26

Майорановый мед (Teucrium marum)

Обладает характерным насыщенным терпким ароматом, это мед гармонии и порядка.

Производится преимущественно на Сардинии, вбирает силу этой земли.

Помогает сбившемуся с пути вернуться.

Янтарного цвета. Различного вида кристаллизации.

Анжелика одну за другой приподнимала рамки: подцепляла краешек с помощью небольшой стамески, и проворным движением доставала их вместе с содержимым. Сколько лет прошло с того момента, как она впервые проделывала это, а каждый раз событие было волнительным и особенным. Перед началом сбора меда ее всегда мучило ожидание и переполнял восторг. Все было уже готово, но впереди оставалась неизвестность, исполненная надежд и грез.

Старик Мигель, человек, который подарил ей эту стамеску, не пускался тогда в пространные дискуссии – просто вложил ее девушке в ладонь и показал, как ею пользоваться. Анжелика навсегда запомнила, каким грузом она легла ей на руку, какая она прочная. Но больше всего запомнилась, как она была тогда поражена. Мигель смастерил эту стамеску, подогнав в точности под ее руку.

Анжелика работала до тех пор, пока не убедилась, что в каждом улье установлена новая рамка для меда. Она провела рукой по лбу и, взглянув на небо, поняла, что надо поторапливаться. Небо блестело, словно море, но было кобальтового цвета. Вот-вот станет невыносимо жарко, и пчелы вернутся в ульи, чтобы спрятаться. Тогда работать будет уже невозможно.

Эвкалиптовый мед, великолепный урожай. До этого был мед из асфоделей, затем чертополоховый. Пчелы произвели даже немного маквисового меда. А на следующую весну Анжелика запланировала перенести ульи поближе к кустам розмарина.

Мед стекал у нее по пальцам, соты были настолько переполнены, что вся стамеска тоже была в меду. Анжелика оставила ее на одном из ящиков и позвала пчел. Когда пчелы опустились на Анжелику, она улыбнулась.

С того момента, как она им пела в последний раз, все встало на свои места. Ее отношения с Николой больше не были натянутыми. С тех пор как они обнаружили дерево Яи и колонию пчел, она чувствовала себя привязанной к нему сильнее прежнего. Но кое-что продолжало беспокоить ее: она больше ничего не слышала об Анне. Она задумалась, чем девочка могла заниматься в тот момент. Джузеппе не принял предложения Анжелики. И дня не проходило, чтобы она не спросила себя, как поживает малышка и правда ли, будто деньги от наследства нужны были на лечение Анны, как сказала Мирта.

Анжелика не верила, что Анна больна. Как сказала Мемма, до аварии, в которую Анна попала вместе с мамой, девочка разговаривала. Она могла говорить, просто не хотела. Если не считать ее немоту, девчушка была абсолютно нормальной. Умненькая, ловкая, хватала все налету. Анжелика вздохнула. Она решила, что даст Джузеппе еще несколько дней, а затем вернется к уговорам. Она все еще ждала его и знала, что он в деревне. Так ей сказала Александра.

После того первого собрания Анжелика встречалась с девушками каждую неделю. К ее величайшему удивлению, к этим собраниям присоединились Пина и Лилия. Обе женщины уже работали у Анжелики на постоянной основе. Они взялись за упаковку меда. Целые ряды цветных баночек с изображенными на них амариллисами разнообразных оттенков скапливались на крыльце у Анжелики, потому что Пина была не просто необыкновенной художницей, но еще и невероятно щедрой. Она дарила ей бесчисленные подарки, которые не просто стали украшением дома, но и подтолкнули Анжелику заняться цветами. Обе женщины были счастливы. Анжелика уже и забыла, какое удовлетворение приносит забота о растениях, когда ты наблюдаешь, как они увядают и как потом распускаются первые бутоны. Она чувствовала, что таким способом цветы разговаривают с ней.

Идея создать консорциум, что-то наподобие женского кооператива, реализовывалась. Женщины придумали название «Золотая нить» в честь тонкой золотистой ткани – виссона. Эта драгоценная, редчайшая ткань древности была прекрасной метафорой уз солидарности и поддержки, объединяющих этих женщин.

Название консорциума родилось однажды вечером во время очередной встречи, когда они все заслушивались мудрейшими, чарующими словами Кьяры Виго, последней мастерицы по работе с виссоном во всем Сант-Антиоко. Золотая нить, которую никто не может купить, потому что ее нет в продаже. Золотая нить – это дар моря, она выделялась моллюсками Пинна Нобилис, которые плели ее, чтобы та удерживала их на дне. Затем эти нити собирали, вычесывали и обрабатывали. Все это требовало терпеливого труда женщины, последней хранительницей этого искусства, уходящего корнями в далекое загадочное прошлое, в легенды о финикийских принцессах, которые преподнесли первые дары своим сардским служанкам.

Кьяра продолжала рассказывать старинные легенды и показывать свое ремесло. Магические слова слетали с ее губ, а черные волосы ниспадали на покатые плечи, глаза сосредоточенны, а пальцы ловки.

Встретиться с этой женщиной значило для Анжелики расширить свое сознание, познать новые смыслы.

Анжелика вернулась домой и посмотрела на телефон – вдруг Никола звонил ей. Она скучала по нему. Наверное, нужно было переступить через гордость и набрать первой. Но в глубине ее мучала какая-то пустота, затаенная боль и тревога, способная обесцветить даже самые прекрасные вещи. Звонок колокольчика вернул ее к реальности.

– Скорее всего, Александра, – сказала она Лоренцо, который тут же вскочил с места. Анжелика открыла калитку и входную дверь. Когда пес бросился во двор, Анжелика проводила его взглядом и разулыбалась. Лоренцо обожал эту женщину. Спустя мгновение слова у нее застыли на языке.

– Клянусь, ты вырос еще больше. Чем ты таким кормишь эту собаку?

– Мама?

Мария велела Лоренцо сесть, а затем взглянула на Анжелику.

– Привет, доченька. Мне можно войти?

Анжелика не ответила, но когда мама протянула ей руки, чтобы обнять, тут же бросилась ей навстречу.

– Как же я по тебе соскучилась.

– Я тоже, радость моя. У тебя все в порядке?

Анжелика выдавила из себя улыбку.

– Даже не знаю, что сказать.

Мария осмотрелась: арки из камня и кирпича, которые поддерживали высоченную деревянную крышу, на стенах – картины и гобелены, разная мебель и выбеленный пол. Но когда она перевела взгляд на Анжелику, губы у нее задрожали.

Тишина, повисшая между ними, стала тяжелой. Обе чувствовали себя словно на ринге и не могли начать разговор, которого очень долго ждали и одинаково сильно боялись.

– Что скажешь, может, выпьем кофе?

Мария первая прервала неловкое молчание.

Анжелика согласилась. В доме все еще царил беспорядок, но Мария не стала озвучивать мысли, а просто сняла жакет и принялась расставлять чашечки на подносе. Мед, молоко, печенье. Она двигалась проворно и очень четко, она прекрасно знала, где что находится. Анжелика, сложив руки под подбородком, следила за каждым движением матери. Когда аромат кофе распространился по дому, Мария налила дочери чашечку. Они пили кофе в тишине. Время от времени Мария поднимала взгляд, и Анжелика ощущала, как испытующе смотрят на нее эти черные глаза. Она хотела бы поговорить с ней и о многом спросить, но никак не могла подобрать слов. Когда они закончили пить кофе, Мария убрала чашки со стола. Затем открыла кран, перемыла всю посуду и снова села перед Анжеликой.

– Когда я впервые увидела Маргариту, мне было тринадцать лет. Она открыла мне дверь этого дома, как и ты только что. – Мария ненадолго замолчала, набрала воздуха полную грудь и улыбнулась. – Она взяла меня с собой. Я была совсем одна на целом свете. Спустя годы она сказала мне, что поступила так, потому что я была само воплощение голода. Это был удар по всему тому, во что она верила.

– Я не знала, что вы были знакомы так давно.

Мария сложила ладони вместе и переплела пальцы.

– Спустя год я сбежала. Так продолжалось какое-то время. Она всегда принимала меня обратно. Каждый раз встречала меня с той же улыбкой… – У Марии задрожал голос, и она отвела взгляд. Затем откашлялась и продолжила рассказ. – Ее улыбка, – повторила она, – улыбка всегда была особенной. Многие люди умеют улыбаться и при этом врать. Но только не она. Она говорила ровно то, что думала, и это читалось даже в ее взгляде. Она была так слеплена.

Анжелика вытерла слезы, что выступили на глазах.

– Поплачь, доченька. Поплачь. Маргарита была такой женщиной, что она заслужила твоих слез.

– Ты же терпеть ее не могла, – прошептала Анжелика на удивление спокойно. Исчез ее типичный обвинительный тон.

Мария взглянула на дочь своими огромными, лучистыми глазами.

– Я ее ненавидела.

Вдали виднелась прозрачная гладь моря. Никола, натягивая тросы, чувствовал, как вибрация от двигателя поднимается вверх по его ногам. Он закрепил трос и побежал устанавливать парус. Затем сбросил с ног ботинки и стянул с себя майку. Ветер хлестал его по лицу, неся с собой букет ароматов. Море, ветер, соленый воздух, рыба и раскаленная земля. Он сощурился и, завершив маневры, впервые бросил взгляд на землю. Там, за высоким мысом, был дом Маргариты. А в нем – Анжелика. Он обернулся. Он удалялся, но ему казалось, что тяжесть в груди все росла.

– Что за черт!

Эти слова вырвались у него сами собой, когда неожиданно налетел ветер. Никола бросился к мачте и опустил парус, а затем вернулся на корму. Через час перед ним вырисовался остров. Ветер принес с собой влажность, и солнце выглянуло из-за туч. Солнечные лучи касались капель воды, отчего на водной глади появлялись яркие блики. Эффект был невероятным.

Зачарованный этим зрелищем, Никола позабыл обо всем остальном. Но именно тогда в мгновение ока он кое-что заметил: с ним уже однажды такое случалось. Когда он был еще совсем ребенком, а вместе с ним рядом с островом Пиана была Анжелика.

Это воспоминание раздосадовало его и разозлило. Почему, черт побери, ему никак не удается выкинуть эту женщину из головы?

Насколько было бы удобнее, будь он, как все эти люди, что врут сами себе. В тот момент ему было бы удобнее отрицать очевидное. Он мог бы спокойно оставить ее и забыть. Женщины никогда не были для него проблемой: достаточно взять телефон и набрать чей-нибудь номер.

Но как только на Николу нахлынули воспоминания, у него мурашки побежали по телу. Конечно, он мог бы так поступить. Он волен делать что пожелает. Но дело было совсем в другом: станет ли ему лучше после этого? Он потер лицо обеими руками. Ответ был очевиден.

Никола схватился обеими руками за перила, прекрасно понимая, что он никогда этого не сделает. Назад в прошлое дороги нет. Сколь невыносимым не казалось ему будущее без Анжелики. Рано или поздно его чувства встанут на свои места, подумал он. Ему нужно было просто решиться на этот шаг и понять, как лучше это сделать.

И он понял. Он наклонил голову и рассмеялся. Чувства к ней засели в нем так глубоко, что стали единственной вещью в жизни, в которой он был уверен.

Но было и еще кое-что. Он поговорил с братом.

– Не начинай, Никола. Я не стану снова переносить строительство из-за этого дерьмового дерева и четырех камней, выложенных в форме креста. И мне плевать, что это останки древней цивилизации – нурагийской, доисторической или инопланетной. Не лезь в бутылку. Мое терпение уже на пределе.

Клаудио был неумолим и ни за что на свете не хотел снова менять планы. Если Клаудио выстроит туристический комплекс у источника, если срубит то дерево или даже просто повредит его, Анжелика возненавидит его всеми фибрами души.

– Я ее ненавидела…

Как можно было возненавидеть того, кто сделал тебе столько добра? Слова матери пульсировали у нее в голове. Причиняли ей боль, рубили на части.

– Почему? – Анжелика хотела знать, хотела разобраться.

Мария огляделась, но ничто в этих стенах не могло ей помочь, больше не могло. Она знала, что ей нужно делать, это был вопрос справедливости. Мария многим была обязана своей дочери, но еще большим – Маргарите. Она много думала об этом во время своего долгого путешествия на Сардинию и даже отрепетировала речь. Но ей нужно было время, чтобы набраться смелости. Мария взглянула на Анжелику, вытянула вперед руку. Но рука соскользнула обратно, Мария подхватила ее второй рукой и сжала.

– Я была такой же, как ты. Одинокой пчелой.

Анжелика вздернула брови от неожиданности и положила обе ладони на скатерть.

– Что ты хочешь сказать?

– Дай мне договорить. Не перебивай. – Мария снова заговорила властным тоном и ледяным взглядом буравила дочь. – Покинутость – это дочь боли. Мы предаемся одиночеству, когда у нас не остается ни капли надежды, потому что это единственный выход, который мы знаем. Осознание и никаких ожиданий. Как следствие – и никаких разочарований. – Мария на мгновение замолчала и посмотрела на реакцию Анжелики. Но увидев, что дочь помрачнела, погладила ее по руке. Просто мимолетный жест, но Мария тут же снова предпочла дистанцироваться. – Маргарита не поддерживала мой выбор. Понадобилось какое-то время, но каждый раз благодаря ей мое желание быть в одиночестве уменьшалось, и на его место приходили новые идеи, убеждения и надежды. Маргарита была уверена, что во всем есть красота, а чтобы разглядеть ее, нужно каждый день работать над этим. Она говорила, что именно так она нашла нас. – Мария вздохнула, и легкая улыбка заиграла на ее лице. – Она заставляла меня записывать на листочке все прекрасные события, которые происходили со мной за день. Маргарита была неумолима. И знаешь еще что, Анжелика? – глаза Марии заблестели. – Она ведь была права, – прошептала женщина. – В один прекрасный день мне все представилось в ярких, живых, насыщенных красках. Именно тогда я и встретила твоего отца.

– Ты была очень молода?

– Радость моя, посмотри на меня. Я всегда была такой, как сейчас. Старухой.

Анжелике с трудом удалось остаться на месте, она внимательно вглядывалась в лицо матери, покрытое сеткой мелких морщин. Ей показалось, что каждая из них таит в себе какой-то секрет. И что теперь Мария решила раскрыть эти тайны.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что старость – не вопрос биологического возраста. Стариками становятся всякий раз, как разбиваются сердца, когда кто-то лишает тебя чести, когда ты теряешь надежду. В дом к Маргарите меня привел голод. Ходили слухи, что здесь живет женщина, которая помогает девочкам. У меня не было выбора.

– У тебя не было семьи?

Взгляд Марии ожесточился, губы задрожали.

– Нет, у меня никого не было.

– Судя по твоим словам, ты была счастлива с Яей.

Анжелика вздрогнула, заметив пронзительный взгляд матери. Ее глаза превратились в две бездонные дыры, переполненные отчаянием.

– Это счастье было измерено болью, запомни. Когда ты появилась на свет, я думала, что умру от счастья. А твой отец… он показал мне, насколько мир прост и великолепен. Мы мало что имели, но в то же время не испытывали ни в чем недостатка. Маргарита научила меня заботиться о пчелах, ткать и окрашивать ткань. Я знала все секреты, умела придавать самые разные оттенки тканям и вышивкам. А он ловил рыбу, море было очень щедрым. Мы даже представить себе не могли, что когда-нибудь оно заставит платить по счетам и унесет его с собой. Ведь даже лодку так и не нашли. – Ее голос ослаб, казалось, что он улетел вместе с воспоминанием. – Маргарита заботилась обо мне, о нас. Отдавала всю себя, лишь бы помочь нам: оплачивала все покупки, выделила нам отдельный дом на холме. Она поссорилась с твоим дедом. Я никогда раньше не слышала всех тех слов, что она высказывала им, когда они выгоняли нас из дома. Ужасные, мрачные вещи.

– И все же я не понимаю, почему ты так к ней относилась?

– Конечно, тебе и не понять. Я очень надеюсь, что жизнь благосклонна к тебе, доченька, и что какие-то вещи тебе не суждено познать.

Анжелика была в растерянности. Еще недавно ей казалось, что она улавливает то, о чем говорит мать. Но затем поняла, что слова словно приобретали иное значение и расплетались в ее сознании на десятки отдельных нитей.

Мария продолжила рассказ.

После смерти мужа Мария поклялась, что вся ее судьба и судьба дочери будет впредь только в ее руках. Она умела ткать, вышивать и знала уйму старинных секретов. Но ее душа напоминала разлетевшийся по ветру песок, сухой и сыпучий. На станке у нее не выходило ничего стоящего, поэтому она продала его. А потом, однажды вечером, в порыве отчаяния она снова сотворила то, что с детства дала себе слова никогда больше не повторять. Она продала себя.

Никто ее на это не толкал, только лишь необходимость сберечь дочь в тепле и безопасности. Это продолжалось всего несколько месяцев, и вскоре она решила найти другой способ заработка. Мария соглашалась на все подряд, на самый унизительный, порой рабский, труд. На любую работу, которая позволила бы прокормить дочь, но которая требовала длительного отсутствия. Анжелике приходилось оставаться одной. Мария всегда строго настрого наказывала ей не приближаться к Маргарите. Тогда и произошел тот случай, когда Анжелика упала со скалы.

– У тебя есть все основания ненавидеть меня.

– Нет, мама. У меня и в мыслях никогда не было тебя ненавидеть.

Мария отвела взгляд, и он стал блуждать по окружающим ее предметам. У нее снова прорезался голос, монотонный и отстраненный.

– Если твой отец воплощал собой страсть, молодой дух, бег по пляжу и смех, то Дженнаро стал опорой, образцом умиротворения и нежности. Все думают, что я вышла за него ради тебя, и они правы. Но при этом они не в курсе, что когда я приняла его предложение, я и правда его любила. И за это я должна быть благодарна Маргарите.

– В каком смысле?

– Это она отправила меня в дом Дженнаро. – Мария окинула Анжелику взглядом, а затем обратила внимание на фотографии, выставленные на старом ларе. – Ты их сохранила, – произнесла она. – Все осталось, как тогда. Ты ничего не поменяла.

Анжелика промолчала, она и слова вымолвить не могла. Слезы катились одна за другой, так что казалось, будто они уже вымостили себе на ее коже борозду.

– Не плачь, доченька. Я приехала не для того, чтобы смотреть, как ты грустишь. И не для того, чтобы тебе стало хуже из-за меня.

– Тогда зачем ты приехала, мама?

Мария уставилась на дочь, затем протянула ей руки, нащупав руки Анжелики. Сжала их со всей мочи и поднялась на ноги.

– Чтобы ты простила меня, потому что без твоего прощения я даже вздохнуть полной грудью не могу.

Мемма постучала в дверь. Никто не торопился открывать ей, и она вошла сама.

– Анжелика, а вот и я! – воскликнула она и, как обычно, тяжело ступая, вошла на кухню. – Вот это да, Мария? Когда это ты приехала?

– Привет, Мемма, как поживаешь?

Женщины смотрели друг другу в глаза, и на их лицах отчетливо выражалось то мнение, что они имели друг о друге.

– Прошу тебя… – пробормотала Анжелика и потерла глаза пальцами.

Мемма подошла поближе и постучала ладонью ей по плечу.

– На, возьми, протри лицо. У нас с тобой куча дел. А слезы оставь на потом, когда найдется на это время. Сейчас нам нужно готовиться.

– К чему?

– На следующей неделе праздник в честь святого покровителя острова. Я уже поговорила с Сильвией, Александрой и с этой милой чужачкой Сарой. Переговорила даже с мэром, и мэрия выделила нам место. Мы организуем праздник урожая.