Либеральное бескорыстие

Разговоры о бескорыстии гайдаровских либералов повторяются бесконечно, строго по Геббельсу: люди верят в ложь тем больше, чем она чудовищней и чем чаще ее повторяют.

Помнится, летом 1992 года один из гайдаровцев с восторгом признался в частной беседе: «когда мы пришли, я думал, три месяца поворуем и все, а мы скоро уже 10 месяцев сидим!» И это при том, что на первом же заседании гайдаровского правительства его члены, как рассказывают их биографы, торжественно дали обет не использовать свое служебное положение для личного обогащения!

Между тем еще в конце 1991 года, как говорили чуть позже, решения Ельцина по второстепенным хозяйственным вопросам продавались за 30 тыс. долл., – тогда это были запредельные деньги.

Многие реформаторы сегодня незаслуженно забыты. Был, к примеру, в правительстве Гайдара вице-премьер «по оперативному управлению» Махарадзе, который издавал распоряжения (чтобы Гайдар как вице-премьер мог управлять своими личными решениями, право издавать распоряжения правительства от своего имени предоставили всем зампредам) почти исключительно по управлению лесным фондом. Он быстро и тихо, уже весной 1993 года ушел из власти, – похоже, грамотный был человек. До 2004 года проработал в Канаде торгпредом, остался там и умер в 2008 году в 68 лет.

Один из реформаторов как-то разоткровенничался: «Мы ведь никто и звать нас никак, но нам выпал уникальный шанс, и мы знали, что второго такого не будет!» Это было время абсолютной безнаказанности, ведь никакого риска для них не было. Конечно, честные тоже были, но в массе своей «люди Гайдара» шли во власть, чтобы обогатиться и отмстить «этой стране», на которую они были обижены за само ее существование.

О бескорыстии и честности самого Гайдара свидетельствует то, что перед своим уходом, наряду с решением о создании Высшей школы экономики как госструктуры (либералы категорически против государства и любят рассказать о его неэффективности, – но лишь для того, чтобы использовать его ресурсы самим, без конкуренции со стороны других желающих), Гайдар подписал распоряжение правительства о передаче, по сути, себе самому, в форме своего Института экономических проблем переходного периода огромного комплекса зданий в центре Москвы на улице Огарева (ныне Газетный переулок), где он располагается и ныне. Потом шутили, что при царе в одном из его корпусов располагался публичный дом, и назначение этого здания с тех времен не сильно изменилось.

Тогда все значимые распоряжения правительства публиковались в «Российской газете», – и, помнится, соответствующий материал вызвал бурю негодования гайдаровцев, несмотря на всю их показную приверженность идеям демократии и транспарентности.

Конечно, Гайдару не хватило размаха, – может быть, не хватило воровского таланта и смелости, может быть, он вправду думал о другом (он действительно забыл обменять свои деньги в «павловский обмен» в январе 1991 года и долго не имел своей дачи), – но о его бескорыстии с учетом изложенного говорить просто нелепо: это такая же катахреза (словосочетание, образующие которое слова отрицают друг друга), что и патриотизм Чубайса и Березовского.

А с другой стороны, бескорыстие само по себе отнюдь не извиняет преступников. Вероятно, многие гитлеровские палачи тоже были бескорыстны и в мыслях не имели утаивать от государства золотые коронки, выдранные изо ртов их жертв (хотя в целом в руководстве гитлеровской Германии коррупция процветала почти так же, как в руководстве либерального клана).

На вершине успеха: уничтожая Родину

28 октября 1991 года, через 10 дней после пресс-конференции Гайдара и Шохина, сломавшей остатки хозяйственного механизма и уничтожившей стабильность, начался второй этап V Съезда народных депутатов РСФСР. Он проходил в новой стране и уже при новой власти; депутаты, избранные в 1990 году во многом по демократическому принципу «кто громче крикнет», не были готовы к своей новой роли ни морально, ни профессионально.

Часть программного выступления Ельцина, посвященная экономической реформе, была подготовлена Гайдаром и его людьми, – и это был безусловный политический успех, в определенном смысле высшая точка его карьеры.

Потому что съезд, одобрив изложенные Ельциным и написанные Гайдаром принципы реформы, согласился на них лишь при условии их поддержки авторитетом Ельцина, который стал исполняющим обязанности председателя правительства.

Гайдаровцы спрятались за его широкую спину и переложили на него ответственность за свои действия, но премьером Гайдар так и не стал.

Более того: когда пришло время формировать экономическую часть правительства, Ельцин 3 ноября предложил стать своим «замом по реформе» Явлинскому, сделавшему выбор в пользу российских властей не на второй день ГКЧП, как Гайдар, а еще летом 1990 года.

Но у Явлинского были принципы.

Он считал нужным сохранить хозяйственную компоненту ненавистного Ельцину СССР соответствующим договором между постсоветскими государствами и настаивал на постепенности реформ: по его мнению, либерализации цен должна была предшествовать приватизация госсобственности путем продажи ее гражданам с изыманием уплаченных за нее денег с потребительского рынка.

Получив отказ Ельцина на оба принципиальные для него предложения, Явлинский отказался от поста его заместителя. Лишь тогда Ельцин сделал предложение Гайдару, которое тот с восторгом принял: он был готов служить любому хозяину, на любых условиях.

6 ноября Гайдар был назначен вице-премьером «по вопросам экономической политики», а через пять дней возглавил объединенное Министерство экономики и финансов.

Первые результаты либерализации цен поначалу повергли Ельцина в ужас, – но Бурбулис, еще не утративший влияние, и Гайдар убедили его, что такова неизбежная цена реформ, и она уже заплачена, – и он занялся внутриполитическими проблемами. Для Ельцина главное заключалось в поддержке его Западом, а постоянные разговоры реформаторов о 24 млрд, долл., которые вот-вот будут даны России и решат все проблемы, создавали иллюзию завтрашнего благополучия.

Объединение Министерств экономики и финансов (по примеру Франции) имеет глубокий смысл, так как институционально обусловленный конфликт между ними (Минфин стремится сократить расходы, а Минэкономики – осуществить их в интересах развития) не выносится в правительство и не дестабилизирует его, а урегулируется в рамках одного ведомства. Побочная проблема такого решения – институционально же обусловленная приоритетность интересов развития над остальными, включая социальные и оборонные; именно поэтому данная схема встречается редко.

Но у реформаторов мотивация была проще: надо было сконцентрировать всю полноту власти в своих руках, а проверенных людей было катастрофически мало. Когда они нашлись, а Гайдар обнаружил неспособность (а главное, нежелание) заниматься повседневным рутинным управлением, он разделил объединенное Министерство на традиционные Минфин и Минэкономики. 19 февраля Министром экономики стал Нечаев, заместитель Гайдара «по научной работе» в Институте экономической политики, а затем первый заместитель в Министерстве экономики и финансов. 2 апреля Министром финансов скрепя сердце пришлось из-за очевидной бюджетной катастрофы назначить профессионала – Барчука, работавшего с 1972 года в Минфине СССР и бывшего начальником его бюджетного управления, ставшего в 1991 году первым заместителем Гайдара в объединенном Министерстве, а затем почти все 90-е возглавлявшему Пенсионный фонд.

Сам Гайдар 2 марта стал уже не обычным, а первым заместителем Ельцина как председателя правительства и руководил всей социально-экономической политикой, – хотя Ельцин, полностью доверяя реформаторам и лишь формально председательствуя на заседаниях, интересовался реальной ситуацией и задавал вопросы.

Эти вопросы готовились в основном его Группой экспертов под руководством Игоря Васильевича Нита, вероятно, лучшего макроэкономиста того времени. Они были настолько болезненны для гайдаровцев, что те очень быстро начали по вторникам проводить специальные «репетиции» заседаний правительства, проходившие по четвергам. На этих репетициях они часами тренировались отвечать на самые неудобные для себя, хотя и вполне естественные в складывающейся социально-экономической и политической ситуации вопросы, которые теоретически мог бы задать Ельцин.

К середине июня положение России стало катастрофическим: лишенная денег экономика останавливалась на глазах, страна перешла в состояние свободного падения. В этих условиях Ельцин 16 июня уволил с поста председателя Центробанка истового монетариста Матюхина, проводившего в соответствии с либеральными догмами сверхжесткую финансовую политику, лишившую страну денег. Он был истинным гайдаровцем, который легко и непринужденно довел бы страну до революции прямо тогда, и до осени 1993 года никто из реформаторов просто не дожил бы.

Матюхин был заменен на последнего руководителя Госбанка СССР В.В. Геращенко, который, хотя и был публично скомпрометирован вынужденным участием в павловском обмене денег и замораживании крупных вкладов на счетах Сбербанка с 1 июля 1991 года, обладал колоссальным авторитетом.

Он немедленно смягчил финансовую политику, восстановив централизованное кредитование реального сектора, что сразу, уже к сентябрю привело к ослаблению денежного голода и к некоторой стабилизации экономики и общества, которой и поныне гордятся гайдаровцы, приписывая эту заслугу себе.

В.В. Геращенко и его старые советские кадры, добросовестные и профессиональные, спасли Россию в 1992 году, – так же, как потом спасли ее в сентябре 1998 года.

Разумеется, смягчение денежной политики привело к обвалу рубля и ускорению роста цен. Но это являлось минимальной ценой спасения страны, избежать которой было невозможно: ограничить переток средств на валютный рынок было нельзя не только из-за отсутствия инструментов, но, главное, из-за противоречия либеральной идеологии. Такое ограничение тогда, как и сейчас было бы воспринято как политическая диверсия, как противодействие рынку и привело бы к немедленному изгнанию попытавшегося стабилизировать финансовую систему руководителя.

Вероятно, в качестве компенсации за замену идеологически верного Гайдару Матюхина, – а скорее всего, стремясь снять с себя формальную ответственность за экономику и сосредоточиться на политических проблемах, – за день до этого, 15 июня Ельцин сделал Гайдара исполняющим обязанности премьера. Но, несмотря на это, он продолжал возглавлять все заседания правительства и лично принимать или не принимать все его значимые решения.

Скорее всего, назначение Гайдара было для Ельцина простой подготовкой к его окончательному утверждению на посту премьера в конце года Съездом народных депутатов.

Но этим планам не суждено было реализоваться – слишком ужасными оказались последствия деятельности либералов. В 1992 году, даже с учетом стабилизации после назначения В.В. Геращенко, экономический спад ускорился с 5 % (в 1991) до 14,5 %, а инвестиционный – с 14,9 до 39,7 %. Сельхозпроизводство сократилось на 9.4 %, промышленное – на 18.0 %, грузооборот транспорта – на 13,9 %, а реальные доходы населения – почти вдвое, на 47,5 %.

Наша страна как великое государство перестала существовать, исчезла из глобальной конкуренции, что ввергло народ в пучину чудовищных бедствий, но стало стратегической победой США.

Непосредственным исполнителем и пропагандистом этого чудовищного катаклизма стал Гайдар, – и неприятие его фигуры стало в России почти всеобщим. Соответственно, на Западе на него только не молились.