«Но глаза незрячие открывали мы…»
Уже после перипетий с фильмом Мир входящему, который в результате всех мытарств был все-таки отправлен на Венецианский фестиваль и получил там Золотую медаль – спецприз жюри, Алов и Наумов задумали экранизировать пьесу Михаила Булгакова Бег. Пробивать ее на экран было вдвойне трудно: пьеса, написанная в 1926–1928 годах, была запрещена накануне премьеры во МХАТе, пролежала до самой «оттепели», когда впервые появилась на сцене.
Михаил Ульянов в фильме Бег
Сценарий по пьесе (при близком участии Е. С. Булгаковой, вдовы писателя) делали сами постановщики. И по объективной необходимости при экранизации театральной пьесы вынести часть действия на натуру и, по-видимому, из соображений «проходимости», они педалировали батальную тему сценами масштабных сражений и побед Красной армии на Сиваше и Чонгаре в духе прежних историко-революционных полотен с поправкой на собственный режиссерский экспрессионизм. Баталии смотрелись все же чужеродным в сверкающей, яркой, цветистой ткани широкоформатного фильма-фантазии, фильма булгаковских снов о крахе «белой идеи», о конце белой армии, о фарсе и пронзительной ностальгии белой эмиграции.
Бег – что редко бывает – понравился и критике, и массовому зрителю, став одним из сокровищ отечественного кинофонда.
Главным успехом был исключительный по цельности и уровню ансамбль исполнителей, в котором блистали Людмила Савельева и Алексей Баталов – горестные потерянные российские интеллигенты на чужбине, Михаил Ульянов – в прошлом лихой бесшабашный рубака, кавалерийский генерал, далее парижский люмпен Чарнота, и Евгений Евстигнеев – лощеный, процветающий и гаденький помощник министра Корзухин. Работа каждого была прекрасна, но двое последних дали фильму сцену абсолютно эксклюзивную, уникальные минуты актерского кинематографа – карточный турнир двух «унесенных ветром» в обетованном Париже. «Это гиньоль, это клоунада, это балаган, это черт возьми что такое! – не стесняясь в выражениях восторга, писал солидный критик. – И зрители в кинотеатре аплодируют им… Это высшее проявление артистичности».
Бег, фильм Александра Алова и Владимира Наумова
Всем запомни лось, ка к 20 ноября 2002 года в Кремле, поздравляя М. А. Ульянова с 75-летием, президент России В. В. Путин, весело смеясь, вспоминал эту сцену и расспрашивал артиста, действительно ли он такой мастер карточной игры. Юбиляр признался, что играет (в карты!) плохо. Так снова засверкал через тридцать лет незабвенный, безотказный Чарнота…
Алов Александр Александрович
(1923–1983)
и Наумов Владимир Наумович
(р. 1927)
1955 – «Тревожная молодость»
1957 – «Павел Корчагин»
1959 – «Ветер»
1961 – «Мир входящему»
1962 – «Монета»
1966/1987 – «Скверный анекдот»
1970 – «Бег»
1977 – «Легенда о Тиле»
1980 – «Тегеран-43»
1984 – «Берег»
В. Н. Наумов
1985 – «Алов» (докум.)
1987 – «Выбор»
1989 – «Закон»
1990 – «Десять лет без права переписки»
1994 – «Белый праздник»
2001 – «Часы без стрелок» («Тайна Нардо»)
На трагедийную, сложнейшую роль белого генерала Хлудова, палача, раскаивающегося в своих деяниях, Алов и Наумов смело взяли безвестного актера небольшого сибирского театра Владислава Дворжецкого. Это было снайперское попадание. Возможно, сработал более всего типажный эффект, но образ получился впечатляющим, врезающимся в память: огромные, тоскливые, полубезумные глаза, непомерно высокий лоб, негнущаяся спина. Как это ни странно звучит, но в Хлудове виделся некий двойник Павла Корчагина, еще утрированный в исступленности, еще сильнее тронутый болезнью, на сей раз психической, – но, может быть, это двойничество и закономерно: безумцы-жертвы двух братоубийственных армий?
Всего несколько лет снимался Владислав Дворжецкий, скончался молодым, успев сыграть еще одну роковую судьбу – погибшего астронавта Бертона в Солярисе Тарковского, но его странный, пугающий лик остался в световом луче отечественного экрана.
Итак, стиль революционного ретро – плач, восторг, реквием.
Правда, еще в 1957-м возникает несколько иной аспект революционного героизма и иной ракурс в полемике с лакированными революционными лентами прошлого. Фильм Коммунист Юлия Райзмана, режиссера психологического склада, постановщика лирической Машеньки, противопоставляет надрывной исключительности экранного Павки Корчагина портрет рядового из рядовых, кладовщика на стройке Шатурской ГЭС Василия Губанова.
Это он командирован в Москву в Кремль к Ленину за… гвоздями. Никого: ни авторов, ни критику, ни публику – не удивляет специфичность хозяйства, где подсобным материалом для рядовой стройки должен заниматься сам вождь мирового пролетариата. Советские люди к такому привыкли, ведь проводились же пленумы ЦК КПСС, на которых речь шла об урожае моркови или о надоях молока! Но здесь удивительно человечным и новаторским казалось и то, что сам Ленин не мог помочь Губанову (гвоздей в Советской республике не было), а также то, что Ленин забыл командированного Губанова и в этом признавался, – раньше всеведущий вождь забыть кого-либо и что-либо никак не мог. Здесь – забывал. И был он в исполнении хорошего, мягкого артиста Бориса Смирнова благожелательным, улыбчивым, демократичным; такая трактовка Ленина – доброго советчика, простого и доступного «друга народа» утвердится в лениниане на весь период «оттепели» и на начало «застоя», пока не сменит его, уже ближе к 1980-м, клише Ленина резкого, жесткого, невоздержанного.
Рядовой революции Василий Губанов человечен. Его горестная, но глубокая и чистая любовь к чужой жене Анюте, раздирающая ему душу, его честность, скромность, порядочность и другие черты положительного героя, какими они традиционно передавались из поколения в поколение русского искусства, – вот чем сознательно и даже подчеркнуто награждают авторы своего Коммуниста.
Евгений Урбанский – идеальный герой
Разумеется, Коммунист – название декларативное, знаковое. Но героизация образа осуществляется такими «дополнениями», как великолепная, счастливо (увы, на слишком краткий срок!) обретенная для кино личность актера Евгения Урбанского (1932–1965). Богатырское сложение, идеально скульптурное, но с какой-то редкой особинкой красивое мужское лицо и широкая, располагающая улыбка, от которой освещаются и блестят веселые глаза, – таков портрет. Высоким драматизмом отличаются эпизоды, где прозаический завскладом превращается в некоего легендарного Антея, когда в одиночку рубит и валит вековые деревья – топливо для стройки, или трагедийная сцена гибели героя от рук подлых бандитов.
Блистательный дебют Урбанского в Коммунисте был скоро подкреплен несколькими его актерскими работами. Две из них – в фильмах Чухрая.
Евгений Урбанский в фильме Коммунист
В безногом инвалиде войны из Баллады о солдате, случайном встречном солдата Алеши Скворцова, Урбанский сыграл отчаяние человека, который ощущает себя выброшенным из жизни калекой и потому смертельно боится возвращения домой и встречи с женой-красавицей. Предельная скупость и экономность чувства, его концентрация в насыщенном подтексте и, наконец, сильнейший момент эпизода, когда, опершись на постылые и, как считает он, постыдные костыли, смотрит на жену взором глубоко виноватого подсудимого, ожидая приговора, – «четыре минуты истинного кино», – восхищенно написал об эпизоде критик.
Евгений Урбанский в фильме Баллада о солдате
В Чистом небе, третьей картине Чухрая, Урбанский, напротив, сыграл судьбу героя, летчика Астахова в ее длительности и развитии. Сначала эффектного, чуть самодовольного и легкомысленного красавца, «сталинского сокола», избранника фортуны. Потом нежного и смущенного влюбленного, готового играть в снежки со смешной девчонкой-поклонницей, еще не зная, что это его суженая. И – дальше – отверженного, с лицом, изуродованным шрамом, пьяного, готового поверить, что остракизм его, бывшего пленного, справедлив: лес рубят – щепки летят…
Все три роли, сыгранные Урбанским, благодаря гуманизму их содержания, а также уровню артистического исполнения, относятся к принципиальным и многообещающим удачам «оттепели». Урбанскому под силу была классика, Лев Толстой и Шекспир. Но роковая случайность на съемках очередного фильма прервала его жизнь – он погиб в тридцать три года.
Из-за непопулярного, чтобы не сказать – одиозного, для нового рубежа веков названия фильма Коммунист, жизненная история Василия Губанова и прекрасная работа Урбанского редко попадают даже в специальные исторические ретроспективы. А жаль! Это один из классичных, открытых и не привязанных к своему времени и теме персонажей революционного ретро «оттепели».
