Глава 32

Сон, из которого меня так внезапно выдернул Захар, сначала вылетел у меня из головы с перепугу. Практически принудительный оргазм развеял страх и от наваждения, и от той дикости, что моему любовнику прекрасно известно о том, что происходит в нем. Но чем дальше, тем настойчивей ощущения из него возвращались, окутывая мое сознание, как туча… ну или плотный туман. Болтая по строгому требованию моего котоволчары, я вроде отвлекалась от них, но скоро даже его окрики не могли заставить меня сосредоточиться на том, что говорю. Начинала про то, как раз едва не утонула после сильной грозы, когда пасла огромное стадо наших гусей-подростков. Полезла спасать этих дурней из вмиг поднявшейся и взбесившейся речки, в итоге все равно была бита – двоих-то потеряла. Про то, как однажды по зиме с пацанами пару недель строили самую настоящую крепость из снежных кирпичей, поливая для надежности каждый ряд водой, а отец с дядькой Федором, Савкиным отчимом, расстреляли ее из дробовиков, когда наткнулись по пьяни. Им это показалось весельем, типа, реальные полевые испытания прочности. Потом еще про что-то – черта с два уже вспомню. Но все время теряла мысль – пережитый во сне испуг от того, что я почувствовала себя уже совсем-совсем на грани чего-то разрушительного, вроде падения с обрыва, превращал все в разуме в какой-то сумбур.

– Кукляха, а есть среди твоих рассказов хоть один такой, что не вызовет у меня неотвратимое желание причинить этому Марату Батоеву повреждения, несовместимые с жизнью? – прорычал Захар и помахал ладонью у меня перед лицом. – Не зависай, слышишь? Говори со мной и не смей ковыряться сейчас в себе. Совсем немного осталось.

Я действительно поймала себя на том, что замолкла, бездумно уставившись в лобовое стекло и кусая истерзанные им недавно губы. Машину трясло сильнее – очевидно, мы свернули уже с трассы, но не это вдруг захватило мое внимание. Я сцапала руку Захара, которую он собирался вернуть на руль, и прижалась к ней носом, пораженная тем ароматом, что неожиданно уловила от его кожи.

– Аяна! – строго одернул меня волкокот, но мне не было до этого дела.

Сдвинув манжет рубашки, потерлась о внутреннюю сторону его запястья щекой, продолжая внюхиваться в этот запах, от которого я уплывала, будто словив реальную дозу кайфа.

– Детка, на меня посмотри! – приказал он отрывисто и все же отнял руку, за которую я цеплялась. – Аяна!

– Я смотрю! – Дурацкая похотливая улыбка сама собой лезла на лицо. Посмотрите, какой строгий и пугающий еще не так давно до икоты мужик тут у нас. Не красавчик приторный, конечно, но посмотреть есть на что. Особенно на рот его и кисти рук. Ох, что же он ими вытворять умеет!

– Аяна! – Новый одергивающий крик почему-то прямо над моим ухом. Ах, да это я каким-то чудным образом притянулась физиономией в его шею, над воротом рубашки, соплю и даже пробую на вкус чуть солоноватый, но такой м-мм… – Ты меня реально добьешь, девчонка!

– С чего вдруг мне так нравится тебя нюхать? – тряхнула я головой, ненадолго отлепляясь от него.

– С того, что я лучшее, что с тобой могло случиться в подобный момент.

– Ты обещал мне рассказать! – Мне захотелось себе врезать. Что со мной творится-то?

– Уже почти на месте, Аяна.

Прикрыв себе нос ладонью, я заставила себя сесть нормально и смотреть в окно, за которым только и мелькали деревья. Которые я, кстати, прекрасно могла различить, невзирая на безлунную темнейшую ночь снаружи. И мои обычные минус три, вообще-то. Прижавшись к стеклу, я поморгала на всякий случай. Так и есть. Я видела все с такой отчетливостью, какой и линзы с очками никогда не давали, да плюс еще и обзавелась явно опцией ночного зрения, или как там это зовется.

– Бля, я какая-то инопланетянка? – пробормотала себе под нос, снова начиная проваливаться в пучину страха.

– Нет, ты вполне себе землянка, – фыркнул Захар. – Приехали уже, слава богу. Готовься выгружаться!

Впереди действительно показался угол большого деревянного сруба, и, еще даже не подъехав полностью, мой любовник принялся сигналить. Манеры у него супер, как посмотрю. Ночь так-то, а он сто пудов всех живых и неглухих в округе перебудил.

Когда мы подкатили к крыльцу, на него выскочил взъерошенный белобрысый паренек лет восемнадцати, причем голый по пояс и босой.

– Нам дом для первого оборота. Срочно! – скомандовал Захар, и тот кивнул, сорвавшись с места, и меньше чем через минуту подскочил к окну машины, протягивая брелок с ключами.

– Прямо по этой дороге, метров пятьсот. Третье строение по счету, – указал он, наклоняясь и, похоже, тоже принюхиваясь. – В холодильнике есть запас на первое время, но раз вас двое, готовы подвести еще по вашему звонку.

– Не смей! – рявкнул вмиг вышедший из себя волкокот, грубо ткнув пальцем в нос парню. – И никому ни слова. Я заплачу.

Мы рванули с места, окатив беднягу целым душем из взлетевшего из-под колес снега.

– Ты, как погляжу, тот еще милаха, – поддела я, незаметно исследуя отголосок запаха парня, что добрался до меня. Тоже какой-то любопытный, но ни в какое сравнение с захаровым не шел.

Окно в машине так и осталось открытым, и поток ледяного воздуха пробирал до костей, заодно и позволяя мне чуток удерживаться в рамках адекватности.

– Не хрен принюхиваться к моему, – огрызнулся златоглазый демон. – И ты тоже сейчас это прекрати! Не беси меня! Время неподходящее, плохо кончится.

Ладно, видимо, незаметно было только для меня, он разом срисовал.

– Для меня?

– Для этого оборзевшего щенка.

Он резко затормозил, практически оббежал машину, мгновенно оказываясь перед моей дверью и распахивая ее.

– Идем-идем, кукла! – скомандовал он, выволакивая меня наружу под локоть, и потащил к дверям одноэтажного приземистого коттеджа довольно мрачного вида.

– Каземат какой-то, блин, – прошептала, успев вскользь окинуть эту натуральную тюрьму взглядом.

Бревна стен толстенные, я бы не обхватила, и окошки при этом крошечные, чуть ли не бойницы, да еще и с мощными решетками.

– Так и надо, – буркнул Захар, отпирая аж три замка и затягивая меня внутрь.

Включил свет и, пока я щурилась, запер нас обратно, еще и задвинул монструазного вида два засова.

– Что-то мне окончательно ссыкотно стало, – прокомментировала я его действия. – А вещи ты забрать не хочешь?

– Они нам не нужны пока будут.

– Офигеть. – Судя по всему, мое терпение совсем кончилось, и в единую секунду стало потряхивать от всего и сразу: от страха, злости, возбуждения. – Время откровений наконец пришло, надеюсь.

– Да. Раздевайся, – сверкнул на меня медовыми глазищами с отчетливо читаемым вожделением приказал он и начал торопливо расстегивать рубашку.

– Сейчас? Ты, зараза, издеваешься? – тут же взвилась я и зашипела, ощутив волну прокатившейся от головы до пят той самой костевыворачивающей и нервораздирающей боли. – Ты обещал мне сказать, что со мной не так, а не трахнуть еще разок.

– С тобой все так, а трахаться мы будем много и часто, но не сейчас. – При этом сам расстегнул ремень и стянул штаны вместе с трусами, засветив своим полноценным стояком.

– Почему? – опешила я и замотала головой. Мигом стало жарко, а опьянявший до сих пор его собственный аромат достиг убийственной для меня концентрации, сделавшей что-то с моими коленями. – Твою же мать! Пофиг мне на трах, говорить ты со мной будешь?

– Не пофиг, и буду.

– Бесишь! – оскалилась я, отступая к стене и безуспешно отмахиваясь от его рук, принявшихся и за мои вещи. – Одетыми мы что, поговорить не могли?

– Тебе очень идет этот костюмчик. Жаль будет его испортить безвозвратно.

– Ты в себе? Причем здесь шмотки?

– Секунду. – Захар невозмутимо продолжил меня раздевать и опустился на колени, стягивая мои чулки, мимоходом оставив поцелуй-укус под моим пупком. – Ногу подними.

– Аяна Батоева, – произнес он с какой-то до усрачки пугающей торжественностью, поднимаясь и открывая еще одну тяжелую толстую дверь рядом со мной. – Твой биологический отец был оборотнем, ты сама полукровка и обернешься в волчицу буквально вот-вот.

Я бы в голос заржала. Ну а кто нет? Но вот то, что мы голые стали спускаться по узкой лестнице в какой-то подвал, ни черта не забавляло.

Бетонные стены, ни единого окна, монументального вида медный кран и примитивное лежбище – кроватью не назовешь – с набросанными тюфяками. Чистыми, но, похоже, набитыми соломой. Соломой! Я чуяла ее запах! Помимо многих других, почему-то посылающих на окраину моего сознания некие образы… отнюдь не людей. Как только мы сошли с последней ступеньки, Захар нажал на что-то на брелоке, и загудел какой-то механизм, пугая меня еще больше (хотя куда уж), и лестница стремительно сложилась, втягиваясь куда-то в потолок. Я оказалась в гребаной каменной яме с чокнутым маньяком, только что объявившим меня…

– Да обалдеть можно! Ты сам веришь в то, что сказал? – начиная натурально паниковать, я осмотрелась в поисках еще одного выхода. Ну или оружия. Чтобы треснуть его по башке, забрать брелок с пультом и свалить отсюда на хрен.

– Я знаю, что говорю, это не вопрос веры, кукляха. – Я отошла от него подальше, но куда тут уйдешь-то? Замкнутая каморка – три шага налево, столько же направо. – Кончай бродить. Ложись.

– Зачем? – прищурилась я недружелюбно.

– Затем, что я так понял, обращение подступает к тебе ближе всего во сне. Так что логично будет постараться уснуть, и, кто знает, вдруг ты проскочишь момент перехода почти безболезненно.

Чем дальше, тем чудеснее, как посмотрю.

– Логично обратиться к врачу по мозгам, а не спать, ожидая, когда я стану какой-то зверюгой, чему не бывать, потому как это в принципе невозможно! – вспылила я. – Оборотни – вымышленные персонажи, чтобы ты был в курсе!

Захар, словно испытывая меня на крепость, медленно подошел, зажав в одном углу. Вдавил почти до полного обездвиживания в прохладную шероховатую стену собой, нахально упершись в живот торчащим членом, и, склонившись, облизнул ушную раковину, вызывая знакомые шум и пустоту в голове.

– Я похож на плод твоих фантазий? – ухмыльнувшись, спросил он и выдохнул в увлажненную кожу, заставив вздрогнуть. – О таком партнере ты, выходит, грезила?

– Да хрена с два! – огрызнулась я, испытывая желание его кусануть за что достану, и тут до меня дошло. – То есть ты… такой же, как я?

– Оборотень – да, как ты – нет.

– В смысле?

– Ты – полукровка, дочь человеческой женщины и двуипостасного. Я – чистокровный метаморф, и у меня три ипостаси.

Главное прозвучало до противного самодовольно, напоминая мне о всех его «ты никто, никчемное создание» в начале.

– Это такой способ сказать, что я тебе ни как человек, ни как чудище неведомо не ровня? – раздраженно толкнула его в обнаженную грудь.

– Я этого не говорил.

– Говорил, неоднократно, но не суть сейчас. Если ты оборотень – докажи. Давай, обратись, или как там это у вас называется.

– Это плохая идея, – покачал он головой, сразу отступая.

– Ага, я так и знала, что ты мне тупо по ушам ездишь! – торжествующе ткнула я в него пальцем. – Чего добиваешься? Тебе на кой нужна я ненормальная?

– Ты не поняла. Я тебя хочу, – он бесстыдно указал на свое готовое к бою орудие, – очень-очень сильно хочу. И как человек, и тем более как зверь. Мой волк сейчас вообще на грани помешательства. Представь, что будет, если я отдам ему контроль, учитывая, что звери имеют свойство добиваться желаемого самым прямыми и незамысловатыми путями.

– То есть ты… блин, он меня домогаться начнет? – опешила я, действительно красочно рисуя в разуме себе эту непотребную картинку.

– Станет настойчиво ухаживать, – ухмыльнулся Захар, плюхаясь на тюфяк, и похлопал рядом с собой: – Иди ложись.

Все же мои мозги точно с каким-то серьезным изъяном, потому как от перспективы приставашек мохнатого монстра я умудрилась испытать сначала импульс острейшего возбуждения, обозвала себя конченой извращенкой за это, а потом пугающая зверюга в моем воображении каким-то непостижимым образом трансформировалась в мелкого склочного карликового Вольдемарчика, любимца тетки Анны, кобелька неизвестной породы, что вечно пытался трахнуть все и всех вокруг: от ее вышитых подушек и кошек до ног самой владелицы. За что она его любовненько обзывала «злыдень писюхатый». Последнее просто добило меня, и я в голос заржала и не могла остановиться несколько минут, пока до икоты не дошла. Утирая слезы, добралась до лежбища и завалилась на него спиной к сидящему Захару, продолжая то и дело сотрясаться от вновь подкатывающих волн идиотского веселья.

– Хм-мм… Чем бы ни была вызвана столь странная и бурная реакция, Аяна, я бы впредь не отказался слышать твой смех почаще, – прокомментировал котоволчара, вытягиваясь позади меня и подтягивая вплотную к себе.

– В общем так: этот подвал больше всего смахивает на логово маньячилы. Но меня ободряет то, что если бы ты хотел меня выпотрошить, как овцу, то мог сделать это сто раз раньше, не привозя сюда и не засветив перед свидетелями. Ну разве что у вас целая чертова секта маньяков-потрошителей…

– Аяна! Фантазия у тебя…

– Тш-ш-ш! Я закончу уж. Так вот. Сейчас я правда просто постараюсь уснуть, а когда проснусь и НЕ стану никакой зверюгой, ты признаешь, что все это полная чушь, отпустишь…

– Сразу нет! – прорычал Захар, поднимаясь на локте.

– Ладно, тогда ты хотя бы позволишь мне обратиться за медицинской помощью.

– В этом нет необходимости. Потому что ты обратишься. Я чувствую запах твоей волчицы так отчетливо, как будто она уже здесь.

– Да как скажешь, – фыркнула я, нарочно посильнее зажмуриваясь и приказывая себе не переваривать все это безумие, а просто спать.

Самое удивительное было как раз в том, что я действительно уснула почти моментально. Только пригрелась в опутавших меня цепких объятиях сбрендившего мужика – и провалилась в сон. А потом понеслось нечто адское. Меня опять корежило и ломало, причем и в забытьи, и когда вроде выныривала из него. Или мне только чудилось это. Все тело горело изнутри, как будто вместо костей у меня были спирали накаливания. Особенно пекло ступни, позвоночник от затылка до копчика, нос и челюсти и кисти рук. С трудом разлепив глаза, я поднесла к ним руки и заорала истошно, увидев, что они жутко деформировались и покрылись шерстью, которая тут же исчезла, словно втянувшись обратно в кожу, что меня окончательно добило.

– Прекрати, Аяна! – Захар схватил меня, попытавшуюся рвануть незнамо куда. – Не останавливай это! Не смей!

– Пошел ты! Что со мной?! Как ты это на хер делаешь?!

– Это не я, это ты! И ты должна позволить всему случиться!

– Нет-нет-нет, катись ты! Отпусти!

Я дралась. Кусалась. Лягалась. Царапалась. Он терпел, удерживал, продолжая нести всю эту свою «расслабься-позволь» херь.

Я внезапно возбудилась до умопомрачения и принялась целовать его и тереться, извиваясь всем телом. Захар, сволочь, отказал мне в близости, хотя могу поклясться, что его колотило не меньше моего. И все твердил свое ненавистное «сейчас не время, нельзя пока тратить силы, расслабься».

Я выдохлась. Уснула. Проснулась, и все пошло по тому же кругу. Я бесилась, плакала, скулила, кричала в ужасе, когда проклятая шерсть опять вылезала то там, то тут, вызывая дикий зуд на коже. Приставала к нему, уставала, сдавалась и снова отключалась. И так понятия не имею сколько раз.

Последний раз я пришла в себя от жуткого голода. Живот ревел иерихонской трубой, на тюфяке я находилась одна, лестница была опущена, Захара не видно, но я слышала его «бу-бу-бу» откуда-то сверху.

Села, переждала, пока гребаный подвал не перестал прикидываться каруселью, вращающейся вокруг меня, и медленно поковыляла наверх.

Котоволчара оказался прямо у входа в подземелье, будто знал, что я именно сейчас выползу. Подхватил на руки и понес куда-то. В ванную, оказывается. Но я слабо взбрыкнула. Пусть моя кожа и ощущалась противнее некуда после всего пролившегося с меня пота, но другая потребность была мощнее.

– Сначала поесть.

Захар прихватил из ванной полотенце, донес меня до небольшой, очень простенькой кухни и посадил на стул, укутал. Открыл холодильник и достал пластиковые контейнеры с едой. Я выхватила один из его рук и, открыв крышку, стала, давясь, есть, не разбирая, что это. Мясное что-то точно.

– Итак, я не обратилась, – с набитым ртом констатировала, как только смогла думать не только о заглатывании пищи.

– Нет, – мрачно ответил Захар.

– По мне так неплохо.

– На самом деле, Аяна, это очень плохо. Ты упрямо душишь свою волчицу, не позволяешь ей освободиться. Ты убиваешь часть себя этим, разве не понимаешь?

– А если она помрет, я выживу?

– Разве это жизнь?!

– И все же. Я буду жить, причем без вот этого вот странного дерьма, так? Буду нормальной.

– Бестолочь! – вспылил Захар. – Быть нормальной для кого-то из нас – это как раз ладить со своими зверем. Признавать его!

– Ну это как посмотреть. Я как раз ни капли нормальности не вижу в той невозможной фигне с обрастанием шерстью и горящими огнем костями. Если это однажды прекратится насовсем – да ради бога, я «за». Просто представлю, что ничего этого со мной не происходило, и буду жить себе спокойно.

– Дура. Рехнешься ведь.

– А ты, я смотрю, образец адекватности!

– Вся моя неадекватность связана с тобой.

– Ну правильно, я виновата, и так мне и надо! – вспыхнув мгновенно, я швырнула контейнер на стол, он звонко грюкнул, и только теперь я осознала, чем с такой жадностью напихивалась. Сырой фарш. Ну полный капец!

Сейчас стошнит. Меня просто обязано стошнить! Это же кошмар какой-то – слопать столько сырого мяса! Я прижала ладонь к животу, ожидая с секунды на секунду наступления неминуемых симптомов, но желудок не свело, зато снова стало жарко-больно-тесно в коже и что-то загрохотало. Кто-то колотил во входную дверь, словно намеревался снести ее к чертям.

– Спустись! – приказал мне Захар, сильно нахмурившись, и пошел открывать.