Сам же Гайдар возглавил думскую фракцию, продолжал тесно сотрудничать с оставшимися в правительстве реформаторами и постоянно ратовал за более жесткую финансовую политику и более активные реформы.
В 1995 году возглавляемый им блок «Демократический выбор России – Объединенные демократы» в Госдуму уже не попал.
С началом чеченской войны Гайдар активно критиковал ее, собирал митинги протеста. Во время захвата Басаевым заложников в больнице в Буденновске именно благодаря ему правозащитник Сергей Ковалев сообщил Черномырдину реальное число заложников. Гайдар же убедил Черномырдина поручить Ковалеву формирование комиссии по переговорам с террористами.
Об уровне политической адекватности (но и искренности) Гайдара свидетельствует его призыв к Ельцину не выставлять свою кандидатуру на президентских выборах 1996 года из-за чеченской войны и предложение к демократам выдвинуть своим кандидатом губернатора Нижегородской области Немцова. Демократы, в серьезной своей части уже сросшиеся с олигархами, этой нелепицы просто не поняли, Немцов, разумеется, отказался. Гайдар планировал выдвинуть себя, но после объявления Ельциным своего участия в выборах призвал поддержать его, «чтобы не допустить приход к власти коммунистов».
Влияние Гайдара на мышление либерального клана, на его цели и стереотипы невозможно переоценить. Именно он в феврале 1998 года своей статьей «Почему в Москве жить хорошо» положил начало атаке на Лужкова, продолжавшейся долгие годы, достигшей пика во времена немцовских разоблачений и завершившейся-таки отставкой последнего через 12,5 лет, уже после смерти самого Гайдара. Все это время либеральная критика Лужкова полностью следовала темам, заданным Гайдаром в его статье.
В 90-е и 2000-е годы Гайдар оставался интеллектуальным центром либерального клана (разумеется, в пределах, в которых на этом уровне вообще можно говорить об интеллекте) и оказывал решающее воздействие на повестку дня и подходы либерального блока правительства.
О его значении свидетельствует то, что накануне дефолта 1998 года он, не занимая никаких должностей, вел официальные переговоры и закулисные консультации с представителями МВФ наряду с Чубайсом, бывшим спецпредставителем Ельцина по этим вопросам.
Его объяснения дефолта 1998 года простой несогласованностью действий чиновников, которую он бы уладил «в течение нескольких минут», не просто производят впечатление наивной и смехотворной попытки покрыть массовое воровство либералов и олигархов, сделавших дефолт неизбежным, но и свидетельствует о безграмотности и неадекватности, вызванной полным принятием либеральных ценностей.
Гайдар не мог позволить себе заметить, что либеральная политика, проводимая его последователями и под в том числе и его диктовку в интересах глобального бизнеса, уничтожает экономику страны и не позволяет дать ей подняться. Простой личный интерес, естественная психологическая самозащита, не дающая ему, как и другим либералам, осознать свою роль, лишала его возможности стратегического видения, обрекала на частичное, поверхностное восприятие ситуации, не позволяла не то что комплексно анализировать происходящее, но и даже просто целостно воспринимать его.
Вдумайтесь в потрясающее объяснение Гайдаром чудовищного катаклизма, едва не уничтожившего нашу страну, достойное разве что нетрезвого воришки. Мол, согласовывавший документы с МВФ чиновник по требованию его представителей в последний момент внес в них изменения, из-за чего в них перестали «сходиться цифры», – и западные инвесторы, увидев «финансовый разрыв», перепугались и тут же вывели деньги из России!
То есть все дело в недоразумении: сказали бы Гайдару, державшему «на телефоне» и представителей МВФ, диктовавших правительству России его политику, и «западных инвесторов», – и он бы все уладил. А причины, по которым бюджет страны полностью зависел от жалких 5-миллиардных траншей МВФ, значения не имеют. Просто нефть подешевела, – а кромешное воровство олигархов и реформаторов, укравших бюджет, не заслуживает даже упоминания.
Во время агрессии США и их сателлитов по НАТО против Югославии знавший сербский язык Гайдар, подхватив Немцова и Б.Федорова, решил напомнить о себе миротворческой миссией в Белград. О значении российских либералов (и в первую очередь Гайдара) для США свидетельствует прекращение бомбардировок Белграда на время их поездки (которое не помешало Гайдару оставить Чубайсу трогательную «записку для мемуаров» с просьбой «позаботиться о семье», так как он «капиталов не оставил»).
План миссии, сам по себе характеризующий вменяемость российских либералов, заключался в предложении сербскому патриарху и папе Римскому подписать письмо к Клинтону с просьбой прекратить бомбежки. План сорвал Иоанн Павел II, резонно заявивший, что Клинтон не прислушается к нему (и такое письмо станет для духовного отца миллиарда католиков бессмысленным самоунижением). Немаловажно и то, что Иоанн Павел II всю жизнь, еще с советских времен проводил последовательную проамериканскую политику и производил впечатление марионетки США, – пусть и более высокопоставленной и авторитетной и потому более свободной в своих повседневных действиях, чем московские либералы. Поэтому он не мог себе позволить мешающие США действия, и надо было быть Гайдаром, Немцовым и Б. Федоровым, чтобы не понимать этого.
На выборах 1999 года Гайдар, партия которого «Демократический выбор России» вошла в склеенный Кириенко блок «Союз правых сил», вернулся в Госдуму. Успех СПС, набравшего 8,5 %, во многом был вызван рассылкой политтехнологом Павловским утром дня выборов всем его сколь-нибудь значимым знакомым (которых было много) СМС о том, что «СПС, похоже, проходит» в Думу. Павловский имел репутацию человека знающего, осведомленного в кремлевских интригах, и его СМС быстро распространилась по всей правящей тусовке и обслуживающему ее персоналу. В силу естественного желания присоединиться к победителю массы представителей этого социального слоя, в других обстоятельствах не пошедшие бы на выборы, проголосовали «за своих». В результате СПС, накануне выборов балансировавший на грани преодоления 5-процентного барьера, преодолел его с огромным запасом.
Хотя, скорее всего, власти просто надо было «размыть», в том числе и демократическими «тенями 90-х», представительство в Госдуме считавшегося тогда смертельно опасным блока Примакова и Лужкова «Отечество – Вся Россия».
В Госдуме Гайдар, не будучи ни лидером фракции, ни даже председателем комитета, занял в силу своего авторитета среди либералов исключительное положение и вновь получил огромное влияние на социально-экономическую политику. Он говорил: «Правительство начало реализовывать ту программу, которую мы разрабатывали… У меня была возможность за 2–3 дня получать ключевые документы за подписью лиц, принимавших решения, включая президента. Не надо было…выступать, а возможности делать что-то… были… наибольшими за все время, когда я работал во власти».
Так, его институт разрабатывал не только концепцию, но и проект ключевого для либералов закона «О стабилизационном фонде» (направлявшем средства российских налогоплательщиков на нужды не России, а финансовых систем США и еврозоны).
Признак высокой оценки роли Гайдара – его приглашение в 2003 году властями США для консультаций по экономическим реформам в оккупированном ими Ираке. (Правда, о степени адекватности этих властей свидетельствует то, что они всерьез приводили в качестве доказательства построения в Ираке демократии введение в нем правил дорожного движения штата Мэриленд.)
Тем не менее, ореол Гайдара постепенно мерк в свете новых звезд, в том числе и либерального клана.
После поражения СПС на выборах 2003 года (как сообщалось, в первую очередь из-за гомерического воровства либералов) он вышел из ее руководства. Когда осенью 2008 появились сообщения о том, что СПС станет частью новой правой партии, создаваемой Кремлем (Белых даже подал в отставку с поста председателя СПС), Гайдар заявил об отказе от участия в этом проекте и своем выходе из СПС. Тем не менее, вскоре с Чубайсом и временно возглавившим СПС Гозманом он уже призывал оставшихся членов партии сотрудничать с властью для создания новой правой либеральной партии.
Но сам он уже был гарантированно неизбираем.
Последствия либеральной политики, наглядная демонстрация либералами презрения и ненависти к своей стране сделали свое дело. На фоне Кириенко окончательно перестал работать вывозивший Гайдара всю жизнь до этого имидж умненького мальчика, выбившегося в люди прилежной учебой и тем ставшего радостью одинокой стареющей мамы с не сложившейся жизнью.
Сообщение о его отравлении в Дублине в ноябре 2006 года на международной конференции (на следующий день после смерти Литвиненко в Лондоне) вызвало предположения о чрезмерной даже для него дозе алкоголя. Заявления его и Чубайса о том, что это было покушение на убийство, за которым стояли, по его версии, «противники российских властей», а по версии Чубайса – «сторонники неконституционных силовых вариантов смены власти в России» вызвали в основном комментарии в стиле «да кому он нужен?»
Впрочем, такими же были первые комментарии в соцсетях на убийство Немцова, в которое отказывались верить именно по причине его полной политической ничтожности.
Знающие люди говорили об огромном влиянии Гайдара на решение принципиальных экономических вопросов членами либерального клана, в том числе и в правительстве. «Люди плохо знали, насколько серьезным было влияние Егора Гайдара на принятие экономических решений в России. Даже в последнее время, когда он формально не занимал никаких постов», – говорил руководитель банка ВТБ24 М.М. Задорнов, бывший Министром финансов в грозовые 1997–1999 годы.
А бывший наиболее влиятельным членом всех правительств с 2000 по 2011 годы Кудрин философски заметил: «Когда-то об этом, наверное, станет известно больше».
Насколько можно судить, все «нулевые» после ухода из Госдумы Гайдар регулярно, обычно еженедельно встречался с Чубайсом и Кудриным для обсуждения ключевых политических вопросов (иногда приглашались и другие либералы – в качестве экспертов).
Решающее слово принадлежало Гайдару: остальные смотрели ему в рот и потом, формируя и осуществляя государственную политику, старательно пытались воплотить в жизнь его мнения.
Когда он умер, родственники хоронили его без огласки, – и при всем добросердечии русского народа их опасения были понятны.
Судьба Гайдара сложилась хуже, чем большинства членов его команды: став символом реформ, он «принял удар на себя».
Мучительно желая самореализоваться, он был чужд упоению неограниченного разврата и потребления, в которые погрузился ряд его коллег, – и стал свидетелем краха своих попыток, которые, похоже, в силу своей ограниченности и аутотренинга действительно считал попытками создания рынка и построения демократии.
Исчерпывающим резюме его жизни представляется восторженная служба и последующее полное ничтожество его дочери (пусть даже оставленной им в трехлетием возрасте и признанной лишь 19 лет спустя) грузинскому уголовнику, бежавшему из своей страны после потери власти и откомандированному его американскими хозяевами в, по сути, оккупированную ими Украину.