайдара» свидетельствует то, что, когда он покинул правительство, за ним вопреки торжественно данной на первом же заседании клятве «уйти всем вместе» последовал один Петр Авен, занявшийся бизнесом. Впрочем, возможно, на решение Авена повлияло то, что в августе Ельцин накричал на него на заседании правительства, задав риторический вопрос: «Неужели вы думаете, что что-то можете понимать лучше меня?» Это отражало внутренний переворот, свершившийся в Ельцине по сравнению с осенью 1990, когда он открыто гордился тем, что все работающие с ним люди умнее его. Самое же смешное и неприятное для Авена (правда, если он это понимал) заключалось в правоте экономически безграмотного, но житейски разумного Ельцина по обсуждавшемуся тогда конкретному вопросу.

Потеря власти далась Гайдару нелегко: домашние вспоминали, что он даже плакал после отставки. Он вновь возглавил свой институт, который теперь назывался «Институт экономических проблем переходного периода» и стал консультантом президента «по вопросам экономической политики».

Он сохранял большое влияние среди демократически ориентированной публики и стремительно крепнувшего класса предпринимателей и спекулянтов. Кто-то считал, что он честно хотел как лучше, кто-то – что ему не повезло, кто-то видел в нем наиболее последовательного выразителя своих интересов.

И в июне 1993 года Гайдар вошел в политику, возглавив исполком проельцинского демократического предвыборного блока «Выбор России», объединив сторонников продолжения радикальных экономических реформ по своим рецептам.

Но у большинства общества отношение к нему было ужасным.

Возвращение на костях: и снова неудача

Когда 16 сентября 1993 года Ельцин вновь назначил Гайдара первым зампредом правительства (Указ был подписан лишь через день после сообщения об этом, 18 сентября), это стало знаком того, что конституционный кризис необратим и будет обостряться, так как президент не отступит и не пойдет ни на какие компромиссы.

Фигура человека, либерализовавшего цены, возможность компромиссов исключала сама по себе.

Возможно, Ельцин и назначил Гайдара в качестве «последнего предупреждения», но в реальности оно стало красной тряпкой для быка: Верховный Совет увидел, что президент принципиально игнорирует его мнение и, если уступить, впредь так будет всегда.

Назначение Гайдара было для Ельцина естественным шагом в развитии кризиса: Ельцин доверял ему, считал его рецепты правильными, ценил его готовность действовать с полным игнорированием общества. Фигура Гайдара была для Запада доказательством прозападности самого Ельцина и помогала ему получить поддержку «всего мирового сообщества» (то есть американской элиты) в предстоящем конституционном перевороте.

Ельцин, несмотря на раздразнившие его шуточки Хасбулатова про алкоголизм, шел на переворот сознательно. Социально-экономическое прогнозирование показало: политика реформ уже к весне 1994 года довела бы страну до массового протеста, в котором у Ельцина не осталось никаких шансов.

Чтобы победить в кризисе, его надо было форсировать, не дожидаясь естественного вызревания, – что Ельцин и сделал.

Гайдар заменил Олега Лобова, бывшего первым зампредом и Министром экономики и переведенного перед переворотом на более соответствующую его опыту должность секретаря Совбеза.

На следующий день после подписания Указа № 1400, переведшего противостояние в открытую фазу, Гайдар был назначен исполняющим обязанности и Министра экономики.

Понимая обреченность либеральных реформ в случае мало-мальски демократического развития событий и будучи полностью зависим от Ельцина, Гайдар с самого начала занял по отношению к Верховному Совету жесткую агрессивную позицию. Именно он, несмотря на формально гражданский статус, был одним из инициаторов блокирования Дома Советов, отключения в нем связи и всех систем жизнеобеспечения.

3 октября восставшие взяли соседнее с Домом Советов здание мэрии и едва не прорвались в «Останкино» (куда их, по некоторым данным, направил, спасая от них беззащитный тогда Кремль, советник Руцкого А.В. Федоров, ставший затем известным жуликом, специалистом по безвозвратному получению частных займов). После этого в Москве сложилось временное равновесие сил.

Оно было сломано следующим утром, когда танки с наемными офицерскими экипажами (сожженными потом в огне чеченской войны) расстреляли Дом Советов, – но до этого, в 10 часов вечера 3 октября Гайдар по телевидению призвал к Моссовету «всех россиян, которым дороги демократия и свобода». Он не только не скрыл опасности, но и преувеличил ее, назвав защитников Дома Советов «бандитами», применяющими «гранатометы и тяжелые пулеметы».

По его призыву у Моссовета, контролировавшегося Министерством безопасности, собралось до 20 тыс. чел. Их части, по ряду сообщений, было роздано стрелковое оружие; к утру они соорудили три перегораживавшие проезжую часть баррикады, которые, однако, были вполне бесполезны: Дом Советов соединял с Кремлем Новый Арбат, а Тверская, где находилось здание Моссовета и баррикады, была в стороне. Но защитники Дома Советов не предприняли активных действий, что и привело к их поражению (даже по консервативным оценкам число погибших достигло тысячи человек).

Сформированные у Моссовета отряды охраняли радиостанцию «Эхо Москвы» и очистили от защитников Дома Советов находящийся недалеко Свердловский райсовет.

Собравшиеся разошлись, когда в 10 часов стало известно о начале штурма Дома Советов, и уже днем от баррикад не осталось и следа.

Выборы в Госдуму, спешно назначенные после расстрела Дома Советов, проводились в шоковой обстановке, в условиях полного доминирования провластной демократической агитации и открытой поддержки властью реформаторов. Тем не менее население внятно выразило свое отношение к демократам всех мастей (помимо Гайдара, на выборы шел и Шахрай с «партией российского единства и согласия», переползшей благодаря поддержке в Северной Осетии, конфликт которой с Ингушетией Шахрай урегулировал в конце 1992 года, 5-процентный барьер), и «пир победителей» провалился.

Поражение возглавлявшегося Гайдаром «Выбора России», лидеры которого были убеждены в своей победе и собрались на оглашение результатов выборов, как на корпоратив, вызвало шок, выраженный в публичном беспомощном вопле седовласого шестидесятника Карякина «Россия, ты одурела!» Тем не менее, несмотря на формальную победу ЛДПР, получившей 23 % голосов против 15,5 % у «Выбора России», за счет большего числа одномандатников их фракции в Госдуме были равны по числу депутатов (по 64 человека).

Проельцинские депутаты находились в Госдуме в меньшинстве, но оппозиция была испугана, расколота, легко манипулируема, а часто и откровенно продажна, что так и не дало Госдуме стать полноценным парламентом.

Черномырдин не воспринимал Гайдара в качестве своего первого заместителя и не обращал на него внимания. Так, он просто не заметил натужные призывы Гайдара к «ускорению реформ», а Ельцин, к которому апеллировал Гайдар, не поддержал их: ему не улыбалось дойти до необходимости расстреливать еще один парламент. Когда же в начале января Черномырдин объявил о своих решениях, увеличивающих расходы бюджета, даже не уведомив об этом Гайдара, тот подал в отставку, – и удерживающих его не обнаружилось.

Благодаря гайдаровским реформам Россия необратимо изменилась: она стала жестче и циничней, утратила способность верить не нюхавшим пороха или производства интеллигентам, – и этой, во многом созданной и воспитанной Гайдаром стране, он был чужд, отвратителен и не нужен.

Однако бюджет-1994 был сверстан при его определяющем воздействии и, несмотря на все смягчения, оказал свое удушающее воздействие (прежде всего прекращением кредитования экономики Центробанком): спад ВВП был хуже, чем даже в 1992 году.