Книга: Гиперборея: приключения идеи
Назад: Гиперборейцы в треухах
Дальше: Время белокурых бестий

Рождение

Арктической гипотезы

Поворот в гиперборейском вопросе произошел в связи с появлением в общественном сознании новой темы – поиска гипотетического северного континента.

Напомним основные события «одиссеи» этого концепта.

В 1569 г. увидела свет знаменитая навигационная карта фламандского картографа и географа Герарда Меркатора, при составлении которой фламандский ученый впервые применил равноугольную цилиндрическую проекцию, минимизирующую искажения и позволяющей изображать курс корабля прямой линией. Этой проекцией мы пользуемся по сей день.

Другим новшеством Меркатора было изображение на карте двух гипотетических полярных материков – Южного (Australis) и Северного. Последний представлял собой кольцо из четырех крупных островов, разделенных реками, текущими к центру – Северному полюсу. Сам полюс венчала громадная, до неба Черная скала, окруженная небольшим внутренним морем, втягивающим в себя арктические реки и все, что ни окажется в досягаемости.



Северный полярный материк на карте Герарда Меркатора (Дуйсбург, 1595).

На обращенном к российскому побережью «арктическому острову» надпись:

«Здесь живут пигмеи, ростом не более четырех футов, подобные тем, которых называли Screlingers в Гренландии»





Именно в это время в Англии обострился интерес к арктической экспансии. В 1577 г. придворный ученый и астролог королевы Елизаветы Джон Ди, годом ранее предпринявший трансатлантическое путешествие в поисках легендарного северного пути на Восток, обратился к Меркатору с просьбой поделиться источником сведений об полярном континенте. Джона Ди стремился обосновать законность исторических претензий английской короны на северный путь в Индию, а также земли вокруг него, по его версии, открытые либо же завоеванные англичанами. В подробном письме от 20 апреля 1577 г. Меркатор ответил, что его источником послужило сочинение францисканского монаха Якоба Кнойена. Тот, в свою очередь, ссылался на некоего священника из Оксфорда, который владел астролябией и совершил в 1360 г. плавание на Крайний Север, по его результатам составив для английского короля Эдуарда III труд под названием «Счастливое открытие, добровольно осуществленное от 54° вплоть до полюса» ("Inventio fortunata qui liber incipit a gradu 54 usque ad polumb"). Имени этого священника история не сохранила, но, по некоторым догадкам, речь идет об английском астрологе XIV в. Николасе из Линна.

Другой источник Кнойена имел название "Gestae Arthuri" («Деяния Артура»), иногда идентифицируемый с «Историей бриттов» Гальфрида Монмутского, в которой повествовалось о покорении королем Артуром Исландии и других островов на Крайнем Севере. Об Арктике там речь не шла ни в какой форме, но сообщалось об озере, которое, «словно бездна, поглощает во время прилива морские воды, но никогда не переполняется до того, чтобы выйти из берегов».

Указанная Меркатором книга не дошла до наших дней, однако его научная добросовестность подтверждается другими, более ранними источниками. Северная земля Меркатора не была фантазией и отсебятиной. Похожее изображение полярного континента содержалось уже на первом в мире глобусе Мартина Бехайма (1492 г.) – т. н. «Земном яблоке», а затем появилось на картах мира Яна Рюйша (1507 г.), Франческо Россели (1508 г.), Оронция Финеуса (1532 г.) и Абрахама Ортелия (1570 г.). Очевидно, что, прямо или косвенно, эти ученые были знакомы со «Счастливым открытием», а в легенде к карте Яна Рюйша даже приводится фрагмент этого произведения: «В книге "De inventione fortunata" можно прочитать, что у северного полюса возвышается высокая скала из магнитного камня окружностью в 33 немецкие мили. Ее омывает текучее янтарное море (mare sugenum), из которого вода там, как из сосуда, изливается вниз через отверстия. Вокруг расположено четыре острова, из коих два обитаемы».





Четыре громадных арктических острова на карте Абрахама Ортелия (Антверпен, 1570)





И все же в большинстве своем ученые современники отнеслись к гипотезе о северном материке с недоверием. Многие считали, что на картах этот материк помещался лишь по принципу «во-первых, это красиво!» – для «уравновешивания композиции». К середине XVII в. ледовитый континент «растаял» уже на большинстве карт. Его существованию не находилось доказательств, а ученые начали привыкать перепроверять каждый факт. Однако, исчезнув на картах, таинственная северная земля, Гиперборея, возродилась в умах гуманитариев – в связи с т. н. полярной (арктической) теорией, согласно которой прародину всех этносов и колыбель человеческой цивилизации следует искать в Арктике.

Исчезнув на географических картах, Гиперборея, возродилась в умах гуманитариев – в связи с т. н. полярной теорией, согласно которой колыбель человеческой цивилизации следует искать в Арктике.

Появление полярной теории связывают с именем астронома Жана Сильвена Байи. В своей пятитомной «Истории астрономии» (1775–1787 гг.) он утверждал, что все «открытия» древних ученых основываются на еще более ранних достижениях некоего неизвестного народа, обладавшего глубокими знаниями во всех областях науки. Против этого тезиса резко выступил Вольтер, что побудило Байи вступить с ним в переписку. В «Письмах о происхождении наук» (1777 г.) и «Письмах об Атлантиде Платона и о древней истории Азии» (1779 г.) он развивал положение об исчезнувшем народе, теперь уже настаивая на его, безусловно, северном происхождении. В этом его убеждали древние астрономические расчеты, которые соответствовали северным широтам, хотя сделаны были учеными Юга. Следы этого народа Байи обнаружил в истории, мифологии и языке самых разных этносов. Так, в Индии это – санскрит, «тот ученый язык, что был оставлен теми, кто говорил на нем с народом, который его более не разумеет».





Жан Сильвен Байи, убежденный, что колыбель человеческой цивилизации следует искать в Арктике





Начало же северной традиции, согласно Байи, следует искать в Атлантиде, о которой писал Платон со слов египтян. Его рассказы о вторжении в седой древности атлантов в Европу, о великих потрясениях, гневе богов и вселенской катастрофе, в результате которой отчизна могущественного и воинственного народа ушла под воду, многие воспринимают как басни, однако, согласно Байи, они вполне могут являться отголосками реальных событий. Равно как сообщения Диодора о том, что сыновья Атланта были предводителями многих народов, и свидетельства Санхониатона, древнейшего финикийского историка, у которого можно отыскать «почти все имена богов и предводителей атлантов: Урана, дающего свое имя Небу, берущего в жены свою сестру, ставшую впоследствии Землей; одного из сынов Урана, умерщвленного другим сыном; Меркурия, который изобрел буквы и письменность».

По Платону, родина атлантов располагалась на неком острове близ материка, сразу за Геркулесовыми столбами. Но что же это был за остров?

Байи последовательно отвергает все когда-либо высказанные версии относительно его месторасположения. Это не Америка, к моменту ее открытия Колумбом слишком бедная населением и не знающая мореплавания. И это явно не Канарские острова. Напрасны и попытки отождествить море за Геркулесовыми столбами с Красным морем: культ Солнца по Байи, не мог возникнуть в жарких краях, где солнца и так всегда в избытке. Неспроста и сами греки приписывали богу света Аполлону северное происхождение и связывали его в своих легендах с Гипербореей. Дотошно проанализировав историю гиперборейского вопроса в Древней Греции, Байи замечает, что «сии признания греков дорогого стоят: ведь истина, подобно свету, прорывается сквозь обступивший ее туман. Греки, желая все прибрать к своим рукам, перелицевали историю: все хоть немного славное должно было родиться у них. Им не было никакого резона [вести] сии истоки с Севера. Тут ложь, национальное тщеславие несостоятельны, греки правдивы, когда невольно пробалтываются».

В доказательство своего тезиса о заимствовании греками своей культуры и мифологии Байи приводит аргументы из области этнографии и языкознания, обращая внимание своего адресата на сходство обычаев греков и северных народов (например, финский праздник Юлу – в точности греческая Иолея) и разыскивая истоки греческих слов в северных наречиях (так, имя Геракла, олицетворяющего Солнце, якобы родственно шведским her («армия»), her-culle («полководец») и т. д.).

Северные народы вообще вызывают у Байи огромный интерес. Особое его внимание приковано к исчезнувшему народу чуди, который, как показывают раскопки, с древнейших времен обладал развитой металлургией и был миролюбив (что доказывается, по Байи, именно тем фактом, что этот народ был забыт: веками помнят лишь тех, кто причинил обиды).

На основе анализа текстов Платона Байи доказывает, что именно от гиперборейцев пришли в Грецию представления о загробной жизни и преисподней, а стало быть, и основополагающие для любой культуры представления о бессмертии души, смерти, воздаянии и справедливости.

Отдельно Байи касается проблемы гиперборейских даров, о которых писал еще Геродот (Hdt. IV 33). Как возможно, задается вопросом ученый, чтобы доставляемый на Делос с дальнего Севера урожай зерна не пропал по дороге? Ведь такая дорога заняла бы не меньше года. Все дело в том, рассуждает Байи, что сельскохозяйственные дары принимали от гиперборейцев не греки, а их дальние предки пеласги, в прежние времена бывшие соседями великого северного народа.

Северная колыбель цивилизации, Гиперборея, известна под многими именами. Это и Панхейя Эвгемера, и Базилея, и Осерикта, и Эликсоя, и платоновская Атлантида, и гомеровская Огигия. Ее жителей называли и атлантами, и дивами, и гигантами, но все это, безусловно, один народ. Но что же заставило их покинуть свои сказочные края и пуститься на поиски нового обиталища? Ответ Байи: перемена климата, вызванная «выдохшимся жаром Земли» в силу ее естественного старения. Выдвинувшись «с островов и берегов Ледовитого моря», гиперборейцы несли с собой не только войну и опустошение, но также и систему религиозных и моральных устоев, представления о металлургии, культ огня и начало наук. Они стали родоначальниками многих нынешних народов, а их благословенная родина осталась погребенной под толщей вековых льдов.

Согласно Байи, покинувшие свою арктическую родину гиперборейцы несли с собой не только войну и опустошение, но также и систему религиозных и моральных устоев, представления о металлургии, культ огня и начало наук.

Вполне возможно, что Байи продолжил бы свои разыскания, но вскоре его страну потрясли революционные события, в которых он принял самое деятельное участие, возглавив Национальную ассамблею, а затем став мэром Парижа. Конец его был трагичен: в 1793 г. он взошел на гильотину.

Почти на сто лет гиперборейский вопрос утратил актуальность. Практически весь XIX в. господствующей тенденцией в исторической науке был панориентализм: истоки цивилизации, языков, науки ученые были склонны искать на Востоке. Компаративные исследования в области религиоведения и истории философии, открытия в сфере лингвистики, прежде всего, санскритологии все больше убеждали сторонников гипотезы об ex oriente lux в их правоте. Один из них, знаменитый Фридрих Шлегель, изучая древнеиндийский эпос, нашел в нем множество упоминаний о Севере, воспринимаемом индийцами как наиболее сакральная часть света и древнеишии очаг культуры, однако решил, что речь идет лишь о северной стороне Гималаев. Соглашаясь, что далекий Север красив и даже способен к плодородию, Шлегель отказывался последовать примеру тех, кто поторопился посчитать «эти, некогда по-южному теплые, полярные земли Севера одним из древнейших, если даже не самым древним обиталищем рода человеческого», ведь «историческое предание с таким допущением несогласно, но преобладающим и решающим количеством свидетельств, оставленных большинством древнейших народов… указывает нам вести поиски в Средней Азии».

Вместе с тем, арктическая теория находила все больше сторонников в разных областях науки. О возможном существовании в эпоху от эоцена до миоцена изначального континента в высоких широтах писали, основываясь на данных арктической палеонтологии, британский биолог Альфред Уоллес и швейцарец Освальд Гер. К тому же заключению пришли на основе изучения арктических горных пород шведский геолог Нильс Норденшёльд и его британский коллега Джеймс Гейки, утверждавший, что «в пределах сравнительно недавнего геологического периода… широкая полоса земли… частями которой являлись Шпицберген и Новая Земля, скрылась под водой». Ряд палеоботаников и палеозоологов (Аса Грей, О. Гер, Джозеф Хукер,

Отто Кунце, Гастон де Сапорта, А. Р. Уоллес и др.) доказывали, что именно Крайний Север являлся колыбелью всех форм растительности и животных на планете. Антропологи и этнографы (Мориц Вагнер, Фридрих Мюллер, Г. де Сапорта) рассматривали арктический Север как центр зарождения человеческих рас, покинуть который люди были вынуждены вследствие катастрофических изменений климата.

В 1885 г. американский религиовед, ректор Бостонского университета Уильям Уоррен, суммировав доводы приверженцев арктической гипотезы, выпустил книгу «Найденный рай. Колыбель человечества на Северном полюсе» (в русском переводе – «Найденный рай на Северном полюсе»), в которой сделал вывод: «Сад Эдема, это первое прибежище человека, следует искать в ныне затопленной морем стране возле Северного полюса», где в доисторические времена царил мягкий и теплый, близкий к тропическому, климат. Естественнонаучные аргументы Уоррен подкреплял нужными фактами из области античной космологии и мифической географии. По его мнению, легенды всех древних народов содержат недвусмысленные указания на Северный полюс как прародину всех людей планеты. Таковы, в частности, кочующие сюжеты о «мировой горе», «пупе Земли» и «срединном древе», являющемся мифическим выражением идеи земной оси, венчающей «вершину мира».







Северный полюс – пуп Земли.

Илл. из книги Уильяма Уоррена «Найденный рай» (Бостон, 1885).

Внизу – эмблема ООН, утвержденная 20 октября 1947 г.





Небесной проекцией земной оси является Полярная звезда, в начале мира находившаяся, по представлениям большинства древних народов, в самом зените, что может наблюдаться лишь на Крайнем Севере. Этот казус Уоррен объясняет некритической рецепцией «послепотопным человечеством» древних знаний, оставленных их великими предками. Архетипична и поза молитвы у представителей самых разных культур, от ацтеков до греков и древних германцев – обращаясь к богам, они оборачивались лицом к северу и протягивали руки к звездным небесам, что может свидетельствовать об общей для всех народов концепции истинного места бога.

Принципиален для Уоррена тот факт, что история не является поступательным, линейно направленным движением человечества от дикого состояния к вершинам разума. Вступая в противоречие с просветительской парадигмой, Уоррен утверждает, что прогресс в истории обществ неизбежно сменяется деградацией – именно это демонстрирует пример древних греков, наследовавших высокоразвитой цивилизации Гипербореи, но даже близко не достигших ее высот и выродившихся даже в физическом отношении.

Прогресс в истории обществ, по Уоррену, неизбежно сменяется деградацией, что демонстрирует пример древних греков, наследовавших цивилизации Гипербореи, но даже близко не достигших ее высот.

Свою концепцию местонахождения рая, который лишь по недоразумению искали ранее где-то на Юге, в Малой Азии или Африке, Уоррен считает окончательной и более не нуждающейся в новых доказательствах. Он критикует своего предтечу Жана Байи, который «словно испугавшись собственного безрассудства», чересчур осторожничает в формулировках. Книга «Найденный рай» выдержала 10 изданий только при жизни автора. Не найдя новых подтверждений в области естественных наук, теория Уоррена, однако, снискала множество поклонников. Среди них оказался один из лидеров индийского национально-освободительного движения Бал Гангадхар Тилак, нашедший множество аргументов в пользу полярной теории в древних ведических и других сакральных текстах. Результатом его трудов стала книга «Арктическая родина в Ведах» (1903 г.).





Памятник Балу Гангадхару Тилаку в Калькутте





Анализируя священные книги, Тилак, как и ранее Уоррен, обратил внимание на то, что в них отражены реалии арктического региона – например, обращение звезд вокруг покоящейся в зените Полярной звезды. Это явление описывается в «Ригведе» с помощью метафоры колеса, вращающегося вокруг оси (X 89, 2–4). Напомним, что в Индии Полярная звезда наблюдается у самого горизонта, и значит, текст «Ригведы» мог появиться лишь в северных краях.

Анализируя священные книги, Тилак обратил внимание на то, что в них отражены реалии арктического региона – например, обращение звезд вокруг покоящейся в зените Полярной звезды.

Только в самых высоких широтах могло возникнуть и представление о шестимесячных дне и ночи, которое встречается в «Сурья Сиддханте» (XII67), в «Законах Ману» (I 67) и т. д. С северным сиянием, которое бывает лишь в Заполярье, Тилак отождествляет описываемое в «Махабхарате» сияние горы Меру – «царя всех гор», благодаря которому ночь не отличается от дня (III 161, 8-16). Центр всех вселенных, обитель Брахмы, «души сущего и творца всего, что движется и что неподвижно», гора Меру, локализуется в «Махабхарате» строго на Севере (III 160,12–16).





Танка на шелке, изображающая гору Меру – центр мира, опору шести небес (Тибет, XVIII в.)





Таким образом, Веды и другие древние тексты свидетельствуют о том, что прародина ариев находилась в Арктике, и что «после разрушений, причиненных этой родине наступлением последнего ледникового периода, арьи вынуждены были мигрировать к югу и расселиться сначала в северных частях Европы или на равнинах Центральной Азии в начале постледникового времени, то есть около 8000 г. до н. э.». Оттуда арии дошли и до Индии, сформировав там новую цивилизацию.

Назад: Гиперборейцы в треухах
Дальше: Время белокурых бестий